Константин Малофеев
Империя. Книга 1

На деньги, собиравшиеся как дань с союзников, строились роскошные храмы Акрополя, выплачивалось жалование должностным лицам и судьям, ставились на сцене произведения афинских трагиков и даже выплачивались субсидии малообеспеченным гражданам на посещение театра. Все это великолепие Золотого века Афин было достигнуто за счет эксплуатации других греческих полисов и заморских колоний. Сами афиняне отлично понимали, что их система насквозь коррумпирована и контролируется именно финансовой олигархией, влияние которой при Перикле достигло своего апогея. «Стоит кому-нибудь, кто располагает деньгами, обратиться к Совету или народу, и он добьется разрешения своего дела… Деньгами в Афинах добиваются многого и добивались бы еще большего, если бы еще больше было людей, готовых давать деньги»^[64], – подчеркивал автор «Афинской политии».

В этот период в Афинах расцвело ханаанское предпринимательство, кредитование торговых операций, появился целый слой профессиональных инвесторов. «Размещение средств с целью извлечения прибыли было фактом очевидным и практиковалось оно разными категориями лиц, от мелких ростовщиков до нуворишей, которые покупали рабов и отправляли их на работу в серебряные рудники в ожидании постоянного дохода от их оброка»^[65], – отмечает Дж. К. Дэвис.

Если наследником колониального могущества Тира на западе Средиземного моря стал единокровный ханаанский Карфаген, то на востоке – греческие Афины. При этом афинские олигархи отлично осознавали, что колониальные методы Афин – источник множества несправедливостей. Перикл говорил афинянам: «Ваше владычество подобно тирании, добиваться которой несправедливо, а отказаться от нее весьма опасно». Ему вторил кожевенный магнат Клеон, вставший во главе партии Перикла после смерти последнего: «Не забывайте, что ваше владычество над союзниками – это тирания, осуществляемая против воли ваших подданных, которые злоумышляют на вас»^[66].

Столкновение Спартанского царства и афинской олигархии было неизбежным. В 460–445 годах до Р.Х. шла Малая (Первая) Пелопоннесская война, вспыхнувшая тогда, когда еще не была закончена война с Персией. Она не принесла победы ни одной из сторон и закончилась тридцатилетним миром, который был нарушен 14 лет спустя, когда афиняне ввели разорительные санкции против пелопоннесского города Мегары. Санкционная война с главным экономическим центром Эллады показала соседям Афин, что если ничего не предпринимать, то вскоре все они окажутся в экономических заложниках афинской политики.

В 431 году до Р.Х. началась подорвавшая силы всей Греции великая Пелопоннесская война. Зная, что Афины ничего не могут противопоставить на суше непревзойденным спартанским воинам, Перикл эвакуировал жителей Аттики за мощные городские стены. Вскоре из-за чрезмерной скученности населения в Афинах началась эпидемия, которая унесла среди прочих и жизнь афинского лидера. После этих событий война шла еще десять лет с переменным успехом.

Окончательно афинян погубила экспедиция в Сицилию, которую они собирались захватить, одновременно ведя боевые действия со Спартой. Этот авантюрный план закончился полным провалом. Афиняне и в Греции начали терпеть поражение за поражением, а в самом городе воцарилась политическая вакханалия смены правительств.

Тем временем спартанцы установили прочный союз с Персидской Империей. Сатрапы западных провинций с благословения царя обильно снабжали спартанского командующего Лисандра деньгами и кораблями. И в 404 году до Р.Х. для Афин было все кончено. Они подписали капитуляцию. Гордые афиняне были вынуждены отказаться от флота, срыть длинные стены, тянувшиеся от самого города до порта Пирей, и распустить свою морскую державу. Таким образом, ханаанская модель государственного строительства привела Афины с их олигархической демократией к глубочайшему упадку.

В Греции наступил период безоговорочной гегемонии Спарты. Однако он был недолгим и не принес счастья самим спартанцам, так как нравы побежденных стали развращать спартанских наместников – гармостов. «Лакедемоняне предпочитали прежде жить в умеренности дома, среди своих, нежели, будучи гармостами в чужих городах, развращаться лестью… прежде боялись они быть изобличенными во владении золотом, а сейчас есть среди них и такие, которые хвастают своим имущественным достатком… а ныне знаю людей, считающихся первыми среди спартанских граждан, которые озабочены, чтобы никогда не перестать быть гармостами за рубежом. Заботились ранее спартанцы и о том, чтобы быть достойными первенства, теперь же всё больше стремятся властвовать, нежели быть достойными власти», – сокрушался Ксенофонт в «Лакедемонской политии».

Против спартанской власти начали вспыхивать одно восстание за другим. Главными их зачинщиками выступали Афины и Фивы, два греческих полиса, ранняя история которых неразрывно связана с ханаанейцами.

Однако на фоне раздиравшей Элладу смуты все большей популярностью начала пользоваться новая, панэллинская идея. Греков призывали объединиться ради того, чтобы завоевать саму Империю, отомстить персам за сожженные во время похода Ксеркса храмы, прославиться и обогатиться. То, что в этом нет ничего невозможного, показал «поход десяти тысяч» греческих наемников, описанный его участником – историком Ксенофонтом – в знаменитом сочинении «Анабасис» (греч. «восхождение»). Греки приняли участие в гражданской войне в самом центре Персидской Империи, одержали славные победы и вернулись назад через враждебные сатрапии Месопотамии, Сирии и Анатолии, потеряв всего 1400 человек из 10 000. Эллада убедилась в превосходстве своей военной организации и дисциплины, некогда созданной спартанцами, над персидской.

А вскоре у северных рубежей греческого мира, погрязшего в войнах и смутах, начало возвышаться государство, не бывшее эллинским по своему происхождению, но усвоившее эллинскую культуру и воинскую премудрость. Речь идет о Македонии царя Филиппа, сыну которого Александру было суждено основать новую Империю.

Цивилизатор. Империя Александра Македонского

Греко-персидские войны и итоговая победа персов привели к губительному для них самих результату. Под воздействием внешней агрессии эллины сумели сплотиться и стали в большей степени, чем раньше, мыслить себя единым народом, а не афинянами, спартанцами, коринфянами и так далее. И это новое греческое единство было крайне враждебным по отношению к «варварской» периферии, прежде всего – Империи Ахеменидов.

Именно греко-персидские войны стали катализатором для возникновения у греков панэллинской идеи и вытекавшего из нее стремления совершить военный поход на Восток. При этом лучшие греческие умы понимали, что из-за политического разобщения греческих полисов им необходима внешняя сила, которая сплотила бы их для осуществления этого плана.

Историк Э. Фролов полагал, что панэллинская идея, развившаяся в IV столетии до Р.Х. в настоящую доктрину, «включала в себя целый ряд характерных элементов отчасти патриотического, отчасти монархического свойства: требование установления мира и согласия между греками и организации совместными усилиями отпора вмешательству соседних варваров в греческие дела; желание перенести войну в Азию и решить больные проблемы Греции за счет Востока; наконец… намерение поручить исполнение этих больших „национальных” задач сильной авторитарной власти, будь то какая-либо из младших греческих тираний или македонская монархия»^[67].

Своей кульминации панэллинская идея достигает в речах афинского ритора Исократа. Будучи глубоким стариком, он с юной энергией адресует свои произведения напрямую царю Македонии Филиппу II, видя в нем наилучшую кандидатуру для объединителя Эллады и ее вождя. Оратор стремится направить острие будущего наступления объединенной Эллады под предводительством македонского правителя на державу Ахеменидов, призывая к колонизации Азии.

Исократ обещает Филиппу великую славу, если тот сумеет полностью «сокрушить это царство или по крайней мере захватить как можно больше земли и занять Азию… от Киликии до Синопы; кроме того, основать города на этой территории и поселить там тех, кто скитается теперь за неимением средств к жизни и вредит всем встречным»^[68].

И Филипп II, действительно, соответствует этому идеалу. Он приступает к реализации программы Исократа и, подчинив греков, противившихся объединению, создает в течение зимы 338–337 годов до Р.Х. Коринфскую лигу – общий греко-македонский союз, формально призванный защитить Элладу от внешнего врага и сохранить внутренний порядок, реинструмент для подготовки к войне с Персидским царством.

ФИЛИПП II

(359–336 гг. до Р.Х.)

Война не замедлила начаться, и лишь неожиданная гибель не позволила македонскому царю возглавить вторжение в Азию. Вместо Филиппа вождем единой греко-македонской армии, высадившейся в Малой Азии, стал его сын Александр.

Замысел предпринять поход на восток родился в лоне завоевательных устремлений эллинов и македонцев. Однако экспансионистская активность Коринфской лиги, равно как и все панэллинское движение в целом, не имели в своих истоках никакой имперской идеи. Современный биограф Александра Македонского И. Шифман считает вполне вероятным, что «уже в самом начале кампании Александр имел в виду овладеть Ахеменидской державой, стать царем Азии и, возможно, именно ее превратить в центр своего государства»^[69].

Учебники и популярные издания заняты историей побед, одержанных Александром на протяжении 334–328 годов до Р.Х. Да, за это время он разгромил державу Ахеменидов и принудил к покорности ее отдельные бунтующие сатрапии. Однако, как бы это ни звучало парадоксально, именно от поверженных персов победитель Александр перенял идею Империи.

Фактически Александр железной рукой воссоединил распадавшуюся Империю. Недаром исследователи иногда называют его «последним Ахеменидом». Александр не разрушил завоеванную державу: в основных чертах он сохранил ее государственный строй, как когда-то поступил персидский правитель Кир с покоренным Нововавилонским царством. Более того, несмотря на то что при формировании новой имперской военно-политической элиты Александр выдвинул на первое место эллинов и македонян, он не дал им полностью господствующего положения. Старая знать также получила свое место у кормила власти и в армии.

По сути, в Персидской Империи произошла смена династии, включение в состав элиты мощного греко-македонского элемента, что ознаменовало начало слияния западной, эллинской культуры с государственным опытом Востока. Александр целенаправленно разрушал культурные, политические и экономические барьеры между народами Империи, барьеры, во времена греко-персидских войн казавшиеся незыблемыми. Так, он женил 10 тысяч македонян на персиянках, сам взял в жены дочь персидского вельможи, а затем и двух царевен из династии Ахеменидов. Ему представлялось необходимым сформировать в новом имперском обществе значительную прослойку людей, которые будут иметь одновременно персидские и македонские корни, что послужило бы прочности державы.

Завершив походы и приступив к переустройству Империи, Александр успел сделать не столь уж много, но его реформы определили будущее Империи на века вперед.

Он оживил экономику, наладив массовый выпуск монеты по эллинским образцам из средств захваченной им казны персидских царей и одновременно лишил сатрапов права собственной, провинциальной чеканки, способствуя таким образом централизации державы.

Александр открыл ворота мощным колонизационным потокам из Эллады и Македонии. В огромных городах Империи стали бок о бок селиться эллины и представители местных народов. Греки принесли с собой свои обычаи и высокую культуру, с течением времени органично вобравшую в себя местные традиции. Таким образом, колонизация Азии принесла эллинам культурное доминирование на огромных территориях.

Современный историк С. Воробьев уверен в том, что «наибольшую выгоду для себя от существования Персидской империи получили все же греки. Конечно, имена Дария и последующих персидских правителей для них были неразрывно связаны с началом греко-персидских войн. Однако именно благодаря Персии стало возможным проникновение греков в отдаленные уголки Азии и появилась „греческая ойкумена”, в значительной степени совпадавшая с границами Персии». В то же время «греки внесли в идею империи нечто принципиально новое. С греками появляется идея цивилизаторской функции империи. Империя теперь несет завоеванным народам свой тип культуры. В наступившей эпохе эллинизма греческий язык становится языком образованной элиты, греческое образование и наука – эталоном и общепринятым образцом, а греческий тип города распространился на огромных пространствах от Атлантического океана до Инда»^[70].

Что касается различия между эллинами и македонянами, то оно было незначительным даже на языковом уровне и не играло никакой существенной роли. Греки являлись в большей степени народом торговли и культуры, тогда как македоняне – народом военным, более способным к имперскому строительству. Но в условиях Азии эта разница не имела серьезного значения: тут и первые, и вторые выступали в качестве единой цивилизаторской силы.

АЛЕКСАНДР МАКЕДОНСКИЙ

(336–323 гг. до Р.Х.)

Идея Александра Македонского о слиянии народов в рамках единой Империи не осуществилась: в процессе синтеза господствующей была эллинская этническая и культурная составляющая. Тем не менее вытеснение негреческих элементов шло постепенно, без нажима, даже с некоторыми заимствованиями.

Эллинизация огромных территорий нашла свое отражение как в произведениях искусства, памятниках архитектуры и письменных источниках, так и в предметах быта. Однако нет никаких свидетельств того, что она проводилась принудительно и насильственно. На колонизируемых греками землях Азии господствующие слои населения стремились приобщиться к греческой культуре, усвоить греческие обычаи и традиции, и одного этого было достаточно, чтобы эллинский образ жизни получил высокий статус в обществе. Историк В. Бакланов подчеркивает: «Дети местных элит платили деньги за то, чтобы их сыновья обучались поэзии Гомера и Еврипида, музыке и арифметике, философии Платона и Аристотеля, а также получали физическое воспитание. Со временем они все больше воспринимали греческую культуру, давали своим детям греческие имена и превращались если не в эллинов, то в полуэллинов»^[71].

Политическое единство эллинистическая Империя сохраняла на протяжении всего лишь нескольких лет. Вскоре после кончины Александра Македонского государство, принятое им от персов, распалось, а его соратники-диадохи (греч. διάδοχος – «преемник») начали долгую войну за передел ойкумены. Однако культурно-цивилизационное единство на пространствах, которые некогда занимала Империя, сохранялось на долгие века, хотя и не имело сугубо эллинского характера. При однотипной греческой культуре государственный строй новых политических образований имел явные черты все той же древней Империи Вавилона и Ассирии, Шумера и Аккада.

Историк Теодор Моммзен пишет, что держава Селевкидов, прямой наследник Империи Александра Македонского, была «не чем иным, как поверхностно преобразованной и эллинизированной Персией»^[72]. На востоке Империи процессы эллинизации затронули индийскую и даже китайскую цивилизации. Бактрия (Греко-Бактрийское царство), отделившись от Селевкидской Империи в 250 году до Р.Х., вплоть до 125 года до Р.Х. была гегемоном Центральной Евразии и обладала огромным населением в 30 миллионов человек. Все это время там правили цари с греческими именами и развивалась эллинистическая культура. В начале II века до Р.Х. греко-бактрийцы начали вторжение на юг, в Индию, в результате чего было образовано Индо-Греческое царство, просуществовавшее вплоть до Рождества Христова. Само же Греко-Бактрийское царство было завоевано кочевыми племенами кушанов, основавшими собственное государство, история которого завершится только в III веке по Р.Х. Кушанская держава испытала сильнейшее влияние эллинистической культуры и в этом смысле была наследником Греко-Бактрийского царства. Именно отсюда, из Бактрии, Китай, будущее «срединное царство», позаимствовал имперскую модель государственного устройства.

Империя в Китае

Колыбелью Империи стало междуречье Тигра и Евфрата. Первые имперские столицы Аккад, Ур, Вавилон, Ашшур и Ниневия располагались именно там. Именно оттуда идея имперского государства постепенно распространялась сначала на восток (Сарды, Персеполь), затем – на запад (Антиохия, Рим) и, наконец, – на север (Константинополь, Москва).

Истинная Империя может быть только одна, с одним царем, одним престолом и одной короной. Но сама идея Империи настолько привлекательна, что вокруг истинной Империи возникают эпигоны – государства, копирующие имперскую модель. Они могут иметь все внешние атрибуты имперской государственности: создать высокую культуру, обеспечить безопасность своему населению, оградив его от ударов извне, и ликвидировать всякую возможность внутренних распрей.

Но, как показывает история, ни одно из подобных государств так и не смогло придать имперскому началу новый импульс на собственной почве; они лишь слепо копировали устройство истинной Империи, сложившееся к моменту заимствования. Имперская идея в этих государствах, не получив дальнейшего развития, навсегда застывала в той форме, в которой была некогда усвоена извне. Таким эпигоном была «империя» эпохи Нового Царства в древнем Египте, копировавшая державу Хаммурапи. Такой стала Китайская «империя» Цинь Шихуанди, копировавшая Бактрийское царство, которое, в свою очередь, было копией Империи Селевкидов.

Правитель державы Цинь по имени Ин Чжэн вышел победителем по итогам кровавой гражданской войны «борющихся царств» Китая в V–III веках до Р.Х. Таким образом, из семи самостоятельных держав до того политически раздробленного Китая осталась только одна – Цинь, которая и объединила в своем составе все остальные княжества. К 221 году до Р.Х. Ин Чжэн установил контроль над всем Китаем и принял новый титул – «Цинь Шихуанди» (кит. «первый император династии Цинь» или «император-основатель династии Цинь»), что ознаменовало наступление новой эпохи в политической истории Китая. Единовластный правитель отныне и навсегда становился государем централизованного государства – Срединного царства. Введенный Ин Чжэнем титул сохранится у китайских правителей вплоть до начала XX века, когда в результате Синьхайской революции будет упразднена монархия. На протяжении своей истории Китай неоднократно распадался на отдельные самостоятельные царства, но всякий раз идея имперского единства собирала его и восстанавливала централизацию.

ЦИНЬ ШИХУАНДИ

(245–210 гг. до Р.Х.)

Цинь Шихуанди проводил активную экспансионистскую политику, а также предпринял ряд реформ, превративших Китай в бюрократическое государство с единым механизмом управления, законодательством, денежным обращением и унифицированной письменностью. Кроме того, императорское правительство организовало грандиозное строительство Великой Китайской стены длиной в несколько тысяч километров, предназначенной для защиты Китая от нападений северных варваров.

Очевидно, что для Китая государство имперского типа, созданное Цинь Шихуанди, в типологическом отношении было абсолютно новым. Имперская идея проникла в Поднебесную из эллинистического Греко-Бактрийского царства. Эти два государства постоянно контактировали, и между ними установились прочные торговые связи. Впоследствии их назовут Великим шелковым путем.

Новый китайский «император» заимствовал не только модель государственного строительства, но и эллинистическую культуру. В грандиозной подземной усыпальнице Цинь Шихуанди современные археологи обнаружили 8000 терракотовых воинов-гвардейцев в натуральную величину. Многие ученые считают, что терракотовая армия является переработкой для китайских нужд греческой скульптуры эллинистической эпохи. Дело в том, что неподалеку от мавзолея первого китайского «императора» археологи нашли своеобразное «пополнение» терракотовой армии – яму, заполненную фрагментами разбитых статуй танцоров и акробатов. Насколько статичны и выполнены в восточных традициях воины, настолько пластичны акробаты. Их фигуры очень сильно напоминают статуи эллинистического мира: профилировка мышц обнаженного торса и ног, стремление выдержать идеальные скульптурные пропорции и изобразить человеческое тело в движении.

В древнекитайских текстах встречаются описания «великанов в иностранной одежде» на западной границе Поднебесной. Именно тогда Цинь Шихуанди повелел отлить двенадцать громадных металлических фигур для своих дворцов. Эти фигуры, по предположениям современных исследователей, связаны с образцами, оставленными Александром Македонским в самой восточной точке своего похода.

Империя Александра простиралась до северо-западных пределов Индии, поэтому неудивительно, что рецепция греческой эстетики и греческих технологий оставила многочисленные следы в искусстве и материальной культуре азиатских стран, включая территорию современных Пакистана, Афганистана и Таджикистана. На этих огромных пространствах возникло Греко-Бактрийское царство, о жителях которого китайский географ писал как о непревзойденных переговорщиках и торговцах. Для китайцев времен династии Цинь и сменившей ее династии Хань Бактрия была окном в мир: Великий шелковый путь был караванной тропой только на землях западного Китая, начиная с Бактрии, этот путь проходил по обустроенным дорогам древней Империи и заканчивался в средиземноморских портах Ханаана.