Clifford D. Simak
MASTODONIA
Copyright © 1978 by Clifford D. Simak
THE VISITORS
Copyright © 1980 by Clifford D. Simak
PROJECT POPE
Copyright © 1981 by Clifford D. Simak
OUT OF THEIR MINDS
Copyright © 1969 by Clifford D. Simak
All rights reserved
© О. Г. Битов (наследник), перевод, 1993
© А. С. Полошак, перевод, 2022
© Н. А. Сосновская, перевод, 1993
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2022
Издательство Азбука®
Читать фантастику – это значит читать Саймака.
Роберт Э. Хайнлайн
Саймак любил людей и верил в них, призывая к духовной общности различных разумов, вне зависимости от количества конечностей или наличия хвостов. Он презирал ксенофобов и шовинистов, верил в торжество здравого смысла. Именно эта вера в лучшее, в то, что «вместе мы преодолеем!», – одна из главных причин, по которой книги Саймака тянет перечитывать даже в наше циничное время. Ведь в самых грустных его произведениях всегда проглядывает наивный, но притягательный оптимизм.
Мир фантастики
Всякий, кто когда-нибудь прочел хоть одну его книгу, не может не полюбить Саймака.
Пол Андерсон
Такие острые идеи, такой мягкий слог.
The Guardian
Я читал Саймака очень внимательно и не мог не отметить простоту и прямолинейность его прозы – как и ее абсолютную естественность. Мне даже захотелось подражать ему, я годами учился писать так же просто и ясно.
Айзек Азимов
Где-то заскулил пес, и я, толком не проснувшись, привстал в кровати. В спальню проник призрачный луч рассвета, выхватил из темноты стоптанный ковер, старенький комод, одежду за открытой дверцей гардероба.
– Что такое, Эйза?
Я повернулся, увидел на кровати Райлу и спросил себя, как вышло, что после стольких лет она здесь, рядом.
А потом вспомнил, хоть и смутно.
Снова заскулил пес, теперь ближе, и я понял, что ему больно и страшно.
Мало-помалу я вылез из постели, схватил брюки и поелозил ногами по полу в поисках шлепанцев.
– Это Бублик, – сказал я Райле. – Вчера так и не вернулся. Я думал, он сурка нашел.
Бублик им прохода не дает. Как почует сурка, пиши пропало: до центра Земли докопается, дурья башка. Обычно я забираю его со двора, но вчера приехала Райла, и мне недосуг было его искать.
Я вышел на кухню. Бублик подвывал на крыльце. Я открыл дверь, и вот он, мнется на пороге, а из лапы торчит деревяшка.
Я нагнулся, приобнял его и завалил на бок – посмотреть, что там. Оказалось, в задней лапе у него не деревяшка, а что-то вроде дротика с каменным наконечником. Вернее, не в лапе, а чуть выше, в бедре. Бублик поглядывал на меня и жалобно повизгивал.
– Что такое, Эйза? – спросила Райла, стоя в дверях.
– Поранили его, – сказал я. – Дротиком.
Она быстро вышла на крыльцо, обогнула нас двоих и спустилась по ступенькам на землю.
– Смотри, наконечник проник не до конца. Еле держится.
Схватилась за древко, ловко выдернула дротик, Бублик истошно взвизгнул и снова заскулил. Его била дрожь. Я взял пса на руки и отнес на кухню.
– В зале кушетка, на ней одеяло, – сказал я Райле. – Принесешь? Сделаем ему подстилку в углу. – Повернулся к Бублику. – Ну тише, тише. Ты дома, все хорошо. Мы тебя вылечим.
– Эйза!
– Я тут.
– Это фолсомский наконечник. – Она показала мне дротик. – Как он оказался в лапе у твоей собаки?
– Чей-то неслух отличился, – ответил я. – Пацаны, они же сущие дьяволята.
– Глянь, как он крепится к древку, – усомнилась Райла. – Мальчишка так не сумел бы.
– Одеяло неси, – напомнил я. – Пожалуйста.
Она положила дротик на стол и ушла за одеялом. Принесла, свернула вдвое, встала на колени, постелила одеяло в углу, и я опустил на него Бублика.
– Все нормально, друг, мы тебя подлечим. Ранка неглубокая.
– Эйза, ты не понял? Или не слышал?
– Все я слышал, – сказал я. – Фолсомский наконечник. Был в ходу у палеоиндейцев. Десять тысяч лет назад. Впервые найден в костях доисторического бизона.
– Более того, – добавила Райла, – древко обработано скреблом. По древней технологии.
– Да, знаю, – кивнул я. – Не хотел тебя смущать, но раз уж мы затронули эту тему… Бублик, как видно, путешествует во времени. Однажды приволок домой кости динозавра…
– Зачем собаке кости динозавра?
– Ты не поняла. Не окаменелости. Свежие кости. Даже не заветрились. На них остались кусочки мяса. И принадлежали они некрупному динозавру. Размером с собаку. Может, чуть больше.
Но Райла пропустила мои слова мимо ушей.
– Возьми ножницы: надо состричь шерсть вокруг раны. И еще нужна теплая вода, чтобы промыть. Где у тебя аптечка?
– В ванной. Справа от зеркала. – Она пошла за водой, и я окликнул: – Райла?
– Что?
– Хорошо, что ты здесь.
Она явилась прямиком из прошлого. До вчерашнего вечера я не видел ее двадцать лет.
Я сидел перед домом в шезлонге под раскидистым кленом, когда на подъездную дорожку свернула большая черная машина. Еще подумал с ленцой: «Кого черти принесли?» Сказать по правде, в последнее время не особо хотелось кого-то видеть. Я научился ценить одиночество, а чужие… чужим тут, мягко говоря, не рады.
Машина остановилась у ворот, и Райла вышла из нее. Я встал и направился к ограде, а она открыла ворота и зашагала мне навстречу. На полпути я узнал ее. Увидел в этой стройной, гибкой, хорошо одетой женщине девушку, которую знал двадцать лет назад. Но все равно не поверил, что это она. За долгие годы воспоминаний я привык видеть эту девушку в каждой красивой женщине.
– Райла? – позвал я, превратив это в вопрос. – Райла Эллиот?
Она тоже остановилась в десяти футах от меня и посмотрела так, словно сомневалась, что перед ней Эйза Стил. Наконец сказала:
– Эйза, это и впрямь ты. Теперь вижу. На днях говорила с приятелем, и он сказал, что ты перебрался в здешние края. Я-то думала, ты до сих пор живешь в том несуразном домишке на западе. И дня не прошло, чтобы я о тебе не вспомнила…
Она никак не умолкала. Наверное, от смущения.
Я подошел к ней.
– Эйза, – сказала она, – сколько же лет прошло…
После чего оказалась в моих объятиях – чудеса, да и только. Женщина, вышедшая из большой черной машины тем висконсинским вечером, шагнула сквозь два десятилетия; оставалось разглядеть в ней хохотушку с раскопок на Ближнем Востоке, где мы вкалывали как проклятые, разгадывая тайны древних курганов (не имевших, как оказалось, никакой ценности); я копал и просеивал песок, а она пыталась идентифицировать черепки и прочий древний хлам, разложенный на длинных столах. Время жаркое, пыльное, мимолетное. Днем мы трудились бок о бок, а ночью спали вместе, если получалось ускользнуть от остальных, хотя ближе к концу, помнится, мы осмелели, поскольку никто не обращал на нас внимания.
– Я уж не надеялся на встречу, – сказал я. – Вернее, надеялся, но не рискнул бы тебя беспокоить. Уболтал себя: мол, Райла уже не помнит меня и ей все равно, объявлюсь я или нет. Конечно, она будет сама вежливость, и мы мило побеседуем, но темы будут дурацкие, разговор неискренний, а потом все, конец. Я не хотел, чтобы все так закончилось. Это же крест на воспоминаниях… ну, сама понимаешь. По слухам, лет десять назад ты занялась каким-то импортом-экспортом, а потом я не знал, где тебя искать…
Она крепко обняла меня, подняла лицо для поцелуя, и я поцеловал ее. Пожалуй, без былого волнения. Скорее, с чувством глубокой благодарности, что мы снова вместе.
– Я по-прежнему в бизнесе, – подтвердила она. – Импорт-экспорт? Можно и так сказать. Но это ненадолго. Хватит с меня, надоело.
– Что же мы стоим? – спросил я. – Как-то странно даже. Пойдем под дерево, присядем. Здесь хорошо. По вечерам я часто тут сижу. Хочешь, принесу чего-нибудь выпить?
– Потом, – отказалась она. – Тут так спокойно…
– Тихо, – сказал я. – Безмятежно. Спокойно? В университетском городке, допустим, тоже спокойно, но здесь покой иного рода. Я почти год как живу в этом покое.
– Ушел из университета?
– Нет. Творческий отпуск. Предполагается, что я пишу книгу. Честно говоря, ни строчки не написал, да и не планировал. А после отпуска уволюсь. Наверное.
– Это место… Как оно называется? Уиллоу-Бенд?
– Нет, Уиллоу-Бенд – городок, через который ты проезжала. Когда-то я там жил. У отца был магазин фермерских товаров на окраине. А эта ферма принадлежала человеку по фамилии Стритер. Здесь сорок акров. В детстве я бродил по лесам, охотился, рыбачил, исследовал эти места. И сюда забредал, обычно с друзьями. Стритер не возражал. Его сын прибился к нашей компании. Хью, по-моему. Примерно моего возраста.
– А твои родители?
– Отец давно ушел на покой. Переехал в Калифорнию. У него там брат, у матери несколько сестер на побережье. А я вернулся и купил эту ферму. Лет пять назад. Только не начинай про возвращение к корням, хотя с этим местом, Уиллоу-Бендом и окрестностями, у меня связаны самые приятные воспоминания.
– Но если это не возвращение к корням… Почему именно Уиллоу-Бенд? И эта ферма?
– Есть тут кое-что любопытное. Надо было вернуться и отыскать. Потом расскажу, если интересно. Давай лучше о тебе. Бизнес, говоришь?
– Ты будешь смеяться, – ответила она, – но я занялась доисторическими артефактами и окаменелостями. Начала с малого, но дело пошло в гору. Плюс камнесамоцветное сырье, ну и так далее. Археолог из меня не получился, палеонтолог тоже… Хоть какой-то прок от учебы. Лучше всего продаются черепа мелких динозавров, трилобиты – если они хорошо сохранились – и фоссилии рыб на камнях. Не поверишь, сколько можно выручить за удачный образец. И даже не самый удачный. Пару лет назад одна компания – она производит сухие завтраки – предложила вкладывать в упаковку сюрприз: кубик из кости динозавра. Знаешь, где мы взяли эти кости? Разработали пласт в Аризоне. С помощью бульдозеров и фронтальных погрузчиков. Выкопали сотни тонн костей, а потом распилили их на крошечные кубики. Знаешь, мне до сих пор немного стыдно. И не потому, что мы нарушили закон. Нет, земля принадлежала нам, и с юридической точки зрения все было чисто, но сколько там погибло бесценных фоссилий… Подумать страшно.
– Может, и так, – заметил я, – но деловые люди, похоже, не особо нуждаются в услугах археологов. Не говоря уже о палеонтологах.
– Напротив, – возразила Райла, – я высоко ценю таких специалистов. Помнишь, я хотела стать одной из вас, но не сложилось. Могла бы годами ездить на раскопки – ну, как мы с тобой, в том богом забытом местечке в Турции. Все лето копать, классифицировать, каталогизировать… После раскопок месяцами сидеть за классификаторами и каталогами, а между делом читать лекции придуркам-второкурсникам. Но издала бы я монографию? Черта с два. Чтобы чего-то добиться, надо работать в Йеле, Гарварде или Чикаго. И даже в этом случае пройдут годы, прежде чем на тебя обратят внимание. Да и то если повезет. На самой верхушке нет свободных мест. И не важно, сколько ты вкалываешь и как упорно выбиваешься в люди. Все места застолбили толстосумы и хапуги, помешанные на всеобщем признании. Их оттуда с ружьем не выгонишь.
– Со мной примерно то же самое, – признался я. – Преподаю в заштатном университете. Ни исследований, ни денег даже на мелкие раскопки. Время от времени выпадает шанс попасть в крупный проект, если успел подать заявление и готов горбатиться. Только не подумай, что я жалуюсь. Какое-то время мне было все равно. В университетском городке комфортно и безопасно. Там я чувствовал себя на своем месте. Когда ушла Элис… кстати, ты знаешь про Элис?
– Да, – ответила она. – Знаю.
– Честно говоря, я не был против. В смысле, что она ушла. Но наш разрыв ударил по самооценке, и я подумал, что надо бы исчезнуть на какое-то время. Спрятаться. Нет, не здесь, и я уже переболел.
– У тебя есть сын.
– Да. Его зовут Роберт. Наверное, он в Вене. С матерью. Или где-то в Европе. Элис ушла к дипломату. Профессиональному, не политикану.
– Ну а мальчик?
– Роберт? Поначалу жил со мной. Потом захотел к матери, и я не стал его удерживать.
– Я так и не вышла замуж, – сказала она. – Сперва некогда было, а потом незачем.
Какое-то время мы сидели молча. На землю наползали сумерки. От бесформенных зарослей, заполонивших угол моего двора, тянуло ароматом сирени. По траве степенно разгуливал дрозд, то и дело останавливался и смотрел на нас стеклянным глазом.
– Дураки мы с тобой, Райла. – Не знаю, почему я это сказал. Вроде не собирался. Само вырвалось. – Так и не поняли, что было между нами.
– Поэтому я и приехала, – сказала она.
– Останешься? Надо о многом поговорить. Могу позвонить в мотель. Хорошим его не назвать, но…
– Нет, – перебила она, – поживу у тебя. Если ты не против.
– Хорошо, – кивнул я. – Посплю на кушетке.
– Эйза, – взглянула на меня Райла, – хватит джентльменствовать. Мне это не надо. Я же сказала, поживу у тебя. Что тут непонятного?
Мы сели завтракать. Бублик тихо лежал в углу и сверлил нас страдальческим взором.
– По-моему, он идет на поправку, – заметила Райла.
– Никуда не денется, – сказал я. – Оглянуться не успеешь, как все зарастет.
– Давно он у тебя?
– Бублик? Много лет. Был флегматичный городской пес, чинный и очень воспитанный. На прогулках, бывало, интересовался птичками, но без фанатизма. А после переезда его не узнать. Тот еще фокусник. К тому же помешался на сурках. Пытается их выкопать. Почти каждый вечер приходится искать его и вытаскивать из норы, а сурок знай себе пищит, подзуживает – мол, глубже копать надо! Вот и вчера я думал, что Бублик убежал за сурком.
– Думал он… Бросил собаку во дворе – и смотри, что вышло.
– Ну, у меня были дела поважнее, и я решил, что ночь на свежем воздухе ему не повредит.
– Эйза, это определенно фолсомский наконечник. Я вижу его не впервые. Такие наконечники сразу бросаются в глаза. Говоришь, Бублика подстрелил чей-то неслух? Никакой мальчишка не сумел бы прикрепить наконечник к древку тем способом, которым он прикреплен. И еще ты упоминал кости динозавра.
– Я же говорил, что Бублик путешествует во времени, – сказал я. – Как бы невероятно это ни звучало.
– Да, Эйза Стил, это невероятно. Никто не способен путешествовать во времени. Ни человек, ни тем более собака.
– Ну хорошо. В таком случае откуда взялись свежие кости динозавра?
– Может, это были кости другого животного.
– Милая моя, мне ли не знать, как выглядят кости динозавра. В колледже я преподавал палеонтологию, и динозавры для меня – что-то вроде хобби. Я прочел все труды, которые смог достать, а однажды мы ставили экспонат в музее, и я сам собирал этот чертов скелет. Всю зиму соединял косточки, а если чего не хватало, вытачивал искусственные фрагменты и красил так, чтобы нас не обвинили в подлоге.
– Но свежие?!
– С остатками мяса, хрящей и сухожилий. Подтухшие. И от Бублика пахло не лучше. Наверное, нашел гниющую тушку, а потом извалялся в ней, чтобы собрать дивный аромат. Я три дня его отмывал. Воняло так, что в дом не впустить.
– Ну ладно, как скажешь. И как ты все это объяснишь?
– Никак. Я уже зарекся что-либо объяснять. Поначалу крутил в голове мысль, что несколько мелких динозавров дожили до наших дней, один сдох, а Бублик его нашел. Но смысла в этом не больше, чем в путешествиях во времени.
В дверь постучали.
– Кто там? – крикнул я.
– Это Хирам, мистер Стил. Я к Бублику.
– Открыто, – сказал я. – Бублик в углу. С ним беда приключилась.
Вошел Хирам – и тут же попятился, увидев за столом Райлу.
– Могу позже зайти, мистер Стил. Просто Бублика не было во дворе…
– Не переживай, Хирам, – успокоил его я. – Даму зовут мисс Эллиот. Она моя подруга. Мы давно не виделись.
Он сделал пару неловких шагов, сорвал с головы кепку, обеими руками прижал ее к груди.
– Рад знакомству, мисс. Это чья там машина, ваша?
– Да, моя, – ответила Райла.
– Большая, – сказал Хирам. – Никогда не видел такой большой машины. И блестит красиво. В нее смотреться можно прямо как в зеркало.
Он бросил взгляд в угол, поспешно обогнул стол и опустился на колени рядом с Бубликом.
– Что с ним такое? Гляньте, с ляжки вся шерсть вылезла.
– Это я выстриг, – объяснил я. – Пришлось. Кто-то пустил в него стрелу.
Объяснение не вполне истинное, но достаточно простое, чтобы Хирам все понял и не лез с вопросами. Он знал, что такое стрела. Почти все городские мальчишки забавляются с луком и стрелами.
– Сильно его поранили?
– Не очень.
– Все равно нельзя так делать. – Хирам наклонился и обнял Бублика за шею. – Стрелять по собакам. Как это вообще можно – по собакам стрелять?
Бублик, напрашиваясь на сочувствие, легонько застучал хвостом и лизнул Хирама в нос.
– Тем более по Бублику, – добавил Хирам. – Он же самая лучшая собака.
– Кофе будешь, Хирам?
– Нет. Вы ешьте, а я тут с Бубликом посижу.
– Давай хоть яичницу зажарю.
– Нет, спасибо, мистер Стил. Я уже завтракал. Зашел к преподобному Джейкобсону, и он меня накормил. Оладьями и сосисками.
– Ну ладно, – согласился я, – тогда побудь с Бубликом, а я продемонстрирую мисс Эллиот свои угодья.
Когда мы отошли на приличное расстояние от дома, я сказал Райле:
– Ты его не бойся. Хирам неплохой парень. Безобидный. Городские вроде как взяли над ним шефство. Он ходит по домам, и люди его подкармливают, так что он не голодает.
– Ему что, жить негде?
– Есть у него хижина на берегу, но он там почти не бывает. Любит навещать друзей. Они с Бубликом большие друзья.
– Это я уже поняла, – сказала Райла.
– По словам Хирама, они беседуют: он говорит что-то Бублику, а тот отвечает. И не только Бублик. Хирам водит дружбу со всеми животными. И с птицами тоже. Сидит во дворе и говорит с каким-нибудь безмозглым дроздом, а тот склонит набок голову и слушает. Иной раз кажется, что дрозд и правда его понимает. Хирам ходит в лес – проведать белок и кроликов, сурков и бурундуков. Ругает Бублика за неприязнь к суркам. Говорит, что лучше их не трогать. Тогда сурки сами выйдут поиграть.
– Слова простодушного человека. Если не сказать дурачка.
– О да, несомненно. Но таких людей на свете хватает, и не только в деревнях.
– Так говоришь, будто он тебе нравится.
– Скорее, не раздражает. Он безвредный. Ты правильно сказала: простодушный человек.
– Но Бублику он нравится, это уж точно.
– Бублик от него без ума, – согласился я.
– Ты говорил… по-моему, говорил, что здесь сорок акров. Ну скажи, зачем такому, как ты, сорок акров земли?
– Оглянись, – сказал я. – Может, поймешь. Послушай, как птицы поют. Глянь вон туда, на старый яблоневый сад. Посмотри, как он цветет. Яблоки там неважнецкие, по большей части мелкие и червивые. Наверное, можно чем-нибудь опрыскать, но это серьезная морока. Люди, однако, уже не помнят, а то и вовсе не знают, каковы на вкус эти яблоки, пусть даже мелкие и червивые. Там есть старое дерево сорта «фамюз» и пара-тройка «рассетов». Попробуй при случае. Вкуснее не бывает.
– Ты, верно, шутишь, – рассмеялась она. – Ты всегда надо мной подшучивал. Мягко, спокойно, беззлобно… Ты здесь не для того, чтобы слушать птиц и грызть всеми забытые яблоки. Нет, отчасти поэтому, но лишь отчасти. Вчера ты упоминал какие-то поиски, но так и не сказал, что ищешь.
– Пойдем. – Я взял ее за руку. – Устрою тебе экскурсию.
Тропинка вела за побитый дождями сарай с просевшей дверью, по краю неухоженного фруктового сада, по кромке давно запущенного поля, заросшего сорной травой и окаймленного деревьями, и заканчивалась перед углублением в земле.
– Это карстовая воронка, – объяснил я. – Провал. По крайней мере, раньше я думал, что это провал.
– У тебя тут раскопки, – заключила Райла, глядя на выкопанные мною траншеи, и я кивнул:
– Местные держат меня за полоумного. Поначалу думали, что я кладоискатель. Но сокровищ я не нашел, и все остановились на том, что я полоумный.
– Ничего ты не полоумный, – заявила Райла, – и никакой это не провал. Давай рассказывай, что это за воронка.
Я сделал глубокий вдох и начал:
– Думаю, это кратер от столкновения с космическим кораблем. Как давно он здесь? Одному Богу известно. Я нашел тут кусочки металла. Маленькие, по ним ничего не понять. Корабль, если это вообще был корабль, врезался в почву на невысокой скорости, гораздо меньшей, чем скорость метеорита. В ином случае железки оплавились бы и потеряли форму. Силы удара хватило, чтобы оставить здоровенную дырку в земле, но признаков плазменной реакции я не обнаружил, а сам этот предмет, чем бы он ни являлся, ушел глубоко под землю. В этом я совершенно уверен.
– Ты бывал здесь раньше, еще в детстве?
– Так точно, – кивнул я. – В этих краях полно так называемых минеральных каверн. Тут повсюду свинец. В свое время здесь были шахты – небольшие, но вполне функциональные. Сотню лет назад что у нас, что по соседству было не протолкнуться от старателей. В поисках месторождений пробурили множество разведочных скважин. С тех пор каждое найденное отверстие считают минеральной каверной. Разумеется, это не так.
В детстве мы с приятелями думали, что это естественная воронка. Летом, бывало, приходили сюда с лопатами, а старикан, который растил здесь овощи, был не против. Все шутил: ну вот, мол, опять шахтеры пожаловали. Но руды мы не нашли. Зато выкопали несколько странных металлических фрагментов. На вид ничего особенного, и вскоре мы потеряли интерес, но мне часто вспоминались те железки, и чем больше я думал, тем яснее понимал, что мы нашли обломки космического корабля. Потому и вернулся. Сделал вид, что меня потянуло к пейзажам детства. Узнал, что ферму выставили на продажу, и сразу купил ее вроде как под влиянием момента; будь у меня время на раздумья, наверное, отказался бы от этой затеи. Иной раз кажется, что я сделал глупость. Хотя мне тут нравится.
– По-моему, это прекрасно, – сказала Райла.
– Да? Правда? – удивился я.
– Подумать только, космический корабль с далекой планеты…
– Ну, это не факт.
Она придвинулась, встала на цыпочки и чмокнула меня в щеку.
– Факт не факт – какая разница? Главное, ты не разучился мечтать и убедил себя, что здесь лежит космический корабль.
– Как-то странно слышать такие слова от практичной деловой женщины.
– Я занялась бизнесом, чтобы выжить, свести концы с концами. В душе я по-прежнему археолог, а люди этой профессии – закоренелые романтики.
– Знаешь, я ведь не сразу решился рассказать про корабль, – признался я. – Честно говоря, боялся, что ты сочтешь меня безответственным глупцом.
– Насколько ты уверен? Какие у тебя доказательства?
– Металлические обломки. Я отправил пару штук в университет на анализ. Оказалось, этот сплав неизвестен науке. Университетские сразу сделали стойку и давай спрашивать, откуда у меня эти обломки. Я объяснил, что подобрал их где-то в поле и хочу узнать, что это за металл. Пока что дела обстоят так: я тут хозяин и не желаю, чтобы университет совался в мои раскопки.
Некоторые обломки – просто куски металла. На других есть следы механической обработки. Никакой ржавчины, лишь легкое помутнение поверхности, словно металл отреагировал на длительный контакт с землей. Он очень твердый, почти как алмаз, но не хрупкий. У него невероятный предел прочности. Объяснения могут быть разные, но самое логичное – инопланетный космический корабль. Ничего лучше я не придумал. Постоянно одергиваю себя: надо сохранять объективность, оставаться в рамках научного подхода, нельзя седлать любимого конька и нестись куда придется…
– Эйза, перестань, ну о каком коньке речь? Да, в эту гипотезу верится с трудом, как и в доказательства… Но вот они, прямо перед тобой. Разве можно их игнорировать?
– В таком случае, – сказал я, – позволь рассказать кое-что еще. У меня есть… как бы правильнее выразиться… странный сосед. Да, такое определение ему вполне подходит, но здесь уже никаких доказательств, кроме ощущений и визуальных контактов. Рассмотреть его я так и не сумел, но не раз ловил на себе его взгляд и замечал мельком – не существо, а какие-то очертания, из-за которых кажется, что рядом кто-то есть. Именно кажется: пойми, я пытаюсь сохранять научную объективность. На чисто наблюдательном уровне я уверен, что он существует. Появляется в саду, но нечасто. Насколько понимаю, он шастает по округе.
– Другие его видели?
– Думаю, да. Время от времени кто-нибудь говорит, что испугался кугуара, – хотя не понимаю, почему люди боятся кугуаров. Наверное, это атавистический страх, а от него так просто не отделаешься. В сельской местности принято бояться медведей и пум. Это что-то вроде излюбленного развлечения.
– Может, тут и правда водятся кугуары.
– Сомневаюсь. Горного льва здесь не видели уже лет сорок, а то и больше. Дело в том, что существо, о котором идет речь, и впрямь похоже на большого кота. Один местный – занятный старик, нечто среднее между Даниэлем Буном[1] и Дэвидом Торо[2], всю жизнь провел в лесу – знает о нем больше остальных.
– И кто же, по его мнению, этот странный сосед?
– Нет никакого мнения – ни у него, ни у меня. Несколько раз мы беседовали и пришли к выводу, что не знаем, кто он такой.
– По-твоему, это существо как-то связано с космическим кораблем?
– Да, такой вывод напрашивается, но с большой натяжкой. Если допустить, что инопланетное существо выжило при столкновении с Землей, ему невероятно много лет. И вряд ли кто-то пережил бы подобную катастрофу – если она вообще была, эта катастрофа.
– Можно взглянуть на обломки? – спросила Райла.
– Запросто, – кивнул я. – Они в сарае. Зайдем на обратном пути.
Хирам сидел в шезлонге перед домом, а Бублик разлегся у его ног. В нескольких шагах от шезлонга стоял наглый садовый дрозд, воинственно разглядывая человека с собакой, покусившихся на его территорию.
– Бублик сказал, что на кухне скучно, – объяснил Хирам, – поэтому я вынес его на травку.
– Так он тебе на шею сядет, – заметил я. – Мог бы и сам выйти.
Бублик завилял хвостом, словно просил прощения.
– Дрозду его жалко, – продолжил Хирам, хотя у птицы был не самый сочувственный вид. – А я свободен, так что занимайтесь своими делами. Поухаживаю за Бубликом, пока не выздоровеет. Днем и ночью, если придется. Когда ему что-то понадобится, он попросит, и я все сделаю.
– Ну ладно, ухаживай, – согласился я. – А мы займемся своими делами.
Просевшая дверь не сдалась без боя. Как-нибудь починю, пообещал себе я, работы на пару часов, всего-то и надо, чтобы руки дошли.
В сарае стоял застарелый запах конского навоза, а в углу я устроил мусорную свалку. Почти все пространство занимали два импровизированных стола – длинные доски на пильных козлах. На них я разложил кусочки металла, найденные в поле или выкопанные из кратера, а на дальний край второй конструкции водрузил две блестящие полусферы – их я обнаружил, когда разбирал в сарае залежи всякого хлама.
Райла подошла к первому столу, взяла зазубренный обломок металла, повертела его в руках и с удивлением признала:
– Надо же, и правда никакой ржавчины. Пара выцветших пятен, вот тут и тут. В сплаве есть железо?
– Довольно много, – подтвердил я. – Если верить парням из университета.
– Любой сплав ржавеет, если в нем есть железо. Один раньше, другой позже, но в итоге ржавчина возьмет свое из-за контакта с кислородом.
– Этим штукам больше века, – напомнил я. – Допускаю, что гораздо больше. Несколько лет назад в Уиллоу-Бенде отмечали столетний юбилей города, а кратер появился намного раньше. На дне слой перегноя толщиной в несколько футов. Он не мог возникнуть в одночасье. Чтобы сформировать фут почвы, нужны годы и множество опавших листьев.
– Не пробовал соединить эти фрагменты?
– Пробовал. Некоторые подходят друг к другу, но ясности это не добавляет.
– И что теперь?
– Пожалуй, ничего. Буду продолжать раскопки. И помалкивать. Кроме тебя, никому об этом не рассказывал, а если расскажу, меня поднимут на смех, только и всего. Тут же набегут эксперты, готовые объяснить все на свете.
– Ну, наверное… – засомневалась Райла. – Но ты, как ни крути, собрал умозрительные доказательства, что на Земле побывали разумные существа с другой планеты. Как минимум одно существо. И это важно. Настолько важно, что я не побоялась бы насмешек.
– Торопиться с выводами не стоит, – возразил я, – иначе обесценим, а то и сведем к нулю значимость этого открытия. Только скажи, что мы не одни во Вселенной – и человечество встанет в защитную позу. Таков инстинкт. Наверное, дело в первобытном страхе перед высшим интеллектом: вдруг мы окажемся ничтожествами, существами второго сорта? Мы, бывает, волосы на себе рвем – дескать, как же одиноко посреди бескрайнего космоса, – но я склоняюсь к выводу, что это философское позерство и банальное нытье.
– Но если ты прав, – сказала Райла, – рано или поздно человечеству придется принять этот факт. И чем раньше, тем лучше. Будет время привыкнуть к этой мысли и покрепче встать на ноги перед встречей с инопланетянами, если она вообще произойдет.
– Многие с тобой согласились бы, – не стал спорить я, – но не публика. Не безликая толпа. Поодиночке мы, может быть, разумны и даже умны, но в массе не сильно отличаемся от стада баранов, и не только в вопросах инопланетного разума.
Райла прошлась вдоль столов, остановилась у блестящих полусфер, постучала по одной пальцем:
– А эти? Тоже из кратера?
– Нет. Были в сарае. Понятия не имею, что это такое. Если соединить обе детали, выйдет полая сфера толщиной в одну восьмую дюйма, невероятно прочная. Я хотел было отправить одну половину на анализ, но передумал. Для начала узнать бы, как они связаны с остальными деталями этой головоломки. Когда собирал столы, на полу, в самом центре, была куча мусора: обрывки старой упряжи, всякие деревяшки, пара ящиков, лысые покрышки и так далее. Все это я перенес в угол, а в самом низу обнаружились две полусферы.
Райла взяла одну, приставила к другой, провела ладонью по стыку:
– Действительно, как влитые. Но накрепко не соединить: ни застежек, ни фиксаторов, ничего. Просто полый шар, который однажды распался надвое. И ты не знаешь, что это такое?
– Никаких предположений.
– Вероятно, что-то относительно простое, довольно распространенное…
Я взглянул на часы:
– Пообедаем? Милях в двадцати отсюда есть неплохое место.
– Можно и тут поесть. Я что-нибудь приготовлю.
– Нет, – сказал я. – Хочу пригласить тебя на обед. Ты хоть понимаешь, что я ни разу не водил тебя в ресторан?
Манхэттен оказался вполне достойный. До меня дошло, что я несколько месяцев не пил ничего приличного и даже запамятовал, каково оно на вкус, культурное питье. Так и сказал Райле:
– Дома я по большей части пивом развлекаюсь. Бывает, плесну скотча на пару ледышек.
– Другими словами, с фермы носа не кажешь, – отозвалась она.
– Да. И нисколько об этом не жалею. Для меня это лучшее приобретение в жизни. Без малого год интересной работы. Небывалый покой. Да и Бублик полюбил эти места.