Коллектив авторов
Принцип формального равенства и взаимное признание права. Коллективная монография

Эти теоретические расхождения между юснатурализмом и либертарно-юридической теорией В. С. Нерсесянца в практической плоскости означают две разные стратегии правового развития России. Если естественно-правовая доктрина (в ее либеральной и даже либертарианской интерпретации) ориентирует прежде всего на подтягивание российской системы права до уровня заданных ей извне мировых стандартов прав и свобод человека, в формировании которых Россия пока что не принимает сколько-нибудь заметного участия, то либертарно-юридическая теория исходит из необходимости первоочередного обеспечения институциональных форм свободы (то есть соответствующих институтов правового государства), на базе которых должна сформироваться адекватная российским реалиям система права, отвечающая требованиям формального равенства. Речь идет о формировании национальных политико-правовых институтов, способных обеспечить достижение общественного договора по ключевым проблемам развития страны, на базе которого только и возможно выстраивать подлинно правовую (то есть договорную в своей основе) стратегию развития.

2. Принцип формального равенства как критерий оценки политико-правового развития советской и постсоветской России. Основные положения либертарно-юридической были намечены в общих чертах и (что гораздо сложнее) опубликованы автором в разгар советского «застоя». Первым шагом в данном направлении – в жесткой полемике с официальным легизмом советского образца – стало обоснование идеи разграничения права как принципа, правила и нормы, отвечающих сущностному критерию формального равенства, и закона как властного веления, которое может соответствовать праву (правовой закон) и не соответствовать праву (неправовой закон, являющийся выражением властного произвола). «Понятие «свобода», – подчеркивал автор, – диаметрально противоположно понятиям «произвол», «своеволие», «насилие» … Ценность права как раз и состоит в том, что право обозначает сферу, границы и структуру свободы, выступает как форма, норма и мера свободы, получившая благодаря законодательному признанию официальную государственную защиту»³⁹. В тот период жизни страны, когда основным социальным запросом, а точнее – глубокой внутренней потребностью общества, подавляемой авторитарным прессингом, было стремление к свободе в самых разных сферах общественной жизни, автор сделал акцент на осмыслении права как меры свободы человека от властного произвола и на понимании государства как правовой формы институализации политических отношений, принципиально отличной от партийно-политического диктата.

В постперестроечный период, когда для России, осуществляющей сложнейшие социально-экономические и политико-правовые трансформации, на первый план вышла проблема справедливости преобразования отношений собственности, именно эта проблематика стала для В. С. Нерсесянца главным предметом анализа с позиций и в рамках либертарно-юридической теории. Такая актуализация справедливости как составляющей принципа формального равенства вовсе не означала отклонения от стержневой для описываемого подхода идеи разграничения свободы и произвола. Вопреки расхожим представлениям о том, что суть происходящих в постсоветской России изменений – это движение от равенства к свободе как форме преодоления властного произвола⁴⁰, В. С. Нерсесянц утверждал, что свобода без справедливости, гарантирующей равенство в свободе, – не свобода, а произвол. Но если раньше речь у него шла о произволе коммунистической власти в сфере социально-политических отношений, то в новых условиях свою главную задачу он видел в разоблачении произвола посткоммунистической власти в социально-экономической сфере и прежде всего – в деле так называемой приватизации⁴¹ социалистического наследства. Приватизации, которая не просто носила очевидно неправовой характер, а являла собой систему беспрецедентных отступлений от принципа формального равенства, вполне сопоставимых по своему размаху с масштабам прежнего тоталитарного произвола⁴².

Результатом анализа этой проблемы с позиций либертарно-юридического подхода стала разработанная В. С. Нерсесянцем концепция цивилизма⁴³ (от лат. civis – гражданин) как нового общественного строя, в основе которого лежит признание за каждым гражданином страны личного, прирожденного и неотчуждаемого права на равную долю от десоциализации некогда «общенародной» собственности. Автором сформулирована и обоснована идеальная (предельно желательная) модель правовой десоциализации социалистической собственности, которая может помочь в выработке правовых контуров того общественного договора о собственности между населением, властью и бизнесом, отсутствие которого блокирует нормальное экономическое и политико-правовое развитие страны. Цивилизм – единственно правовой (а следовательно, приемлемый для всего общества) путь от социалистической собственности «всех вместе и никого в отдельности» к индивидуализированной (но уже не частной, поскольку такая собственность есть у всех граждан государства, а не только у некоторых). В рамках такой гражданской (цивилитарной) собственности диалектически снимаются противоречия между капиталистической частной и так называемой социалистической общенародной формами собственности.

Проблема философско-правового осмысления концепции цивилизма как логического продолжения и теоретического развития либертарно-юридического правопонимания еще ждет своих исследователей. Для осмысления идейной основы этой концепции важно иметь ввиду, что она является результатом научного синтеза идей свободы (человек свободен только тогда, когда он является собственником средств своего жизнеобеспечения), равенства (каждый гражданин имеет равную с другими долю доходов от десоциализации социалистической собственности) и братства⁴⁴ (мы все – наследники социалистической собственности как члены одной семьи). В рамках современного политико-правового дискурса эти составляющие великой идейной триады находят свое выражение в конкурирующих идеологиях либерализма (где основной акцент делается на защите индивидуальной свободы) республиканизма (с его доминирующей идеей равного политического участия) и коммунитаризма (возрождающего идею братства, обусловленную природой человека как социального существа). То обстоятельство, что концепция цивилизма позволяет выстроить синтез этих идеологий применительно к ключевой социальной проблеме постсоциалитстического развития, является показателем большого научно-эвристического потенциала лежащей в ее основе либертарно-юридической теории.

3. Принцип формального равенства в контексте глобального правового пространства. В последние годы процессы глобализации все настойчивее выдвигают на передний план широкого политико-правового дискурса проблему сущности права как особого социального явления, остававшуюся до сих пор предметом сугубо академических дискуссий. Глобализация обнажила тот факт, что давно признанный в рамках евроатлантического пространства приоритетный характер права в системе соционормативной регуляции за пределами этого пространства далеко не очевиден. Легитимация права как глобального регулятора и связанное с этим расширение юридической глобализации как «процесса универсализации и унификации права в границах национальных правовых систем и в международном масштабе»⁴⁵ во многом будет зависеть от того, что понимается под тем правом, которое предлагается сейчас миру в качестве основы глобального правопорядка.

В рамках национальных государств острота проблем правопонимания в немалой степени сглаживается тем, что национальное право тесно переплетено с иными нормативными регуляторами (прежде всего с нравственностью и религией) и встроено в сложную регулятивную систему, удерживающую единство данного социума и поддерживающую его стабильность. Поэтому юридический позитивизм легистского образца, всегда в той или иной мере чреватый произволом, особенно опасен вне такого национального контекста, в рамках которого позитивное право сбалансировано взаимодействием с более устойчивыми социальными регуляторами, уходящими корнями в историю формирования соответствующего этноса. Кроме того, в обозримой перспективе даже на теоретическом уровне неясно, какой легитимный орган и на базе каких процедур мог бы позитивировать глобальное право.

Что же касается юснатурализма, то эта доктрина с присущим ей отождествлением права и нравственности не может предложить общезначимые нравственно-нормативные основы в силу партикулярности нравственного начала⁴⁶. Поэтому глобальное право, выстроенное на базе юснатурализма, будет тяготеть к нравственным ценностям отдельных, а именно наиболее развитых в правовом отношении государств и регионов. По-видимому, еще два-три десятилетия назад вполне можно было согласиться с тем, что ориентация на евроатлантические – и прежде всего европейские – ценности при формировании глобального миропорядка не позволит слишком далеко отойти от правового принципа формального равенства в силу внутренней взаимосвязи между правом и нравственными ценностями Европы, впитавшими в себя идеи кантовского категорического императива⁴⁷. Но в последние годы уже нельзя рассчитывать на то, что для глобального пространства сгодится тот прагматический компромисс между позитивизмом и юснатурализмом, на котором строятся сейчас правовые системы, поскольку нравственные ценности нынешних лидеров мировой капиталистической системы претерпели существенные изменения.

И дело отнюдь не в нашумевших новациях постхристианской Европы, связанных с легализацией однополых браков, с предоставлением таким союзам права воспитывать детей и т. п., а в тех глубинных экономических процессах, которые трансформируют систему ценностей, сформировавшую в свое время то, что М. Вебер назвал «духом капитализма». Суть этих процессов Г. А. Явлинский определил, как «уход экономики из сферы производства явным образом востребованных благ в область умозрительных конструкций и финансовых технологий, позволяющих перераспределять доходы без очевидной пользы для общества»⁴⁸. Результатом этих процессов стал отказ от таких традиционных ценностей капиталистического общества, как «индивидуальная честность и учет коллективных, общественных интересов; признание труда как высшей ценности; призыв к самоограничению в индивидуальном потреблении и заботе о ближних; поощрение сбережений и работа на благо будущих поколений»⁴⁹. Показательно, что подобные процессы сопровождаются «масштабным ренессансом идеи равного и одинакового отношения к любому бизнесу, недопустимости «дискриминационного» к нему отношения по признаку социальной значимости (в жестко-либеральной и индивидуалистической форме по принципу: общество не должно ограничивать право потребителя на свободный выбор, даже если этот выбор делает его уязвимым и зависимым)»⁵⁰. Между тем с позиций либертарно-юридической теории очевидно, что такое «равенство» – форма обеспечения привилегий недобросовестным дельцам, зарабатывающим на манипулировании человеческими слабостями.

В этих условиях уже вряд ли можно говорить о том, что нравственные ценности развитых демократий, лежащие в основе современной рыночной экономики, могут быть эталоном для глобального миропорядка. А это значит, что право способно стать общезначимым глобальным регулятором только тогда, когда оно очистится от вековых нравственно-религиозных наслоений, присущих правовым системам отдельных, пусть даже наиболее развитых в правовом отношении, государств. Отсюда следует настоятельная необходимость в таком типе правопонимания, который разграничивал бы право и нравственность, но делал бы это не на основе произвольного (что характерно для легистского позитивизма), а на базе сущностного критерия, выражающего природу права как самостоятельного социального феномена.

Практическая значимость решения этой теоретической задачи обусловлена тем, что перспективы признания права в качестве общепланетарного нормативного регулятора предопределяют уже не просто будущность цивилизации, но, судя по всему, саму возможность какой-либо будущности. Мы живем в такое время, когда диспропорции между гуманитарным потенциалом человечества и мощью разрушительных технологий, созданных его интеллектом, приобрели слишком угрожающие размеры. До сих пор людям как-то удавалось выправлять этот опасный дисбаланс за счет совершенствования гуманитарной составляющей, выраженной в таких социальных регуляторах, как личностная мораль, общественная мораль (нравственность) и право. Но на нынешнем этапе глобализации, когда возросшая наднациональная, межрегиональная и трансконтинентальная взаимосвязь людей резко усилила уязвимость современного мира, этот удерживаемый до сих пор техно-гуманитарный баланс⁵¹ может быть легко нарушен. В сложившихся условиях существенно возрастает потребность в эффективных соционормативных регуляторах, общезначимых в планетарном масштабе. А такой общезначимой нормативностью обладает лишь право, являющееся квинтэссенцией разумных начал человеческого общежития, основанных на принципе формального равенства.

Глава 2
Правовая определенность и формальное равенство как принципы нормативно-правового регулирования

М. А. Капустина

В юридической науке при обсуждении проблем правового регулирования большое внимание всегда уделялось его социальному характеру. Это связано прежде всего с тем, что любое регулирование направлено на поведение (действие или бездействие) индивидов – субъектов права. При этом поведение субъекта – предмет социологии. Социологические исследования направлены на изучение правового регулирования как вида (формы) социального регулирования поведения, детерминированного целым рядом психологических и культурных факторов. Социальное регулирование рассматривается как легитимированное упорядочение общественных отношений, имеющее своей целью сохранение целостности общества и стабильности отношений (связей) между индивидами. Регулирование вообще и правовое регулирование в частности связано с необходимостью поддержания в обществе порядка отношений, основанного прежде всего на исторически (естественно-историческим образом) сложившихся и легитимированных в данном обществе нормах (системе социальных норм). Содержание социальных норм – модели и практики социального поведения, безусловно, меняются со временем, однако их система (набор) обладает достаточной устойчивостью и сохраняет свое упорядочивающее значение на протяжении длительных исторических периодов.

Социальное время характеризует реальность человеческой деятельности⁵² – это время человека действующего, ставящего перед собой цели, вступающего в различные отношения с другими людьми и их объединениями. Свобода индивида в социуме означает возможность личности свободно принимать решения и свободно осуществлять выбор варианта (модели) поведения. Но свобода одного есть предел свободы другого, поэтому масштаб решений и деятельности должен быть зафиксирован в общеобязательных нормах, очерчивающих границы, в пределах которых индивид свободен в выборе своего поведения, не ущемляя при этом другого.

Время – это триада прошлого, настоящего и будущего. Человеческие отношения всегда связаны со стремлением индивидов к определенным ценностям, с достижением, реализацией ими тех или иных целей. Поэтому социальные ценности и цели человеческой деятельности находят отражение в принципах и нормах регулирования общественных отношений. Однако в конкретных социокультурных, политических, экономических условиях прийти к согласию в отношении определенных ценностей, целей и принципов регулирования, в частности правового регулирования, оказывается весьма проблематичным. Одними из наиболее важных и в то же время наиболее дискуссионных ценностей во все времена были свобода, равенство, справедливость, порядок (в значении, противоположном беспорядку, хаосу). Когда-то, в XVII–XVIII веках, в результате революций, на Западе основным критерием всего и вся провозгласили свободу. Свобода человека явилась главной ценностью общественных отношений. Как цель и принцип правового регулирования свобода личности означает отсутствие зависимости, индивидуальное обособление⁵³. При этом пределы и меру свободы субъекта устанавливают социальные, в том числе юридические нормы. Нормы права во взаимодействии с другими социальными, прежде всего моральными (нравственными) нормами определяют меру (масштаб) свободы осуществления интересов и целей деятельности субъектов и разграничивают их интересы с тем, чтобы обеспечить саму возможность реализации различных интересов разными субъектами в одно и то же время.

Проблема нормирования (масштабирования) и в этом смысле ограничения (но не ущемления) свободы личности – одна из актуальных проблем правового регулирования. Связано это с тем, что социальная жизнь становится все более и более напряженной, насыщенной большим количеством событий. Современная жизнь дает человеку изобилие возможностей, заставляя его постоянно принимать то или иное решение и тем самым зачастую подталкивая не соблюдать или даже нарушать сложившиеся принципы и нормы общественных отношений. Обладая огромным научным потенциалом, человек, с одной стороны, все больше осознает себя не похожим на других, свою индивидуальность, независимость, отсутствие крайней необходимости объединяться с другими для поддержания своей жизни. Современный человек свободно пользуется такими достижениями научно-технического прогресса, как скоростной транспорт, электричество, средства массовой информации и лекарства. С другой стороны, прогресс человеческого развития ставит вопрос о строгом подчинении лично независимого человека общеобязательным юридическим нормам, причем нивелирование происходит все чаще в международном масштабе, а не просто в рамках отдельных стран, о чем свидетельствуют международные конвенции, решения международных организаций, международных судебных инстанций.

Социальное регулирование вообще и правовое регулирование в частности связано с человеческой природой. «Человек, будучи биологическим (биосоциальным), психическим (социопсихическим) и социальным (социокультурным) существом, – считают Д. И. Луковская и И. Б. Ломакина, – одновременно выступает как индивид, как статусная группа в коллективе и как сообщество в целом. В данном контексте человек – это индивидуальное и коллективное существо… Природа человека, воплощенная в его социальности, имеет объективную и субъективную стороны. Объективная сторона – это материальные условия существования человека (созданные самим человеком), а субъективная – ментальность. Ментальность не перекрывает всего социального в человеке, однако в институциональном процессе именно она в совокупности с материальными условиями конституирует социальный порядок… Ментальность характеризуется особенностями психического склада и мировоззрения людей, входящих в ту или иную этническую целостность. Основу ментальности составляют культурные стереотипы, каноны, обусловливающие соответствующее правопонимание, правочувствование и правовидение… Ментальную структуру составляют определенные образы мышления (картина мира), коллективные представления, включающие архетипы социокультурной памяти, ценности, чувства, сформировавшиеся в определенных условиях»⁵⁴.

Правовое регулирование в государственно-организованном обществе связано (но не отождествляется, не совпадает полностью) с деятельностью самых разных государственных органов и должностных лиц. Ведущая роль здесь отводится законодателю, органам конституционного судопроизводства и высшим судебным инстанциям. При этом правовое регулирование может носить характер управляющего воздействия на индивидов, а может осуществляться посредством их самоорганизации и взаимодействия. Правовое регулирование обладает общими для всех видов социального регулирования свойствами. Специфические же его признаки связаны с принципами права, а также с формированием системы юридических норм (норм права), контроль за выполнением которых осуществляют органы общественной (в государстве – публичной) власти⁵⁵. Юридические нормы – это нормы социальные, и, следовательно, являются по своей сути правилами должного (стандартного) поведения. Юридические нормы устанавливают порядок совместного, одновременного осуществления разных интересов и целей деятельности разных субъектов и тем самым отличаются, например, от так называемых технических норм, которые определяют порядок (последовательность действий) достижения конкретных целей, правила изготовления какого-либо продукта и т. п. ⁵⁶ Кроме того, юридические нормы в большей степени, чем другие социальные нормы, отражают экономические условия общественных отношений. Они непосредственно регулируют отношения товарообмена и разграничивают те интересы и цели деятельности, которые осуществляются отдельными индивидами, их объединениями, а также государством в сфере экономических отношений.

Надо сказать, что технические нормы, а также правила нравственности могут быть признаны юридическими нормами и получить государственную защиту своей реализации. Например, Германское гражданское уложение запрещает требовать возврата переданного во исполнение обязательства, если чинивший удовлетворение знал, что он не обязан чинить его или если оно было учинено во исполнение нравственной обязанности или ради соблюдения требований приличия. Действующее гражданское законодательство Российской Федерации признает недействительной сделку, совершенную с целью, заведомо противной основам правопорядка или нравственности. В случае необходимости юридизировать технические нормы в законодательстве устанавливаются общеобязательные технико-юридические правила (требования), например санитарно-гигиенические, строительные, обращенные к субъектам, осуществляющим соответствующий вид деятельности.

Нормы права выступают элементом системы правового регулирования, составляют часть правовой системы в целом. Поэтому признаки правовой нормы должны соответствовать свойствам (принципам) права. В истории политико-правовой мысли и в современной литературе трудно найти два одинаковых мнения по вопросу о том, что считать правом и, соответственно, что считать правовым регулированием. Признаки правовой нормы раскрываются по-разному в зависимости от признаков (внутренних свойств, принципов) права, которые исследуются авторами. Тем не менее нормативность – важнейший элемент системы правового регулирования. Термин «норма права» использовался еще в древнеримской юриспруденции, ориентированной на практический, а не на теоретический аспект. При этом понятие норма было заимствовано римскими юристами из строительного искусства. И в расширительном значении норма означает образец, меру, признанный обязательным порядок.

Норма права – основная доктринальная категория и конструкция⁵⁷, «центральное звено догмы права»⁵⁸. Норма права выступает в качестве логической модели правового регулирования. Эмпирически юридическая действительность предстает в виде множества правовых актов (правовых текстов). Чаще всего мы имеем дело с письменными юридическими актами, например, законами, договорами, судебными решениями. Но это могут быть и устные сделки, и конклюдентные действия⁵⁹, и даже самые разные юридические символы и сигналы, например, сигналы светофора на перекрестке. Правовая норма является первичным системообразующим элементом объективного (позитивного, действующего) права. Правовой порядок предполагает правовое упорядочение общественных отношений. Регулятивной моделью такого упорядочения выступает право как система норм. В этом смысле позитивное (объективное) право предстает не как система законов, судебных прецедентов, правовых обычаев и других форм (юридических) источников права, а как единая регулятивная модель⁶⁰, внутреннюю структуру которой составляют нормы права. Система правовых норм должна определять структуру юридических (формальных) источников права и, в частности, систему законодательства, так как содержание норм права объективируется (формализуется) в юридических предписаниях статей законов, указов, постановлений, в правовых прецедентах, договорах нормативного содержания, юридических обычаях.

Между тем законодатель не в состоянии предусмотреть в нормативных актах все многообразие общественных отношений, которые могут возникнуть в жизни. Поэтому существуют отношения, содержание которых – субъективные права и юридические обязанности сторон – четко не урегулировано в нормах законодательства. Именно такую ситуацию обычно именуют пробелом в праве (в действующем законодательстве). Однако в частно-правовой сфере законодательная неопределенность юридического содержания правоотношения скорее всего будет восполнена соглашением (гражданско-правовым договором) самих сторон правового отношения. А в случае возникновения спора между сторонами правоотношения суд, принимая решение, будет обязан исходить из положений такого соглашения. Поэтому нельзя в полной мере отождествлять норму права и статью (норму) закона, признаки нормы права и признаки нормы закона, структуру нормы права и структуру статьи закона, виды норм права и виды статей (норм) закона. Правовые нормы должны составлять содержание норм закона (юридических норм). Действующие кодексы, указы, постановления и иные нормативные правовые акты являются правовыми именно потому, что объективируют в своей структуре нормы права (правовые свойства, правовые принципы), а не потому, что содержат в своих статьях (нормах) слова «вправе», «обязан» и т. п. Формализация, то есть внешнее выражение, правовых норм в юридических источниках права подчиняется технико-юридическим правилам, логическим приемам, стилю изложения юридических предписаний. Иллюзия тождества правовой нормы и статьи закона исчезает при первой же попытке урегулировать взаимоотношение между субъектами на основе статьи (нормы) закона. Это невозможно из-за отсутствия в одной статье закона всех необходимых элементов правовой нормы как правовой модели поведения субъектов права. Отдельные статьи могут быть посвящены определенным, как писал С. С. Алексеев, «юридическим операциям, деталям и частностям, а в тексте наличествуют только какие-то укороченные фразы, чуть ли не их обрывки»⁶¹. Нормы закона часто формулируются или как регулятивные, или как охранительные. Соответственно, в регулятивных нормах (статьях) закона отсутствует санкция – последствия нарушения правовой нормы, а в охранительных нормах закона не определено само правило поведения субъектов, их взаимные права и обязанности.

Таким образом, физические и юридические лица, ссылаясь на статьи закона в своих актах реализации прав и обязанностей, например в договоре, а правоприменители – в актах применения норм закона, например в решении суда, в действительности реализуют, воплощают в фактических отношениях (приводят в действие) целую систему правовых норм. В. С. Нерсесянц считал, что «само право в целом (право как системное нормативно-регулятивное целое) мыслится как единая норма права и именно как позитивно-правовая норма (с соответствующими структурными компонентами – диспозицией, гипотезой и санкцией)»⁶². При этом в отдельных статьях (нормах) закона содержатся лишь элементы правовой нормы в целом как правила (модели) регулирования поведения субъектов⁶³.

Но дело не только в этом. Другим важным обстоятельством, с которым нельзя не считаться и которое также разрушает иллюзию отождествления нормы права и нормы закона в системе правового регулирования, является сама природа правовых норм. Правовые нормы являются нормами социальными, их возникновение и существование социально необходимо. Так В. Э. Краснянский указывал, что «человек в процессе деятельности эмпирически или рационально познает окружающую его действительность и на этой основе вырабатывает правила поведения, обобщая накопленные знания и опыт»⁶⁴. Взаимное признание субъектами норм права основано на том, что право в целом служит институтом социальной интеграции (взаимодействия) индивидов, на том, что правовые нормы выражают правовые свойства (принципы) формального равенства, свободы, юридической справедливости, а следовательно, реализация (применение) таких норм приводит к правовому порядку отношений.

Нормы закона (судебного прецедента, правового обычая, договора с нормативным содержанием и иных формальных источников права) устанавливают формальные границы (масштаб) неперсонифицированного должного поведения, которые должны реализовываться (применяться) в конкретной жизненной ситуации в соответствии с правовыми принципами. Следуя правилам техники законотворчества, законодатель в ряде случаев в самом тексте норм закона использует понятия, термины и определения, предполагающие исключительно юридическую интерпретацию в соответствии с требованиями всей системы правового регулирования, юридических норм, признаваемых в обществе в данных социокультурных условиях. Например, в ст. 205 Гражданского кодекса РФ «Восстановление срока исковой давности» указывается, что «в исключительных случаях, когда суд признает уважительной причину пропуска срока исковой давности по обстоятельствам, связанным с личностью истца (тяжелая болезнь, беспомощное состояние, неграмотность и т. п.), нарушенное право гражданина подлежит защите»⁶⁵. Законодатель, допуская восстановление судом срока исковой давности, требует, чтобы причиной такому судебному решению послужили обстоятельства, заслуживающие внимания. Однако одно и то же обстоятельство, например болезнь истца, может быть при рассмотрении одного гражданского дела признано судом в качестве уважительной причины для восстановления срока исковой давности, а при рассмотрении другого суд может установить, что болезнь истца не являлась препятствием для своевременного обращения в суд за защитой своих нарушенных прав. При этом суд обязан руководствоваться принципом правового равенства сторон перед законом и судом, принципами состязательности, справедливости и иными правовыми принципами.

Итак, правовые нормы (их содержание) выражаются в формализованном виде в текстах норм законов и иных юридических источников права. Поэтому противопоставления норм права и норм закона не происходит. Так или иначе, но нормы законов, судебных прецедентов и тем более юридических обычаев и договоров (как актов не одностороннего, а многостороннего волеизъявления) являются социально признанными (легитимированными) и социально значимыми в качестве моделей правового регулирования⁶⁶. Связано это с тем, что даже юридические источники права, создаваемые в порядке одностороннего волеизъявления парламента или суда, сохраняют свою социальную правовую природу, исходя из презумпции легитимности и легальности государственных органов, издавших эти юридические нормы. В той же степени, в какой не происходит противопоставления органов государственной власти и правосудия обществу в целом, не происходит и противопоставления норм закона (судебного прецедента) правовым нормам, взаимопризнаваемым субъектами права.