bannerbannerbanner
Бульдог. В начале пути

Константин Калбазов
Бульдог. В начале пути

Полная версия

Наконец ситуация в стране стала меняться. Во всяком случае, настал тот момент, когда он поверил в это и решил, что оставаться в стороне не может. О том, чтобы лезть в Думу, не могло быть и речи. Да и неинтересно это было Бурову. Хотелось навести порядок у себя в городе. Он не вступал ни в какие партии и на выборы главы городской администрации пошел как самовыдвиженец. Ему не было необходимости демонстрировать людям свою заботу. Горожане и так видели, что собой представляет этот кандидат, потому как он жил среди них, и, даже когда не думал о выборах, жил по совести.

Им была построена церковь. Поддерживалась спортивная школа, где имелись два зала – секции самбо и бокса. Тренировки были бесплатными и только для детей из малоимущих семей. В качестве платы каждый обучаемый должен был предоставлять на проверку дневник. Прямо как в его детские годы. Многие мальчишки и девчонки взялись за ум, во всяком случае, сумели нормально закончить школу. За что родители были ему искренне благодарны.

Несмотря на то обстоятельство, что в этой школе дети занимались спортом исключительно в свое удовольствие, троим она дала толчок в большой спорт. Буров всячески поддерживал земляков, и уже были кое-какие достижения на международном уровне. Разумеется, они не могли не отблагодарить его парой выступлений в поддержку своего кандидата.

Он выступал спонсором на различных конкурсах, будь то танцевальные или художественные. Тут вина его дочерей, одна из которых хорошо танцевала, а вторая рисовала. Но все по-честному. Его дети ни разу не взяли первых мест. В родном городе. Их просто засуживали, и Буров в этом искренне каялся перед женой и дочками. Но их таланты были оценены в других городах, и этими победами они гордились вполне заслуженно, высоко неся нос перед радостным отцом.

Его управление помогало с ремонтом в детских садах, не отличающихся престижностью, но выделяющихся более скромным финансированием. За что также получал толику уважения горожан.

Оказывал помощь детскому дому. Здесь он бывал минимум раз в неделю, вникая в трудности подшефных и оказывая посильную помощь. Практически все воспитанники называли его «наш дядька Сергей», бывало, и в драку лезли, если кто о нем отзывался негативно. А главное, каждый знал, что если пожелает, то Буров предоставит им рабочие места, разумеется, не наобум, а после получения специальности, чему он также способствовал.

Все это носило не эпизодический характер, а было частью его жизни. Так что, когда он засобирался на выборы, вряд ли у кого-то возникли сомнения в том, кто именно победит. Его тут же начали одолевать эмиссары различных партий, ни к одной из которых он так и не примкнул.

Кто знает, может, и не должно было быть никаких подтасовок. А может, все было спланировано и подготовлено. Но даже если и так, то этот номер не прошел. Не ограничиваясь наблюдателями, Буров заручился также лояльностью одного члена учетной комиссии на каждом избирательном участке. Им нужно было только объявить о своей принципиальной позиции в отношении честного подсчета голосов, когда удалят всех наблюдателей и комиссия останется в одиночестве, что они и сделали.

Семьдесят два процента проголосовавших отдали свои голоса за него. За человека, ведшего не всегда праведную жизнь, но старавшегося жить в ладу со своей совестью. Возможно, она у него имеет извращенную форму и он никоим образом не может спокойно спать и видеть сны. Но он спит. Потому что верит в свою правоту и в то, что живет не напрасно.

– Что-то ты, дружище, расчувствовался. Всю жизнь по косточкам перебрал. А ведь говорят, перед смертью вспоминаешь… Стоп. Ты что, боишься, Бульдог? Есть малеха. Спокойно. Плевать, что говорят. Сейчас не девяностые. Есть закон. Есть ми… хм… полиция, и она уже набрала свой вес и авторитет. Есть другие службы. Ну не дебилы же они так-то нарываться. Все. Пора домой.

Мелькнула было мысль оставить пистолет в сейфе, но он ее отмел. Дело даже не в том, что он чего-то там опасался. Нет. Просто оставлять без присмотра оружие… Даже в сейфе… Даже в своем кабинете… Ну его к лешему. Завтра сунет Василию в зубы, пусть уберет подальше. А пока лучше при себе. Но только чтобы ненароком не затерялся.

– Борис Викторович, разрешите?

– А-а, Петр. Проходи. Садись. – Высокий мужчина, не отличающийся стройным телосложением, что с успехом компенсировал дорогой костюм, сопроводил свои слова доброжелательным жестом.

– Спасибо, Борис Викторович. – Вошедший был несколько ниже хозяина кабинета, эдакий крепыш с кривыми ногами, что не могло скрыть никакое искусство портного.

Пройдя мягкой походкой, выдающей в нем весьма ловкого человека, хорошо владеющего своим телом, гость по имени Петр расположился в удобном кожаном кресле у камина. Сейчас там полыхала искусственным огнем искусственная же поленница дров. Впрочем, если доподлинно не знать, что все это бутафория, то можно было и удивиться тому, что от огня не исходит тепло.

– Выпьешь?

– Не хотелось бы, пока дело не сделано. Мало ли как оно все. Трезвая голова куда лучше хмельной.

– Уважаю. А вот я без подогрева начинаю буксовать, – наполняя коньяком рюмку, посетовал хозяин кабинета.

Те, кто впервые сталкивался с ним, могли посчитать, что Борис Викторович Воронин находится на крючке у Бахуса. На это указывало то простое обстоятельство, что при любом удобном случае он вооружался рюмкой коньяку. Но это ошибочное мнение. На самом деле внимательный наблюдатель мог заметить, что с одной-единственной рюмкой Воронин способен просидеть весь вечер, при этом будучи оживленным, шумным, общительным и вообще душой компании. Он обладал уникальной способностью заражать окружающих весельем, напоить их, что называется, в хлам, при этом оставаясь абсолютно трезвым. Ну что такое пятьдесят граммов коньяка, растянутые на весь вечер?

– Как там наши дела, Петр? – откинувшись на высокую спинку и пригубив благородного горячительного, поинтересовался Воронин.

– Пока все по плану.

– Петр, мне не очень нравится твоя привычка по поводу и без оного вставлять это «пока». Либо все идет нормально, либо нет.

– Борис Викторович, я не могу поручиться за различные случайности, из-за которых способна развалиться самая продуманная комбинация.

– Ты несносен, Петр.

– Отчего же вы не рассчитаете меня?

– Пока ты ни разу меня не подвел.

– Пока… – многозначительно посмотрев на своего работодателя, произнес крепыш.

– Все, сдаюсь. Уел. – Воронин шутливо поднял кверху левую руку, не имея возможности задействовать правую, в которой находилась рюмка.

– Борис Викторович, разрешите вопрос?

– Вот за что я тебя ценю, Петр, так это за то, что ты сначала исполняешь, а потом спрашиваешь. Правда, дело еще не закончено, но я так понимаю, что все уже на позициях. Ну-с, я слушаю.

– А обязательно было действовать столь радикально?

– С этим по-другому нельзя. Не понимаешь? Ладно. Ты знаешь, откуда у него это прозвище – Бульдог?

– Странно было бы, если бы к нему приклеилось другое, при его-то внешности.

Ничего удивительного в неосведомленности подручного хозяина кабинета не было. Он был организатором мероприятий щекотливого характера и с этим справлялся просто замечательно. Информацию же добывали и обрабатывали специально обученные люди. Петр был талантлив в другом – быстро и четко выполнить команду «фас». А Воронин привык использовать сильные стороны своих подчиненных.

– Да-а, Буров явно не красавец, и что-то бульдожье в его облике есть, – согласился с гостем Борис Викторович. – Но ты не прав. Погрузнел и заимел свои щеки он гораздо позже, чем к нему приклеилось это прозвище.

– Подразумевается бульдожья хватка?

– Именно. Это очень опасный противник. За его спиной не одна горячая точка. Понимаю, что ты хочешь сказать, но я вовсе не о его боевом опыте, хотя он и изрядный. Главное, что он почерпнул в своем военном прошлом, – решительный характер, способность быстро оценивать обстановку и действовать. Подчас жестко и беспринципно. Так вот, Бульдогом его прозвали, еще когда он был стройным, звонким и прозрачным, и именно что за хватку. Попробуй мы ему пригрозить, и он начал бы действовать.

– Но это могли бы сделать другие. Мало ли народу угодит под раздачу благодаря его затее. Да тот же бывший глава города, которому точно в этом случае не избежать головной боли. Партия партией, но, когда вскроются такие злоупотребления, мало не покажется.

– Могли бы и другие. Ну и где тогда наш интерес? Не хотят сами, тогда мы поможем, а заодно и наваримся. Сэкономленная парочка-другая миллионов евро нам никак не помешают. Ты ведь в курсе, что у меня в этом городе появились собственные интересы?

– Теперь да.

– Ну вот. А этот борец за народные интересы мне там вовсе ни к чему.

– Ну можно было бы копнуть в его прошлом. У нас нет безгрешных миллионеров. Что-нибудь да накопали бы. Это он сейчас борец за светлое будущее, а что там было в прошлом, еще как посмотреть.

– Тут два момента. Время и деньги.

– Процесс затянется, и вы ничего на этом не поимеете.

– И ты тоже, Петр. Но есть и третий момент. Если он докопается, что за этим стою я… Я тебе говорил, что он может действовать быстро и жестко? Кстати, благодаря этой комбинации я еще и предполагаемого конкурента подставлю. И все будет выглядеть так, словно я пришел на освободившуюся поляну. Чистенький и непорочный. Недвижимость выкуплю у своих же подставных, ненужную продам, но уже по другой цене, когда рынок придет в норму.

– А вы уверены, что ваш конкурент его сам бы не убрал?

– Уверен. Он как раз и пошел по тому пути, который предложил ты. Время в запасе у него пока есть. Первыми под раздачу попадут рыбешки помельче. И он, гад такой, может успеть. Вроде у него уже что-то там вытанцовывается. Не безгрешный наш Бульдог, совсем не безгрешный, но грехи умеет прятать очень глубоко.

– А что именно, если не секрет?

– Не секрет, но уже не имеет никакого значения. Если сработаешь как по маслу.

 

– А если смерть Бурова ничего не остановит?

– Еще как остановит, Петр. Россия своеобразная страна. Здесь никак не могут обойтись без лидера. Обязательно должен быть кто-то, кто будет толкать, тянуть и тащить.

– Но если они успеют подать иск…

– То проще простого убедить юриста отказаться от дела. Это никак не отразится на его репутации. А другой немного перетасует документацию и с успехом проиграет дело. Мы еще и доброе дело сделаем. Спасем трех предпринимателей от неминуемого разорения.

В этот момент зазвонил телефон Петра, который тот от нечего делать медленно вращал в руках. Он взглянул на экран, потом многозначительно посмотрел на Бориса Викторовича. Отжал кнопку и поднес трубку к уху.

– Слушаю.

Ого. Это он конкретно засиделся. Время уже к полуночи. А точнее, двадцать три сорок семь. Хм. Ну и какая, собственно, разница? Зря он так. Завтра, ну да, все еще завтра, дел невпроворот. Да и не забыть бы, чтобы Евдокимов в обязательном порядке выяснил, кто это там так активно занялся недвижимостью. Хоть знать, с кем бодаться. Наверняка Аванесов. Случись Бурову победить, и тот пострадает больше всех.

На улице моросил теплый летний дождь. Ему удалось разобраться со стоявшей весь день духотой и принести с собой прохладу. Сергей Иванович остановился на крыльце, все еще укрытый козырьком, с которого стекала вода и с легким шумом по водосточным трубам сбегала на решетку ливневки. Перед ним пролегла освещенная фонарями, блестящая от влаги дорожка из желтой тротуарной плитки.

Промокшие деревья, также поблескивая влажной листвой, тихо шелестели, потревоженные легким ветерком. Они, словно живые, перешептывались, общаясь на только им одним понятном языке. Их городок всегда считался зеленым из-за обилия деревьев, выступающих непреложным обрамлением всех улиц и дворов. Но в последние годы деревьям пришлось изрядно потесниться. Когда-то заботливо взращенные человеком, теперь они уходили из города под все его же давлением. Пока это не приняло катастрофических размеров. Пока. Но в этом направлении усиленно работают очень многие.

Не отдавая себе отчета, он с наслаждением вдохнул всей грудью ночную прохладу и, непроизвольно раскинув руки, с удовольствием потянулся. Хорошо. Боже, как же хорошо. А может, сейчас взять жену и прогуляться по улицам? Подумаешь, дождик. А для чего существуют зонты? Хм. Это если она еще не спит. Да нет, не должна. Решено. Так и сделает. А дела… Господи, как говорится – если у вас болит, то радуйтесь, что болит, потому как не болит только у мертвых. Ну вот. Опять. Да пошло оно все.

– Чего это вы домой не торопитесь, Сергей Иванович? – вдруг раздался голос охранника, вышедшего вслед за Буровым.

– Да вот, Виктор, воздухом дышу. Хорошо.

– Это да. Хоть прохладно стало, а то уже почти месяц духота стоит. Хорошо все же, что не ливень. Тот пройдет, и после него вообще не продохнуть. А когда вот такой, мелкий да затяжной, тогда и прохлада, и воздух чище.

– Вот где ты прав, Виктор, там прав.

В этот момент раздался щелчок зажигалки, и в ноздри ударила вонь табачного дыма. Подышал свежим воздухом, раскудрить твою в качель. Нет, сам Буров тоже курил, вот только когда ты настроился на такой лад… когда вокруг такое блаженство…

– Умеешь ты все испортить, Виктор.

– Так, Сергей Иванович, мне же внутри-то нельзя…

– Ладно, проехали. Спокойного дежурства.

Буров, несмотря на свою комплекцию, легко сбежал с крыльца и направился к машине, одиноко маячившей на стоянке перед администрацией. Черный «мерседес» встречал его, весело искрясь застывшими и сбегающими по кузову каплями воды. Ему уже давно намекали, да и прямо говорили, что машину нужно поменять. Несолидно главе города ездить на старой машине. Это она-то старая! Прослужила пять лет без проблем и еще столько же прослужит и «мяу» не скажет, только масло меняй. А что до престижности… Да пошло оно все. Не перед кем ему выпендриваться.

Дважды пискнув и моргнув, сработала сигнализация. Авто глухо отозвалось сработавшим центральным замком. Дверца легко подалась, едва он ее потянул. В салоне вспыхнул свет. Какая-то тень мелькнула за декоративным кустарником, обрамляющим газон.

Буров уже уходил в перекат. Одновременно бросил руку к кобуре, где покоился изготовленный к бою «макаров», только сними с предохранителя. Мелькнула мысль, что у охранника на крыльце только дубинка, баллончик и электрошокер. Если с рукой все было в порядке и она без труда вспомнила, что и как надлежит делать, то погрузневшее тело не успевало отреагировать на возникшую опасность. А в том, что это опасность, он ничуть не сомневался, об этом вопило все его существо.

Выстрел! Пуля прошила тут же обрушившееся стекло дверцы и ударила в грудь. От толчка Бурова слегка повело в сторону. Грудь обожгло болью. Он сделал пару мелких шажков назад и в сторону, что уберегло его от второй пули, вжикнувшей рядом и прошившей рукав костюма. Но голова совершенно ясная. Рука с пистолетом вскинута.

Выстрел! А вот его противник на ногах не устоял. Его словно кувалдой приложило и опрокинуло на траву. Выстрел! Вторая пуля бьет в бок. Сергей буквально чувствует, как она проламывается сквозь не выдержавшее напора ребро. Гадство! Еще один!

Его разворачивает, и он видит набегающего на него мужчину худощавого телосложения. На голове капюшон, из-за чего лица не разглядеть. Надо же, даже масками не озаботились, совсем страх потеряли! А с другой стороны, ты поди еще рассмотри то лицо, капюшон большой, лицо полностью скрыто тенью. Мужик бежит, вытянув руку с пистолетом в сторону Сергея, и снова нажимает на спуск. Ствол озаряется резкой вспышкой. Пуля с противным свистом пролетает рядом с ухом. Расстояние не более пяти-шести метров. И все же мимо.

Буров все еще продолжает держать пистолет в вытянутой руке. После попадания в бок его разворачивает в сторону второго нападающего, и оружие само собой наводится на цель. Ему остается только нажать на спусковой крючок. Убийца словно наткнулся на непреодолимую стену и тут же завалился на спину, мелко засучив ногами.

Вроде все. Господи, как больно-то. Где там охранник? Ага. Понятно. Нет, ну а чего, собственно, ты ждал? Хорошо, если не сбежал, а сейчас названивает в ми… тьфу ты, в полицию и «Скорую». Ну и что делать? Лечь и ждать помощи? Вариант. Вот только не очень правильный. Если Виктор сейчас не долг свой исполняет, а наложил полные штаны… Сдохну. Как есть сдохну. А вот хрена вам всем! Я вам еще покажу, раскудрить вашу в качель.

На заплетающихся ногах он сделал четыре шага и тяжело повис на все еще распахнутой дверце. Ключи четко выделялись темным пятном на светлом сиденье. А не глупость? К черту! Если останется, то точно сдохнет. Пистолет со стуком упал на влажный асфальт, а освободившаяся рука потянулась к ключам. Потом с большим трудом ему удалось втиснуться за руль.

Авто тут же отозвалось заурчавшим двигателем, едва он провернул ключ. Хорошо все же, что коробка «автомат». Помнится, он хотел механику, но в наличии была только автоматическая. Можно, конечно, и заказать, но придется подождать, а ждать категорически не хотелось. Взял то, что было. Потом попривык, а вот теперь в тему получается, потому как если бы механика, то ему нипочем не справиться.

В очередной раз мысль о совершаемой глупости мелькнула, когда он уже тронулся в путь. Но Сергей Иванович опять решительно отмел ее в сторону. Он, конечно, может и недотянуть, все же около километра ехать, но, если останется, один хрен, кранты. А жить хотелось неимоверно. Несмотря на то что он не особо много времени уделял развлечениям, жизнь он любил и наслаждался каждым прожитым днем.

Пока ехал, припомнил, что в свете фар мелькнуло лицо второго нападавшего, который выскочил из кустов на стоянку и там же завалился на спину. Лицо знакомое. Он видел этого парня в окружении Аванесова, хотя и не помнил, как его зовут. Да что там не помнил, он никогда и не знал его имени. Так, мелкая шестерка, а может, и родня какая. Ираклий Павлович вообще отличался тем, что всячески поддерживал родственников и на руководящие должности ставил их же. Значит, все же посмел. Ладно, дай только Бог доехать, а там еще посмотрим, кто кого.

В больницу или в «Скорую»? Они расположены на смежных территориях, отделенные друг от друга заборчиком. Нет. Лучше в «Скорую». Конечно, там может не оказаться ни одного экипажа, но в приемном покое хирурга точно на месте не будет, они обычно в своем отделении находятся. Опять же врачи «Скорой помощи» куда привычнее действуют в экстремальных ситуациях и решительнее своих коллег из больницы.

Дорога совершенно свободная. Когда-никогда мелькнет встречка. Поздно уже. Город практически полностью погрузился в сон. Красный сигнал светофора. Да кто на него смотрит. Машина проскакивает пустой перекресток. Еще немного. Вот и «Станция скорой помощи». Шлагбаум закрыт. Но это не преграда, это рассчитано на законопослушных водителей. Пластик разлетается на мелкие куски, и черный автомобиль влетает на просторный двор.

Буров еще успел нажать на тормоза. Заметил, что машина замерла. После чего его накрыла темнота, и он завалился на пассажирское сиденье.

– Что это?!

– Совсем охренели, борзота!

– Твою мать! Маша, вызывай ментов!

– Они сейчас уже полиция.

– Да один хрен!

Возмущению собравшихся покурить на холодке работникам «Скорой помощи» не было предела. Подумать только, какой-то нахал, перепив, протаранил шлагбаум и влетел прямиком во двор. Конечно, пьяный, а какой еще-то? Ни один в трезвом уме не станет так делать. Нет, с наглостью все нормально, но портить машину, снося шлагбаум, даже пластиковый?

– Погоди, Валера.

Самый старший из присутствующих медленно вынул сигарету изо рта и, близоруко сощурившись, глянул на машину. Водитель уже пропал из виду, завалившись на соседнее сиденье, но что-то бывалому медику не понравилось.

– Парни, а ведь это машина Бурова, – подал голос молодой водитель по имени Геннадий. Он работал в экипаже того самого врача, осадившего коллегу. Но «молодой» – это, конечно, относительно. Без стажа вождения водителем на «Станцию скорой помощи» не попадешь, требования, они существуют, чтобы их исполнять, какой бы знакомый ни был.

– Генка, тащи ящик!!! Живо!!! – едва распахнув дверцу авто, закричал врач. Потом сунулся в салон, чтобы извлечь раненого. Благодаря большому стажу и девяностым, с их разборками в криминальном мире, у него был достаточный опыт работы с огнестрельными ранениями. Так что он не растерялся, был собран и внимателен.

– Ну что там, Всеволод Борисович? – выйдя на крыльцо, поинтересовалась дежурная сестра.

Говоря это, она не сводила взгляда с пятерых мужчин, бегущих к забору, за которым начиналась территория больницы. Глупо задействовать машину и ехать в объезд, когда до приемного покоя не больше сотни метров по прямой.

– Бог весть, Машенька, – нервно отбросив в сторону окурок, ответил старший смены. – По всему, он должен был уже умереть, а он… Ты позвонила в реанимацию?

– Обижаете. Их уже встречают.

– А в полицию?

– Ага. Всеволод Борисович, а он выживет?

– Надежда, она умирает последней. Нет. Не в этом случае. Хорошо, если вообще донесут. Но с другой стороны… Бульдог, он и есть Бульдог, характер у него не подарок, а в мире всегда есть место чуду.

– Значит, только чудо.

– Только чудо, Машенька. Так, хватит тут торчать. У тебя телефон трезвонит. Марш на пост.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20 
Рейтинг@Mail.ru