Константин Лопушанский
Сквозь черное стекло
– Ой, – продавщица неожиданно посмотрела на часы, – мне уже сменяться пора.
И к своим приятелям: – Подождете меня? Я сейчас.
– Я ухожу, Андрей! – позвала она кого-то и направилась к двери во внутреннее помещение магазина. А оттуда вышел другой продавец… Молодой парень, почти ровесник Насти…
– Нравится? – вместо приветствия сказал он, обращаясь сразу к Насте, – Хотите купить?
– Да, да – пробормотала она, почему-то заливаясь краской и откашливаясь, не понимая, что с ней происходит. Ей показалось, что даже голос у нее пропал. Сомнений не было, это был именно тот юноша из хора, который когда-то так странно познакомился с ней.
– Да, мне очень. пожалуйста. – снова тихо сказала она, не отводя взгляда от лица Андрея. Он усмехнулся, по-своему расценив реакцию девушки, достал из-под стойки альбом и протянул Насте.
– О, – он показал пальцем, привлекая ее внимание, на динамик, откуда начала звучать другая песня с этого же диска, – а это наша последняя. Вот послушай.
Он как-то легко и по-товарищески перешел на ты, как, впрочем, и принято было в этом магазинчике среди молодежи.
Настя замерла. Все это сразу – и его лицо, которое почему-то произвело на нее такое впечатление, и эта музыка, почему-то попадающая ей прямо в сердце, нахлынуло какой-то горячей волной нежности, от которой у нее закружилась голова, и она, цепляясь за стойку, начала медленно сползать вниз.
– Эй, эй, ты чего? – испугался Андрей. – Тебе что, плохо?
Он тут же выбежал из-за стойки, поднял Настю, уже сидящую на полу и, прислонив ее к стене, чуть похлопал ее по щеке.
– Эй, что с тобой? Совсем плохо? Может, скорую вызвать? Чего такое?
– Нет, всё хорошо. Случайно. Не знаю, вдруг, закружилась голова. Сейчас пройдет, – бормотала она. – Сама не знаю.
– Так, всё ясно, – вдруг решительно сказал Андрей. – Тут рядом есть потрясающий турецкий кофе. От него все болезни проходят. Проверено. Идём туда. Я приглашаю. Ну?
СЦЕНА 73. КАФЕ-КОФЕЙНАЯ. ДЕНЬ. ОСЕНЬ.
Толстый человек в декоративной феске нёс поднос с кофе. Он подошел к столику, за которым уже сидели Настя и Андрей. Грациозно, почти совершая некий обряд, он разлил кофе в маленькие чашки.
– Миндаль и сладости – это от меня, – чуть улыбнулся он. – Презент девушке от заведения.
– Спасибо, – улыбнулась в ответ Настя. Подмигнув Андрею, кофейщик ушел.
– Тебя как зовут? Я даже не спросил… Извини…
– Настя.
– А я Андрей.
– Я это уже знаю.
– А ты вообще откуда? Городок у нас маленький, я вроде тебя никогда не видел. Хотя лицо очень знакомое.
– Я жила тут, но давно, – она замялась, – то есть, раньше. Сейчас на Севере.
– Ну? Я думал, ты из Москвы, если честно. Прикид у тебя такой. как с обложки журнала. Извини, может ты звезда какая-то? А я и не знаю. Глупости говорю, не обижайся.
– Я не обижаюсь. Это. – она замялась, – подруга дала поносить.
– Она дизайнер одежды, что ли?
– Что-то в этом роде.
– Везет кому-то с подругами. А ты сама чем занимаешься, тоже дизайнер?
– Нет. Я еще не решила. Наверное, займусь языками. Я знаю неплохо английский, французский.
– Ну, а я вот. подрабатываю в магазине. Пока. У нас там команда, все свои из группы. А ты что, наши песни не слышала раньше?
– Нет.
– Ну, вообще-то мы популярная группа. В нашем городке точно. Ты приходи на наш концерт. У нас теперь по субботам в ДК. Группа «Эверест».
– А ты музыку пишешь?
– Я? Нет. Я тексты. А музыку Сергей. Вообще-то я готовлюсь к поступлению в литинститут, в Москву. Пишу по ночам всякое-разное. Ребятам нравится. Говорят, почти гениально…
– А почему по ночам?
– У каждого писателя должны быть свои примочки. Ну, придурь, попросту. Это моя. Кстати, многие писали по ночам. Час волка.
– Что?
– Это так называется. Четыре утра – час волка. Самое мистическое время. Ночь кончилась – день еще не начался. Я обычно открываю окно, даже если зимой. Тихо так. Пишется легко, будто кто-то твоей рукой водит. Может и правда водит.
– Кто?
– Как, кто? Муза. Это второе обязательное условие, которое должно быть у писателя. Своя Биатриче. Своя вечная любовь, которая и вдохновляет, и. ну, в общем, всё. Об этом все великие писали, у всех была. Муза.
– А у тебя есть?
– У меня? – задумался Андрей. – У меня пока нет, наверное. Хотя, – он посмотрел на Настю, – может уже и есть. Я просто еще не знаю об этом.
СЦЕНА 74. УЛИЦЫ БЕЛОДОНСКА. ДЕНЬ. ОСЕНЬ.
Настя и Андрей шли по улице, не торопясь, молчали. Они прошли мимо маленького кинотеатра, возле входа висели афиши:
– О, смотри, скоро ретроспектива Чаплина, все фильмы. Любишь Чаплина?
– Еще не знаю.
– Классный ответ, – хмыкнул он. – Круто!
Настя остановилась у перекрестка.
– Всё, дальше не надо меня провожать, я сама.
– Тебя ждет кто-то?
– Нет, просто. Потом объясню. в другой раз.
– А будет другой раз? – осторожно спросил Андрей, стараясь поймать ее взгляд.
– Если ты хочешь.
– Я очень хочу.
– Я тоже, – тихо сказала Настя.
– Тогда позвони. Или давай я позвоню… Ты, кстати, номер не оставила мне свой.
– Я сама позвоню.
– Когда?
Настя пожала плечами.
– Подожди. А хочешь с нами сегодня пойти вечером. Сегодня вся команда наша собирается у меня. У нас большой праздник.
– Какой?
– День рождения Че Гевары.
– Сегодня?
– Мы считаем, что сегодня. Придешь?
– Я позвоню. Если смогу.
Настя махнула рукой и быстро пошла по улочке, оглянулась на перекрестке. Андрей так же стоял, словно ожидая ее взгляда.
СЦЕНА 75. ЧЕРДАК-СТУДИЯ АНДРЕЯ. ВЕЧЕР. (НОЧЬ) ОСЕНЬ.
Чердак, где жил Андрей, похоже, давно уже превратился в место постоянной тусовки продвинутой молодежи. Дверь на лестницу была почти всегда открыта – кто-то ходил постоянно туда-сюда, присоединялся к компании, включаясь в застолье, беседу, затем, так же, не прощаясь, уходил. Это никого тут не удивляло. Поэтому Настя легко вписалась в компанию, сразу почувствовала себя среди друзей. Тем более что Андрей был все время рядом.
Компания вся сидела за длинным столом – в центре Сергей, длинноволосый парень с гитарой, он пел, конечно же, «Команданте Че Гевара» на испанском языке. Судя по тому, как активно все подпевали, эта песня была тут самой любимой, тем более что и повод был особенный – день рождения команданте. На стенах были развешены его портреты, вырезанные из журналов, горели свечи, какие-то гирлянды, много было на стенах всяких коллажей, арт-объектов.
Андрей разлил вино, бутылка опустела. Он взял другую, но она была не откупорена.
– Ты куда положил штопор? – тихо спросил он парня, сидящего напротив.
Тот кивнул в сторону кухни. Андрей пошел туда.
Неожиданно следом за ним вышла Альбина, девушка-продавец из музыкального магазина. Как только они оба оказались вне поля зрения компании, Альбина резко притянула Андрея к себе:
– Ну, что, амиго, буржуазных телок решил водить сюда?
– Что ты пристала? – опешил Андрей от ее напора. – Она нормальная девчонка. Наша… У нее просто подруга – дизайнер. Поэтому такой прикид. Ну?
– А машина тоже от подруги? – не успокаивалась Альбина.
– Какая машина?
– Ты не видел, на какой тачке она подкатила? Нет? А я видела. Тебе на такую за всю жизнь не заработать.
– Ну, может не было такси, машину поймала. Что такого? Ты что, вцепилась в нее, вообще? Ревнуешь что ли?
– На хрен мне тебя ревновать, придурок!
Альбина вышла из кухни, но затем вернулась и тихо добавила:
– Всё, амиго, я предупредила тебя.
Между тем, песня закончилась, кто-то включил тут же музыку, конечно же, это было фламенко. Две девушки начали сразу же отбивать каблуками ритм, причем, делали это весьма профессионально. Вся компания отбивала ритм ладонями, как это и принято делать во время танца. Кто-то не выдержал, вскочил, присоединился к танцующим, вызывая общий смех своей неуклюжестью.
Андрей разлил вино, затем осторожно потянул за руку Настю, кивнув ей.
Он повел ее в коридор, в конце которого находилась небольшая комната. Это был его кабинет – стол, полка с книгами, матрац на досках – подобие дивана. На столе, в декоративной чернильнице торчало гусиное перо.
– Здесь создаются шедевры, – отшутился Андрей, преувеличенно посерьезнев.
– На этом столе? – поддержала шутку Настя.
– На этом, мадемуазель, на этом. Другого нет. А вот это. – он подошел к окну, – и есть то самое окно, которое я открываю в четыре утра, в час волка. Через него входит Сумрак. Мы с ним беседуем, пока не начнет светать. Тогда он уходит. Я остаюсь один и ложусь спать.
– Красивый вид из окна. И высоко как.
– Самая высокая точка города. Ну, почти… Все-таки седьмой этаж…
Настя подошла совсем близко к окну, провела ладонью по стеклу, как это обычно делала раньше, потом прижалась лбом к холодному стеклу. Закрыла глаза.
Андрей с удивлением посмотрел на нее.
Настя через какое-то время, словно проснувшись, повернулась.
– Тут так хорошо. – тихо сказала она. – Будто я уже жила здесь когда-то.
Андрей подошел к ней, осторожно взял за плечи. Она не отвела глаза. Смотрела спокойно, но словно отрешенно, словно была не здесь. Он осторожно приблизился к ней, дотронулся губами до ее губ.
– Мне нужно идти. – сказала она тихо.
– Так рано?
– Я позвоню.
– Когда?
– Когда смогу.
– Позвони сегодня. в четыре утра. Сможешь?
Настя усмехнулась.
– Постараюсь.
– Подожди, – вдруг спохватился Андрей, взял диск, протянул его Насте. На обложке был виден портрет всех членов ансамбля.
– Возьми. Тут все новое. Еще даже не исполняли. У тебя есть на чем слушать?
– На чём что? – переспросила Настя, явно не понимая.
– Ясно. – Андрей протянул ей свой плеер. – Потом отдашь.
СЦЕНА 76. ГОСТИНИЦА В БЕЛОДОНСКЕ. ХОЛЛ. ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР. ОСЕНЬ.
Марина стоит у стойки ресепшн, оформляет какие-то бумаги, что-то выясняет с администратором. Заметив Настю, тут же бросается к ней.
– Настя, ну как так можно? Мы уже тут все с ума посходили. Ты где была?
– Гуляла. В центре.
– Ну, трубку, трубку почему не брала? Я звонила сто раз уже. Василий Михайлович ездил по городу, искал тебя.
– Может, не услышала…
Они подошли к лифту.
– Настя, – тихо сказала Марина, почему-то оглянувшись, – я все понимаю, я тоже хочу иногда и прогуляться, и побыть одна. Но есть же правила. А у тебя они особые, ты же знаешь.
– Всё можно, если разумно. – совсем тихо и доверительно добавила она. – Не знаешь, что ли, как это делается? Говоришь – шопинг. Это святое. Вошла в одну дверь в торговом центре, вышла в другую. Где ты дальше гуляла – никому не известно. Машина и охрана стоит у входа и ждет, три часа, шесть часов – сколько надо. Потом так же вернулась. Все довольны. И главное, всегда отвечай на звонки, иначе всполошатся, начнут искать. Ну? Ты слышишь меня?
Марина заглядывает в глаза Насте, пропуская ее в лифт.
– Да, да просто спать хочу.
– Ну ладно, иди, отдыхай. И мой совет – позвони сразу Михаилу Александровичу. Он уже звонил, спрашивал.
СЦЕНА 77. ГОСТИНИЦА В БЕЛОДОНСКЕ. НОМЕР НАСТИ. НОЧЬ. ОСЕНЬ.
В номере у Насти темно, свет выключен, отблески ночных городских огней проникают через шторы. Настя лежит на диване, свернувшись калачиком, не раздеваясь. Она не спит, думает о чем-то. У нее надеты наушники, рядом плеер. Настя переворачивается на другой бок, закрывает глаза, снова открывает. Затем садится. Смотрит на часы. Встает, подходит к окну, прикладывает лоб к холодному стеклу, закрывает глаза. Стоит так, чуть раскачиваясь, постанывая, как человек мучимый болью. Бормочет чуть слышно, то ли стонет, то ли молится – не разобрать, долетает только иногда невнятное:
– Ну что же мне делать. что.
СЦЕНА 78. ЧЕРДАК-СТУДИЯ АНДРЕЯ. НОЧЬ. ОСЕНЬ.
В кабинете Андрея тоже темно, он стоит у окна. Смотрит на ночное небо, далекие огни города внизу. Затем подходит к столу. Смотрит на часы. Снова возвращается к окну. Открывает его. Садится на подоконник, прислонившись спиной к стене.
Неожиданно раздается звонок. Андрей стремительно бросается к телефону.
– Да, да, – торопливо говорит он и потом, отдышавшись, – как хорошо…
– Что?
– Что ты позвонила.
Они оба замолчали, надолго, словно им достаточно было просто слышать дыхание друг друга.
СЦЕНА 77. (ПРОД.) ГОСТИНИЦА В БЕЛОДОНСКЕ. НОМЕР НАСТИ. НОЧЬ. ВЕСНА.
– Ты писал что-то?
– Нет. Я просто думал.
– О чем?
– О любви.
СЦЕНА 78. (ПРОД.) ЧЕРДАК-СТУДИЯ АНДРЕЯ. НОЧЬ. ОСЕНЬ.
– Я ведь столько раз читал об этом. Об этом столько написано. И как. Все писали о том, что это. ну, как удар молнии. Вспышка – и всё. Ты другой. и всё другое. Понимаешь, я думал, что это всё. ну, так, образы поэтические, что ли, короче, литература. А оказалось – нет. Это правда. И это так огромно. Это так. – он замолчал, затем вдруг сказал тихо, – кажется, сердце разорвется.
Он помолчал.
– Прости, что-то я. слишком пафосно говорю, да?
СЦЕНА 77. (ПРОД.) ГОСТИНИЦА В БЕЛОДОНСКЕ. НОМЕР НАСТИ. НОЧЬ. ОСЕНЬ.
Настя долго молчала, затем сказала как-то удивительно спокойно, словно помертвев:
– Нет. Я знаю. о чем ты. Это правда. кажется, будто сердце разорвется. да.
Они опять замолчали надолго.
СЦЕНА 78. (ПРОД.) ЧЕРДАК-СТУДИЯ АНДРЕЯ. НОЧЬ. ОСЕНЬ.
– Приезжай сейчас… Пожалуйста… – прервал молчание Андрей.
– Я приеду, – также спокойно сказала она.
СЦЕНА 79. ГОСТИНИЦА В БЕЛОДОНСКЕ. ХОЛЛ. НОЧЬ. ОСЕНЬ.
Сонный портье за стойкой ресепшн встрепенулся, услышав шаги в вестибюле. Он с удивлением посмотрел на Настю, но ничего не сказал.
Она вышла из гостиницы и села в такси.
СЦЕНА 80. ЧЕРНАЯ ЛЕСТНИЦА В ДОМЕ АНДРЕЯ. НОЧЬ. ОСЕНЬ.
Настя поднималась по лестнице, и лестница казалась ей бесконечной.
Она останавливалась, садилась на ступеньки, словно сомневаясь, надо ли идти ей дальше, выше. И с каждым пролетом ей становилось всё тяжелее и тяжелее подниматься, будто шла она на казнь, на свою Голгофу, и остановиться уже было нельзя, и сил не было нести эту тяжесть, эту муку принятого решения.
Она остановилась на последнем пролёте, села на ступеньки, закрыла глаза и снова начала покачивать головой, то ли постанывая, то ли молясь о чем-то.
Но тут открылась вверху дверь, вышел Андрей. Молча, ничего не говоря, он сбежал вниз, бережно взял ее на руки и понес наверх.
СЦЕНА 81. ЧЕРДАК-СТУДИЯ АНДРЕЯ. НОЧЬ. ОСЕНЬ.
Они стояли рядом, лицо к лицу. Они как слепые, закрыв глаза, дотрагивались кончиками пальцев до глаз, губ, плеч друг друга, словно изучая, словно не веря тому чуду, которое произошло – что они рядом, и теперь можно слышать даже дыхание друг друга.
– Только не надо ничего больше. Только так, только так. – повторяла Настя шепотом, – . прошу тебя. пожалуйста. Ничего больше.
– Но почему? Почему? – шептал он в ответ и его пальцы все настойчивее и настойчивее расстегивали молнии на ее платье, скользили по ее плечам. Пока, наконец, она не откинулась навзничь, издав мучительный гортанный стон, то ли от охватившей ее страсти, то ли от некого ужаса, словно у падающего в бездну.
СЦЕНА 82. КОМБ.
Насте и вправду казалось, что она летит вдоль стены дома, падает плашмя, все ниже и ниже, не в силах что-либо сделать. Волосы развевались, ветер вздымал их высоко. Наконец – удар. Темнота. Но перед тем, почти на мгновение возникло лицо Андрея, совсем близко, почти касаясь, и все погрузилось в темноту.
СЦЕНА 83. ОСОБНЯК ОСТРОВОГО. ХОЛЛ. УТРО. ЗИМА.
Михаил Александрович завтракал, как всегда, в холле, как всегда, просматривая с утра какие-то бумаги. Вошел Николай, начальник охраны, подошел к столу. Кашлянул, привлекая к себе внимание. В руках у него был какой-то лист-распечатка.
– Чего тебе? – не поднимая глаз, спросил Михаил Александрович.
– Я не хотел вас будить ночью…
– А для чего надо было будить? – Михаил Александрович насторожился, внимательно посмотрел на Николая. – Чего тянешь? Говори. Что такое произошло особенное?
– Вы же сами просили, чтоб сразу, если информация. по Анастасии Сергеевне.
Михаил Александрович резко отодвинул тарелку с завтраком. Затем медленно, очень медленно снял салфетку, сложил её, только затем коротко сказал:
– Ну?
– Был телефонный звонок в четыре утра. Тут распечатка, – он протянул лист Михаилу Александровичу. – Потом она уехала. В номере не ночевала. Сейчас её в номере тоже нет.
Михаил Александрович внимательно прочел распечатку, положил на стол.
– Кто это?
Михаил Александрович встал, прошелся по холлу, продолжая держать в руках вилку, которую он медленно и равномерно начал закручивать в спираль.
– Пробиваем. Я подключил наших людей из местных. Пока известно, что обычный пацан, 20 лет, работает в магазине… Кто родители – не знаем пока. Выясним.
– В магазине, значит, – нехорошо ухмыльнулся Михаил Александрович, продолжая закручивать вилку. – Ай, да монашка. Монашка – промокашка.
Он повернулся к Николаю, странно посмотрел на него, словно не узнавая.
– Что стоишь?! Действуй! Давай машину, выезжаем!
СЦЕНА 84. ЧЕРДАК-СТУДИЯ АНДРЕЯ. ВЕЧЕР. ОСЕНЬ.
Настя сидела абсолютно голая, словно в прострации, на смятой постели. Сидела, похоже, уже давно. Она медленно подняла с пола свое белье, вроде собралась его одеть, но снова замерла надолго, продолжая держать его на коленях.
С кухни доносились звуки приготовления кофе.
– Настя! – позвал оттуда Андрей. – Все готово, вставай.
Андрей и Настя сидели на кухне, пили кофе.
– А что так темно? – вдруг спросила Настя испуганно.
– Так вечер уже. Ты так крепко спала днем. Я не хотел будить… Подожди, – вдруг спохватился Андрей. – У меня же где-то сыр был, хочешь?
– Не надо. Правда, не хочу.
Замолчали. Похоже, Андрей о чем-то хотел спросить, но никак не решался.
– Ты всё время что-то не договариваешь, я же вижу. – начал он осторожно.
Настя не ответила.
– Скажи, ты замужем? – наконец, произнес он.
Настя кивнула.
Они замолчали, надолго.
– Давай ты переедешь ко мне, прямо сегодня, а?.. В конце концов, люди разводятся, разъезжаются – что тут такого. Я могу встретиться с ним, всё объяснить. Хочешь, я встречусь с ним?
– Не надо! Не надо этого. – вдруг резко сказала она, затем, подумав, добавила: – Я сама. Попробую.
Настя помрачнела, словно тень прошла по лицу. Андрей заметил это.
– Ты что, боишься его? Он что, такой крутой? Нет, ты скажи… Если что, мы соберем наших ребят, нашу команду. Никто не тронет тебя, будь уверена.
Настя молчит, смотрит перед собой, словно не слышит, словно думает о чем-то другом. Машинально кивает.
– Мне нужно идти, – говорит Настя совсем потерянно, встает, но замирает, остановившись, снова садится.
– Что-то мне. – бормочет она, словно сама удивляясь тому непонятному, что происходит с ней.
– Что с тобой? – Андрей наклонился к ней.
– Не знаю. Как-то. не пойму.
Настя тяжело выдыхает, встает. Идет в темную прихожую.
Она подходит к входной двери, нащупывает в темноте свое пальто. Но не надевает его, а почему-то снова бессильно опускается на какой-то сундук, стоящий у входа.
Странным движением руки она водит возле горла, груди словно пытаясь избавиться от какой-то боли, мучающей ее.
– Что? Плохо тебе, что ли? – топчется в растерянности Андрей. – Давай воды принесу.
– Не надо воды! Ничего не надо. не надо.
Настя вдруг начинает плакать, судорожно, будто задыхаясь.
– Да что с тобой? Настя? – Андрей встряхивает ее за плечи.
– Страшно мне. Страшно очень. – шепчет она.
– Что страшно? Чего ты боишься?
– Я чувствую, понимаешь?.. Чувствую. Что-то случится. Непоправимое. Ужасное. С тобой случится! С тобой!. Предчувствие какое-то, что ли. Не могу понять. Но я это вижу! Как будто это рядом совсем. вот тут.
– Все! Замолчи! – перебивает ее Андрей и крепко прижимает ее к себе. – Все, все, все. Ничего этого нет. Приснилось. Ну?.. Забудь!.. Мало ли что приснится. Ты прям, как моя бабушка. У нее тоже – сплошные предчувствия, страхи. Я ей в таких случаях рюмку водки даю. Помогает. Ну, успокойся. Я ведь рядом. Я тебя безумно люблю. Ты для меня судьба. Все сложится. Все разрешится. Вот увидишь. Успокойся. Ну?
Он бережно стирает ладонью слезы с ее щек. Улыбается.
Настя улыбается тоже.
– Не бойся, ничего не бойся. Хорошо?
Настя кивает.
СЦЕНА 85. УЛИЦЫ БЕЛОДОНСКА. ВЕЧЕР. ОСЕНЬ.
Настя шла по улице то быстро, то очень медленно, будто обессилев, будто человек, мучимый какой-то болезнью, или какой-то мыслью, загадкой, которую она никак не могла решить.
СЦЕНА 86. ГОСТИНИЦА В БЕЛОДОНСКЕ. ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР. ОСЕНЬ.
Был уже поздний вечер, зажигались огни. Настя перешла площадь, подошла к гостинице и направилась ко входу, но почему-то остановилась. Постояла в раздумье, затем вернулась назад. Села на ступеньки.
Неожиданно на площадь выехал лимузин в сопровождении двух джипов.
Машины лихо затормозили у входа. Тут же распахнулись дверцы, появились охранники, Николай. Потом из лимузина вышел Островой. Он шел прямо к Насте и улыбался, очень приветливо.
– Вот сюрприз! – радостно воскликнул он, обращаясь к Николаю. – Нас встречают… Это сюрприз!
Михаил Александрович подошел к Насте, наклонился к ней.
– А чего сидишь здесь, Золушка? – вроде как пошутил он, но глаза были холодные, злые.
– Мне надо поговорить с вами.
– Что, прямо сейчас?
– Прямо сейчас.
Настя встала.
– Поговорить? Ну, говори.
– Отпустите меня! – выдохнула Настя.
– Куда отпустить? – опешил Михаил Александрович.
– Никуда. Вообще. Отпустите. Я вам все деньги отдам за операцию. За все, что вы потратили на меня. Я буду работать. Все отдам. Обещаю! Пожалуйста. Но только отпустите! Христом Богом молю. Будьте милосердны. Вам Бог вернет за доброту вашу. Отпустите!.. Я. я не могу больше быть с вами. Совсем не могу. Я люблю другого человека.
Михаил Александрович изучающее смотрел на нее, словно видя впервые.
– Гм… Интересно… Интересная тема… Перед свадьбой… А? Ну, что ж, пойдем, поговорим. Обсудим.
СЦЕНА 87. ГОСТИНИЦА В БЕЛОДОНСКЕ. ХОЛЛ. ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР. ОСЕНЬ.
Он тащил ее за волосы, намотав их на руку, не давая ей подняться. Она волочилась за ним по полу вестибюля, отталкиваясь ногами, цепляясь руками за его руку, чтобы не было так больно. Охранники шли по бокам, отпихивая застывших в столбняке постояльцев и персонал. При этом, Михаил Александрович все так же улыбался, поглядывая по сторонам, словно раскланиваясь.
Он отдельно улыбнулся администратору на ресепшн и спросил ее громко, как ни в чем не бывало:
– А какой номер у нас?
– Три. тридцать седьмой, – пролепетала ошеломленная администраторша.
Михаил Александрович направился к лифту, но не стал ждать, а потащил Настю, так же волоком, по лестнице наверх.
СЦЕНА 88. ГОСТИНИЦА В БЕЛОДОНСКЕ. НОМЕР ОСТРОВОГО. НОЧЬ. ОСЕНЬ.
В огромном трехкомнатном номере темно. Шторы везде плотно закрыты.
Распахивается дверь от удара ноги. Островой втаскивает Настю в номер и тут же бросает ее на пол. Она тихо стонет, всхлипывая.
Ничего не говоря, Михаил Александрович начинает ходить вокруг нее кругами. Когда он проходит сзади, она невольно вжимает голову в плечи, словно ожидая удара.
Наконец, он остановился, наклонился к Насте, заглядывая ей в глаза.
– Еще раз мне скажешь такое, – процедил он, – я с тебя, сука, шкуру спущу. Поняла?.. И запомни, ты будешь со мной столько, сколько мне надо, а не тебе. Пока не надоешь. Пять лет, десять. не важно. Вот так-то!.. Все, иди приведи себя в порядок. И чтоб завтра свеженькая была. Как новая!.. И чтоб улыбалась! Улыбалась на свадьбе! Чтоб все видели твое счастье! Чтоб глазки сияли!.. Зрячие глазки, которые я тебе подарил! Ясно?!
Михаил Александрович вышел из номера, резко захлопнув дверь.
Но тут же вернулся.
– А что касается пацана этого, – он чуть понизил голос, – с которым ты трахалась вчера ночью… Так об этом еще поговорим… Будет разговор! Утром, я думаю. Так-то!
Михаил Александрович быстро ушел, снова резко захлопнув дверь.
СЦЕНА 89. ВХОД В ГОСТИНИЦУ. РАННЕЕ УТРО. ОСЕНЬ.
Утренний полумрак. Коммунальный служащий в спецодежде подметает листья вдоль поребрика. Вокруг никого нет. Ко входу в гостиницу подъезжает машина. Из нее выходит Николай, быстро направляется к стеклянным дверям, но останавливается на ступеньках. Достает телефон, набирает какой-то номер.
СЦЕНА 90. ГОСТИНИЦА В БЕЛОДОНСКЕ. НОМЕР ОСТРОВОГО И КОРИДОР. РАННЕЕ УТРО, ОСЕНЬ.
Михаил Александрович спал не раздеваясь, в кабинете, на узком диване.
Он вздрогнул от звонка телефона, не сразу проснулся. Резко сел, посмотрел на дисплей, взял трубку.
– Да, Николай. Ничего. Уже проснулся. А который сейчас час? Утро уже, что ли?.. Понятно. Да. Поднимайся. Сейчас выйду.
Михаил Александрович тяжело поднялся, прошел через полутемный холл номера, подошел к двери, вышел в коридор. Там уже слышны были шаги, потом появился Николай.
– Ну, всё. – прошептал он, подходя ближе. – Ну, значит, передоз наркотиков. Выпал из окна. Уже всё запротоколировали – менты, скорая. Всё путем. Даже свидетели нашлись.
– Какие еще свидетели?
– А он окно открывал ночью, сидел на окне. Придурь такая. Соседи видели. Так что всё чисто.
– Чисто. – машинально повторил за ним Михаил Александрович, словно думая о чем-то другом. – Ладно. Иди.
Михаил Александрович вернулся в номер. Он направился к себе в кабинет, но заметил огонек сквозь приоткрытую дверь в спальню. Постоял, подумал, пошел туда.
Настя сидела на кровати, словно окаменевшая, не двигаясь, глядя куда-то перед собой в темноту. Рядом с ней на тумбочке горела свечка, стояла иконка.
Михаил Александрович тихо подошел, сел напротив, на соседнюю кровать.
Их лица теперь были совсем близко друг к другу, поэтому он спросил шепотом:
– Ты что, так и сидела всю ночь? Не спала?
Настя кивнула. Молчали. В тишине догорала, потрескивая свечка.
– Отпустите меня, пожалуйста, Христом Богом молю… Отпустите… – вдруг прошептала она.
– К нему хочешь? – все так же шепотом спросил Михаил Александрович. Вздохнул. – Так нет его уже. Умер.
– Кто умер?
– Пацан твой. Как там его. Андрей, что ли.
– Как умер? Вы что такое говорите?
– Умер, девочка. Он наркоманом был, оказывается. Под наркотой. и выпал из окна. Сегодня ночью. Такой вот, несчастный случай.
– Вы что, убили его? Убили?! – вздрогнула Настя.
– Я? Нет. Я не убивал его.
Михаил Александрович наклонился к Насте.
– Запомни. Это ты убила его.
– Я? Как это я?
– Когда раздвинула ноги, вот тогда и убила. Раздвинула и убила. Все просто.
– Я не верю вам! – вдруг выкрикнула Настя. – Вы врете всё, врёте, врёте!
Она вскочила, бросила в прихожую, начала хватать свои вещи, путаясь в них.
Михаил Александрович так же продолжал сидеть, почти безразлично глядя перед собой, казалось, он ничего и не замечал.
Слышно было, как Настя выбежала из номера, ее каблуки застучали по пустому коридору.
Тогда Михаил Александрович взял телефон и набрал какой-то номер.
– Пропусти её, – сухо сказал он в трубку, – только проследи, чтоб без эксцессов… и забери ее потом… оттуда…
СЦЕНА 91. ДВОР ВОЗЛЕ ДОМА АНДРЕЯ. УТРО. ОСЕНЬ.
Весь двор был заполнен молодежью. Толпились группами, многие были с цветами, девушки плакали. Настя бесцельно проталкивалась среди людей, подходила то к одному месту, то к другому. Все обсуждали ужасную новость. Многие выпивали тут же, пили «из горла», передавая бутылку друг другу.
– Что ты несешь, придурок! Не был он наркоманом, я это точно знаю! – сквозь слезы кричала девушка на какого-то парня. – Кто тебе сказал, кто? Что ты вообще знаешь об этом.
Парень, растерявшись от ее напора, что-то неуверенно возражал.
Откуда-то доносилась музыка, одна из песен группы «Эверест».
Настя, наконец, поняла, что музыка доносится из подъезда. Она пошла туда.
СЦЕНА 91-А. ЛЕСТНИЦА В ДОМЕ АНДРЕЯ. УТРО. ОСЕНЬ.
Лестница была заполнена молодежью. Вокруг курили, пили, спорили. Сидели прямо на ступеньках, толпились на площадках. Сизый дым как туман висел в воздухе.
Проталкиваясь среди сидящих на ступеньках, Настя поднималась наверх.
Музыка звучала оттуда. Там, возле раскрытых настежь дверей студии-чердака, стоял большой динамик, висел портрет Андрея. Похоже, снята фотография была на концерте. Андрей был с гитарой, возле микрофона. Там же на площадке ребята из группы Андрея устанавливали второй динамик, проверяли звук. Рядом на тумбе лежала гора цветов. К ней добавлялись все время новые, их передавали снизу. Альбина принимала их, укладывала.
Настя нашла себе место у стены, села на ступеньки, согревая ладони губами, не зная, что делать, куда идти.
Мимо нее ходили люди, задевая ее, но она ни на что не обращала внимания. Через какое-то время перед ней возникла большая тень. Она не уходила. Человек потрогал ее за плечо. Настя подняла глаза. Это был Николай. Он ничего не говорил, просто стоял рядом. Ждал. Через какое-то время он постучал выразительно пальцем по циферблату своих часов, но и так было понятно, для чего он тут.
СЦЕНА 95. ХОЛЛ ГОСТИНИЦЫ, ДЕНЬ. ОСЕНЬ.
В просторном вестибюле гостиницы шла подготовка к началу свадебного шествия. Организатор мероприятия суетился среди девушек-барабанщиц, выталкивая их на улицу:
– Всё, всё, девочки! Пошли, выходим! Ничего не холодно, потерпим. Уже начинаем. Все на улицу!
Сквозь раскрытую дверь гостиницы видна была карета у входа, запряженная четверкой лошадей, какой-то оркестр, все в белом, как и барабанщицы.
СЦЕНА 96. ПЛОЩАДЬ ПЕРЕД ГОСТИНИЦЕЙ, ДЕНЬ. ОСЕНЬ.
Подъезжали другие автобусы с участниками шествия. Из одного из них выгрузили невероятно длинный шлейф, предназначенный для платья невесты. Активная дама, похоже, учительница, объясняла детям, как надо его нести. Все смеялись, дети шалили, всем было очень весело. Выгружали свою технику телевизионщики, расставляя камеры.
СЦЕНА 97. ГОСТИНИЦА В БЕЛОДОНСКЕ. НОМЕР ОСТРОВОГО. ДЕНЬ.
В номере было темно, шторы закрывали окна. На столике у стены горела, мигая свечка, рядом стояла иконка. На полу, распластавшись крестом, лежала Настя. Шепот мучительной надрывной молитвы, похожей на стон, на вопль, разносился в пустом пространстве. Настя раскачивалась истово, словно безумная, она каталась по полу, она била по нему кулаками, будто требуя какого-то ответа, от кого-то… Сквозь стон и бессвязный шепот доносилось только:
– Почему? Что мне делать? Скажи, научи. Пресвятая Богородица! Матушка Матрона!.. Ну, помогите мне! Научите меня, грешную. Как мне быть? Что делать? Все приму, все, что скажете. но только научите меня. Помогите мне. – стонала Настя и снова молилась, безудержно кладя земные поклоны.
СЦЕНА 98. ГОСТИНИЦА В БЕЛОДОНСКЕ. ПОМЕЩЕНИЕ С ЗЕРКАЛАМИ. ДЕНЬ.
Михаил Александрович примерял бабочку. Одет он был уже в смокинг, с традиционным цветком в петлице. Рядом с ним суетились две женщины, отвечающие за внешний вид новобрачных. Все это происходило в небольшом помещении с зеркалами, столы были завалены одеждой, похоже, здесь одевались и участники шествия.
Бабочки, все, которые он примерял, не нравились Михаилу Александровичу, и он раздраженно возвращал их женщинам.
– Душно как тут у вас, хоть бы фортку открыли, – недовольно пробормотал он, освобождая шею от тугой петли завязки.
– Сейчас, сейчас, потерпите, – приговаривали женщины. – Вот эту еще попробуйте. Эта точно подойдет…