bannerbannerbanner
Литературоведческий журнал №38 \/ 2015

Коллектив авторов
Литературоведческий журнал №38 / 2015

Полная версия

К 400-летию романа «Дон Кихот» Мигеля де Сервантеса

«Дон Кихот» 1615 versus «Дон Кихот» 1614

С.И. Пискунова
Аннотация

В статье исследуются сложные перипетии отношений М. де Сервантеса и создателей так называемого «Дон Кихота» Авельянеды (1614) – подложного продолжения Первой части «Дон Кихота» (1605), – скрывшихся под коллективным псевдонимом, а также влияние, оказанное «Лже-Кихотом» (как его получившей распространение рукописной версией, так и фактом публикации) на процесс создания Второй части романа Сервантеса (1615).

Ключевые слова: «Дон Кихот», М. де Сервантес, Авельянеда, Лопе де Вега, Тирсо де Молина, Б. де Наваррете, «конфискованный» карнавал, нарративные аномалии, стадии создания, перекрестное влияние.

Piskunova S.I. «Don Quixote» 1615 versus «Don Quixote» 1614

Summary. The author of the article investigates complex relations between M. de Cervantes and fabricators of the so called Quixote by Avellaneda (1614), a spurious continuation of the First Part of «Don Quixote» (1605), who had hidden under a collective pseudonym, as well the influence of the manuscript of false «Don Quixote» and the fact of its publication on the process of the creation of the Second Part of Cervantes’ novel.

В 2015 г. человечество отмечает 400-летие со дня выхода в свет Второй части «Дон Кихота», которую в сервантистике нередко обозначают как «Дон Кихот» 1615, в отличие от части Первой, опубликованной десятью годами ранее, – «Дон Кихота» 1605. Празднуя эту годовщину, читатели и критики – вслед за немецкими романтиками – ставят Сервантесу в особую заслугу создание первого образца европейского романа Нового времени. И хотя начиная с 60-х годов прошедшего столетия это утверждение стало подвергаться рядом специалистов по литературным жанрам сомнению1, порожденному слишком узким толкованием самого существа романа, либо отождествляемого с реалистическим социально-психологическим романом XIX в., либо не отличаемого от приключенческого фантастического romance, год, стоящий на обложке первого издания Первой части2, – 1605 – остается знаковой датой в истории новоевропейской прозы.

Впрочем, такие черты современного романа, как «самосознательность» и метатекстуальная структура повествования, – а именно они, прежде всего, подтверждают приоритет Сервантеса как создателя романа эпохи модерна (да и постмодерна!), – вполне проявляются лишь в строении «Дон Кихота» 1615 г. Так что датой рождения романа Нового времени следовало бы считать именно 1615, если не 1637 год, когда «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский»3 (далее – ДК 1605) и «Вторая часть хитроумного кабальеро Дон Кихота Ламанчского» (далее – ДК 1615) были впервые опубликованы как части единого целого, превратившись в двухчастный роман «Дон Кихот».

Вместе с тем, как в свое время говорил Р. Менендес Пидаль в речи «К вопросу о творческой разработке “Дон Кихота”» (1920)4, Сервантес мог бы и не завершить Вторую часть, если бы в 1614 г. не появилась книга, именуемая «Второй том хитроумного идальго Дон Кихота Ламанчского, который описывает его третий выезд: т.е. пятая часть его приключений» («Segundo tomo del ingenioso hidalgo don Quijote de la Mancha, que contiene su tercera salida: y es la quinta parte de sus aventuras»)5: «Поразительно, что эта подделка, – говорил Пидаль, – послужила Сервантесу источником вдохновения, когда он писал Вторую часть романа. Не подлежит сомнению, что из зависти, которую Авельянеда питал к Сервантесу, последний постарался извлечь для себя самый разумный вывод – ни в чем не уподобляться своему завистнику; несомненно, именно благодаря ему он распознал яснее… опасность тривиальности и грубости, таящуюся в фабуле, и при создании Второй части “Дон Кихота” приложил еще больше усилий, чтобы ее избежать… Художественным превосходством Вторая часть “Дон Кихота” во многом обязана Авельянеде».

На титульном листе «Лже-Кихота» (далее – ЛК) стояло вымышленное имя автора – «лиценциат Алонсо Фернандес де Авельянеда, уроженец города Тордесильяс», а также столь же сомнительное обозначение места издания – Таррагона, так как не исключено, что книжка была напечатана в Барселоне6, о чем, судя по эпизоду посещения Дон Кихотом барселонской книгопечатни, описанному в LXII главе Второй части, где среди других готовящихся к выходу в свет книг он находит и сочинение Авельянеды, Сервантес знал или догадывался. Как будет показано далее, эпизод в книгопечатне – очередное проявление весьма вольного обращения писателя с хронологией: ведь еще в LIX главе Второй части было рассказано о встрече Дон Кихота и Санчо в придорожной гостинице с двумя кабальеро – доном Хуаном и доном Херонимо, читателями уже вышедшего в свет романа Авельянеды.

Это первое прямое упоминание о фальшивом «Дон Кихоте», или «Лже-Кихоте», во Второй части «Дон Кихота» подлинного подвигло ученых к логичному умозаключению: Сервантес познакомился с романом Авельянеды как раз накануне или во время работы над LIX главой, т.е. в конце лета – начале осени 1614 г., когда ЛК появился в продаже7. Неудивительно, что в заключительных главах Второй части будут не раз возникать образы и мотивы, сходные с теми, что фигурировали в романе Авельянеды. Так, знатный барселонский горожанин дон Антонио Морено (т.е. «смуглый», «чернявенький», «мавр»), пользующийся приездом забавного сумасшедшего, чтобы устроить из его приезда веселье для своих друзей, да и для всех горожан, явно напоминает гранадского кабальеро-мориска дона Альваро Тарфе, «режиссера» третьего выезда Дон Кихота в романе Авельянеды; говорящая волшебная голова, хранящаяся якобы в доме дона Антонио, напоминает о голове великана Брамидана, бросающего вызов Лже-Кихоту во время застолья в доме дона Карлоса, сарагосского друга и «сообщника» дона Альваро… Уже неподалеку от родного села (II, LXXII) герой Сервантеса встречается на постоялом дворе и с самим доном Альваро, переселившимся из романа о поддельном Дон Кихоте в жизнь Дон Кихота подлинного: дон Альваро самолично удостоверяется в фантомности своего «протеже» (выходит, и в собственной фантомности тоже?). По всему видно, что начиная с LIX главы Сервантес не только не думает скрывать своего знакомства с текстом писателя-узурпатора, но для его осмеяния и разоблачения открыто вводит авельянедовские образы и сюжетные мотивы в свое повествование, предлагая их собственную интерпретацию или прямое опровержение.

 

Значительно труднее объяснить сходство с мотивами и образами романа Авельянеды многих эпизодов и образов из предшествующих глав ДК 1615, к примеру таких, как вмешательство Дон Кихота в действо, разыгрываемое в кукольном театрике маэсе Педро (XXV–XXVII), которое дублирует вторжение Лже-Кихота на устроенную во дворе корчмы (так – в переводе А.С. и М.А. Бобовичей) близ городка Алькала-де-Энарес импровизированную сцену, на которой актеры-постояльцы репетируют историко-героическую комедию Лопе «Отмщенное завещание» (El testimonio vengadо). Очевидно функциональное (ролевое) сходство образа домоправителя в «замке» герцогов, устраивающего в романе Сервантеса театрализованное ночное явление Мерлина в обличье Смерти и Дульсинеи, а также другие проделки, с образом изобретательного секретаря-шутника дона Карлоса у Авельянеды, или наставительных речей герцогского духовника в ДК и священника Мосена Валентина в ЛК… Спуск Дон Кихота в пещеру Монтесиноса, кажется, инспирирован намерением Лже-Кихота освободить рыцарей и волшебницу Урганду, томящихся в заколдованной пещере (XXII), а также его речью (XXIII), в которой упоминаются и «пораженный тяжелой раной Дурандарте», и Монтесинос, который собственными руками вырезает у Дурандарте сердце, которое затем доставит Белерме. Готовность сервантесовского Санчо, который никогда не брался за оружие, вступить в сражение с оруженосцем Рыцаря Леса, кажется, отражением гнева авельянедовского Санчо, разыгрывающего мнимое желание сразиться с черноликим оруженосцем великана Брамидана (XXXIV).

Лишь немногие из этих совпадений могут быть трактованы как спонтанное обращение двух сочинителей к фольклорному или популярному в театре и литературе мотиву. Остается предположить, что один из них был знаком с текстом соперника и использовал его в процессе создания своей версии продолжения романа о Дон Кихоте (в том, что касается Второй части романа Сервантеса, то следы полемики с Авельянедой прослеживаются в ней чуть ли не с первой главы). И хотя Ст. Джилмен – автор основополагающего труда, посвященного роману Авельянеды8, не желая примириться с мыслью о том, что Сервантес, носитель духа свободы, мог в чем-то следовать за монахом-контрреформатором (таким ему виделся анонимный автор), считал, что это Авельянеда подражал Сервантесу, получив доступ к рукописным фрагментам Второй части, подавляющее большинство комментаторов ЛК9 сходятся на том, что именно Сервантес использовал подложное продолжение как подручный материал для своей постройки.

Признав генетическую «вторичность» Второй части по отношению к ЛК (в свой черед откровенно вторичному по отношению к ДК 1605), так или иначе придется принять во внимание позицию тех критиков (в их числе был и Р. Менендес Пидаль), которые склоняются к мысли о том, что Сервантес не только «держал в руках» опубликованный роман Авельянеды, но и был знаком с его рукописной версией, которая получила хождение в литературных и университетских кругах Кастилии и Арагона в 1611–1613 гг., когда Сервантес уже начал работу над Второй частью, если не с самого начала этой работы.

Правда, ученые по-прежнему могут лишь строить догадки относительно того, когда именно Сервантес приступил к работе над ДК 1615. Ясно лишь, что произошло это после выхода в свет третьего переиздания Первой части, осуществленного в 1608 г. под наблюдением и при участии автора10, но до 1612 г., когда в цензуру была представлена книга «Назидательные новеллы» (опубл. 1613), в Прологе к которой писатель спешит сообщить читателю о скором выходе своего продолжения ДК 1605 в свет.

Параллельно ведущаяся работа над «Назидательными новеллами», над поэмой «Путешествие на Парнас» (1613, опубл. 1615), над романом «Странствия Персилеса и Сихизмунды» (начат в 1610-е годы, опубл. в 1617), над пьесами, вошедшими – наряду с сочиненными ранее – в сборник «Восемь комедий и восемь интермедий» (1615), растянула написание Второй части на пять-семь лет (примерно столько же создавалась и Первая часть). И не исключено, что именно знакомство с рукописью подложного «продолжения» подвигло автора продолжения подлинного наконец-то всерьез за него взяться, хотя никак не могло стать единственным или самым сильным к тому стимулом.

Вместе с тем реконструкция процесса создания Второй части с учетом каких бы то ни было не дошедших до нас рукописей многим сервантистам кажется сомнительной11. Поэтому все совпадения ДК 1615 с ЛК на пространстве первых двух третей текста Второй части они предпочитают объяснять в свете гипотезы М. де Рикера12, писавшего в предисловии к подготовленному им изданию романа Авельянеды (1972): «…Весь мир, – констатировал де Рикер, – считает аксиомой то, что в тексте Второй части, предшествующем LIX главе, никоим образом не мог отразиться текст, опубликованный в 1614 г., поскольку принято думать, что Сервантес писал фразу за фразой, страницу за страницей и не возвращался к написанному, чтобы внести исправления, что-то сократить или расширить, или перенести в другое место. Блестящее исследование Стэгга13… наглядно показало, что главы с XI по XIV Первой части первоначально находились там, где теперь располагается XXV глава… Но то, что было сделано внутри Первой части, могло быть также осуществлено и во Второй, которую Сервантес существенно переработал, прочитав опубликованный роман Авельянеды»14.

В подтверждение слов де Рикера о переносе Сервантесом целой группы глав из одной части ДК 1615 в другую К. Ромеро Муньос выдвинул гипотезу, согласно которой актуальные XII– XV главы, повествующие о победоносном сражении Дон Кихота с Рыцарем Леса (он же – Рыцарь Зеркал), первоначально располагались ближе к концу романа – после рассказа о пребывании Дон Кихота и Санчо в доме герцогов, где-то после актуальной LVII главы15. При этом сражение Дон Кихота с Самсоном Карраско первоначально завершалось победой бакалавра и возвращением идальго в родное село. На последнем этапе работы над Второй частью (см. об этом далее) Сервантес переместил эпизод сражения Дон Кихотом с ряженым Самсоном Карраско на его настоящее место – после XI главы.

В качестве доказательств К. Ромеро приводит ряд несообразностей в главах, следующих за рассказом о битве Дон Кихота с Рыцарем Леса в окончательном тексте Второй части. Например, то, что в беседах с доном Диего де Миранда, с другими персонажами, к нему расположенными, с теми же герцогом и герцогиней, Рыцарь Печального Образа ни разу не вспоминает о своем единственном выигранном поединке, а сам бакалавр, решивший после поражения не возвращаться домой, пока не отомстит сумасшедшему соседу, вдруг почему-то надолго откладывает свою месть (при этом сама всерьез звучащая эпическая тема мести трудно согласуется с его изначально «тристерским», игровым типом поведения). К. Ромеро предполагает, что в первоначальном варианте Самсон, подвигший Дон Кихота на третий выезд, выехал на поиски соседа не сразу же вслед за ним, а позднее, узнав из письма Санчо из герцогского «замка» жене о местонахождении его хозяина. Не застав Дон Кихота в доме герцога и получив от него сведения об отбытии Дон Кихота в Сарагосу, он догнал соседа на пути к арагонской столице и нанес ему поражение, заставившее того вернуться домой.

 

В окончательном тексте Второй части на месте перенесенных в начало романа XII–XV глав о битве с Рыцарем Леса, странно смотрящихся на фоне безлесной Ла Манчи, оказалась LVIII глава, повествующая о встрече Дон Кихота с персонажами «мнимой» Аркадии и нападении на него стада быков, каковых Дон Кихот в своей знаменитой речи о жизни как «всечасном умирании» в начале LIX главы называет «грязными и грубыми животными», что издавна ставило в недоумение испанских комментаторов романа: слова эти немыслимы в устах испанца по отношению к быкам. Очевидно, в процессе расширения романа за счет новых глав, повествующих о приключениях Дон Кихота на пути из Барселоны домой, Сервантес начал дублировать в них приключения на пути рыцаря в Барселону, варьируя их участников и детали, а то и меняя местами. В частности, в LVIII главе он заменил «свинское приключение» на рассказ о столкновении Дон Кихота со стадом быков, которых тот встречает во всеоружии на проезжей дороге. Соответственно, «свинское приключение» – а свиньи нападают на отдыхающих путников «стремительно и внезапно», как бы исподтишка, – было перенесено в LXVIII главу, но его следы сохранились в начале LIX главы.

Таким образом, согласно гипотезе Рикера и его последователей, одновременно с сочинением последних 25 глав Второй части (с LIX по LXXIV), в которых целенаправленно и открыто изобличается труд узурпатора, Сервантес существенно переработал уже написанный текст, вставив в него не только отдельные слова и фразы, но и целые главы и даже группы глав, такие как те, в которых рассказывается о представлении в кукольном театре маэсе Педро (XXV–XXVII), или особо отмеченную автором-повествователем V главу, в которой Сервантес – с изяществом опытного картежника (а, судя по обилию картежной лексики в его текстах, карты он любил!) меняет имя жены Санчо – Мари Гутьеррес (под ним она фигурирует не только в ЛК, но и в ДК 1605) на Терезу Панса16. На самой поздней стадии работы над Второй частью, по мнению К. Ромеро Муньоса, в ней появился и рассказ о посещении Дон Кихотом пещеры Монтесиноса (XXIII), и образ Самсона Карраско – вместе со всем метаповествовательным сюжетом17… В результате поверх уже написанного текста (К. Ромеро Муньос, как и его предшественники18, именует этот текст Ur-Quijote) Сервантес создал второй «слой», состоящий как из отдельных слов, фраз, так и целых эпизодов, вставленных в прежде существовавший текст.

Но мог ли тяжелобольной 67-летний Сервантес за пять-шесть месяцев, прошедших с момента публикации романа Авельянеды до завершения Второй части, написать ее последнюю треть, а также осуществить все композиционные перестроения и доработки, превратившие Ur-Quijote в ДК 1615? На этот вопрос можно было бы ответить утвердительно, если согласиться с К. Ромеро в том, что главы, посвященные пребыванию Дон Кихота и Санчо в загородном доме герцогов, к моменту выхода в свет ЛК были уже написаны. Однако именно «срединная» часть ДК 1615 (XXX–LVII главы) содержит множество перекличек с ЛК, пусть при ее написании Сервантес все еще делает вид, что ничего не знает о сочинении литературного недруга: именно в этих главах образы Дон Кихота и Санчо, подвергшиеся у Авельянеды унижающему их искажению, восстанавливаются в их подлинной человечности. И сама композиция ДК 1615, начиная с весьма путаного хронотопа романа, свидетельствует о том, что Сервантес не единожды (дойдя до LIX главы), а по меньшей мере дважды резко менял маршрут передвижения героев. Первый такой хронотопический «слом», на что критики давно обратили внимание, происходит как раз накануне прибытия Дон Кихота и Санчо в герцогский дворец, на границе глав, описывающих приключения Дон Кихота в кастильских и арагонских землях.

На первый взгляд, смена топоса в повествовании обозначена достаточно четко: это прибытие Дон Кихота и Санчо на берега реки Эбро в начале XXIX главы, где и происходит знаменитое приключение с «заколдованной ладьей». При этом расстояние приблизительно в 500 км от пещеры Монтесиноса до берегов Эбро герои Сервантеса, неспешно движущиеся по дорогам Ла Манчи со скоростью, не превышающей возможности ослиного хода, преодолевают за какие-то пять-шесть дней: они складываются из упомянутого в XXIV главе одного дня пути от пещеры до постоялого двора, на котором Дон Кихот сокрушает кукольный мирок театра «маэсе Педро» (XXV–XXVII главы), еще двух дней пути от постоялого двора до места, где происходит встреча рыцаря и оруженосца с потешными крестьянскими войсками, готовыми вступить в сражение из-за спора о том, кто из них лучше орет по-ослиному (XXVII гл.), и еще двух, за которые, как сообщается в начале XXIX главы, рыцарь и оруженосец достигают берегов Эбро.

Хронотопическая неувязка, которой маркировано перемещение Дон Кихота и Санчо из Ла Манчи в Арагон в XXIX главе, подвигла Н. Марина19 – не без оснований – предположить, что именно знакомство с романом Авельянеды заставило Сервантеса скоропалительно перенести героев на берега Эбро, а затем – в загородный дворец арагонских герцогов («замок») из сферы простонародной жизни в атмосферу аристократического быта и придворных театрализованных увеселений, чтобы полностью переписать авельянедовскую трактовку сотворенных им героев в обстоятельствах, заданных Авельянедой. И произойти это знакомство должно было на достаточно ранней стадии работы Сервантеса над продолжением ДК 1615, т.е. до выхода ЛК в свет.

Поэтому лишь «фактор рукописи» позволяет согласовать гипотезу Н. Марина с реконструкциями К. Ромеро и наблюдениями других комментаторов, разделив процесс создания ДК 1615 не на два (до и после публикации ЛК), а на три этапа, в целом соответствующие трем основным частям, на которые в читательском восприятии распадается ДК 1615:

1) написание на протяжении 1608(?)–1612 гг. – до знакомства с рукописью ЛК – начальных глав романа – вплоть до XXIX главы20, но за исключением глав V, XII–XV, XXIII (?), XXIV21, XXV–XXVIII;

2) написание – после знакомства с рукописью Авельяне-ды – на протяжении 1613 – первой половины 1614 г. XXIII (?), XXX–LVIII глав, а также текста, составившего актуальные XII– XV главы;

3) написание – после публикации романа Авельянеды – на протяжении осени 1614 г. – зимы 1614/15 гг. LIX–LXXIV глав и Пролога, а также перенос в начало повествования текста, составившего актуальные XII–XV главы. На этом же этапе были заново написаны и включены в повествование V и XXV–XXVII главы, а также главы XXIV и XXVIII, играющие роль глав-связок, сутур, и, наконец, осуществлена учитывающая сделанные дополнения сквозная правка текста на уровне отдельных фраз.

В таком случае у Сервантеса было достаточно времени, чтобы за 1613–1614 гг. (да еще с захватом января 1615-го) написать практически две трети Второй части и переработать роман насквозь, начиная с первой главы, не теряя из виду одну из новых целей – полемику с Авельянедой.

Так, почти вся восьмая глава Второй части занята разговором Дон Кихота и Санчо, в котором сконцентрированы основные сервантесовские возражения Авельянеде:

– породившая ЛК зависть, которая «ничего не таит в себе, кроме огорчений, ненависти и злобы» (86);

– искажение в ЛК образа Санчо, который, помимо того что грязнуля и обжора, выставлен плутом, в то время как он, в собственной (сервантесовской!) оценке, «хоть и плутоват, зато… простоват», и простота его – «от природы» (86), т.е. он – сказочно-фольклорный «дурак», а вовсе не пикаро;

– приписывание Дон Кихоту жажды земной славы, хотя он радеет «о славе вечной» (88), и, наконец, принижающее рыцарство противопоставление рыцарскому подвигу – подвиг монашества, в чем Дон Кихот (как и его творец) с Авельянедой спорить не смеет, но готов отстаивать равнозначность и равноценность обоих путей (рыцарства и монашества), по которым «Господь приводит верных в рай» (91).

Признавая правоту ученых, включающих в свои реконструкции не дошедшие до нас рукописи, не обязательно присоединяться к их идентификациям личности человека (или группы лиц), скрывшегося (скрывшихся) под псевдонимом «Авельянеда». Так, А. Мартин Хименес, на сей раз следуя за М. де Рикером, во множестве публикаций убежденно доказывает, что под псевдонимом «Авельянеда» скрылся однополчанин Сервантеса солдат Хименес де Пасамонте (1553 – после 1613), также участвовавший в битве при Лепанто, как и Сервантес, но позднее (в 1584 г.) оказавшийся в турецком плену, где провел 18 лет, и написавший по возвращении в Испанию свою автобиографию, о существовании которой Сервантес, несомненно, знал22: в Первой части автор ДК изобразил Херонимо де Пасамонте в обличье каторжника под именем Хинеса де Пасамонте (I, XXII), а во Второй – в личине одноглазого «Маэсе Педро», владельца кукольного театра и хозяина обезьянки-предсказательницы – как и ее «хозяин», связанный с нечистой силой23, она может знать только настоящее. Как нам представляется, эпизоды, в которых фигурирует Хинес де Пасамонте, свидетельствуют о двойственном отношении Сервантеса к бывшему сослуживцу: отчужденно-враждебном в Первой части (особенно в ее второй редакции, где Пасамонте изображен как вор, похитивший осла Санчо) и – что выглядит явно странным в контексте гипотезы о Пасамонте как авторе ЛК – снисходительно-примирительном во Второй (Дон Кихот возместил кукольнику нанесенный ему ущерб, после чего «все в мире и согласии поужинали за счет Дон Кихота, коего щедрость была беспредельна» (II, XXVI, 265)24. Основное же неустранимое препятствие для отождествления Хинеса (Херонимо) де Пасамонте с автором ЛК – бросающееся в глаза стилевое несходство автобиографии де Пасамонте и «Второго тома»: автобиография – довольно корявый документальный отчет о пережитом, написанный, хотя и знающим латынь и владеющим итальянским, но не очень образованным человеком, а сочинение Авельянеды – в любом случае – литературное произведение, свидетельствующее не только о всесторонней начитанности его автора (или авторов, о чем – речь впереди), но и о его (или их) причастности к литературной жизни того времени.

Как справедливо указывает Дж. Иффланд25, судить о литературных достоинствах сочинения Авельянеды следует, сравнивая его не с романом Сервантеса (мало кто из современников творца «Дон Кихота», да и не только, это сравнение мог бы выдержать!), а с той прозой, которая в XVII столетии составляла литературный фон сервантесовского творения. За вычетом «Гусмана де Альфараче» Матео Алемана, прозы Кеведо и «Критикона» Грасиана, ЛК не хуже (если не лучше) большинства так называемых «романов» первой половины XVII в. – «плутовских», пасторальных, «византийских», равно как сатирико-дидактических и фантастических «диалогов», сборников новелл, а также житий святых, составлявших 90% печатной беллетристической продукции…

Характерно, что в числе претендентов, выдвигавшихся исследователями на роль «Авельянеды», упоминаются не только и не столько непрофессиональные сочинители вроде Пасамонте или Великого инквизитора Д. Альяги, сколько такие фигуры, как создатель «Плутовки Хустины», опубликованной под именем Лопеса де Убеда, как Тирсо де Молина, А. дель Кастильо Солорсано, Ф. де Кеведо, А. Салас Барбадильо, К. Суарес де Фигероа… Среди гипотетических «авельянед» есть и драматурги (помимо Тирсо – Р. де Аларкон и Г. де Кастро), не говоря о самом Лопе де Вега, и поэты (Педро Линьян де Риаса, Бартоломе Леонардо де Архенсола, Алонсо де Ледесма, Адольфо Ламберто…). Все, за исключением двоих последних, – писатели первого-второго ряда или же – просто классики, как Тирсо и Лопе (а они-то – основные претенденты!).

«Авельянеда» – не темный монах-доминиканец: среди гипотетических авторов «Лже-Кихота» есть не только бакалавры и лиценциаты, но и профессора, такие как заведующий кафедрой теологии Вальядолидского университета Бальтасар де Наваррете, документально разоблаченный истинный автор «Плутовки Хустины». Наваррете – один из самых «общепризнанных» (на сегодняшний день) претендентов на авторство ЛК26, тем более что стилевое и тематическое сходство ЛК и «Плутовки Хустины», включая выдвижение героини-пикарессы на первый план (появление Барбары в Шестой части), давно замечено учеными, равно как и полемические выпады Сервантеса против автора «Хустины», каковым долгое время числился Лопес де Убеда.

«Авельянеда» (авельянеды) – человек, хорошо знакомый с укладом монастырской жизни, но при этом чувствующий себя как дома в дворцах знати и в университетских кругах, за кулисами театра и на городском дне… Правда, ему малоинтересна «уездная» Испания, жизнь испанских селений и проселочных дорог с их постоялыми дворами, без изображения которых имитатору Сервантеса конечно же было не обойтись, но которые остаются у в ЛК картонными заставками-декорациями, а их хозяева и посетители, такие разноликие и неповторимые у Сервантеса, – грубыми копиями последних.

И адресат ЛК – вовсе не благочестивые сельские прихожане, а жаждущая развлечений кастильская и арагонская знать, «золотая молодежь» того времени, любящие повеселиться студенты и не отстающие от них профессора, образованные церковные иерархи и завсегдатаи литературных салонов-«академий» Мадрида и других городов, и, конечно же, театральный люд – и актеры, и зрители. Неслучайно статистический анализ текста Авельянеды с помощью современных компьютерных средств и идей корпусной лингвистики выявляет наибольшее сходство его лексики с лексикой Тирсо де Молина27 (священника-мерседария Габриэля Тельеса), драматурга круга Лопе де Вега.

Именно в окружении Лопе, как давно считают многие ученые28, в том числе Л.Г. Кансеко, подготовивший два лучших на сегодняшний день научных издания ЛК (2000, 2014)29, и следует искать того, кто скрылся под именем «Авельянеда». Точнее, «тех»: скорее всего, ЛК – плод сотрудничества нескольких «авельянед», включая самого Лопе, по меньшей мере срежиссировавшего акцию по подготовке рукописи ЛК к печати. И как раз то обстоятельство, что «Лже-Кихот» – плод коллективного сочинительства, делает столь затруднительным установление имени его «единственного» автора. Ведь у каждого из ученых, выдвигавших ту или иную фигуру на роль «авельянеды», есть свои историко-биографические, текстологические и стилистические аргументы в ее пользу, но их концепции, накладываясь друг на друга, друг друга перебивают и перечеркивают. Хотя могли бы и дополнить, как дополняют друг друга в ЛК тексты участников его создания. В любом случае унифицирующий подход к прочтению сатиры Авельянеды как творению одного автора наталкивается на такие ее особенности, как: 1) тематическая и стилевая завершенность «пятой части» (упоминание о ней одной и вынесено в заглавие романа), имеющей условно-законченный собственный сюжет, заданный финалом сервантесовского ДК 1605, где упоминается будущая поездка идальго на турнир в Сарагосу; 2) жанрово-стилевой слом в повествовании, связанный с появлением в XXII главе торговки требухой из Алькала-де-Энарес Барбары, становящейся спутницей Лже-Кихота, вследствие чего страницы книги заполняют гротескно-натуралистическая образность, мизогинные и плутовские мотивы30, заставляющие вспомнить и об «Истории пройдохи по имени дон Паблос» Ф. де Кеведо (один из «номинантов» в Авельянеды!), и о «Плутовке Хустине» (сочиненной тогда же, когда и «Бускон»31, и – подобно «Бускону» – как «ответ» Матео Алеману); 3) сдвоенная сюжетная развязка: согласно ее «первой» версии, путь Лже-Кихота завершается в Доме Нунция (толедском приюте для умалишенных), согласно второй, идальго исцеляется, навещает Санчо в Мадриде, а затем снова впадает в безумие… Создается представление, что «редактор» ЛК (скорее всего, Лопе) не только приписал к нему первую фразу, в которой фигурирует подставной хронист Алисолан (так нигде более не упоминаемый), но и набросал многовариантный условный «конец» «Второго тома», как бы примиряющий разнонаправленные воли соавторов и предполагающий возможность сочинения его продолжения.

Единственное объяснение этих особенностей – наличие по меньшей мере двух, а, возможно, и более сочинителей «продолжения», предоставивших Лопе относительно готовые главы и даже целую «часть» (пятую), каковые он соединил с написанными им самим фрагментами, такими как Пролог или длинные бредовые «речи» Лже-Кихота, полные имен персонажей из рыцарских романов и романсов, реальных исторических лиц, героев классической древности. Этими сочинителями могли быть Тирсо32 и Бальтасар де Наваррете, а также – на месте или вместо Наваррете – А. дель Кастильо Солорсано33, начинающий прозаик, многое перенявший у автора «Плутовски Хустины» и надолго сохранивший приверженность к пикареске в ее «женской» разновидности. В этом случае Тирсо, скорее всего, принадлежат «пятая часть» ЛК, начало «шестой», две «вставные» новеллы и общий план романа, базирующийся на столь любимом Тирсо-прозаиком принципе триадности34, а его соавторам – три последние главы «шестой части» и «седьмая», не забывая о роли Лопе, соавтора и «составителя».

1См., например: Martín Morán J.M. Cervantes y el Quijote hacia la novela moderna: Alcalá de Henares: Centro de Estudios Cervantinos, 2009.
2Вслед за акад. Ф. Рико автор статьи пишет слова Первая (часть) и Вторая (часть) с большой буквы как наименования «Дон Кихота» 1605 г. и «Дон Кихота» 1615 г., сохраняя авторское написание этих букв в цитируемых работах других критиков (см., например, далее – цитаты из Р. Менендеса Пидаля).
3Слов «Первая часть» в названии не было, так как сам «Хитроумный идальго…» состоит из четырех частей, которые фактически были «отменены» фактом выхода в свет «Второй части хитроумного кабальеро…», названной «частью» в пику создателям подложной «Пятой части».
4См.: Менендес Пидаль Р. К вопросу о творческой разработке «Дон Кихота» // Менендес Пидаль Р. Избранные произведения. Испанская литература Средних веков и эпохи Возрождения. – М.: Издательство иностранной литературы, 1961.
5См. русский перевод, опубликованный под названием «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский…» как дополнение к изданию «Дон Кихота» Сервантеса в серии «Литературные памятники» (Москва: Наука, 2003). Слова «пятая часть» в названии сатиры Авельянеды (по сути «Лже-Кихот», конечно же, – сатира, а никакой не роман) были нацелены на то, чтобы подчеркнуть преемственность сочинения писателя-узурпатора по отношению к ДК 1605.
6См.: Vindel F. La verdad sobre el «falso Quijote», vol. I: El «falso Quijote» fue impreso en Barcelona por Sebasián Cormellas. – Barcelona: Librería Barba, 1937. Этой же точки зрения придерживается и Х. Бласко (См.: Blasco J. Baltasar Navarrete, posible autor del Quijote apócrifo (1614) // Beltenebros Menor. Avances, 2. 2005).
7Предваряющие издание ЛК цензурное одобрение и лицензия на публикацию (очень ограниченного действия и сомнительного происхождения) датируются, соответственно, 18 апреля и 4 июля 1614 г. Таким образом, с учетом времени, необходимого для набора и печати текста, ЛК мог появиться в продаже не раньше конца лета – сентября того же года, но однозначно до 6 октября, когда в Сарагосе во время празднования беатификации Терезы де Хесус происходило студенческое маскарадное шествие, в котором двое участников изображали Дон Кихота и Санчо Пансу, взятых со страниц сочинения «лиценциата Акестелоса» (см.: Martín Jiménez A. El Quijote de Cervantes y el Quijote de Pasamonte, una imitación recíproca. Alcalá de Henares: Centro de Estudios Cervantinos, 2001. P. 50 y las siguientas). То есть ЛК по времени выхода в свет больше, чем на год опередил ДК 1615, представленного на цензурную апробацию 27 февраля 1615 г., но появившегося в продаже не раньше ноября того же года (посвящение графу де Лемос датируется 31 октября).
8Gilman S. Cervantes y Avellaneda: estudio de una imitación. – México: Colegio de México, 1951.
9Единственное известное нам исключение – академик Н.И. Балашов, автор статьи, сопровождающей русское издание романа Авельянеды, который – вслед за Ст. Джилменом – утверждает, что «Антисервантес (т.е. Авельянеда. – С.П.) постоянно нападает на… ставшие ему известными в 1613–1614 гг. отрывки из подлинной Второй части…» (см.: Балашов Н.И. Антагонизм Сервантеса и Авельянеды, бесчестного («авильянадо») изготовителя «Лже-Кихота» (1614). Поиск возможности уравновешенного подхода к контр-реформационной Испании // Сервантес Сааведра Мигель де. Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский. С прибавлением «Лже-Кихота» Авельянеды. – М.: Наука, 2003. – Т. II. – С. 691).
10Д. Эйзенберг (см.: Eisenberg D.El rucio de Sancho y la fecha de la composición de la segunda parte del Quijote // Nueva Revista de Filología Hispánica, XXV (1976) относит начало интенсивной работы Сервантеса над Второй частью к 1610 г., связывая его с «поражением», которое потерпел сам писатель в Барселоне: в столице Каталонии он предположительно оказался ранним летом этого года в неосуществившейся надежде отбыть в Неаполь в свите графа Лемосского, назначенного вице-королем Италии.
11См., например, одну из статей, сопровождающих наиболее авторитетное современное издание «Дон Кихота» под редакцией акад. Ф. Рико: Anderson E.M. y Pontón G. La composición del «Quijote» // Cervantes Miguel de. Don Quijote de la Mancha. Edición del Instituto Cervantes dirigida por Francisco Rico. – Barcelona: Crítica, 1998.
12См.: Riquer M. de. Cervantes, Pasamonte y Avellaneda. – Barcelona: Sirmio, 1988.
13Речь идет о статье Дж. Стэгга: G. Stagg. Revision in Don Quijote, Part I // Hispanic Studies in Honor of L. González Llubeira, Oxford, 1959; См. о ней: Пискунова С.И. «Дон Кихот» – I: Динамическая поэтика // Вопросы литературы. – 2005. – Вып. 1.
14Цит. по кн.: Iffland J. De fiestas y aquafiestas: risa, locura e ideología en Cervantes y Avellaneda. – Universidad de Navarra. Iberoamericana: Vervuert, 1999. – Р. 380–381.
15См. Romero Muñóz C. Nueva lectura de El retablo de maese Pedro // Actas del Segundo Coloquio Internacional de la Asociación de Cervantistas. – Barcelona: Anthropos, 1991.
16См.: Romero Muñóz C. Nueva lectura de El retablo de maese Pedro // Actas del Primero Coloquio Internacional de la Asociación de Cervantistas. – Barcelona: Anthropos, 1990.
17См. Romero Muñóz C. La invención de Sansón Carrasco // Actas del Segundo Coloquio Internacional de la Asociación de Cervantistas. – Barcelona: Anthropos, 1991.
18Koppen E. Gab es einen Ur-Quijote? Zu einen Hypotese der Cervantes Philologie // Romanistisches Jarbuch, XXVII (1976); Murillo A. El Ur-Quijote: nueva hipótesis // Cervantes, I (1981).
19См.: Marín N. Camino y destino aragonés de don Quijote // Anales cervantinos, XVII (1978); Cervantes frente a Avellaneda: la Duquesa y Bárbara // Cervantes, su obra y su mundo. Actas del Primer Congreso Internacional sobre Cervantes. – Madrid: Edi – 6, 1981.
20По мнению Д. Эйзенберга (см.: Eisenberg D. Op. cit.), сочиненной еще для Первой части.
21XXIV глава, судя по многим деталям (см. наш комментарий к ней в издании ДК под ред. Ф. Рико) была написана на самом последнем этапе работы над ДК 1615 (характерны ее переклички с Прологом, написанным, как то и полагалось, после завершения всего произведения).
22Вероятно, он встречался с Пасамонте во время посещения Мадрида в августе – октябре 1594 г. или в начале 1595 г., когда и смог познакомиться с его автобиографией, распространявшейся в рукописи (опубликована впервые в 1922 г.). Однако остается весьма сомнительным, что Сервантес знал второй, расширенный вариант сочинения Пасамонте, законченный к 1605 г.
23О «дьявольской» (а, точнее, тристерской) природе «Маэсе Педро» см.: Redondo A. De Jinés de Pasamonte a Maese Pedro // Redondo A. Otra manera de leer el Quijote. – Madrid: Castalia, 1997.
24Здесь и далее «Дон Кихот» в переводе Н.М. Любимова цит. по изд.: Сервантес Мигель де. Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский. Т. I–II. – М.: ЭСКМО, 2010. Цитируемые тома, главы и страницы указаны в тексте статьи.
25См.: Iffland J. De fiestas y aquafiestas: risa, locura e ideología en Cervantes y Avellaneda. Op. cit.
26См.: Blasco J. Op. cit.
27См.: Madrigal J.L. Tirso, Lope y el Quijote de Avellanada // Internet Revista Lemir 13 (2009). Подсчеты Мадригаля совпадают c мнением крупнейших знатоков творчества Тирсо, таких как основатель «тирсоведения» донья Бланка де лос Риос (Ríos Doña Blanca de. Algunas observaciones sobre el Quijote de Avellaneda // La España moderna, 1897–1898) и современный глава этого ответвления испанистики Луис Васкес Фернандес (см.: Vásquez Fernández Luís. Tirso de Molina, probable autor del Quijote de Avellaneda // Actas del V Congreso del AISO, 1999), ссылающийся не только на собственные наблюдения и розыскания, но и на фундаментальное исследование Р. Диаса-Солиса: Díaz-Solís R. Avellaneda en su Quijote. – Colombia: Tercer Mundo, 1978.
28См., например: Pérez López J.L. Lope, Medinilla, Cervantes y Avellaneda // Criticón. 2002, 86.
29Cм.: Fernández de Avellaneda Alonso. El ingenioso hidalgo Don Quijote de la Mancha, edición de Luis Gómez Canseco. – Madrid: Biblioteca Nueva, 2000. Последнее, юбилейное, издание сочинения Авельянеды (2014) вышло ограниченным, не предназначенным для продажи тиражом под грифом Испанской Королевской академии. (См. его высокую оценку, данную акад. Ф. Рико на страницах «Эль Паис». 29.12.2014.)
30Характерно, что именно в первых 14 главах ЛК (за ними следуют семь, занятых преимущественно «вставными» новеллами), как отмечает Л.Г. Кансеко (см.: Canseco L.G. De 1606 a 1615: relaciones y dependencias textuales // CVC. Antología de ña crítica sobre el «Quijote» en el siglo XX – http://cvc.cervantes.es/ literature/quijote_antologia/сanseco.htm) содержится бóльшая часть прямых отсылок к ДК 1605, аллюзий, парафраз и других интертекстуальных приемов, помогающих поддерживать в глазах читателя связь между романом Сервантеса и его «продолжением», а вот во второй половине романа автор – второй автор, как нам представляется! – старается продемонстрировать полную независимость своего повествования от романа Сервантеса.
31Первый вариант неоднократно перерабатывавшегося автором текста (опубл. 1626) датируется 1603–1605 гг., временем, когда Кеведо, не теряя связей с Двором, пребывавшим в Вальядолиде, учился на кафедре теологии в Вальядолидском университете, которой с 1611 г. заведовал Б. де Наваррете (до того, с 1596 по 1600 г. Кеведо – студент университета в Алькала-де-Энарес).
32Он представляется нам фигурой более предпочтительной, нежели Педро Линьян де Риаса, автор превосходных романсов, умерший в 1607 г. и не оставивший никаких серьезных прозаических опытов (см.: Pérez López J.L. Una hipótesis sobre el Don Quijote de Avellaneda. De Liñán de Riaza a Lope de Vega // Internet Revista Lemir (2005), а также: Sánchez Portero A. El «toledano» Pedro Liñán de Riaza – candidato a sustituir a Avellaneda – es aragonés de Calatayud // Internet Revista Lemir (2007)).
33Компьютерный анализ лексических особенностей текста ЛК (см.: Madrigal J.L. Op. cit.) дает ему большие преимущества перед другими, за исключением Тирсо де Молина, претендентами.
34ЛК выстроен очень продуманно: три «части», в каждой из которых – 12 глав, пронумерованных, однако, насквозь, через все повествование.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21 
Рейтинг@Mail.ru