Клэр Легран
Дитя ярости
Глава 1
Риэль
«Лорд-командующий Дарденн пришел ко мне посередине ночи, прижимая к себе свою пятилетнюю дочь. Она была вся в крови. Это кровь ее матери, сказал он. Он едва мог говорить. Никогда прежде я не видел этого человека столь испуганным. Он сунул Риэль мне в руки и сказал: помоги нам. Помоги ей. Не дай им забрать ее у меня».
Из показаний Великого Магистра Талиесина Белоуннона при расследовании кровавых событий во время Королевских скачек и участия в них леди Риэль Дарденн 29 апреля 998 г. Второй эпохи
Двумя годами ранее
Риэль Дарденн ворвалась в кабинет Тала и бросила на стол тайное послание, полученное по голубиной почте.
– Принцесса Руна мертва, – объявила она.
Риэль вряд ли призналась бы себе, что эта новость ее сильно взволновала, – королевство Селдария и их северо-восточный сосед Борсвалл в течение многих десятилетий находились в состоянии постоянной напряженности, поэтому вряд ли кого-либо удивило бы подобное известие. Скажем, торговое судно селдарианцев затонуло у берегов Борсвалла, или солдаты, патрулирующие границу, вступили в схватку друг с другом.
Но убийство принцессы Борсвалла? Вот это была новость! И Риэль не терпелось ее обсудить во всех подробностях.
Тал вздохнул, отложил перо и провел руками в чернильных пятнах по своим спутанным светлым волосам. Отполированный золотой знак в виде языков пламени, приколотый к его воротнику, то и дело ярко вспыхивал на солнце.
– Возможно, – предположил Тал, обратив на Риэль взгляд, который не был ни неодобрительным, ни удивленным, – тебе следует проявлять поменьше восторга по поводу убийства принцессы?
Она присела в кресло напротив.
– Я ничуть не в восторге от этого. Я просто заинтригована. – Риэль схватила со стола листок бумаги и снова перечитала написанные там слова. – Значит, ты думаешь, что это было убийство по политическим мотивам? Одрик именно так и считает.
– Обещай мне, что не наделаешь сегодня глупостей, Риэль.
Она мило улыбнулась ему.
– Когда это я совершала глупости?
Он в ответ только приподнял бровь.
– Городская стража в состоянии повышенной готовности. Я хочу, чтобы ты была здесь, в Храме. В безопасности, на случай, если что-нибудь произойдет. – Он взял у нее послание, пробежался глазами. – Кстати, откуда это у тебя? Нет, подожди. Я понял. Одрик дал его тебе.
Риэль напряглась.
– Одрик держит меня в курсе событий. Он мой хороший друг. Что в этом такого?
Тал не ответил, да это было и не нужно.
– Если ты хочешь мне что-то сказать, – выпалила она, и на ее щеках вспыхнул румянец, – просто скажи это. Или лучше давай начнем урок.
Тал чуть задержал на ней испытующий взгляд, а потом отвернулся и снял четыре огромные книги с полки позади него.
– Вот, – сказал он, не обращая внимания на непокорное, дерзкое выражение, появившееся на ее лице. – Я пометил несколько отрывков, чтобы ты прочитала. Сегодняшний день будет посвящен тихой, спокойной учебе. Позже я проверю, усвоила ли ты эти знания, так что даже не думай отлынивать.
Риэль сузила глаза, глядя на верхнюю книгу в стопке. «Краткая история Второй Эпохи, Том I: Последствия Ангельских войн». Она скорчила гримасу.
– Едва ли это похоже на краткую историю.
– Вполне, если посмотреть в исторической перспективе, – сказал он, возвращаясь к бумагам на столе.
Любимым местом Риэль в кабинете Тала был широкий подоконник, с которого можно было любоваться видом главного двора Храма. Подоконник был завален алыми подушками, отделанными золотой тесьмой, и когда она сидела там, подставив ноги солнцу, то почти могла забыть, что за Храмом и ее родным городом существует огромный мир – мир, который ей не суждено когда-либо увидеть.
Риэль уселась у окна, сбросила туфли, задрала тяжелые юбки в кружевах и положила босые ноги на подоконник. Весеннее солнце омыло ее кожу теплом, и вскоре она уже представляла себе, как расцветает Одрик в такие вот яркие, солнечные дни. Как светится и будто даже потрескивает его кожа, словно умоляя, чтобы к ней прикоснулись ее пальцы.
Тал покашлял, отвлекая ее внимание от опасных мыслей.
Он слишком хорошо ее знал.
Риэль раскрыла «Краткую историю», взглянула на крошечные выцветшие буквы и представила, как выбрасывает книгу из окна, прямо во двор Храма, где горожане собирались на утреннюю молитву, – каждый из них будет молиться о том, чтобы лошадь, на которую он поставил в сегодняшнем забеге, непременно пришла первой. В каждом храме столицы будет полным-полно таких страждущих душ. Не только здесь, в Храме Огня, где служил Тал и горожане возносили молитвы святой Марзане Блистательной – повелительнице огня – но и в Храме Света, и в Храме Ночи, и в Купели, и в Храме Земли, и в Священной Кузнице, и в Храме Неба. Они шептали свои молитвы во всех семи храмах, всем семи святым и их стихиям.
Напрасные старания, подумала Риэль со все возрастающим возбуждением. По сравнению со мной все другие всадники будут выглядеть как детишки на пони.
Она пролистала несколько страниц, закусив губу, пока не почувствовала себя достаточно спокойной, чтобы снова заговорить.
– Я слышала, многие при дворе Борсвалла обвиняют Селдарию в смерти Руны. Но мы ведь не стали бы этого делать, правда?
Перо Тала скрипнуло по бумаге.
– Разумеется, нет.
– Хотя не имеет значения, правда это или нет, не так ли? Если советники короля Халлварда убедят его, что мы убили его дочь, он, наконец, объявит нам войну.
Тал с раздражением отбросил перо.
– Видимо, мне сегодня не суждено закончить работу.
Риэль постаралась скрыть усмешку. Если бы ты только знал, как это верно, дорогой Тал.
– Сожалею, что у меня появились вопросы о политическом климате в нашей стране, – холодно заметила она. – Подпадает ли эта тема под категорию вещей, которые нам с тобой запрещено обсуждать, чтобы мой бедный, легкоранимый мозг не повредился от непосильного напряжения?
Улыбка дрогнула на губах Тала.
– Да, Борсвалл может объявить нам войну.
– Похоже, тебя совсем не беспокоит такая возможность.
– Я нахожу ее маловероятной. Мы не раз были на грани войны с Борсваллом за последние десятилетия, но так ничего и не произошло. И никогда не произойдет, потому что даже если жители Борсвалла и хотят войны, король Халлвард для этого недостаточно здоров и далеко не глуп и понимает, что мы легко сокрушим его армию. Он не может позволить себе войну ни с кем, а тем более с Селдарией.
– Олдрик сказал… – Риэль замялась. Горло перехватило от внезапной волны беспокойства. – Олдрик думает, что смерть принцессы Руны и восстание рабов в Кирвайе означают, что время пришло. Грядет Пришествие двух Королев.
Тишина опустилась на комнату, подобно савану.
– Одрик всегда был слишком очарован этим Пророчеством, – обманчиво спокойным тоном сказал Тал. – Он искал признаки Пришествия Королев многие годы.
– На этот раз он был довольно убедителен.
– Восстания рабов и мертвой принцессы едва ли достаточно, чтобы…
– Но я слышала, как Великий Магистр Дюваль говорил о том, что в Меридиане по всему океану прошли шторма, – продолжала она, пристально глядя ему в лицо. – Они добрались даже до Вентеры и Аставара. Странно, ведь сейчас не сезон штормов.
Тал моргнул.
«Вот оно что, – подумала Риэль. – А ведь ты этого не знал, не так ли?»
– Случается, что шторма бушуют не только в сезон, – сказал Тал. – Эмпириум неисповедим.
Риэль смяла пальцами края своих пышных юбок, утешая себя тем, что скоро наденет брюки и сапоги для верховой езды, и ветер будет обдувать ее кожу в открытом вороте рубашки.
Она скоро займет место у стартовой черты.
– В отчете, который я читала, – заметила она, – говорилось, что из-за пыльной бури на юге Меридиана порт Морсии был закрыт на несколько дней.
– Одрик должен прекратить показывать тебе каждое сообщение, которое ложится ему на стол.
– Одрик ничего мне не показывал. Я сама нашла это письмо.
Тал поднял бровь.
– Ты хочешь сказать, что пробралась в его кабинет, когда его там не было, и просмотрела его бумаги?
Щеки Риэль вспыхнули.
– Я зашла туда, чтобы забрать книгу, которую там оставила.
– В самом деле? И что бы, интересно, сказал Одрик, если бы узнал, что ты зашла в его кабинет без разрешения?
– А ему все равно. Я могу приходить и уходить, когда захочу.
Тал закрыл глаза.
– Леди Риэль, вы не можете посещать личные апартаменты наследного принца, когда вам заблагорассудится, и делать вид, будто в этом нет ничего особенного. Вы двое больше не дети. И ты не его невеста.
Риэль на мгновение потеряла способность дышать.
– Мне это очень хорошо известно, милорд.
Тал только махнул рукой и поднялся из кресла, показывая всем своим видом, что все разговоры о Пророчестве и Королевах на этом закончены.
– Город сегодня переполнен народом, и произойти может что угодно, – сказал он, проходя через комнату, чтобы налить себе еще чашку чая. – Все болтают о смерти принцессы Руны. В подобной атмосфере эмпириум может повести себя самым непредсказуемым образом. Возможно, нам следует вознести молитвы, дабы укрепить наш дух. В хаосе этого мира горящее пламя послужит нам якорем, связывающим нас с миром, эмпириумом и Богом.
Риэль бросила на него насмешливый взгляд.
– Вот только не надо говорить со мной этим магистерским тоном, Тал, как какой-нибудь древний старец.
Он вздохнул, сделал глоток чая.
– Я и в самом деле не молод. И сердит к тому же, а все из-за тебя.
– Тридцать два года едва ли можно назвать старостью, особенно для того, кто уже стал Великим Магистром Храма Огня. – Риэль сделала паузу. Она должна быть сейчас предельно осторожной. – Не удивлюсь, если тебя назначат следующим Архонтом. Безусловно, когда рядом такой талантливый человек, как ты, я могу спокойно наблюдать за скачками из твоей ложи…
– Не пытайтесь льстить мне, леди Риэль. – Его глаза сверкнули. Перед ней сейчас был тот Тал, который ей так нравился, – грозный огненный маг, а не благочестивый учитель. – Сейчас это для тебя небезопасно, не говоря уже о той угрозе, которую ты можешь представлять для окружающих, если что-то тебя расстроит и ты потеряешь контроль над собой.
Риэль захлопнула толстый исторический фолиант и соскочила с подоконника.
– Черт тебя побери, Тал.
– Только не в Храме, пожалуйста, – предостерег Тал, глядя на нее над краем чашки.
– Я уже не ребенок. Ты действительно думаешь, что у меня не хватит ума вести себя как подобает? – насмешливо спросила она. – «Риэль, давай помолимся вместе, чтобы ты успокоилась». «Риэль, давай споем песню о святой Кейтелл Великолепной, чтобы отвлечь тебя от ненужных мыслей». «Нет, Риэль, ты не можешь пойти на маскарад. Там ты можешь забыться и потерять контроль над собой. И вообще, веселье тебе ни к чему». Если бы отец настоял на своем, я бы до конца жизни так и сидела взаперти, уткнувшись носом в книгу или преклонив колени в молитве, и хлестала бы себя плетью каждый раз, когда у меня появлялась какая-нибудь случайная гневная мысль. Такой жизни вы с ним хотите для меня?
Тал сидел не шелохнувшись и смотрел на нее.
– Ради того, чтобы ты была в безопасности и другие тоже? Да, безусловно.
– Держать меня под замком, как какую-нибудь преступницу. – Знакомая все разрушающая злость начала расти в ней; она усилием воли подавила ее. Она ни за что не потеряет контроль над своей силой, только не сегодня.
– Знаешь ли ты, – сказала она притворно бодрым тоном, – что во время грозы отец отводит меня вниз, в комнату для слуг и дает мне настойку сонного корня? От нее я засыпаю, а он запирает меня и оставляет там одну.
– Да, – ответил Тал после паузы.
– Раньше я сопротивлялась. Он скручивал меня, бил по лицу, зажимал нос до тех пор, пока я не задыхалась и не открывала рот. Тогда он запихивал пузырек мне в рот и заставлял пить, я все выплевывала, но он продолжал вливать в меня настойку, нашептывая мне обо всем, что я когда-либо делала неправильно, и когда я уже не могла с ним бороться, я кричала о том, как сильно его ненавижу, и засыпала. Когда я просыпалась, грозы уже не было.
На этот раз пауза затянулась.
– Да, – тихо сказал Тал, наконец. – Это я тоже знаю.
– Он считает, что грозы могут пробудить мою силу. Они возбуждают мое воображение, так он говорит.
Тал покашлял, прочищая горло.
– Это моя вина.
– Я знаю.
– Но давать тебе снадобье придумал твой отец.
Она бросила на него уничтожающий взгляд.
– И что, ты даже не пытался отговорить его от этого?
Он не ответил, выражение бесконечного терпения на его лице заставило ее вскипеть.
– Я больше не сопротивляюсь, – сказала она. – Я слышу раскаты грома и безропотно спускаюсь вниз, даже без его повеления. Какой же жалкой я стала.
– Риэль… – Тал вздохнул и покачал головой. – Все, что я могу тебе сказать, я уже говорил раньше.
Она подошла к нему, позволяя чувству одиночества, которое она обычно скрывала от него – от всех в мире, – смягчить выражение ее лица. Ну давай же, добрый магистр Белоуннон. Пожалей свою милую Риэль. Он сдался первым, отвернувшись от нее. Выражение, похожее на печаль, промелькнуло на его лице, он сжал челюсти. Отлично.
– Он позволил бы мне всю жизнь провести во сне, если бы только мог, – сказала она.
– Он любит тебя, Риэль. Он просто беспокоится о тебе.
Жар, вспыхнувший на кончиках пальцев Риэль, рос вместе с ее гневом.
На этот раз, охваченная неумолимой волной ярости, она позволила этому случиться. Она знала, что не должна этого делать, что эта вспышка только усложнит задуманный ею побег, но неожиданно для себя самой она не смогла заставить себя остановиться.
Он любит тебя, Риэль.
Отец, любящий свою дочь, не сделает ее пленницей.
Она схватила одну из свечей со стола Тала и с мрачным удовлетворением наблюдала за тем, как фитиль вспыхнул неровным непокорным пламенем, плевался искрами. Глядя на него, она представила себе, как захлестнувшая ее ярость, подобно реке, неудержимо выплескивающейся из своих берегов, питает пламя в ее руках. Это пламя росло – вот оно уже размером с перо… кинжал… меч. Затем вспыхнули все остальные свечи – лес огненных лезвий.
Тал поднялся из-за стола и поднял красивый полированный щит с подставки в углу комнаты. Всем повелителям стихий, которые когда-либо жили на свете – магам воды, ветра, теней, и каждому огненному магу, такому как Тал, – приходилось использовать артефакты, особые магические предметы, созданные своими руками, чтобы призвать стихию. Ту единственную стихию, которой каждый из них мог управлять.
Всем, но только не Риэль.
Она не нуждалась в артефактах, и огонь был не единственной стихией, которая ей подчинялась.
Она могла управлять всеми семью стихиями.
Тал встал позади нее, одной рукой держа щит, другой мягко касаясь ее руки. В детстве, когда она еще думала, что влюблена в Тала, такие прикосновения приводили ее в восторг.
Теперь же она испытывала сильное желание ударить его.
– Во имя святой Марзаны Блистательной, – прошептал Тал, – мы возносим эту молитву огню, дабы священный эмпириум услышал нашу мольбу и даровал нам силу: силу легконогого огня, пылающего не яростно и исступленно, но горящего ровно и ярко, несущего в мир истину и чистоту.
Риэль едва сдержалась, чтобы не выругаться. Как же она ненавидела молиться. Каждое произносимое Талом знакомое слово казалось ей еще одним железным прутом, добавляемым к клетке, в которой ее держали отец и Тал. Комната начала трястись – зазвенели стекла в открытом окне, чернильница на столе, наполовину допитая Талом чашка чая.
– Риэль? – позвал ее Тал, чуть отведя щит. Она почувствовала, как в его теле нарастает жаркое напряжение, – он готовился погасить ее огонь своей собственной силой. Но как она ни сопротивлялась, беспокойство в его голосе заставило ее ощутить приступ раскаяния. Он хотел как лучше, она знала это. Он отчаянно желал, чтобы она была счастлива.
В отличие от ее отца.
Поэтому Риэль склонила голову и проглотила свой гнев. Ведь то, что она собиралась вскоре совершить, скорее всего, навсегда разрушит их отношения с Талом. Она может позволить ему сейчас одержать эту маленькую победу.
– Пылающего не яростно и исступленно, – повторила она и закрыла глаза.
Она мысленно отбросила от себя каждый намек на эмоции, каждый звук, каждую мысль, пока ее разум не затопило огромное пространство тьмы – за исключением крошечного пятнышка света, которое сверкало пламенем в ее руках.
А затем она позволила тьме полностью поглотить пламя, и осталась одна в холодной пустоте своего разума.
В комнате воцарилось спокойствие.
Рука Тала выпустила ее руку.
Риэль услышала, как он вернул щит на место. Молитва очистила ее разум и, очнувшись от охватившего все ее существо приступа ярости, она сейчас чувствовала… просто пустоту. Пустоту в сердце, пустоту в голове.
Когда она открыла глаза, они были сухими и усталыми. Она с горечью думала о том, каково это – жить без постоянного напева молитв в мыслях, предостерегающих ее от ее же собственных чувств.
Колокола храма пробили одиннадцать раз; сердце Риэль радостно встрепенулось в ожидании. В любой момент она могла услышать сигнал от своей милой подруги Людивин.
Она повернулась к окну. Больше не будет никаких молитв, никакого чтения толстенных манускриптов. Каждая мышца ее тела наполнилась энергией. Она хотела мчаться на коне, обгоняя ветер.
– Я лучше умру, чем останусь жить пленницей отца, – наконец сказала она. Это прозвучало излишне драматично, но ей было все равно.
– Хочешь умереть, как твоя мать?
Риэль замерла. Когда она обернулась к Талу, тот пристально смотрел на нее и не отвел взгляда. Она не ожидала от него такой жестокости, от отца – да, но только не от Тала.
Воспоминание о том давнем пожаре вспыхнуло перед ее глазами. Она постаралась, чтобы ее голос прозвучал ровно.
– Это отец велел тебе напомнить о ней, если я выйду из-под контроля? – спросила она. – В связи со скачками и всем остальным.
– Да, – невозмутимо ответил Тал.
– Что ж, я рада сообщить тебе, что я лишь один-единственный раз в своей жизни убила человека. Тебе не о чем беспокоиться.
Через мгновение Тал отвернулся от нее, чтобы поправить стопку книг на столе.
– Все эти меры необходимы в такой же степени для твоей безопасности, как и для безопасности всех окружающих. Если только король обнаружит, что мы скрывали правду о твоей силе все эти годы… ты ведь знаешь, что может случиться. И какие последствия это будет иметь для твоего отца. И все же он поступает так, потому что любит тебя больше всех на свете, хотя вряд ли ты это когда-либо сможешь понять.
Риэль громко рассмеялась.
– Только этого недостаточно, чтобы так со мной обращаться. Я никогда не прощу ему этого. И когда-нибудь я перестану прощать и тебя.
– Я знаю, – сказал Тал, и печаль, прозвучавшая в его голосе, почти заставила Риэль пожалеть его.
Но только почти.
И в этот момент внизу раздался сильный грохот и громкий сигнал тревоги.
Людивин.
Тал бросил на Риэль так хорошо знакомый ей укоризненный взгляд, который обычно у него появлялся в ответ на ее эскапады: например, когда в семь лет она устроила потоп в Купели, или в пятнадцать лет, когда он поймал ее с поличным в таверне Одо, куда она впервые улизнула тайком. За что мне все это, говорил этот взгляд, чем я заслужил такие испытания?
Риэль смотрела на него с самым невинным видом.
– Оставайся здесь, – приказал он. – Я не шучу, Риэль. Я хорошо понимаю, насколько ты разочарована, – правда, понимаю. Конечно, несправедливо, что ты вынуждена вести такую скучную жизнь, но этого требуют твои же собственные интересы.
Риэль вернулась на подоконник, надеясь, что всем своим видом выражает подобающее ситуации смущение.
– Я люблю тебя, Тал, – сказала она, и это было в достаточной мере правдой, чтобы заставить ее возненавидеть себя.
– Я знаю, – кивнул Тал и, накинув мантию, поспешил на крик.
– Магистр, это леди Людивин, – раздался из коридора испуганный голос одного из юных служителей Храма Огня. – Она только что пришла в часовню, мой господин, и вдруг побледнела и упала в обморок. Я не знаю, что случилось!
– Срочно пошлите за моим лекарем, – раздался голос Тала, – и отправьте сообщение королеве. Она будет в своей ложе на трибунах. Скажите ей, что ее племянница заболела и не сможет к ней присоединиться.
Когда голоса смолкли, Риэль улыбнулась и потянулась за туфлями.
Остаться здесь?
Ни за что.
Она поспешила через гостиную, примыкающую к кабинету Тала, в гулкие коридоры храма, выложенные мрамором с красными прожилками, с роскошными коврами, украшенными вышитыми языками пламени. На входе в храм, паркетный пол которого был отполирован так, что сверкал, словно золото, царила суматоха: прихожане, служители храма и слуги спешили к островерхим дверям часовни.
– Это леди Людивин, – прошептал молодой послушник своему спутнику, когда Риэль проходила мимо. – Видимо, ей стало плохо.
Риэль усмехнулась, представляя, как все суетятся вокруг бедной Людивин, такой прекрасной и слабой, трагически распростертой на полу часовни. Она представила себе, как Людивин будет наслаждаться всеобщим вниманием, а затем и воспоминаниями о том, как устроила целое представление для почтенных жителей столицы, дергая их за ниточки, как кукловод марионеток.
Даже если и так, Риэль все равно будет ей обязана за эту неоценимую помощь.
Как бы то ни было, оно того стоит.
Лошадь Людивин стояла рядом с ее у дверей храма. Ее держал под уздцы молодой конюх, который, казалось, был на грани паники. Он узнал Риэль и с облегчением выпустил поводья.
– Простите меня, леди Риэль, но что с леди Людивин? С ней все хорошо? – спросил он.
– Не имею ни малейшего понятия, – ответила Риэль, вскакивая в седло. Затем она хлестнула лошадь, и та помчалась по главной дороге, ведущей от Храма Огня в центр города, стуча копытами по булыжной мостовой. Вокруг них высились жилые дома и храмовые здания – серые каменные стены с барельефами, изображающими сцены возведения столицы, округлые крыши, крытые полированной медью, высокие стройные колонны, увитые цветущим плющом, белые фонтаны, увенчанные изображениями Семи Святых в молитвенной позе. Так много гостей со всего мира съехалось на Королевские скачки в Ам-де-ля-Терр, столицу Селдарии, что даже прохладный весенний воздух казался теперь густым и вязким. В городе пахло потом и пряностями, разгоряченными лошадьми и азартом.
Когда Риэль резко свернула с основной дороги, толпа в страхе расступилась по обе стороны от нее, ей в спину полетели гневные проклятия, но быстро смолкли, едва только кто-то в толпе догадался, кто она такая. Она быстро скакала по извилистым улицам в направлении главных городских ворот, все ее тело звенело от напряжения как струна. Но сегодня она не даст выхода своей силе.
Она будет соревноваться за главный приз Королевских скачек, как любой свободный гражданин Селдарии, и докажет отцу, что способна контролировать свою силу, даже если ее жизни будет угрожать опасность, даже если глаза всех жителей города будут устремлены на нее.
Она докажет ему и Талу, что заслуживает того, чтобы жить обычной жизнью среди людей.
