Константин Калбазов
Росич. И пришел с грозой военной…
Яхтенный ял никто спускать не торопится – как видно, хозяин пока занят и на берег не спешит. Лодочники, осмелев, облепили трап со всех сторон – теперь уже сквозь них не протиснуться – и продолжают свой галдеж. Наконец на трапе появляется мужчина в белой рубахе, с подвязанным на манер фартука белым отрезом полотна и таким же колпаком. Ага, это кок, стало быть. Лодочники тут же начинают поднимать над головой свой товар, не переставая его нахваливать. Мужчина остановился примерно на середине трапа – так, чтобы оставаться над этой импровизированной толпой, – и внимательно их осматривает. На мгновение его взгляд задерживается на стоящем немного особняком корейце, но тут же взгляд скользит дальше.
– Чего ты застыл-то, Семеныч? – Это у фальшборта появился офицер в белоснежном кителе.
– Дак, Роман Андреевич, а как с ними общаться-то – я ить и языка ихнего не знаю, галдят чего-то, а чего галдят – и не поймешь. Понятно, что товар предлагают, да как разберешь, какую цену ломят?
– А ты что же, в первый раз в иностранном порту? – улыбается офицер. – Разберешься, не впервой. Ты же английский немного знаешь, вот и давай.
– Ага. Немного я, немного они, а поди тут пойми друг дружку.
– Чего они там говорят?
– Что хотят?
– На каком это они?
– Точно не на английском. – Еще бы, на этом языке все худо-бедно изъясняются.
– И не на французском. – Этот знают немногие – ну как знают… в общем, так себе знают.
– Это на русском.
Все поворачиваются в сторону подавшего голос Пака. Вот так вот – серая неприметная мышка, а оказывается, что-то да знает.
– И чего они хотят? – Это Лао, он как бы старшина у лодочников: если он спрашивает – лучше ответить, и быстро.
– Говорит, что ни слова не понимает, английский знает очень плохо, мы тоже говорим нехорошо, боится, что не сможем друг друга понять.
– А ты откуда русский знаешь?
– Бывал в России.
– Понятно. Поговори с ним.
А отчего не поговорить, если старшина отщепенцу дает такое право. Сам как бы и не напрашивается, а так… Неприятностей, одним словом, не будет.
– Господина, я говолить на рюсски.
– О! Роман Андреевич, есть один, что по-русскому лопочет.
– Ну вот, а ты боялся. Пантелеич!
– Я, ваш бродь. – У борта появляется здоровенный детина, не иначе как боцман.
– Тут Семеныч нашел одного, что на русском лопочет. Озаботься. Не то команду по пьяному делу отвезут куда угодно, только не на «Светлану».
– Есть, ваш бродь. Не извольте беспокоиться – все сделаю в лучшем виде. – И боцман уверенно ступил на трап.
Тем временем с появлением переводчика торговля пошла веселее. Вот только кореец не предлагал свой товар, чтобы не вызвать неудовольствия уважаемого Лао, – ведь тот позволил только переводить. Но кок сам прикупил кое-что у бедолаги – к этому отнеслись спокойно, никто не покосился и не зашипел. Парень молодец: на глаза сам не лезет, имеет уважение и место свое знает, а то, что купили у него немного товара, – так что с того, ведь сам кок купил, кореец ничего не предлагал. Появились два матроса и, нагруженные фруктами, поднялись с поклажей на борт, кок ушел за ними, а боцман обратился к Паку:
– Как звать, раб божий?
– Арым.
– Ты вот что, Арым. Мы тут простоим несколько дней, ребяткам и погулять нужно, и назад вернуться, ну ты понимаешь. Как, хочешь подзаработать?
Пак бросил вопросительный взгляд на Лао: без его дозволения он никак не может согласиться, остальные также смотрят на крепкого мужчину лет сорока.
– Чего он хочет?
– Спрашивает, не хочу ли я поработать у них лодочником.
– Ясно. Ну что, товар продали, отчаливайте, яхту будет обслуживать Пак. – А чего тут непонятного, старшой решение принял. Лодочники начали рассасываться: здесь больше ничего не обломится – если только еще можно будет предложить товар, но это уже на общих основаниях.
– Моя согласна.
– Вот и ладушки, – понятливо ухмыльнувшись в пышные усы, резюмировал боцман. – Ты тут подожди: сейчас ребятки спустятся – свезешь на берег, да сговорись там с этими чертями, когда заберешь.
– Моя все понимай.
– Ну бывай, пока.
– Слушай сюда, Арым, – когда боцман поднялся по трапу, обратился к Паку Лао. – Половину заработка будешь отдавать мне, и без глупостей. Их там нужно будет обстирывать, так что все белье возьмешь и привезешь мне, мои женщины и отстирают, и отгладят, господа останутся довольными, но эту плату будешь отдавать всю. Все понял?
– Все, уважаемый.
– Может, тебе что не нравится?
– Все нравится, уважаемый. И огромное вам спасибо.
– Работай. – Благосклонно кивнув, Лао отвалил и усиленно заработал веслами в сторону какого-то корабля. В лодке все еще оставался товар: нужно было его распродать.
– Здорово, корейская морда, – устраиваясь на банке и украдкой улыбаясь лодочнику, проговорил Зубов, одетый в матросскую форменку. В лодке спешно рассаживались еще пятеро, и все таинственно улыбались корейцу, как бы невзначай одаривая его легкими тумаками.
– И тебе привет, морда рязанская. – Вот ведь чудеса – никакого тебе акцента, чистая русская речь.
– Чего это рязанская? Я там отродясь не был.
– Будешь еще – вот увидишь: там все такие.
– Как тут?
– Эти лодочники, скажу я тебе, еще похлеще извозчиков из нашего квартала: постороннему сюда ходу нет. Если бы не было с собой денег, то с голодухи ноги уже протянул бы. Да еще этот старшина их – половину заработка велел ему отдавать да всю стирку собирать и его женщинам отвозить. Плату, понятное дело, им.
– Вот же мироед.
– Не то слово. Ты теперь-то толком можешь объяснить, зачем это все?
– Война с Японией не за горами.
– Это точно?
– Командир сказал, а он еще ни разу не обманул.
– А что же мы тут делаем?
– А то. Японцы прикупили два новых крейсера – так мы сделаем так, чтобы они в Японию не дошли.
– Ясно. – И у этого ни сомнений, ни вопросов, что да как. Надо, значит, надо. – А почему Сингапур?
– Не пройти им мимо: здесь пойдут. Вот тут-то мы их и приголубим.
– Ну а я-то зачем? Вы там под водой плаваете – вот вам и карты в руки.
– А ты, я гляжу, самый умный. Кто же сказал, что японцы встанут рядышком с нами? Ты думаешь, под водой раз – и доплыл? Как бы не так: чуть сбился с курса – и привет, а там, глядишь, и какой корабль на пути, или не один.
– И что, я вас буду возить?
– А куда ты денешься!
Лодка пристала к берегу, и матросы шумной гурьбой повалили на берег. За прошедшие месяцы они просто уже осатанели без каких-либо развлечений, даже не видя женщин. Сейчас, взирая на вторую половину человечества, они даже не помышляли ни о чем таком-эдаком – они просто глупо улыбались: мол, вот и бабы на этом свете все еще есть и никуда не делись, а то, что непривычного виду, – так каких только не видели во Владивостоке, настоящем Вавилоне на Дальнем Востоке. Конечно, русские гораздо краше, но и эти вполне себе ничего.
– Ты вот что, Ким…
– Ты, смотри, нигде не ляпни, – шикнул на него кореец Пак.
– А, ну да. Нашел же себе фамилию.
– Нормальная фамилия, ничуть не хуже Иванова или Петрова.
– Понятно. Ты это, давай на яхту – вторую партию парней заберешь и узлы с бельем. Прачка ты наша. Да ладно, чего ты дуешься, я, что ли, виноват в том, что ты кореец и для тебя нашлось другое занятие.
– Да не дуюсь я. Ладно, вали давай.
Крейсеры «Нисин» и «Касуга», закупленные в спешном порядке перед войной в Италии, сейчас перегонялись в Японию под английским коммерческим флагом с английским же эскортом в виде одного крейсера. Противостояние между Россией и Японией достигло своего пика, хотя этого пока еще не поняли русские политики. Японцы планомерно двигались к вооруженному конфликту, а в связи с этим торопились перегнать корабли в Японию, так как они очень пригодились бы в предстоящей войне, обеспечивая еще большее преимущество японскому флоту.
Еще не прозвучало ни одного выстрела, еще не последовало объявления войны, как это принято в цивилизованных странах и как того требуют принятые международные акты, но эти два корабля уже сыграли свою роль в предстоящей войне. Встреча их с кораблями отряда Вирениуса стоила Порт-Артуру того, что отряд был возвращен в Либаву, так и не усилив флота Тихого океана. В морском ведомстве все же сидели не полные идиоты, так что в возможность войны они очень даже верили, а если японцы укомплектуют экипажи в море, то эти два броненосных крейсера будут представлять реальную опасность для русских кораблей, – вот и перестраховались чиновники, да-да, уже давно не флотоводцы, а именно чиновники. Единственный флотоводец настаивал на том, чтобы отряд продолжал движение в Порт-Артур, но адмирала Макарова никто не стал слушать.
И вот наконец эти крейсеры достигли Сингапура. Здесь им предстояла бункеровка перед последним броском – теперь уже до самой Японии. Экипажи на кораблях сокращенные: только необходимый минимум для перегона кораблей. Над ними развевается Британский коммерческий флаг, и хотя это неспособно обмануть даже самого наивного, но свою роль сыграло: опасаясь обострения отношений с Англией, никто даже мысли не допускал, чтобы корабли хоть как-то задержать, в том числе и российские политики.
Гаврилов, расположившись под навесом на палубе «Светланы», попивал чай и внимательно всматривался в застывшие вдалеке японские крейсеры. Его опасения полностью оправдались. Японцы стали очень неудачно: их практически полностью прикрывали английские корабли, поближе к которым и расположились эти утюги. Хватало на пути и гражданских судов. Одним словом, условия для работы пловцов самые паскудные, а если еще учесть и отсутствие реального боевого опыта… В общем, весело.
– Ну и что ты на это скажешь, пловец?
– А чего говорить-то, командир. Плохо дело. Тут без Кима-Пака не обойтись. Не вытянут ребята, заблудятся, как пить дать заблудятся.
– Вот и я о том. Тут даже я маху дам легко. Дело к вечеру. Вызывай Кима.
– Пака.
– Ну да, Пака.
– А чего его вызывать – через час вернется с бельем из стирки.
– Тогда готовь снаряжение – пойдем я и ты. Возьмем один скутер, чтобы Пак по́том не изошел, волоча нас: на самых малых оборотах нормальное ему подспорье будет. Крючья-то в днище вкрутили?
– Все готово, командир.
– Вот и ладушки.
– Господина, фрукта покупай, фрукта свежий, хороший, очень вкусна.
– Опоздал, дружище. Уже давно закупились. Где раньше-то был?
Команда на крейсерах была смешанной, так что японцев там присутствовало совсем мало. Вот и вахтенный матрос у трапа – по виду англичанин. Неплохой, по всему видно, парень – Киму даже на секунду стало его жаль, к тому же он не военный – просто перегоняет этот клятый крейсер, вот и все. Но потом сомнения и жалость отходят в сторону. Да, парень ни в чем не виноват, но, если сейчас не разобраться с этим крейсером, скольких вот таких ни в чем не повинных парней он отправит на тот свет, служа под ненавистным японским флагом? К японцам у Кима был свой счет.
Лодку свою Ким-Пак провел от носа к трапу, двигался медленно – как видно, лодочник сильно замаялся за этот трудный и длинный день, но нужда гнала его вперед: пока солнце еще не село, можно было попытаться снять еще какую деньгу.
Ориентироваться в этих мутных водах, плотно заставленных различными судами, не показываясь на поверхности, было практически нереально – вот и приходилось использовать лодочника. С этой целью в дно лодки вкрутили пару крюков, к которым линем подцепили скутер. Давая самые малые обороты, он как на веревочке шел за ней, ведомый к своей цели. Придерживались четырехметровой глубины: дыхательные аппараты замкнутого цикла и электродвигатели скутера никоим образом не выдавали пловцов; мины двигались на буксире, имея плавучесть, позволяющую им держаться на этой же глубине. За последнюю держался Зубов – эдак и его буксировали, и он сможет контролировать заряды, чтобы не прилипли к корпусу там, где не надо, не то потом замучаешься отдирать: тут уж и семь потов сольешь, и без рычага никак, – благо полярность у мощных магнитов была одинаковой, так что друг от дружки они только отталкивались.
Пока огибали корабль, Зубов успел прилепить две мины, ориентируясь по всплескам весел: как весло плеснуло, так и пора. По идее, должны были заминировать два соседних отсека. За то, что мина при взрыве будет снесена ударной волной, не переживали, так как взрывателей было два – один на часовом механизме, второй маятниковый: случись сильное сотрясение от гидроудара – взрыватель откликнется мгновенно, так что мины должны были сработать практически в один момент.
У «Касуги» задержаться вообще не удалось: здесь на вахте у трапа находился не улыбчивый англичанин, а надутый спесью японец, по виду самый обычный крестьянин, но преисполненный самурайским духом и презрением ко всем иноплеменникам, а уж к азиатам тем паче. Он даже не стал интересоваться у корейца, зачем тот пожаловал, а тут же, требовательно взмахнув рукой, показал, чтобы Пак отваливал в сторону. И пригрозил применить оружие, если тот не послушает. Насчет оружия Пак сильно сомневался, но, изобразив испуг, резко ударил веслами по воде, спеша покинуть опасное место и тем самым подавая сигнал об установке мины. Зубов дисциплинированно прилепил последний сюрприз и перерезал линь. Что могли, они сделали – теперь все зависело от воли Господа и от инженеров концерна: насколько хороша уже их работа. Каждая из мин была оборудована хитрой системой подрыва с небольшими турбинами. Когда корабль набирал ход в семь узлов, эти турбины запускали часовой механизм, а через двенадцать часов шток отходил, высвобождая боек взрывателя мгновенного действия. Довольно хитро, но иначе никак: к моменту подрыва гарибальдийцы – их так отчего-то называл Гаврилов – должны были находиться в открытом море, а учитывая, что в путь обычно отправлялись с утра, трагедия должна была произойти не только в открытом море, но еще и ночью.
– Ты хорошо подумал, Арым?
Ой как не хотелось терять уважаемому Лао своего работника! А что, работник и есть: он, Лао, взял его под свое крыло – пусть только кто пикнет на Пака, – а тот в свою очередь половину своего заработка ему отдает. Очень удобно.
– Да, уважаемый. Большое вам спасибо за заботу, но и вы поймите. На этой яхте во время последнего шторма смыло за борт матроса, и мне предложили его место. Такое бывает только раз в жизни.
– Да-а, Арым, повезло тебе.
– Вы не поможете мне продать мою лодку?
– Отчего не помочь! А давай, я ее и куплю. Цену дам стоящую.
Стоящая цена оказалась ровно в два раза ниже, чем уплатил в свое время сам Пак, ну да и пусть. Конечно, уважаемый Лао тот еще прохиндей и симпатий не вызывает, но вот смог помочь – так пускай еще немного подзаработает.
Ясным январским днем белоснежная яхта «Светлана» покидала рейд Сингапура – того самого, что «бананово-лимонный». Здесь ей больше делать нечего: с одной стороны, поставленную задачу пловцы выполнили, а с другой, раз уж сложилось все так удачно и время позволяет, Семен хотел поспеть еще в одно место.
Зимнее холодное Желтое море, небо, затянутое тучами, темные неприветливые волны, ветер, бьющий в лицо и бросающий обжигающие холодом соленые брызги. На палубе находиться нет никакого желания, но никуда не денешься: яхта идет под парусами. Машина тоже работает – нужен максимальный ход, а если машина станет, то винт значительно снизит скорость. И куда гнать? Ветер довольно свежий, судно идет весьма бодро, но в Гаврилова словно бес вселился – гонит и гонит. Холодно, зараза. После теплых южных широт, в которых провели столько времени, этот зимний холод вкупе со всепроникающей сыростью выматывает душу. Вот и цель их бега по волнам – серый неприветливый Чемульпо. Господи, да что все так уныло-то!
Вечером двадцать пятого января «Светлана» вошла в гавань, но вглубь не пошла, остановившись буквально на входе, – весьма странное поведение для яхты с путешественниками на борту. Понятно, что эксцентричный владелец может себе позволить многое, но к чему такой экстрим?
– Семен Андреевич, может, все же объясните, чего мы так гнали-то? – Зубов подошел к Гаврилову, замершему у борта яхты и внимательно всматривающемуся в воды бухты.
– Про войну-то веришь?
– Если говорите вы, то верю.
– А что ты видишь тут, в порту?
– А что я вижу? Ну стоят военные корабли да пара судов – и что с того? – недоумевающее пожал плечами Зубов.
– А что за корабли видишь?
– Англичанин, француз, американец, вон того флага не знаю…
– Итальянец, – вставил Семен.
– Ага. Вон японец, а те два наши.
– Вот самое главное ты и оставил напоследок.
– Вы про наших, что ли? Так, а что им сделается, порт-то вроде не японский.
– Это только пока. Как только японцы захотят начать войну с нами, они в первую очередь займут Чемульпо: очень удобно, чтобы войска перебрасывать из Японии.
– Да вам-то откуда знать?
– А они по-другому не смогут поступить.
– Ну, может, и так, вы человек образованный… А нам-то что делать? Будем минировать японцев, как только они появятся?
– Хорошо бы, да не получится. Видишь, какое течение? Опять же вода мутная, так что без всплытия промажем в десяти случаях из десяти возможных. А если японцы придут днем, то и вовсе дело глухое. Да-а, думал я, что все тут непросто, а тут вообще все хреново.
– Семен Андреевич, я вот тут думал, думал – и никак не могу понять: откуда вы все это знаете? Ну и про прииск, и про Японию, и, как понимаю, к войне мы готовились давно уже – чай, не первый год всякие премудрости готовим, взять тот же НИИ. Странно это.
– Значит, тебе недостаточно просто верить мне?
– Достаточно, – решительно мотнул головой Максим.
– Но вопросы остаются?
– Вы это… Если не хотите, то не отвечайте, мы и без того готовы, тут не сомневайтесь.
– Да нет, все правильно. Вера – это одно, а нужно еще и знать почему и зачем. Остальным сам объяснишь или собрать надо всех?
– Не надо всех. Сам объясню.
– Ну тогда слушай. Если коротко, то о том, что случится война с Японией, не догадывается только дурак или тот, кто не интересуется тем, что творится в мире. Если бы вы не изнывали целыми днями на тренировках, а почитывали газеты и слушали, о чем разговаривают на рынке да в лавках, то уже давно это поняли бы. Мне, как ты понимаешь, тоже особо этим заниматься некогда, а вот Антон Сергеевич – он и в Петербург ездит, и вообще общается со многими. Мы вначале хотели просто заработать как можно больше и, как патриоты своей Родины, обеспечить процветание нашей стране… Опять же нашим рабочим живется куда вольготнее – разве это плохо? То-то. У нас есть правило: сначала разработать новинку, опробовать ее, а потом постараться начать изготавливать самим. Создали новинку, наладили производство – и нате вам: и рабочие места, и товар, и прибыль. Отсюда и такая служба безопасности, чтобы никто ничего не смог украсть. А как стало ясно, что войны с Японией не избежать, мы и заволновались. Ну за что они будут воевать в первую очередь? Что им понадобится от этой войны? Молчишь… Ну так я тебе объясню. Порт-Артур, Владивосток, Камчатка.
– Так ведь там везде предприятия концерна… – задумчиво произнес Зубов.
– Правильно. Вот и выходит, что мы готовимся не просто помочь нашей Родине в будущей войне, но еще и защитить себя, а также людей, за судьбу которых несем ответственность, чтобы им и дальше жилось хорошо. Вон Панков и Марков обосновались в Авеково и Магадане, иные в иных местах, опять же и вас куда-то нужно пристраивать – ведь слово вам дано, а на деле вы у нас пока получаетесь без кола и без двора.
– Ну это вы зря. Деньжат у меня в банке скопилось уже преизрядно, мне с вами интересно, и всем, кто в боевых отрядах, также, а насчет спокойной жизни – это еще успеется. Был один, кто уже хотел на покой податься, да вы ему всю охоту отбили.
– При чем тут Николай и я? Ты ведь об этом?
– Да не подумайте ничего такого, Семен Андреевич. Это я просто к слову. Так что найдется причина какая – так мы не постесняемся на покой попроситься и верим, что получим, но пока нам так интересно. Да только неужто у вас все только к деньгам сводится?
– Нет, не только. Я по-настоящему люблю Россию и, придется, грудью встану за нее.
– Уже стоите. Так что делать-то будем? Я так понимаю, что если мы ничего не сможем поделать, то надо уходить.
– Успеем. Надо подумать и как-то вытащить отсюда наши корабли.
– А если сами уйдут?
– Тогда подождем и, если все само срастется, просто уйдем: мы под американским флагом, так что препятствий нам чинить не станут. Передай капитану: нечего стоять тут на отшибе, пусть перегоняет яхту поближе к берегу – здесь нам ничего не высидеть.
Уже на следующий день Зубов в очередной раз убедился в правоте командира. После полудня в порт вошли японские корабли, а часть из них остались у входа в гавань. С военных транспортов начали выгружаться войска. Три японских крейсера и четыре миноносца встали неподалеку от русских кораблей – не иначе как прикрывая на всякий случай суда, с которых началась выгрузка. Еще три стояли подальше, считай, на входном фарватере, как раз неподалеку от того места, где поначалу бросила якорь их яхта.
Зубов поначалу посетовал на то, что они сменили стоянку, но по зрелом размышлении понял: шансов удачно заминировать хоть один корабль у них не было. Да что же это получается? О чем думают эти командиры с эполетами на плечах? Как такое вообще возможно? Ну раз уж так, то уходить надо – вон какая силища припожаловала. «Варяг» – он, конечно, смотрится вполне грозно, но и японцы не на лоханках: вон у входа стоит громадина как бы не побольше русского крейсера. Про «Корейца» лучше вообще не вспоминать – он не смотрится даже на фоне мелких крейсеров, какой-то маленький и неказистый. Но нет, стоят себе спокойно и ничегошеньки не делают.
– Максим.
– Да, Семен Андреевич.
– Собирайся, с собой пару человек. Возьмите по паре наганов да по паре гранат.
– Может, маузеры?
– Слишком громоздкие, особо не спрячешь. Наганы поповоротистей будут, да и не собираюсь я воевать – так, на всякий случай. Давай, живо.
– Есть, командир.
– Смотри в городе не брякни это – «командир».
– Понял, не маленький.
Семен проводил его задумчивым взглядом – сам он уже был готов, оставалось дождаться только сопровождения. Эти сутки в Чемульпо он провел не без пользы дела. Вернее, Гаврилов не был в самом Чемульпо, а на поезде отправился в Сеул, где посетил российское представительство, желая выяснить, что там известно о происходящем между Россией и Японией. Узнать удалось мало. Но даже то, что стало ему известно, свидетельствовало о том, что отношения ухудшаются с каждым днем, если не с каждым часом. Посетил телеграф, откуда отбил во Владивосток телеграмму об удачно протекающей сделке: правда, есть кое-какие нюансы, но если их удастся удачно разрешить, то сделка обещает большие прибыли. Антон все поймет правильно, поворчит – не без того, – ну и пусть, не может Семен иначе. Удалось выяснить и то, каким образом поступают депеши в посольство. Познакомился с уже немолодым чиновником, ответственным за переписку. Интересный такой дядька, домовитый и очень жадный. За то, чтобы воспользоваться правительственной линией, пользующейся первоочередностью, содрал по полной. Ну да, все к лучшему в этом лучшем из миров.
Парни появились уже через пять минут. Оперативно. Молодцы. Времени до отправления поезда на Сеул более чем достаточно. Успевают с запасом. А в столицу Кореи нужно было до зарезу. Во как нужно. Антон его без соли сожрет. Ну и пусть.
«Варяг» прибыл в Чемульпо двадцать девятого декабря, сменив на службе стационера, обеспечивающего интересы России в этом порту, крейсер «Боярин», который вскоре убыл в Порт-Артур: руководство решило, что нет необходимости содержать здесь слишком большие силы. Вскоре убыла и канонерская лодка «Гиляк» с секретными депешами, а еще несколько дней спустя ей на замену появилась канонерка «Кореец». Служба стационера отличалась невероятной скукой, но если кому и было скучно, то только не командиру «Варяга».
Руднев Всеволод Федорович никогда не выделялся как знающий и умелый командир в отличие от своего предшественника. Многие отмечали, что уровень подготовки команды начал значительно скатываться с занимаемых ранее позиций, дисциплина стремительно падала, экипаж разбалтывался. Старания офицеров крейсера хоть как-то поддерживать порядок успеха практически не имели. Как гласит известная поговорка, рыба гниет с головы. Руднев оказался не тем командиром, который нужен был для командования кораблем, – по большому счету, он и сам понимал это и, возможно, именно потому с головой окунулся в политическую жизнь, где чувствовал себя как рыба в воде.
Стоит ли его осуждать за это? Пожалуй, что и нет. Тем более что человеком он был не робкого десятка – ну вот было у него другое призвание, не ту стезю он в свое время избрал, вот и вся вина. Новая роль дипломата ему пришлась куда больше: он без конца проводил время в посещениях командиров других стационеров, дипломатических приемах, не раз и не два ездил в Сеул к послу Павлову, окончательно забросив крейсер и свои служебные обязанности как командира боевого корабля. Тем временем на «Варяге» жизнь словно замерла – матросы предавались безделью и унынию. А что прикажете делать, если увольнений на берег нет и даже водку выдавать перестали? Скука.
И вдруг – как гром среди ясного неба: ультиматум от японского адмирала, требующего после полудня выйти из нейтрального порта, – в противном случае он атакует «Варяга» и «Корейца» прямо на якорной стоянке. Нельзя сказать, что это явилось большим сюрпризом: войны с Японией ожидали, но ведь посол не сообщал ничего подобного, более того – он утверждал, что никаких сведений о резком изменении обстановки между Японией и Россией он не имеет.
Вчера, двадцать шестого января, он отправил в Порт-Артур «Корейца» с дипломатической почтой, но тот не смог покинуть рейда. В узком проходе ему заступили путь три крейсера и четыре миноносца японского императорского флота, при этом выпустив по крейсеру три торпеды, а в ответ на это капитан второго ранга Беляев приказал открыть огонь из револьверной пушки. Успели сделать два выстрела, но потом опомнились, так как уже приближались к нейтральным водам, хотя успели повредить машину японского миноносца. Да и бог с ними. Хуже другое: в виду русских кораблей, под прикрытием своих крейсеров, японцы приступили к высадке десанта. Вот это уже было куда серьезнее – ведь японцы взяли на прицел русские корабли.
Руднев отправился к старшему стационеров на рейде командору Бэйли, командиру английского крейсера «Тэлбот», – тот обещал непременно заявить протест по поводу враждебных действий японцев по отношению к русским в нейтральном порту.
А сегодня поступил этот вызов на «честный» бой. Сомнительное заявление, учитывая явный перевес японцев. О каком поединке может идти речь? Ну да не суть. Хуже то, что подобные письма были отправлены и на другие корабли-стационеры. Разрешить дело мирным путем никак не удавалось: командиры нейтральных стран вроде как и были готовы поддержать нейтралитет порта, но, с другой стороны, были уже и готовы покинуть его до указанного японцами срока – шестнадцать ноль-ноль.
Вот тут-то Руднев и закусил удила. Ну не военным человеком оказался он по натуре: принять эффектную позу, гордо вскинуть голову и сказать, что русские привыкли не считать врага, а бить его, – смелое и гордое заявление. Только вот драться «Варяг» не мог: в данной ситуации он был в силах только прорываться, выжимая все возможное из машин. А как же «Кореец»?.. К тому же предстояло принять верное решение, чтобы впоследствии оно не аукнулось: ведь могут выдвинуть обвинение, что командир не смог в полной мере использовать нейтралитет корейского порта, чтобы сохранить корабли. Задачка не из легких. Но решение выйти в бой принято, офицеры его поддержали – остальное покажет время. В крайнем случае можно будет отвернуть и возвратиться в порт.
Беляев, не желая задерживать «Варяга», предложил разделиться и постараться самостоятельно выйти из трудной ситуации, но Руднев отказался от подобного решения. В предстоящем бою он сильно рассчитывал на два восьмидюймовых орудия канонерки, так как сам крейсер имел только шестидюймовые. То, что тихоходный «Кореец» будет сдерживать крейсер, Руднева не убедило.
Совещание уже заканчивалось, когда доложили о прибытии курьера со срочным известием от посла Павлова. У Руднева было мелькнула надежда, что не все еще потеряно. Он лично исчерпал уже все свои ресурсы на дипломатической ниве, стараясь избежать боя, но, может, не все столь безнадежно и Павлов сумел-таки найти выход…
Не судьба. Это было распоряжение наместника царя на Дальнем Востоке вице-адмирала Алексеева. Распоряжение четкое и емкое, не подразумевавшее никаких недоговоренностей. Если коротко, то наместник приказывал командиру «Варяга» идти в Порт-Артур, минуя какие бы то ни было нейтральные порты. Если случится так, что путь окажется прегражденным, прорываться с боем, развив полную скорость, на которую вообще способен крейсер, ни на минуту не сбавляя хода, не прибегая ни к каким маневрам. Крейсер обладает достаточной скоростью – и чтобы прорваться, и чтобы уйти от возможной погони. Ровно через двадцать часов на траверзе Порт-Артура крейсер будет встречен основными силами флота Тихого океана.
Командиру «Корейца», дабы не стеснять своим тихим ходом «Варяг», предписывалось, используя низкую осадку корабля и мелкие глубины в шхерах близ Чемульпо, прорываться самостоятельно и по способности. В случае невозможности прорыва Беляеву дозволялось самостоятельно принять решение либо о принятии решительного боя, либо о выбросе на мель и уничтожении корабля, дабы тот не достался противнику. В случае прорыва в открытое море иметь курс на Порт-Артур, на траверзе которого его будут ожидать через двое суток.
Вот как хочешь, так и понимай, но ни влево, ни вправо шагнуть – ни-ни. Приказ не подразумевал под собой никаких коллизий. Никакой тебе дипломатии, никакого намека на нейтралитет порта: прямолинейно, по-военному четко. Есть воинский долг. Извольте исполнять.
В душе Руднев испытал облегчение, так как решение было принято за него, а ему оставалось его только исполнить. Опять же это ни в коей мере не умаляло его достоинства перед командирами стационеров, которым он с гордым видом сообщил и намерении принять бой. Подспудно еще имелась надежда на то, что японцы все же не столь уж и хорошие вояки, – как известно, любой предмет цивилизации в руке дикаря превращается в бесполезную вещь, – так что, возможно, все не так плохо.
В одиннадцать тридцать русские корабли снялись с якоря и двинулись на выход с рейда. До острова Идольми условлено идти вместе. Руднев не спешит. «Варяг» картинно медленно движется мимо итальянского крейсера, на котором выстроился экипаж, провожая русские корабли на смертельную схватку. Взгляд на другие корабли иностранцев – там тоже заметно движение. Что ж, желаемое достигнуто: неизгладимое впечатление он произвел – теперь пора выполнять свой воинский долг и распоряжение наместника.
