К. В. Лукашевич
Бедный родственник
– Свет не без добрых людей, Анна Ивановна. Найдутся знакомые, помогут, укажут, наставят.
– Нет, тут вы напрасно будете искать работы… Другие и давно служат, да бьются и с трудом живут, – ревниво проговорила хозяйка и надулась.
«Понимаю я, к чему ты это все ведешь, – подумала она, – только не на простоту напал: знаем мы таких бедных родственников, которые норовят на шею сесть да хлеб отбивать»
В прихожей раздался звонок. Хозяйка поспешно бросилась туда и впустила мужа.
– Твой родственничек приехал…Вот еще не было печали!..
– Какой родственничек? – спросил высокий, худощавый мужчина, в очках и с большой лысиной.
– Дядюшка. Сидит в гостиной, хнычет, на судьбу жалуется, думает, что добрый племянник его пригреет, в нахлебники возьмет…
Муж не стал слушать сердитую воркотню жены и быстрыми шагами прошел в гостиную.
– Дядя, какими судьбами?! – воскликнул он, обнимая старика.
– Здравствуй, Антоша! Стосковался по родине, приехал сюда умирать.
– Ну, полно, дядя, поживем еще. Как же вы жили? Что вы делали? Видели ли вы моих сорванцов?
Между Дядей и племянником завязался оживленный разговор. Тон племянника был участливый и задушевный. Дядя рассказывал о дороге, о том, как на них капали, как он любовался родным городом и домом, который прежде принадлежал его отцу… Племянник сообщал о своем житье-бытье, о службе, о знакомых, рассказывал и о брате.
– Он богато живет, дядя. Купцом сделался – торгует. Всего одна дочь, – только жена хворая. А дом – полная чаша. Вы навестите его.
– Навещу, навещу, как же!.. Хочется родных повидать.
В это время из соседней комнаты высунулась голова хозяйки.
– Антоша, пойди сюда! – крикнула она.
Муж пошел на ее зов, и за дверью послышался сдержанный спор.
– Ты, пожалуйста, не вздумай оставлять твоего дядюшку обедать. У нас ничего нет лишнего…
– Как же, Аня, неловко. Ведь старик приехал издалека… Все-таки родной…Неловко не пригласить…
– Он должен понять – Мы не ждали. Везде готовят в обрез…
– Пожалуйста, Аня, разделим, что есть, по-родственному… Он не осудит. Все-таки лучше…
– Нет, нет. Тогда уж обедайте одни… Я не выйду.
– Будь добра, Аня…Устрой…Пригласим. Ведь неловко. В нашей семье всегда принимали радушно, – упрашивал муж.
– Ах, да перестань! Позовем в другой раз… Что еще за церемонии с таким родственником, – сердито проговорила жена и вошла в гостиную. Муж шел за ней и имел сконфуженный, растерянный вид…
– Уж вы, Иван Васильевич, когда-нибудь соберитесь к нам обедать. Приходите запросто, – певучим голосов, нарочно очень громко, сказала Анна Ивановна.
Гость посмотрел на нее удивленно.
– Приходи, дядя, – тихо повторил Антон Алексеевич.
Дяди слышал, что за закрытой дверью в соседней комнате стучали тарелками, вилками, ножами, – там, очевидно, накрывали на стол и тихо перешептывались. Он понял все и стал прощаться.
Выйдя на улицу, он с горечью подумал; «Воображают, что я нуждаюсь в их обеде…Ах, ничего, ничего мне не нужно для тела! Я для души, для души ищу пищи».
– Ну что, барин, разыскали племянников? – спросила приезжего прислуга в гостинице, когда он вернулся.
– Разыскал.
– То-то, я думаю, обрадовались?
– Да, обрадовались. Очень обрадовались, – вздохнув, ответил приезжий и усмехнулся.
III
Через день Иван Васильевич навестил другого племянника.
Тот жил в чистом, уютном двухэтажном доме, обнесенном зеленым палисадником; внизу помещалась лавка.
В этом доне уже были осведомлены о приезде бедного родственника.
Ивана Васильевича встретил высокий, полный мужчина с окладистой бородой. Лицо его было суровое, и в глазах выражалась жестокость.
Иван Васильевич долго и пристально всматривался в него, не веря своим глазам «Неужели это Васенька? Тот милый, курчавый мальчик, которого он когда-то любил и ласкал?»
– Что, дядюшка, не признаете нас? – басистым голосом спросил племянник и рассмеялся.
– Где же узнать? Очень изменился… Вот теперь я вижу… Что-то в лице есть отцовское, – проговорил дядя, здороваясь и избегая называть племянника по имени. Ему казалось неловким называть этого купчину Васей и говорить ему «ты».
– А вот моя супруга Марья Власьевна и дочка Глаша.
Вошли в горницу, убранную парадно, по-купечески, с большими божницами, с цветными скатертями, с серебром, выставленным наружу, и половиками по всему полу. Навстречу гостю встала худенькая, маленькая женщина с большими испуганными глазами и дородная девица, лет 18, как две капли похожая на отца.
Иван Васильевич сел на диван, кругом него поместилась вся семья, и ему стало не по себе.
– Чем же вы, дядюшка, занимались в столице? – спросил хозяин.
– Занимался в конторе…Кроме того, кое-что писал.
– Что же вы изволили писать?
– Писал статьи, печатал их, книги издавал.
– Пустое это дело по нынешним временам – писать книги…
– Вероятно, а вашу глушь не доходит хорошая, дельная книга, – оттого вы так и судите, – заметил дядя.
– Это правда, Василий Алексеевич, есть очень приятные, чувствительные книжки… Читаешь, – вдоволь наплачешься…. – вставила было суждение жена хозяина.
Тот взглянул на нее так, что она дальше не продолжала.
– Ничего ты не понимаешь… Твое дело бабье, знай свою кухню да дочку и молчи, – грубо заметил он.
Девица хихикнула.
– Что вы это говорите, голубчик… Теперь другие времена: женщина рвется к свету. Это очень похвально и приятно слышать, что Марья Власьевна любит почитать книжку. Хорошая книга переродить человека может.
– Это поучение вы, дядюшка, оставьте про себя. У вас – по-одному, у нас – по-другому… Лучше вы нам объясните, что же вы тут собираетесь делать?
– Пока ничего. А там видно будет…
– Что же у вас, дядюшка, чин большой?
– Нет, совсем маленький.
– Так.
Племянник помолчал и. наконец, проговорил решительно:
– Вы нас извините, дядюшка… Мы не можем вас у себя пристроить, потому и занятий таких нет и помещения маловато.
– Я, голубчик мой, и не собирался у вас устраиваться, – ответил дядя и стал прощаться.
– Куда мог вы? Сейчас закусим…Водочки выпьем… Эй, жена, скорее! – суетился племянник.
– Нет, нет. Спасибо. Я водки совсем не пью…
– Это, дядюшка, плохо. Значит, вы нам не товарищ, – рассмеялся хозяин.
Иван Васильевич вышел в прихожую, и тут он заметил, что на него грустно смотрят большие испуганные глаза жены, точно она хочет ему что-то сказать. Когда он нагнулся, чтобы надеть калоши, она робко шепнула мужу:
– Вы бы позвали дядюшку на кутью.
– Нечего его поваживать. Он нам не ко двору, – шепотом пробурчал ей в ответ хозяин.
Выйдя на свежий воздух, Иван Васильевич вздохнул полной грудью. «Как тут тяжело! Мрак какой-то! Вот где через золото слезы льются…Бедная женщина!» – подумал он, вспоминая худощавое лицо хозяйки и ее испуганные глаза.
