Коллектив авторов
Жить хорошо. Модели личной философии от буддизма до светского гуманизма

Однако мы не должны закрывать глаза на то, что мы еще и личности и у каждого из нас своя история и непохожие на чьи-то отношения. То, что я сын конкретных людей – моих родителей, отчасти делает меня тем, кто я есть, именно их жертвы и их воспитание подарили мне возможности, которых у них самих не было. Я в долгу перед ними, и этот долг обязывает меня уважать их и заботиться о них (почитание родителей) как ни о ком другом. Однако при этом я должен в той или иной мере уважать всех старших, признавая, что именно предшествующие поколения формировали и поддерживали на плаву наше нынешнее общество. Сыновнее почтение и уважение к старшим – два примера конфуцианской этики, иллюстрирующие понятие дифференцированной заботы. Дифференцированная забота отличает конфуцианство от таких этических концепций, как утилитаризм, призывающий нас обеспечивать максимальное счастье для максимального числа людей, и кантианство, согласно которому мы в конечном итоге никому ничего не должны, за исключением уважения чужой свободы и независимости. Конфуцианцы же, наоборот, считают, что мы должны проявлять сострадание ко всем людям, но перед определенными людьми (семья, ближайшее окружение, друзья) у нас особые обязательства в силу особых отношений с ними – отношений, которые делают нас такими, какие мы есть. Так что отчасти дифференцированный подход объясняется особыми обязательствами, которые накладывают определяющие нас отношения.

Кроме того, необходимость дифференцированной заботы обосновывается ролью семьи как колыбели добродетели. Испытывая любовь к членам своей семьи и ощущая в свою очередь их любовь, мы учимся состраданию к людям вообще; уважая чужие границы и видя, как уважаются наши собственные границы в рамках семьи, мы учимся уважению к людям за ее пределами. Философа Мэн-цзы (IV в. до н. э.) называют «вторым мудрецом» конфуцианской традиции, подразумевая, что по важности он уступает лишь самому Конфуцию. Он лаконично описал отношения между семейной привязанностью и более общими добродетелями:

Среди детей, которых еще носят на руках, нет таких, которые не знают любви к своим родным, а когда они подрастают, нет таких, которые не знают чувства уважения к старшим братьям. В любви к родным проявляется нелицеприятность^[25], а в уважении к старшим – справедливость. Нет ничего лучшего, как распространить то и другое на всю Поднебесную^[26].

Но, как бы ни была важна гуманность, мы не должны полностью растворяться в других людях и вещах, поскольку, кроме всего прочего, мы личности с собственной индивидуальностью. Добродетель сохранения своей личностной цельности – праведность, справедливость^[27], и проявляется она в нашем неприятии этически постыдных поступков. Она выражается в нашем нежелании жульничать в игре, в отказе принимать подачки, в отвращении при мысли о том, чтобы поступиться своими принципами ради денег. Как правило, человечность и справедливость ведут нас в одном направлении. Так, например, я никогда не буду высмеивать человека за то, что он не может позволить себе хорошую одежду: с одной стороны, я боюсь задеть чужие чувства (человечность), а с другой стороны, я постыдился бы вести себя как человек, который думает, что он лучше других на основании таких условностей, как богатство или качество одежды (справедливость). Однако иногда справедливость берет верх над гуманностью. Когда Мэн-цзы отказался являться на аудиенцию к правителю, относившемуся к нему без уважения, один из учеников умолял его поступиться принципами – может быть, на аудиенции ему удастся убедить государя проводить политику, которая облагодетельствует подданных, и от этого выиграют все. Мэн-цзы ответил, что терпеть унижения – значит перестать быть благородным мужем, а тот, «кто готов согнуться сам, не способен выпрямить других»^[28]. В переводе на современный язык: проявляйте сострадание, но не давайте вытирать о себя ноги!

А что, если неуважение, с которым вам приходится мириться, ничтожно, но ваша жертва обернется огромным благом для остальных? Самое время призвать на помощь третью конфуцианскую добродетель – мудрость. Конфуцианская мудрость не имеет ничего общего с отвлеченным умствованием. Уильям Шокли (1910–1989) получил Нобелевскую премию как изобретатель транзистора, но при этом он был убежденным расистом и умер хоть и не совсем одиноким, но полностью разорвав отношения с собственными детьми^[29]. Шокли был исключительно силен в теории (по крайней мере, в области электроники), но ему недоставало практического разума, под которым в конфуцианстве и понимается мудрость. Мудрость проявляется в умении правильно судить о людях, предусмотрительно заботиться о собственном благополучии, сотрудничать с другими (будь то в качестве руководителя, последователя или сослуживца) и обладать практической смекалкой.

Мудрость – это добродетель, которая, кроме того, позволяет находить решения дилемм, возникающих из-за конфликтующих ценностей. Какие-то из них разрешаются легко. Когда другой философ спросил Мэн-цзы, стоит ли не состоящим в браке мужчине и женщине избегать прикосновения друг к другу, Мэн-цзы ответил, что да. (Если этот принцип покажется вам ханжеским, вспомните, насколько допустим физический контакт в наше время между разнополыми сослуживцами на рабочем месте.) Обрадовавшись, что Мэн-цзы шагнул прямиком в расставленную ловушку, философ задал ему каверзный вопрос: «Представь, что твоя золовка тонет. Протянешь ли ты ей руку, чтобы спасти?» Мэн-цзы спокойно ответил: «Не оказать помощь тонущей золовке – значит быть волком или гиеной ‹…› Протянуть ей руку – значит проявить благоразумие»^[30].

Конечно, мудрости требуют и гораздо более сложные дилеммы. Конфуций как-то повстречал князя, который хвастался своими подданными – дескать, они у него такие «прямые», что сыну ничего не стоит донести на собственного отца за кражу барана. Конфуций ответил: «Прямые люди моего дана отличаются от ваших, отцы укрывают детей, дети укрывают отцов – в этом именно и заключается прямота»^[31]. Для тех, кто требует в этике абсолютной беспристрастности, суждение Конфуция покажется вопиюще беспринципным. Но спросите себя: разочарование в отце, оказавшемся жуликом, и вправду заставит вас сдать его полиции или вы все же поставите свой долг перед ним превыше гражданской обязанности свидетельствовать против виновного? Ответьте честно (а не так, как, на ваш взгляд, требует некая абстрактная мораль). Конфуцианство отрезвляюще реалистично в своих представлениях о нравственных обязательствах.

Четвертая основополагающая добродетель конфуцианской традиции – пристойность (благопристойность, приличие), означающая владение правилами этикета и обрядов. Поскольку это не более чем социальные условности, пристойность считается наименее важной из главных добродетелей. Гораздо лучше быть добрым и цельным человеком, пусть и лишенным куртуазных манер, чем галантным злодеем. Но практичные конфуцианцы признают, что, искусно приноравливаясь к социальным условностям, можно сгладить множество острых углов во взаимодействии с окружающими. Разумеется, пристойность подразумевает среди прочего умение понимать, когда социальной условностью можно пренебречь. Есть исторический анекдот о том, как королева Виктория давала парадный обед в честь высокопоставленного представителя другой культуры. Когда во время перемены блюд всем подали чаши для омовения рук, почетный гость на глазах ошеломленных присутствующих выпил воду из чаши, приняв ее за бульон. Все благородные лорды и леди обернулись к королеве, гадая, как она поступит. Виктория поспешно выпила воду из поднесенной ей чаши, чтобы загладить оплошность гостя. И даже если эта история лишь красивая выдумка, она отлично иллюстрирует, что «великий человек не проявит учтивости, которая по существу окажется неучтивостью»^[32], как точно подмечает Мэн-цзы.

Конфуцианцы убеждены, что всем нам (за исключением разве что совсем уж звериных натур) эти добродетели присущи – только в зачаточном состоянии. От природы человек добр и хорош, но врожденные добродетели необходимо взращивать. Соответственно, конфуцианство (да и любое течение, о котором вы прочитаете в этой книге) предполагает возможность этического самосовершенствования. Однако у нас всегда найдется множество рациональных оправданий и заблуждений, мешающих увидеть, что мы можем стать лучше. Мэн-цзы объяснял, как опасно оказаться в числе тех, кто «разрушает себя» – так он называет людей, которые «отвергают благопристойность и справедливость». Вы знаете таких. Они заявляют: «Все эти разговоры о морали в пользу бедных! Каждый сам за себя!» Так и есть. Для них. Или, по крайней мере, это стало реальностью, потому что они считают это реальностью. Многие другие, по мнению Мэн-цзы, «махнули на себя рукой». «Я просто не в состоянии расточать человеколюбие и справедливость»^[33], – оправдываются они. Капитулянтское отрицание возможности нравственного совершенствования встречается повсеместно, но даже минутного размышления хватит, чтобы понять, насколько оно далеко от истины. Мы не сомневаемся, что долгим и усердным трудом можно совершенствовать не связанные с этикой навыки игры в теннис или покер, писательское мастерство, живопись, умение разбираться в тонких винах или произведениях искусства. Так почему же именно нравственность должна быть единственным качеством, которое нельзя развивать целеустремленным обучением и практикой?

Тем, кто все-таки верит в этическое самосовершенствование, работать над собой иногда мешает ошибочная убежденность, что оно достижимо только в результате «внезапного просветления». С этим понятием вы знакомы, даже если не сталкивались с формулировкой (она из дзен-буддизма). Моменты «внезапного просветления» нам регулярно демонстрируют в телесериалах: тридцать лет отец холоден и сух со своими детьми, а потом в один прекрасный день кто-то из детей спрашивает, каким был их дедушка, и отец объясняет, что за всю жизнь не дождался от него ни единого слова любви или одобрения. Крупный план, лицо отца, озарение: «Стоп! Я ведь точно такой же! Но теперь я вижу, что это неправильно, поэтому больше таким не буду!» Отец обнимает детей, проблема исчерпана. Титры. (Мои ровесники наверняка помнят сериал «Лодка любви» (1977–1987), в каждой серии которого, по крайней мере в одной сюжетной линии, кто-нибудь переживал подобное просветление, одним махом решающее личную проблему или распутывающее запутанные отношения – и не где-нибудь, а на борту роскошного лайнера во время недельного круиза в Пуэрто-Вальярта!) Мало того что внезапное просветление далеко от реальности, оно к тому же дискредитирует идею нравственного роста, поскольку, осознав, что в действительности никакого внезапного просветления не происходит, люди разочаровываются в самосовершенствовании как таковом, в любой форме. Подлинное нравственное развитие – это упорный труд, требующий времени.

Как же работать над собой? Думать и учиться. Конфуций сказал: «Учиться и не размышлять – напрасно терять время, размышлять и не учиться – губительно»^[34]. Учитесь по книгам – помимо текстов с конкретными этическими наставлениями (как в конфуцианской классике), читайте биографии, исторические труды, поэзию, романы, в которых исследуются тонкости и сложности мотивации человеческих поступков, наши добродетели и пороки. Учитесь у окружающих. «Если я иду с двумя людьми, каждый из них становится моим учителем, – объяснял Конфуций. – То, что в них есть хорошего, служит мне примером для подражания, а то, что в них есть плохого, – поводом для искоренения в себе»^[35]. И всегда думайте о том, чему учитесь. Что это значит для меня, здесь, сейчас? Размышляйте над собственными поступками и побуждениями к ним. Один из учеников Конфуция говорил, что каждый день «проверяет себя в трех отношениях»: «Имея дело с другими, не нарушил ли я своих обязательств? Не обманул ли доверие друзей и знакомых? И наконец, не забываю ли я воплощать в жизнь то, чему учу?»^[36]

Конечная цель этического саморазвития – стать мудрецом, то есть человеком, достигшим совершенства по крайней мере в некоторых составляющих добродетели. Однако многие абсолютно неправильно представляют себе конфуцианского мудреца. Вопреки распространенному стереотипу конфуцианские мудрецы не восседают в уединении на горных вершинах, время от времени изрекая загадочные афоризмы со скрытым смыслом. Мудрецы, как никто другой, активны в миру. За свою жизнь Конфуций успел послужить и счетоводом (да-да, чистая правда), и правительственным чиновником. Он оставил государственную службу и полностью посвятил себя учительству только потому, что не мог отыскать правителя, который не был бы коррумпирован настолько, чтобы ему можно было служить. Достойным примером конфуцианского мудреца выступает и Ван Янмин. На разных этапах своей долгой карьеры ему доводилось и командовать войсками, подавлявшими мятежи, и проводить экономические и законодательные реформы, управляя одной из провинций, и ведать вопросами образования во время службы при дворе. Так что если искать примеры среди мудрецов на Западе, не стоит представлять себе кого-то вроде Симеона Столпника (V в. н. э.), который тридцать семь лет просидел на столбе, размышляя о Господе. Конфуцианские мудрецы трудятся над тем, чтобы сделать мир лучше, – как это делали Авраам Линкольн, Мартин Лютер Кинг, Махатма Ганди или мать Тереза.

Но не опасна ли сама идея признавать кого-то мудрецом? Не возгордится ли такой человек, возомнив себя идеалом, не ведет ли это к культовому поклонению «гуру»? Опасно это лишь в том случае, когда мы не понимаем, кто такой мудрец на самом деле и чем он занимается. Если вы сами считаете себя мудрецом, вы явно заблуждаетесь, поскольку вам не хватает скромности. Как сказал один из более поздних влиятельных последователей конфуцианства, «мудрецы не подозревают о том, что они мудрецы»^[37]. И даже если вам посчастливится встретиться с мудрецом, самое неразумное, что вы можете сделать, – это слепо повиноваться его наставлениям. Ван Янмин признавался своим ученикам: «Мне еще только предстоит по-настоящему постичь Путь, мои познания о нем еще неглубоки и незрелы. Вы ошибались, следуя за мной до сих пор». Затем он сетует, что некоторые «утверждают, будто учителя нельзя порицать. Это неверно! ‹…› Добрые дела, вельможи, вам следует начинать с упреков в мой адрес!»^[38]

Какую же роль играют мудрецы в нашей этике, спросите вы, прочитав все вышеизложенное. Они воплощают для нас идеал, которого мы можем достичь. Они показывают нам пример того, к чему следует стремиться, а поскольку они тоже люди, нам нечем оправдывать свое нежелание неустанно работать над тем, чтобы стать такими же, как они. Один из учеников Конфуция, пытаясь оправдать свои неудачи, заявил: «Не думайте, Учитель, что мне не отрадно следовать вашим Путем. Просто мне недостает сил». Но Конфуций эту отговорку не принял: «Тот, кому недостает сил, валится с ног на полпути. Ты же сам подвел черту»^[39]. Иными словами, внушая себе, что не стоит даже пытаться стать мудрецом, ученик просто оправдывает свое бездействие в собственных глазах. И это ошибочное убеждение начинает сбываться.

Какие же конкретные советы дают конфуцианцы по поводу того, как нам жить? Во-первых, постарайтесь выстраивать побольше здоровых личных взаимоотношений. Выбирайте таких друзей и возлюбленных, ради кого вам приятно проявлять лучшие свои качества и кто вдохновляет вас на то, чтобы стать еще лучше. Родственников вы выбирать не можете, но стоит напоминать себе, что вы их любите, поскольку это само собой разумеется (нравится вам это или нет). Это не значит, что старшие всегда правы. Просто вы вполне можете любить человека и уважать его бесспорные достоинства, но при этом совершенно не обязаны кривить душой и закрывать глаза на его недостатки.

Не менее важен и выбор карьеры. Какую бы профессию вы ни избрали, необходимо задуматься, будет ли ваш труд во благо или во вред остальным (человечность) и не постыден ли он (справедливость). Конфуций объяснял: «Богатство и знатность составляют предмет человеческих желаний, но благородный муж ими не пользуется, если они достались незаконным путем. Бедность и низкое положение служат для человека предметом отвращения, но благородный муж не гнушается ими, если они не заслужены»^[40]. (Об этом неплохо бы помнить занимающим должности в органах власти.) Так что если вы, например, работаете юристом, приверженность конфуцианским принципам побудит вас оставаться честным и порядочным и помогать клиентам использовать закон в законных целях, а не сутяжничать по нелепым поводам и не затягивать слушания, чтобы потуже набить свой карман. Конфуцианец может быть бизнесменом – но только таким, который производит качественную, необходимую людям продукцию, а не таким, который покупает компанию, искусственно взвинчивает стоимость ее акций, а затем успевает продать ее до того, как она прогорит в результате такой политики. Разумеется, конфуцианцами могут быть не только «белые воротнички». Сам Конфуций когда-то пас овец. Если вы застройщик, то в соответствии с конфуцианскими принципами стройте хорошее жилье и продавайте по справедливой цене. Если вы официант, работайте на совесть и с радостью. Но что, если клиент станет вас унижать? Не забывайте о том, что справедливость / цельность входит в число главных добродетелей. Вам не должно быть стыдно смотреть в глаза своему отражению в зеркале по утрам.

Выше я уже упоминал об одном из учеников Конфуция, который каждый день спрашивал себя, не забывает ли он воплощать в жизнь то, чему учит^[41]. Этим же вопросом должен задаваться каждый из нас – и я в том числе. Хотя я бесконечно далек от совершенства, полагаю, что, по мере того как я следую конфуцианским принципам и практике, я становлюсь лучше, чем был без них. Конфуцианство помогло мне осознать, что время на воспитание своих детей (которые выросли талантливыми и преуспевающими людьми) и силы на то, чтобы стать хорошим учителем для большинства моих студентов (которые не собираются делать философию своей профессией), я потратил не зря и они не сбиваются с курса правильной жизни (как могли бы сказать платоники). В результате я могу заниматься своими делам, не терзаясь сомнениями и не коря себя. Благодаря конфуцианству я понял, что реальные этические задачи – это не математические уравнения, имеющие единственно верный ответ (как, похоже, полагают многие современные западные специалисты по этике). Поэтому к решению этических задач я стараюсь подходить творчески, проявляя гибкость и внимательно присматриваясь к деталям. Кроме того, из конфуцианского учения я усвоил, что, хотя мне нужно быть в курсе важных государственных и мировых проблем и иметь свой взгляд на них, моя основная этическая задача – проявлять доброту и уважение к людям, с которыми я сталкиваюсь в обычной, повседневной жизни. Как объяснял Мэн-цзы, «путь к спокойствию находится близко, а ищут его где-то далеко. Служение близким заключается в легких способах, а ищут его в трудных. Пусть все люди будут по-родственному любить своих родных, будут почитать своих старших, и в Поднебесной наступит спокойствие»^[42].

Однажды Конфуция спросили, существует ли «слово, которым можно было бы руководствоваться всю жизнь?» Он ответил, что единственное слово, которое нужно помнить всегда, это обоюдность: «Не делай другим того, чего не желаешь себе»^[43]. Сегодня мы гораздо больше Конфуция знаем о том, насколько могут различаться вкусы и насколько наш опыт зависит от таких факторов, как расовая и гендерная принадлежность. Однако вкупе с познанием и готовностью учитывать разницу в опыте обоюдность – это все же хорошая отправная точка для того, чтобы реализовать свой гуманистический потенциал, прожив жизнь в соответствии с принципами человечности, справедливости, мудрости и благопристойности.

Рекомендуемая литература

Confucius. The Essential Analects: Selected Passages with Traditional Commentary. Translated by Edward Slingerland. Indianapolis: Hackett Publishing, 2006. Прекрасный перевод изречений Конфуция, не вестернизирующий китайскую традицию.

Creel, H. G. Confucius and the Chinese Way. New York: Harper Torchbooks, 1960. По-прежнему лучший источник для общего знакомства с Конфуцием и его учением. Уже не издается, но можно поискать в библиотеке или в букинистических лавках.

Ivanhoe, Philip J. Confucian Moral Self Cultivation, 2nd ed. Indianapolis: Hackett Publishing, 2000. Доступное и понятное введение во внутриконфуцианскую полемику о самосовершенствовании.

The Four Books: The Basic Teachings of the Later Confucian Tradition. Translated by Daniel K. Gardner. Indianapolis: Hackett Publishing, 2007. Перевод, который дает возможность воспринимать конфуцианскую классику точно так же, как китайские студенты, изучавшие ее из поколения в поколение.

Van Norden, Bryan W. Introduction to Classical Chinese Philosophy. Indianapolis: Hackett Publishing, 2011. Обзор интеллектуального контекста, в котором жили и передавали свои знания ученикам Конфуций и его последователи.