Константин Демченко
All-in
– Успокойся, – ответил денди. – Всё будет, как обычно – посидим и разойдёмся. Они, конечно, твари не вполне разумные, но и не полные же дебилы. Жить ведь лучше, чем не жить.
– Ага, а хорошо жить ещё лучше, – подхватил плейбой, но в голосе его сквозил нескрываемый сарказм. – Да только ведь они верят, что у них прокатит. Каждый сидит, любуется на свои две девятки, смотрит на две девятки на столе, и думает, что у него всё схвачено. Да, Арес? Но в конце концов окажется, что у их противника даже не каре на дамах, а флеш-рояль, да и противник этот – не чувак напротив, а кое-кто покруче, и ловить им нечего, никому из них…
– Тихо, – остановил излияния плейбоя байкер и бросил бармену. – Сделай громче.
Бармен догадался, что просьба касается не музыки, а почти неслышимого телевизора, и прибавил его громкость.
На экране, на фоне голубого неба и реющего на ветру флага, выступал старик в строгом костюме и с очень патетическим выражением лица.
– …и мы не вправе терпеть более попрания свобод и прав человека, мы не можем смотреть, как смешивают с грязью святые принципы демократии, которые наши предки взрастили, поливая своими кровью и потом. Наш священный долг – дать отпор этим нелюдям, подонкам, дикарям, что посягают на нашу свободу и жизнь. Они хотят прийти на нашу землю, ворваться в наши дома, загадить наши полы подошвам своих грязных сапог, убить всех, кто посмеет сопротивляться, а выживших посадить в клетки, показывать на них пальцами и смеяться, и бросать в них камни… – старик сделал трагичную паузу, но потом вздёрнул подбородок и продолжил на пару тонов громче, добавив в голос стали: – Мы не позволим! Наши солдаты рвутся в бой! Мы готовы обрушить карающий меч на головы наших врагов! – старик уже почти кричал, воздев сжатый кулак над головой.
Плейбой оторвал глаза от экрана и посмотрел на бугая.
– Твоя тема, – проговорил он.
– Угу, – буркнул тот в ответ. – Чего-то он разошёлся. Похоже, в этот раз выстрелит.
– Думаешь? – усмехаясь, переспросил денди. – Сколько раз мы уже слышали такое? И ничего, обходилось.
Бугай пожал плечами, зато байкер не промолчал:
– В этот раз может не обойтись.
Он щёлкнул пальцами, и на и так тёмный бар словно набросили вуаль, а все его посетители, за исключением четверых игроков в покер, застыли без движения. Телевизор раздвоился, потом от каждого отпочковался ещё один, потом ещё, и через пару мгновений стол окружили несколько десятков экранов, на каждом из которых что-то происходило. Слова, автоматные очереди, крики, рёв двигателей, бравурные марши, ещё тысячи разных звуков сливались в монолитный гул, но четверым это было не помеха – они слышали всё, что им надо было услышать.
На нескольких экранах задвигали речь старики и люди помоложе, и мужчины, и женщины, похожие на первого дорогими костюмами, выражением лица и набором слов. Нюансы были, но незначительные. Все хотели защитить, не позволить, покарать, уничтожить. Только в одном они были похожи: никто не хотел поговорить.
Время разговоров прошло.
Тысячи бегущих и усаживающихся в грузовики и самолёты человечков с автоматами в руках в зелёной, чёрной, коричневой, песочной форме; плюющиеся чёрным выхлопом танки и самоходки; выходящие из портов корабли; выруливающие на рулёжные дорожки «стратеги» и истребители; разворачивающиеся ракетные комплексы и ПВО. Звуки выстрелов и крики раненых – первые стычки на границах, пока что случайные, на нервяке; беснующиеся толпы разносят витрины и переворачивают машины; индексы на биржах скачут, как взбесившиеся кони; люди в обычной домашней одежде врываются в чужие дома и режут глотки своим соседям, вдруг осознав, что другие взгляды на жизнь, цвет кожи, акцент, язык, вера – вполне достаточные причины для этого; ракета «земля-воздух», выпущенная по приказу перенервничавшего капитана, сбивает «Эйрбас» с тремя сотнями пассажиров на борту; десяток членов радикальной организации врывается в посольство и убивает посла и всех, кто не смог спрятаться…
