Московский государственный университет технологий и управления(МГУТУ), кафедра психологии и педагогики, Национальный центр психоакмеологии индивидуальности, Москва
Теоретико-методологические проблемы психологии труда и организационной психологии за последнее десятилетия развиваются с акцентом на новый взгляд в построении субъектной психологии. Аналитические представления о необходимости подбора человека под психограмму профессии (с подробным перечнем необходимых для труда функций, умений и навыков) слишком часто не оправдывают себя в вариативных метаморфозах развития мира. Особая роль в сонастройке науки к реалиям этих изменений принадлежит главенствующему закону человекознания: внешние (часто социальные причины) влияют на поведение и психику через призму внутренних условий субъекта психической деятельности. При этом, внутренние условия включают – в качестве «жестких» звеньев – структуру индивидуальности, которая всегда целостна (Рубинштейн, 1996; Базылевич, Ломов, 1996; Базылевич, 1994–2015).
Представленное сообщение анализирует имплицитный и эксплицитный прирост достижений психологии труда и организационной психологии и в целом – практической психологии – под давлением теоретико-методологических открытий субъектоцентрированной психологии. В сообщении мы подчеркнем лишь основные прорывы в осмыслении данной сферы фундаментальных научных знаний. Во-первых, очевидность интеграции свойств разных уровней психики в активном поведении, в труде сделала необходимым системный анализ психического и физиологического – как две стороны одной «живой медали». Стало аксиоматичным понимание того факта, что изменение организации одной стороны влечет за собой изменение в другой. В решение вопросов психологии труда вошел анализ «вертикального среза» многоуровневых свойств индивидуальности [2,3], где индивидные и общеличностные свойства стали изучаться в «жестких» звеньях функциональных систем [1]. Целостнообразующим фактором их строения и регуляции стали индивидуально-стабильные, конституциональные, природные, генотипические особенности, фиксируемые в поведении и деятельности.
Имплицитный этап начал типологического познании задатков психологии труда (1956–1968 гг.) связан здесь с выделением проблем биологических основ индивидуально-психологических различий. Стали известными научные исследования К. М. Гуревича, Е. М. Борисовой, М. К. Акимовой, В. Д. Небылицына, где раскрывались каузальные связи свойств нервной системы с индивидуализацией труда ткачих, жонглеров, летчиков [2,6]. Получаемые конкретные материалы опровергали сложившиеся аналитические концепции, которые вычленяли (весьма субъективно) в задатках труда лишь отдельные анатомо-физиологические признаки и их несистематизируемые ситуативные психологические проявления. Наконец-то наступил конец попыткам дифференцировать личности, например, на объективные и субъективные (Бине и др.), экстраверты и интроверты (Юнг), рационалисты и эмпирики (Джемс), шизотимы и циклотимы (Кречмер), висцеротоники, соматотоники, церебротоники (Шелдон), холерики, меланхолики, сангвиники, флегматики (Гиппократ, Павлов).
Прорыв в типологическом познании сделан работами школы Б. М. Теплова – В. Д. Небылицына, рассмотревшей поведение как неразложимый сплав генотипа с фенотипом, доказывая, что только углубленные экспериментальные исследования могут дать конкретную информацию сначала – о свойствах нервной системы, а затем – в отдаленном будущем – об их типичных сочетаниях, характеризующих типы человека. Уже пилотажные исследования индивидуально-стабильных, конституциональных, природных, генотипичный особенностей индивида столкнулись с невозможностью прямого наложения «картины» физиологических свойств на психологию личности и индивидуальности (Небылицын, Русалов, Теплов).
Эксплицитный этап становления дифференциальной психофизиологии (1968–1998 гг.) связан с отчетливым осознанием учеными и практиками потребности в типологическом познании: стали включаться типологические эксперименты в академические исследования по психологии труда. Так – были получены корреляции показателей свойств нервной системы и результативности длительной непрерывной деятельности. Появилось понимание того факта, что общепсихологические законы реализуются в трудовой деятельности через призму свойств индивида и личности. Были продолжены исследования типологических особенностей человека (Голубева, Малых, Русалов), но существенно расширился системный анализ условий, механизмов и факторов включения синдромов свойств в функциональные системы (Базылевич, 1998 и др.).
В академических системных исследованиях индивидуальности доказательно выявлено, что целостность, применительно к проблемам индивидуальных различий в психологии труда, целесообразно изучать через «системообразующие факторы», детерминирующие интегративность характеристик человека, типичность его поведения (Базылевич, Ломов, 1984–1996 и др.).
Рефлексивный этап развития типологического познания (1998–2005) связан с пересмотром технологий экспериментальных исследований – традиционный поиск ортогональных свойств нервной системы и их психологических проявлений дополняется изучением реальности целостной индивидуальности в аспекте системной субъектоцентрированной парадигмы (Базылевич, 1998, 2005). Созданные психотехнологии существенно расширили сферу практической реализации типологических законов. Прорабатывались такие социально-значимые проблемы, как критериально-ориентированное тестирование оптимальности психического развития профессионала (Акимова, Базылевич, Борисова, Гуревич), психогенетика поведения и деятельности (Егорова, Малых), своеобразие и психокоррекция структуры целостной индивидуальности: при действии малых доз радиации после аварии на ЧАЭС, при ишемической болезни сердца, в ходе переделки навыка [2, 4].
Для типологического познания институционального этапа (2004–2015 гг.) для ее современных форм – дифференциальной психологии и психофизиологии – характерна: субъектоцентрированность, практическая направленность типологического квазиэксперимента. Открываются «смежные» области наук на стыке акмеологии, психологии труда, экологической психологии, психологии безопасности, социальной психологии (Базылевич, Бутылин, Выставкина, Колядина, Хакимзанова). Открыт Национальный центр психоакмеологии индивидуальности.
В целом ряде исследований и монографий доказательно подчеркнуто, что именно индивидуальность – если она сформирована дисгармонично- является предиктором деструкций и деформаций человеческого фактора в трудовой деятельности [2,3,4]. Отсюда разрабатываются особые субъектоцентрированные способы реабилитации человека в психологии труда. Возросла социальная потребность реализации законов субъектной психологии в общественной практике. Открылся федеральный центр психоакмеологии индивидуальности.
Сегодня можно констатировать, что психическое развитие человека в современном обществе, переходящем от эпохи «масс» к эпохе индивидуальностей, в значительной мере определяется знаниями в области дифференциальной психологи и психофизиологии, фиксирующей фундаментальные законы целостности типологических свойств человека как личности, как индивидуальности и как субъекта психической деятельности. Очевидно, проработка проблем типологического познания имеет не только теоретическое, но и практическое значение в развитии субъектоориентированной психологии труда и эргономики.
1. Базылевич Т. Ф. Введение в психологию целостной индивидуальности. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 1998.
2. Базылевич Т. Ф. Дифференциальная психология и психофизиология: ключевые идеи. Сер. «Научная мысль». Инфра-М, 2013.
3. Базылевич Т. Ф. Психофизиологиия и психология высших достижений личности. Сер. «Научная мысль». Инфра-М, 2013.
4. Базылевич Т. Ф. Дифференциальная психология. Инфра-М, 2015.
5. Базылевич Т. Ф., Ломов Б. Ф. В. Д. Небылицын и развитие дифференциальной психофизиологии // В. Д. Небылицын. Избранные труды. М.: Педагогика, 1990. С. 5–24.
6. Небылицын В. Д. Проблемы психологии индивидуальности. М. – Воронеж, 2000.
Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова
Профессиональная деятельность является одним из основополагающих аспектов жизни современного человека. Труд объединяет в себе не только процесс создания необходимых обществу благ, товаров, услуг и источник материального обеспечения существования индивида, но и форму становления личности субъекта трудовой деятельности и основу для профессионально-личностного, социального, интеллектуального, творческого, духовного развития специалиста (Климов, 1988).
На сегодняшний день экономическое пространство представляется ведущей областью функционирования государства. Для продуктивного существования в условиях жесткой конкуренции организация нуждается в рабочей силе, обладающей как можно более высокой квалификацией, максимально развитыми профессиональными способностями и выраженной мотивационной направленностью на решение специальных задач, поставленных руководством. Реализация производственной политики максимизации прибыли при минимуме затрат предполагает грамотное управленческое взаимодействие с кадровыми ресурсами, направленное на повышение эффективности трудовой деятельности сотрудников, формирование у них внутренней потребности в профессиональном самосовершенствовании и заинтересованности в успешном продвижении общего дела.
На фоне первостепенной значимости обеспечения оптимального выполнения профессионально-должностных обязанностей особую актуальность приобретает изучение психологических особенностей феномена прокрастинации в трудовой деятельности – поведенческой стратегии откладывания реализации предписанных рабочих задач (Барабанщикова, Каминская, 2013) [1].
Несмотря на то, что по некоторым данным хроническим проявлениям прокрастинации на сегодняшний день подвержены 15–20 процентов совершеннолетнего и, соответственно, в большинстве своем работающего населения (Harriott, Ferrari, 1996), 95 процентов из которого хотят избавиться от склонности затягивать с реализацией планов (O’Brien, 2002), настоящий феномен до сих пор остается слабо изученным.
В нынешнее время в данной области присутствует ряд неизученных аспектов и нераскрытых противоречий, что обуславливает значимость проблемы прокрастинации в психологической науке. Особую актуальность исследование особенностей стратегии «отодвигания» запланированных дел имеет для психологии труда и организационной психологии, поскольку с профессиональной деятельностью неразрывно связан самый длительный этап жизненного пути практически любого современного человека.
Несмотря на высокую актуальность исследования прокрастинации, как своего рода детерминанту различных аспектов трудовой деятельности, среди которых продуктивность работы специалиста, его субъективная удовлетворенность трудом и даже профессиональное здоровье, данный феномен крайне слабо изучен в контексте психологии труда и организационной психологии.
Во-первых, существующие исследования феномена прокрастинации в профессиональной деятельности, представленные в психологической литературе на сегодняшний день, крайне малочисленны, редки и охватывают очень узкий круг специальностей.
В наиболее общем виде можно выделить следующие профессии, на примере которых изучались проявления данного феномена в трудовой деятельности. Так, например, причины прокрастинации исследовались на материале спортивных администраторов (Parsons, Soucie, 1988); временная перспектива и прокрастинация на рабочем месте раскрывались по данным менеджерского звена (Gupta, Hershey, Gaur, 2012); взаимосвязь прокрастинации с профессиональным стрессом рассматривалась у членов проектных групп – специалистов в сфере IT (Барабанщикова, Каминская, 2013) [1].
В качестве отдельного большого кластера респондентов можно выделить работников сферы образования:
• у вузовских преподавателей прокрастинация рассматривалась во взаимосвязи с уровнем стресса (Van Wyk, 2004) и удовлетворенностью трудом (Mohsin, Ayub, 2014);
• у школьных учителей исследовались особенности педагогической прокрастиации и причины ее возникновения (Seo, 2012);
• у административных работников университетов и колледжей прокрастинация изучалась в связи с уровнем самооценки и наличием склонности к перфекционизму (Ying et al., 2012);
• на материале завучей и директоров школ раскрывались механизмы влияния стратегий принятия решений и стилей руководства на выраженность прокрастинации (Ugurlu, 2013).
Отсутствие четкого научно обоснованного понимания того, каким образом прокрастинация проявляется в труде различного характера, сильно затрудняет осуществление дальнейших продуктивных разработок в данной области. Существует острая необходимость разграничения особенностей проявления феномена прокрастинации у представителей профессий различных типов, например, в соответствии с классификацией Е. А. Климова (Климов, 1988). Можно предположить, что данный феномен будет по-разному проявляться в деятельности работников технономических, биономических, сигнономических, артономических и социономических специальностей из-за множества факторов, среди которых специфика характера работы и весь спектр особенностей самой профессии с одной стороны, и набор индивидуальных личностных черт субъекта труда с другой.
В подобном ключе разница в характеристиках проявления прокрастинации, исходя из различных направлений деятельности, была показана на материале студентов различных специальностей: технических, гуманитарных (Romero, 2013).
Следует отметить, что большая часть опубликованных на сегодняшний день исследований раскрывают различные аспекты академической прокрастинации и проведены на выборках студентов и учащихся (Барабанщикова, Каминская, 2013) [1].
Во-вторых, крайне актуальным выступает изучение проявлений так называемой «активной» прокрастинации в контексте профессиональной деятельности. В настоящий момент имеющиеся в психологической науке исследования раскрывают особенности данного конструкта только в академической среде (Chu, Choi, 2005 [4]; Choi, Moran, 2009 [3]; Demeter, Davis, 2013 [5]; Seo, 2012 и др.).
Термин «активная прокрастинация» был введен в науку относительно недавно, в 2005 году, для выделения особого типа психологической склонности к откладыванию дел «на потом», характеризующейся принятием осознанного решения задержать выполнение задания и предпочтением работать в напряженной обстановке в сжатые сроки (Chu, Choi, 2005) [4].
Так, прокрастинация разделяется на пассивную (в традиционном понимании данного термина) и активную. Было получено, что в деятельности индивидов активная прокрастинация обратно пропорциональна пассивной (Seo, 2013). Поведение активных «прокрастинаторов» в большей степени схоже с поведением людей, не склонных к прокрастнации, то есть, несмотря на наличие некоторого промедления в выполнении поставленных задач, они зачастую завершают работу в срок (Gafni, Ger, 2010). За счет возможности непрерывного изменения приоритетов в решаемых задачах люди, склонные к активной прокрастинации, могут быть более успешными в условиях колоссального темпа и динамики современной жизни (Chu, Choi, 2005) [4].
Существует ряд исследований, в разной степени подтверждающих положительную взаимосвязь активной прокрастинации с высокими результатами деятельности (Takizawa, 2012; Demeter, Davis, 2013 [5]; Lee, 2013; Klim, Seo, 2013 и др.).
В качестве критики данной концепции отмечается, что активная прокрастинация выступает деструктивной стратегией решения задач, при этом высокая производительность труда демонстрируется в сочетании с низкой внутренней мотивацией, уклонением от соблюдений имеющихся правил выполнения заданий и выбором неэффективных стратегий работы (Cao, 2012). По другим данным активные прокрастинаторы, наоборот, обладают более высокой и устойчивой мотивацией в сочетании с внутренним локусом контроля (Seo, 2013). Еще одна группа исследований свидетельствует о том, что не существует принципиальных различий в результатах труда между пассивными прокрастинаторами, людьми, склонными к активной прокрастинации, и теми, кто не демонстрирует привычки откладывать запланированные дела (Seo, 2012).
Наличие данного рода противоречий еще раз подтверждает актуальность осуществления исследований феномена активной прокрастинации в труде профессионалов.
На сегодняшний день в психологической науке существует единственный психодиагностический инструмент, направленный на изучение специфики сознательной стратегии откладывания запланированных дел: опросник «Новая шкала активной прокрастинации» – «New active procrastination scale» (Choi, Moran, 2009) [3].
Проведение адаптации и валидизации данного опросника на российской выборке является значимым по ряду причин. В частности, актуальность обусловлена практически полным отсутствием самостоятельных русскоязычных методик, предназначенных для диагностики особенностей феномена активной прокрастинации. Авторами настоящей статьи с 2014 года ведется работа по сознанию русскоязычного варианта Новой шкалы активной прокрастинации с согласия основного ее разработчика, J. N. Choi, профессора кафедры организационного поведения и управления персоналом Сеульского национального университета. Отличительной чертой работы станет ее апробация на выборке профессионалов (оригинальный вариант шкалы конструировался на материале студентов).
Авторами из разных стран были предприняты шаги по адаптации данной методики на выборках студентов в Южной Корее (Shin, 2013) и Бразилии (Gouveia, Pessoa, Coutinho et al., 2014). Последняя работа, однако, опубликована на португальском языке, что затрудняет ее распространение в мировом научном сообществе.
В-третьих, в то время как в зарубежной психологии наличествует определенное количество исследований прокрастинации в трудовой деятельности, в отечественной науке, наоборот, эта проблема практически не освещена. Единственное на сегодняшний день отечественное научное исследование данного конструкта в труде профессионалов опубликовано В. В. Барабанщиковой и Е. А. Каминской (феномен прокрастинации рассматривается во взаимосвязи с уровнем профессионального стресса на материале IT-специалистов) [1].
Помимо этого, актуальность осуществления отечественной научной разработки вопроса феномена прокрастинации в труде специалистов обусловлена тем, что проблема проявления феномена прокрастинации в профессиональной деятельности на постсоветском пространстве нуждается в особо специфичном изучении. Имеющиеся зарубежные исследования не могут быть достаточными для отечественной психологии, так как вряд ли являются в полной мере пригодными для преломления на российскую выборку из-за выраженных межкультурных различий. В качестве основных управленческих инструментов менеджера в нашей стране отмечаются перераспределение и мобилизация – важным качеством российского управленца является умение четко изложить направление деятельности и мотивировать подчиненных сосредоточить все силы на его разработке, после чего одним краткосрочным рывком достичь наивысшего результата (Прохоров, 2002) [2]. По некоторым данным, в России большинство организаций зачастую функционируют в режиме перманентного аврала, вместо того, чтобы работать системно. Так, «нормальными» условиями существования большинства отечественных компаний выступают своего рода «застои», чередующиеся периодами авральных трудовых «подвигов». Вполне вероятно, что в подобных условиях феномен прокрастинации в деятельности специалистов будет функционировать по-особому и приобретет специфические характеристики.
В-четвертых, актуальным является научно обоснованные выделение и разработка стратегий преодоления проявлений прокрастинации в трудовой деятельности и методов саморегуляции поведения, наиболее эффективных в отношении данного феномена в работе представителей различных профессий, поскольку основная масса существующих в настоящий момент публикаций носят лишь рекомендательный, общий характер и являются скорее публицистическими, чем научными.
Таким образом, в качестве наиболее общих перспектив для дальнейшего исследования особенностей феномена прокрастинации в профессиональной деятельности, как психологической стратегии откладывания выполнения должностных задач, можно выделить следующие аспекты: во-первых, раскрытие механизмов проявления данной психологической стратегии в профессиях разного типа; во-вторых, разработку адекватных методов и методик диагностики феномена прокрастинации в труде специалистов; в-третьих, выделение научно обоснованных методов совладания с проявлениями психологической стратегии отсрочивания выполнения профессиональных задач в трудовой деятельности; в-четвертых, проведение теоретического анализа новейших источников информации по проблеме прокрастинации в профессиональной трудовой деятельности глубиной в 5–10 лет.
1. Барабанщикова В. В., Каминская Е. О. Феномен прокрастинации в деятельности членов виртуальных проектных групп // Национальный психологический журнал. 2013. № 2 (10). С. 43–51.
2. Прохоров А. П. Русская модель управления. М.: Журнал Эксперт, 2002. 376 с.
3. Choi J. N., Moran S. V. Why not procrastinate? Development and validation of a new active procrastination scale // The Journal of Social Psychology. 2009. № 149 (2). P. 195–211.
4. Chu A. H. C., Choi J. N. Rethinking procrastination: positive effects of “active” procrastination behavior on attitudes and performance // The Journal of Social Psychology. 2005. № 145 (3). P. 245–264.
5. Demeter D. V., Davis S. E. Procrastination as a tool: exploring unconventional components of academic success // Creative Education. 2013. № 4 (7). P. 144 – 14 9.