Чикагинск… люди со всего Союза летят сюда, словно мотыльки на свет свечи. Лелеют надежды воплотить в реальность свои низменные, мещанские мечты. На деле большой город подобен графу Дракуле. Он завлекает в паутину телеграфных проводов и высасывает душу, насыщая серость асфальта и бетонных зданий, пялящихся в сумерки черными глазницами окон. Я слышу этот голод в беззвучном реве Чикагинска – города тьмы, порока и погибели. Даже скудная зелень листвы, проступающая ядовитыми пятнами плесени, не была способна развеять вечный полумрак, царящий на улицах. Даже ливень не был способен очистить атмосферу города от токсичного смрада, извергаемого заводскими трубами.
Косые капли дождя, посылаемые свинцовыми тучами, резали воздух миллионами ледяных бритв. Я задумчиво брел по пустой улице, надвинув шляпу на лоб и подняв воротник плаща. Каждый, у кого оставался хоть грамм мозгов, проводил этот поганый вечер в своей квартире, уткнувшись в бледное мерцание ящика телевизора. Лишь пара облезлых, мокрых псов скалили друг другу гнилые желтые зубы, отстаивая права на обглоданную кость, надеясь еще хоть на день продлить свою бесполезную жизнь. Сквозь шум дождя доносились тягучие хрипы сакса.
Я направлялся в контору, намереваясь закончить день в компании армянского пятизвездочного друга. Бутылка, заточенная во внутреннем кармане, предпринимала отчаянные попытки выпорхнуть на волю, но я надежно держал ее локтем. На безымянном пальце белел шрам от обручального кольца, оставленного в ломбарде. Этот шрам заживет, но сердце, изъеденное ядовитым жалом моей бывшей, не исцелится никогда.
Сегодня бутылка заменяла мне и собеседника, и ужин. Лишь так и можно прожить еще один поганый день моей поганой жизни в этом поганом городе, будь они трижды прокляты!
Какой-то богатей оставил перед парадной шикарное купе ЗИС-101А-Спорт цвета слоновой кости, рассеченное пополам тенью фонарного столба. Хром автомобиля силился разогнать сумрак своими бликами, но предсказуемо сдавал позиции уличной грязи, облепившей телегу до самых стекол.
Это Чикагинск, детка. Здесь не любят выпендрежников. Готов поспорить на последнюю трешку, что, если хозяин задержится до утра, то обнаружит свой лимузин на кирпичах. Колеса же помогут местным бродягам скрасить вечер-другой дешевым пойлом, разящим сивухой или купить пару часов любви портовой шлюхи.
Заставив старую, давно требующую ремонта лестницу издать несколько непристойных звуков, я поднялся на третий этаж. Светильники горели через один. Возможно, это было вызвано скупердяйством лессора, а, возможно, я не единственный задолжал аренду за полгода. Чуйка подсказывала мне, что если я вскоре не раздобуду денег, меня погонят из конуры, к которой я успел привыкнуть и в которой проводил времени больше, чем в своей холостяцкой берлоге. Вышвырнут на мороз, как старого, бесполезного пса.
Интересно…
Через щель под дверью, украшенной облупившейся надписью "Частный детектив Юрий Котов", пробивался клочок света. Словно предвидя неминуемое отключение за долги, лучик пытался сбежать от нерадивого хозяина, протискиваясь через узкую полосу между порогом и полотном. Но куда он денется, намертво приклеенный хвостом к лампе?
Поправив пузатого товарища во внутреннем кармане, я нерешительно остановился. Или это моя секретарша Дашенька задержалась на работе в ожидании меня, намереваясь оскорбить напоминанием о выплате жалования. Или арендодатель – преследуя те же цели.
Иные кредиторы побоялись бы заявиться ко мне с такой наглостью. Они прекрасно знали, что хотя я и выполнил пятилетний план по потреблению алкоголя стахановскими темпами всего за полтора года, из трофейного Вальтера я лупил все так же хорошо. Из тех, кто добился демонстрации нехитрого искусства, никто еще не жаловался.
На всякий случай я, откинув полу плаща, вытащил из-за пояса пищаль и взвел курок. Надеюсь, даже скряга-управдом сочтет эту ночь слишком поганой, чтобы умереть. Хотя… вся эта жизнь была слишком поганой, чтобы ее жить.
Единственная радость – бутылка армянского, жгла карман, обещая приятную беседу, от которой я не желал отвлекаться. А еще у меня не наблюдалось ни малейшего желания копать могилу под проливным дождем. Уделаюсь, как черт.
Первое, что я ощутил, открыв дверь в приемную – запах американских сигарет. Даша курила болгарскую "Фемину". Лессор предпочитал кубинские Partagas. Получается, в контору пробрался незнакомец!
Помня золотое правило "сам погибай, а товарища выручай", я аккуратно поставил стеклянного приятеля на Дашин стол, вытер и без того мокрым рукавом плаща проступивший на лбу пот и, перехватив пистоль обеими руками, ударом ноги распахнул дверь в свой кабинет. Она, испуганно взвизгнув ржавыми петлями, рухнула вниз, окуная меня в облака щекочущей нос назойливой пыли.
– Вы всегда целитесь в клиентов, товарищ Котов?
На мгновение опешив, я опустил вороненый ствол Вальтера.
Бесспорно, я неплохо разбирался в оружии. Еще лучше – в табаке и выпивке. В последнее время дела шли не идеально, так что я научился отличать даже паленку, разлитую прапорщиками танкового училища, от паленки, сварганенной мастеровыми в локомотивном депо. Последняя выгодно отличалась качеством, отдавая неподражаемым букетом соляры и моторного масла.
Но лучше всего я разбирался в женщинах. И это была… именно Женщина! Женщина с большой, изящной буквы "Ж". Это была такая женщина, от которой теряют голову, как от неразбавленного медицинского спирта. Это была женщина, от которой напрочь выносит мозги. Это была женщина, мужчины, отвергнутые которой, сигают с крыш, бросаются под трамваи и делают в собственном лбу аккуратные дырки из табельной пищали, утратив смысл жизни и веру в светлое будущее, маячащее не за горами.
Настоящая хищница. Вампирша, высасывающая из мужиков крупицы жизни до последней капли, выжимая тушку, как конченный алкоголик бутылку, умоляющий выдать еще хоть грамм выпивки. Натешившись одной игрушкой, она вышвыривала ее и тянулась за новой. Она туманила разум, подобно крепкой гаванской сигаре.
Как рыба-удильщик привлекает жертв огоньком во мраке подводного мира, так и эта женщина – яркая, сочная, но коварная, завлекала мужчин в губительные сети минутного наслаждения, обрекая на последующие муки, прекратить которые могла одна только смерть.
Высокая, стройная пепельная блондинка в облегающем слепяще-алом платье с глубоким декольте и высоким разрезом на бедре. Столь же алом, как и ее губы. И белом меховом кашне, небрежно наброшенным на плечи.
Заложив ногу на ногу, посетительница восседала в моем любимом кресле, бесстыдно демонстрируя свои волшебные бедра, подперев подбородок правой ладонью и потягивая тонкую дамскую сигарету в длинном черном мундштуке.
– Извините, товарищ Котов, я не смогла найти пепельницу…
Дама виновато улыбнулась, стряхивая пепел в горшок с кактусом. Я скрыл ухмылку за шляпой. Очень даже смогла!
Повесив головной убор на гвоздь, я плавно спустил курок Вальтера, но убирать пистоль не спешил. Чуйка подсказывала, что этот визит не сулит ничего хорошего…
Я сел за стол, извлек из кармана потертую, как вся моя жизнь, пачку "Памира" и чиркнул спичкой, тщащейся затмить собой огненный жар, исходящий от гостьи. Вдохнув сизый дым, в котором смешались два яда – смола и никотин, я удовлетворился маленькой местью своим легким за то, что питали меня кислородом, обрекая на тщетное, мучительное, бесцельное существование.
– Как вы сюда попали, гражданка? – осведомился я.
– Меня впустила эта милая девочка… Даша? Правильно? Она просила передать вам, что увольняется и завтра зайдет за расчетом.
Женщина… все одинаковы, как одна. Меркантильные твари! Способны думать лишь о деньгах. Не любовь, забота и понимание им нужны от мужчин, а только одни деньги – бездушная бумага, пережиток империалистического прошлого.
Но, вынужден признать, делам мои обстояли скверно. И это – мягко сказано. Скорее, даже – препогано. Если в конторе не будет секретарши – некому будет принимать отсутствующие звонки на отключенный за неуплату телефон и стучать по клавишам неработающей ЭВМ.
Нужен клиент. Хороший, денежный клиент, способный разом решить все мои проблемы. Клиент, от которого работы поменьше, а гонорар – побольше. И такой клиент нужен, желательно, еще вчера.
Если бы не острая потребность в денежных знаках – я б без раздумий выставил эту пигалицу за порог. Слежка за неверными мужьями, отравление конкуренток – это все не мое. Я больше расположен к особым делам. С риском для жизни. За них особенно хорошо платят.
– Вы меня опасаетесь? – блондинка кивнула на лежащий на столе Вальтер.
– А я должен?
Я бросил взгляд на кировский "Маяк", неумолимо отсчитывающий оставшиеся до конца суток часы. Почти десять вечера. А я еще не успел выпить, не успел сделать и глотка алкоголя, возвращающего меня к жизни каждую ночь. Насколько же бесполезным может быть день, в котором не было и капли выпивки! Бездарно потраченное время.
– Слежка за мужем – четвертак в час, ночью – двойной тариф, плюс накладные расходы, – проинформировал я.
– Нет, у меня дело несколько иного характера, – нахмурилась клиентка.
Так я и знал. Придется кого-то укокошить. Конечно, не вполне мой профиль, но когда из еды лишь уши от селедки да дырки от сыра – и не на такое пойдешь. Да и не особая это радость – жить в Чикагинске. Скорее, такой поступок – кончить кого-либо, можно расценивать, как проявление высочайшего благодушия!
– Иного характера… – задумчиво повторил я. – Что же… такие услуги идут сверх прейскуранта. На какую дату у вас алиби?
– Да нет же! – вскричала женщина. – Я – дочь генерала Кашнира!
– А-а… – протянул я. – Это здорово меняет дело. Дочь моего друга – моя дочь. Я готов скинуть десять процентов. Но ни единого сольдо меньше! Кстати, как поживает мой старый боевой товарищ?
– Он уже больше месяца никак не поживает, – всхлипнула красотка. – Какой-то мерзавец сбил его и даже не остановился!
– Соболезную… – произнес я. – И тут он меня опередил! Девочка моя… так ты хочешь, чтобы я нашел убийцу твоего отца?
Кашнир сделала жест, давая понять, что ей нужно время успокоиться. Блондинка промокнула глаза платком, после вытряхнула содержимое сумочки на столик. Всегда удивлялся, как столь маленький предмет может содержать в себе такое количество хлама. Чего там только не было! Косметика, портмоне, крохотный дамский позолоченный Браунинг, никелированная фляжка. Отвинтив крышку, гостья наполнила офис божественным запахом односолодового виски. Аромат напитка проникал во все закутки кабинета, разгоняя мрак и сырость. Дождь – и тот сменил ритм, напевая теперь блюз вместо дроби похоронного марша. Девушка уже заслужила мое расположение, правда, фляга могла бы быть и пообъемнее. Я судорожно облизнул внезапно пересохшие губы.
Посетительница сделала несколько мелких глотков, размазав помаду, приобретя еще большее сходство с вампиршей.
– Ой, где мои манеры! – спохватилась она. – Будете?
Я давно ощущал необычайную сухость в горле. Жажду, требующую немедленного утоления, причем – не водой.
– Что за вопрос! Конечно, буду, дочка!
Определенно, фляга маловата. Я осушил сосуд до дна в один присест, вытесняя сумрак из души крепким алкоголем и наполняя свое тщетное бытие призрачным смыслом. А ведь день заканчивался совсем не так погано, как начинался!
– Мне кажется, те, кто убили моего отца, теперь пытаются убить и меня!
– С чего ты взяла? – удивился я, вытирая губы рукавом пиджака.
– Через день после похорон в мой кран подали кислоту вместо воды… – клиентка сняла правую перчатку, демонстрируя большой химический ожог. – Хорошо еще, не я сама пошла купаться. Хотела искупать кошку…
– Кошка сильно пострадала?
– Не знаю, – шмыгнула носом блондинка. – Она вся утекла в слив!
– Прямо вся? – ужаснулся я. – Полностью?
– Кроме хвоста…
Она снова потянулась за флягой, но теперь – пустой. Проявляя галантность, я сходил в приемную и вернулся с полулитровым товарищем и парой кофейных чашек. Дочь старого приятеля пришла в себя после первого же глотка.
– Это был первый случай. Второй – две недели назад. Мне на голову едва не свалился рояль! Я чудом осталась жива! Наконец, третий случай – позавчера. Меня пытались отравить в ресторане. Я взяла три бутылки шампанского, а вчера помирала от головной боли!
– В милицию обращалась?
– Да… там попросили зайти, как только меня убьют!
Это очень на них похоже… я сам несколько лет в милиции отработал. Знаю, как думают эти бездельники. Нету тела – нет проблемы. Повальное пьянство и разгильдяйство. Будто, и не советская милиция вовсе, а полиция загнивающих капиталистических стран.
Стыдно. Стыдно было смотреть на все это и не участвовать.
– Возможно, это важно… кто-то навел жуткий бардак в отцовском доме и моей квартире, – добавила Кашнир. – Все вещи раскидали! Юра, мне нужен телохранитель! Я хорошо заплачу!
Блондинка подвинула ко мне портмоне. Крокодиловая кожа, серебряная застежка с позолотой и рубином… рублей на восемьсот в ломбарде потянет. Конечно, обычно я не беру гонорар вещами, но для дочери покойного друга готов сделать исключение.
– Где подписать? – заявила девушка требовательным тоном.
– Сейчас найду…
Убрав портмоне в ящик стола, я отыскал пустой бланк договора, смахнув слой пыли со стопки бумаг, и подал клиентке на подпись. Попутно я подумал, что неплохо бы обмыть прибыльный заказ, но, к своему удивлению, отметил, что за разговором мы успели умять бутылку коньяка. Целиком.
Потрясающе! Как же обманчива бывает внешность! На первый взгляд – интеллигентная дама, а пьет – как самая настоящая комсомолка!
Лизнув кончик перьевой ручки, посетительница расписалась в контракте. Левой рукой. Тогда мне это не показалось важным. Да, левша. И что? Я слыша, что левши, в основном – мужчины. Среди слабого пола это редкость. Но для меня не имело абсолютно никакого значения, какой рукой клиент подписывает договор, лишь бы капуста шуршала.
– Пойдем на диван, – прошептала гостья мне на ухо.
– Зачем? – удивился я.
– Как это – зачем? Теперь ты – мой телохранитель! И должен лично проверить тело, которое охраняешь! Все ли у меня на месте?
Как раз это я оценил с самого начала, с первого взгляда. Определенно – у нее все было на месте. Причем – на самом правильном месте. К тому же это все оказалось самого подходящего размера. Но, не слушая возражений, красотка вцепилась в галстук и потащила меня в койку…
Башка жутко трещала. Словно в моей черепушке поселилась голодная крыса с раскаленными добела зубами. Крыса, которая, ужаснувшись непроглядной тьмы внутри меня и отсутствию пищи, пыталась прогрызть себе ход в мозгу, намереваясь выбраться и сбежать обратно – в вонючую, полную отходов канализацию.
Во рту и желудке дела обстояли не лучше. Будто стадо коней нагадило. Словно мало им было моей растерзанной души, моего разбитого сердца и растоптанных мечт. Непременно нужно было нагадить еще и во рту.
События предыдущего вечера вспоминались с трудом.
Кажется, мы неплохо покувыркались с гостьей. Затем нам показалось мало. Идти в дежурный магазин не было ни сил, ни желания. Догонялись спиртом из аптечки, затем моим одеколоном и Дашиной туалетной водой.
В койке она тоже оказалась что надо. Комсомолкам многому стоило бы поучиться у клиентки. А уж как она пила!
Да, пить… Боже, как же мне хреново! И как хочется пить!
Едва различая мир сквозь слипшиеся веки, я доковылял до приемной и присосался к чайнику. Жизнь возвращалась в меня вместе с теплом кипяченой воды. Теплой, как моча, но от этого не менее мокрой и вкусной. Поразительно, насколько живительным вчера был алкоголь и насколько живительна сегодня простая вода!
Поперхнувшись, когда в горло полетела накипь со дна чайника, я прокашлялся и вернулся в офис. Здесь царил настоящий кавардак! Все шкафы распахнуты, все бумаги разбросаны по полу. Неужели, после секса мы решили прибраться в конторе, но перед этим – устроить в моем бардаке еще больший бардак?
Черт подери! Ни черта не помню!
Красотка, в одних кружевах, сидела на кресле, том же, что и вчера, повернутом к окну. Сидела совершенно неподвижно. Или она еще спала, что крайне неучтиво, или крепко задумалась, что после выпитого минувшей ночью попросту невозможно.
– Эй… – позвал я.
Как же тебя зовут? Вообще не помню! И называла ли она свое имя? В договоре должно быть… да попробуй, найди его в таком бедламе!
Я подошел ближе…
Клиентка равнодушно смотрела в окно. На ее прекрасном личике, исполосованном тенью от жалюзи, застыло безразличие, а под левой грудью зияло три окровавленных отверстия, через которые жизнь покинула молодое тело. Тело, доверившееся моему опыту, моим навыкам и рекомендациям почившего генерала. Сам пистолет – мой же Вальтер, с глушителем, валялся по правую сторону от кресла.
Мне, конечно, тоже хреново, но не настолько! Безусловно, это очень мило с ее стороны – позаботиться о глушителе, чтобы не разбудить меня. Но стреляться, подписав контракт… это, я считаю – самое настоящее свинство!
Хотя… нужно очень сильно хотеть умереть, чтобы выпустить в себя целых три пули!
Я засмолил сигарету и, смахнув разбросанные на столе бумаги, присел на краешек. Все это дерьмо слишком хорошо начиналось, чтобы хорошо закончиться!
Из коридора донеслись тяжелые, как удары молотка по крышке гроба, шаги. Кто-то еще торопился насладиться беспорядком в моем офисе. Найдя среди мусора никелированный отблеск фляги, я похлопал горлышком по ладони, вытряхивая остатки виски и жадно слизал горькую, подобно слезе, каплю алкоголя. Вот и помянул девчонку.
– А, гражданин бывший товарищ капитан! То-то я чую – адрес знакомый.
В контору ввалился Ковалев. Мой бывший коллега. Раньше тоже был капитаном, но сейчас щеголял в майорских погонах. Его сопровождали двое мордатых сержантов в сапогах и галифе. Многовато незваных гостей в последнее время. Глядишь – скоро стану совсем популярным, автографы раздавать начну.
– Это не я! – поспешил заверить я.
Сам не знаю, что я имел в виду. Или кавардак, или труп. Но, в любом случае, я был честен, к тому и другому непричастен.
– Ну-ну…
Милиционер дважды обошел кресло с усопшей красоткой. Вынув из кармана авторучку, поднял с пола Вальтер и понюхал ствол. Излишне. Я чувствовал запах пороха даже с трех метров. Все указывало на то, что девушка застрелилась именно из моей пищали.
– Разбогател, Котов? На дорогих шлюх потянуло?
– Вот от кого, а от советского милиционера не ожидал, – прохрипел я, снова прокашлявшись. – Чтобы комсомолку шлюхой назвать!
– Да какая она комсомолка в таком наряде? – ощерился Ковалев. – А! Я все понял! Ты не разбогател! Наоборот – денег не хватило расплатиться и ты решил ее прикончить! Некрасиво. Порядочный человек просто выкинул бы девчонку из окна…
– Все совсем не так! – возразил я.
– Не так? Только не говори мне, что вы читали Ленина, вдруг поспорили о материальном социализме и ты, не найдя доводов в силу своей безграмотности, решил пальнуть в оппонента. Ах, да… перед этим ей стало жарко и девушка решила раздеться. А потом ты одумался и инсценировал самоубийство! Так что ли, Котов?
Мне самому не давала покоя мысль, что здесь что-то нечисто. Вчера клиентка совершенно напротив – хотела жить. Наняла меня для охраны своего тела. Недурного, стоит отметить, тела! Где-то, в этом бардаке, похожем на мою беспутную жизнь, погребен договор ей же подписанный…
И тут меня осенило! Конечно же! Блондинка подписывала договор левой рукой! Она – левша! А пищаль лежала с правой стороны кресла! Даже такому клиническому идиоту, как Ковалев, порой стучатся в пустую черепушку дельные мысли. Разумеется, кто-то инсценировал самоубийство Кашнир. Кто-то, кто не знал, что она – левша!
Воодушевленный идеей, я вскочил со стола.
– Это – убийство! – вскричал я.
– А вот тут я с тобой согласен, – кивнул майор. – Кикнадзе!
– Я! – откликнулся сержант.
– Как надлежит действовать при задержании преступника?
– Э… ну… принять меры, направленные…
– Да ты на деле покажи, – отмахнулся офицер. – Словами не надо…
– Так точно!
Кикнадзе скинул с плеча ППТ и со всей дури саданул меня прикладом по животу. Если б я имел привычку завтракать – весь завтрак вывалился бы на пол, омрачив чистоту места преступления. А так я только согнулся пополам, выплюнув воздух из легких, ставший неожиданно горячим. Сержант заломил руки за спину и их сковал могильный холод металла наручников.
– Хорошо сегодня утро начинается, правда? – усмехнулся Ковалев, подняв мою голову за волосы. – План по особо тяжким на месяц выполнен! Кикнадзе! В машину его!
Не дав оклематься, милиционеры продели автомат под локтями и потащили меня к выходу. Майор еще задержался. Он подобрал с дивана меховое кашне, служившее, пусть и недолго, но верно, подушкой на ложе, в котором девушка предалась последней любви в своей жизни.
– Смотри-ка! – цокнул языком офицер. – Размер – точно, как у моей жены!
Тяжелые тучи ползли по небу, отражаясь в надраенном до зеркального блеска синем НАМИ-013 с красными полосами. Клубы дыма, вырываясь из выхлопной трубы, стремились вверх, неся бензиновый смрад к тусклому, зыбкому диску бледного солнца. Десятки прохожих с озабоченностью и упорством муравьев безликой лавиной тащились на работу, гоня прочь мысли о бессмысленности своего существования.
Шикарный ЗИС стоял там же, где и вечером. Я не без удовлетворения отметил, что колеса телеге заменили кирпичные столбики. Похоже, я выиграл в споре сам у себя! И с удовольствием переложил бы трешку из одного кармана в другой, только руки заняты. Да и трешки, сказать по совести, у меня не было.