bannerbannerbanner
Дирижабль

Кирилл Рябов
Дирижабль

Полная версия

9

– И все? – спросил он, выслушав рассказ Фёдора.

– Ну да.

– Я думал, будет договор, аванс какой-то. Он же обещал!

– Может, передумал? Тогда почему так прямо и не сказал?

– Издевается! Видел, как он меня выставил?

– Видел. А баба эта на букву «з»? Он сказал, всем будет она заниматься. Но она исчезла.

– Надо все это обдумать, – сказал Карцев сквозь зубы. – Но мы в пролете, похоже. Не понимаю, как так вышло. Мы же договорились с ним! Хотя кому я поверил, дурак! Гэбисту!

– И производителю сарделек.

Карцев хмыкнул:

– Если честно, я даже обрадовался, что он меня попросил уйти. У меня от него мурашки по коже. Федь, может, и к лучшему все, а? Влипли бы мы с ним. Отвечаю!

– И что мне теперь делать? – спросил Фёдор. – Домой ехать?

– Погоди. Чего домой-то сразу? Давай по плану. Живешь в квартире, пишешь сценарий.

– А дальше что?

– Потом я его продаю.

– Кому?

– Найду. Если сценарий хороший, его купят.

– Денег мало осталось, – сказал Фёдор. – На что жить?

– Разберемся, – ответил Карцев.

Прозвучало как отговорка.

Они вернулись к Львиному мостику. Фёдор посмотрел на свои окна. Он понятия не имел, чем сегодня займется. Может, купит билет домой? В конце концов, писать сценарий с туманными перспективами можно и там. Из библиотеки он, правда, уволился. Но, наверно, получится вернуться. Сотрудников вечно не хватает. Или устроиться в школу учителем литературы и русского языка, например. А на переменах он будет приходить к Инне в кабинет и отлизывать ей, спрятавшись под столом. Ну либо они будут просто пить чай и болтать. И так до самой смерти.

– О чем задумался, Федь? – спросил Карцев.

– Поеду, – сказал Фёдор.

– Уверен? Ты уж извини, что так вышло. Какая-то ерунда. Я не думал даже…

– Да ладно, бывает.

Фёдор похлопал его по колену.

– Я тебе куплю билет, – сказал Карцев. – На какое число?

Он достал смартфон, немного повозился. Фёдор тоже достал, написал Инне, что встреча прошла неудачно и он возвращается.

– Есть завтра ночью, – сказал Карцев. – Брать?

– Бери.

– Чувствую себя последним мудаком.

– Зря. Я тебя ни в чем не обвиняю.

– Но ты мне поверил.

– Так ведь не ты меня обманул.

– Я будто бы стал посредником.

– Жень, – сказал Фёдор. – Перестань. А то уговоришь.

Карцев убрал смартфон.

– Завтра в полночь. Я тебе билет скинул.

– Спасибо!

Фёдор отсалютовал ему бутылкой коньяка и отпил.

– Чем займешься сегодня?

– Не знаю. Дома буду сидеть. Или схожу погуляю.

– Может, над сценарием подумаешь? – спросил Карцев. – Накидаешь какие-то идейки?

– Посмотрим, – пожал плечами Фёдор.

– Я ведь правда продам.

– Подумаю.

– Подумай, пожалуйста.

Они попрощались. Карцев уехал. Фёдор покурил у оградки канала. По воде плыли утки. Кинуть им было нечего. В карманах лежали сигареты, зажигалка, ключи от квартиры бабушки Биби, немного мелочи, телефон, металлическая авторучка «Паркер» с позолоченной клипсой – подарок Инны.

Подошли две девушки, обоим было лет по шестнадцать.

– Извините, вы не знаете, где тут дом Раскольникова?

Одна сверилась со смартфоном.

– Гражданская улица в ту сторону?

– Что-то мы тут ходим, ходим, как в лабиринте.

– Я не местный, – сказал Фёдор.

– Ясно.

И ушли, полные презрения.

Фёдор поднялся в квартиру, сделал пару бутербродов с колбасой, налил чаю. Позвонила Инна:

– Федь, привет еще раз.

Он вспомнил утренний разговор и на пару секунд отключился от реальности.

– Ты слышишь? Ты трезвый?

– Слышу. Конечно, я трезвый. Собираюсь обедать.

– Что дают?

– Чай «Принцесса Нури» без сахара, я забыл его купить. И два бутерброда с колбасой.

– Что за колбаса?

– Любительская.

– С батоном или хлебом? С маслом?

– Конечно, с батоном и маслом.

– Ладно. Теперь серьезно. Расскажи, что случилось?

– Не знаю. Он странный, этот мужик. Говорили мало, будто бы ни о чем. Потом он подарил мне полбутылки коньяка и выпроводил. И все.

– Ты расстроился?

– Ну немного расстроился. А с другой стороны, я все равно не знал, о чем писать. Может, к лучшему.

– Ты бы придумал, – сказала Инна. – Я в тебе уверена. Все еще будет.

– Не сомневаюсь.

– Сомневаешься, а вот не надо. Когда приедешь?

– Поезд завтра ночью.

– Хорошо. Пиши и звони мне. И сегодня, и завтра, и когда в поезд сядешь. Я тебя встречу на вокзале.

– Спасибо, но необязательно.

– В смысле? Ты не хочешь меня видеть?

– Хочу, конечно! Я ужасно соскучился!

– Почему же ты тогда сказал, что тебя не надо встречать?

– Да просто не хочется тебя обременять.

– Фёдор, послушай. Если бы мне это было обременительно, я бы не стала тебя встречать. Вот опять! Я к тебе тянусь и натыкаюсь на стену безразличия.

Фёдор смял бутерброд и швырнул в раковину. Но вдохнул, выдохнул и сказал:

– Я глупость сморозил. В голове все вверх дном. Прости меня.

Инна помолчала.

– Ладно. Я понимаю. Мне пора.

– Люблю тебя! – успел сказать он.

– И я тебя люблю, – ответила Инна. – Постарайся не грустить. И коньяк вылей!

Смыв с руки сливочное масло и хлебные крошки, он зашел в свою комнату, дернул коньяка из бутылки и лег. Спать как будто не хотелось. Но он уснул.

10

Снилось что-то невнятное. Мелькали знакомые лица, доносились неразборчивые слова. Кто-то проскакал на белой лошади, судя по комплекции всадника, это был Панибратов. Потом все погрузилось во тьму. И из тьмы выплыл тихий голос, который повторял:

– Кто ты? Что ты? Кто ты? Что ты? Кто ты? Что ты?

И этот голос выволок его из сна, будто утопленника из реки. Кто-то звонил в дверь. Средний-короткий, средний-короткий. Кто ты? Что ты? Кто ты? Что ты? Фёдор слез с кровати и, задевая стены, побежал открывать. Спросонок придумалось, что это приехала Инна. Может быть, даже в плаще на голое тело. Но это был Карцев в своей старомодной болоньевой куртке.

– Федь, ты чего? – сказал он.

Фёдор оглядел себя. Одежда на месте.

– Чего, Жень?

– Я звоню, звоню! Я уж испугался, что ты с горя повесился. И телефон не отвечает.

– Уснул, – сказал Фёдор и тут же позевал, прикрыв рукой несвежий рот.

Карцев прошел на кухню, взял из тарелки бутерброд, откусил половину, запил чаем.

– Чего несладкий-то?

– Сахар забыл купить, – ответил Фёдор и сел к столу. – До завтра потерплю.

Карцев, сопя, доел бутерброд, вытер рот носовым платком.

– Слушай, я подумал, как-то неудобно получилось. Бросил тут тебя одного и уехал.

– Хочешь вместе телевизор посмотреть? – спросил Фёдор, потирая зудящий глаз.

– Тут нет телевизора, – ответил Карцев. – Бабушка Биби не смотрела телевизор. Папа мой, царствие небесное, подарил ей лет двадцать назад видеодвойку и кучу кассет. Так она все на помойку вынесла. Говорила, мол, разум ее – храм. Слушай, вкусно. Можно еще?

Он достал батон, масло, колбасу и стал делать бутерброды. Фёдор умылся холодной водой.

– Так вот, – продолжил Карцев. – Хотел тебя позвать на одно представление. Мой знакомый артист сегодня выступает в каком-то дико модном месте. Билетов не достать. Он меня давно звал. Отдохнешь в последний вечер. А завтра выспишься и поедешь.

– Пошли, – пожал плечами Фёдор. – А что там будет?

– Без понятия. Но свободных мест, говорю, нет. Может, встретишь кого-то из коллег.

– Что-то мне расхотелось идти.

– Ой, да брось! – махнул надкушенным бутербродом Карцев. – Дома, что ли, киснуть? В крайнем случае, если захочешь, можешь кому-нибудь дать в рожу. Я тебя даже угощу заранее озверином.

Фёдор вспомнил про коньяк, ушел в комнату и хорошенько отпил. Сунул в карман телефон и вернулся.

– А мне? – сказал Карцев, учуяв запах.

Фёдор принес бутылку. Коньяка осталось на донышке. Карцев выпил его, не дожевав бутерброд. Помолчал, кивнул и сказал:

– Двинули.

Они спустились к Львиному мостику. Начинало темнеть. Покачивалась темная вода в канале. Фёдор закурил. Карцев вызвал такси. Спохватившись, Фёдор написал Инне, что спал, недавно проснулся и собирается прогуляться.

«Так поздно?» – тут же ответила Инна.

«Разве поздно? Начало седьмого».

«Один пойдешь?»

Поколебавшись, Фёдор соврал, что один. Узнав, что он будет с Карцевым, Инна наверняка выкатила бы телегу претензий о предстоящем пьянстве и сопутствующем кобелизме. Доказывать, что напиваться и волочиться за юбками он не собирается, было бесполезно.

«Недолго! И пиши мне!»

«Хорошо!»

«Я тебя очень люблю!»

«И я тебя очень люблю!»

Прикатило такси – белый «фольксваген». Они залезли и поздоровались. Водитель что-то буркнул.

– Этот мой приятель, артист, настоящий непризнанный гений. Правда, я не видел ни одного его выступления. Но так говорят. Однажды он меня в театр позвал. Но я перебрал, уснул и ничего не увидел. А когда проснулся, была овация.

– Как его зовут-то? – спросил Фёдор.

– Борщевиков Володя. Не слышал?

– Ни разу.

– Если буду снимать, устрою ему пробы обязательно. Хочется поработать с ним.

Проехав полквартала, они сбили самокатчика. Тот выскочил перед капотом, будто ниоткуда. Таксист дал по тормозам. Фёдор стукнулся лбом о переднее сиденье и откинулся назад. Воняло жженой резиной. Карцев потирал переносицу. Самокатчик плашмя лежал на асфальте. Его самокат, виляя, уехал по улице. Таксист, шмыгнув носом, вылез из-за руля и подошел к телу. Наклонился и отпрыгнул. Самокатчик ожил и кинулся в драку.

– Еб твою мать! – сказал Карцев. – Пошли пешком. Тут недалеко. Заодно выпьем по дороге.

Фёдор не возражал.

11

Модное место находилось в Новой Голландии.

 

Они допили купленную по дороге водку. Карцев поставил пустую бутылку к оградке канала, Фёдор кинул в нее окурок. Сознание помутилось. Глупо улыбаясь, он написал Инне, что любит ее. Спустя полминуты она прислала фотографию голых ножек.

«Они тебя ждут. А то, что между ними, ждет еще сильнее».

Фёдор возбудился. Хотел попросить более откровенную фотографию.

– Федь! – сбил Карцев. – С кем ты там? Убирай сраный телефон, а то опоздаем.

Они перешли мостик. Охранники смотрели с подозрением. Но приставать не стали. Карцев огляделся и указал на большое здание в форме консервной банки, напоминавшее крепость:

– Там!

Фёдор был уверен, что сейчас они заблудятся, долго будут бродить по коридорам и этажам, до тех пор, пока охранники их не выгонят. Он даже немного обрадовался. Вернется пораньше в квартиру бабушки Биби, позвонит Инне, и, может быть, она покажет ему что-нибудь особенное на сон грядущий. Например, трахнет себя фаллоимитатором. У нее был. И Фёдор даже немножко ревновал к этому куску каучука из Китая. Но сейчас он бы на это посмотрел. Правда, Инна наверняка заметит, что он пил. Но ничего. Притворится трезвым. Это, кажется, несложно.

Размечтавшись, Фёдор замедлил шаг.

У входа в здание Карцев обнимался с каким-то мужиком.

– Федька! Ты чего там как в штаны наложил? Иди, это Вова Борщевиков!

Вова Борщевиков чуть брезгливо улыбнулся.

– Жень, я сигарету из-за тебя выронил.

– Курить вредно, дурак!

– Я нервничаю.

Борщевиков протянул вялую ладошку, тыльной стороной вверх. Фёдор осторожно ее помял.

– Фёдор Собакин.

– Вы артист?

– Это великий русский писатель, – сказал Карцев.

– Женя, дружок, ты пьян, – сказал Борщевиков, мигом потеряв к Фёдору интерес.

– Как всегда.

– Ладно, идем. Мне скоро начинать.

– А что это будет? – спросил Карцев.

– Увидишь. Ты такого никогда не видел!

У входа в зал Борщевиков небрежно сказал охраннику:

– Эти со мной.

«Эти, – подумал Фёдор. – Да пошел ты на хуй, пидорас!»

Он остановился. Стал разворачиваться. Карцев схватил его за рукав и затащил в помещение.

– Не тормози, Федь. Сейчас будет шоу.

– Будет, будет! – подтвердил Борщевиков и ушел к сцене.

С виду это был заурядный клуб: средних размеров зал, столики, небольшая сцена, барная стойка, приглушенный свет. У сцены собралось человек тридцать. Карцев немедленно присоединился к ним. А Фёдор направился к бару. Стараясь не думать о деньгах, он заказал бокал темного пива.

Борщевиков вышел на сцену, заслонился от софитов.

– Приглушите, плиз, на пол-Фёдора.

Симпатичная блондинка за стойкой наполнила из крана бокал.

– Вам в пиво плюнуть? – спросила она.

– Зачем? – спросил Фёдор.

– Это бесплатно.

– И бесплатно не надо.

Он расплатился, забрал пиво и отвернулся.

Борщевиков расхаживал по сцене с книгой в руках.

– Спасибо, что пришли. Сейчас я вам кое-что почитаю.

Сел на стул и открыл книгу. У него было сосредоточенное выражение лица. Он чуть заметно шевелил губами. Но пока молчал. Фёдор сделал несколько больших глотков и не удержал сильную отрыжку.

– А вы у нас первый раз? – спросила барменша.

– Первый, – ответил Фёдор. – И, скорей всего, последний.

Пауза затягивалась. Борщевиков сопел в микрофон. И ерзал. Потом закинул ногу на ногу. Перевернул страницу. Вздохнул. Встал. Зрители никак не реагировали. Попивали свои напитки – пиво, вино, коктейли – и молча смотрели. Борщевиков прошелся по сцене. Закрыл книгу, слегка постучал себя ею по голове, снова открыл. Губы его шевелились. Тихо заиграла Седьмая симфония Прокофьева. Борщевиков странно замер, будто в него целились из ружья. Встал на колени. Книгу он держал близко к лицу. Потом опустился на четвереньки, положил ее перед собой. Стоял так пару минут. Прокофьев умолк. Борщевиков вернулся на стул и просто сидел, переворачивая время от времени страницы.

Фёдор допил.

– А где тут туалет? – спросил он у барменши.

Та махнула рукой:

– Вон, рядом с гардеробом.

Борщевиков продолжал молча перелистывать страницы. Фёдор вышел из зала. В сортире он увидел женщину. Она стояла, наклонившись к зеркалу, и в упор рассматривала свое лицо.

– А где мужской? – спросил Фёдор.

– Тут один, общий, – ответила она, продолжая на себя глядеть. – Проходите, не стесняйтесь. Я уже ухожу.

Она повернулась. Это была Зофия.

– Ой, а кто тут у нас?! Вот так встреча, Фёдор Михалыч!

– Мир тесен, – пробормотал Фёдор и зашел в кабинку.

Крикнул оттуда:

– Андреевич!

Она подошла и положила руки на дверцу. Оглянувшись, Фёдор увидел ее длинные пальцы с покрытыми черным лаком ногтями.

– Я же пошутила. Скажите, куда вы пропали?

– Мне нужно кое-что сделать, – пробормотал Фёдор.

Она засмеялась:

– Да уж я заметила. Я имела в виду, куда вы сегодня днем пропали. Мы же должны были обсудить вашу работу.

Фёдор замер.

– Какую работу?

– Сценарий ваш. Или вы передумали?

– А я решил, что никакой работы не будет.

– Ой, ладно, писайте. Я вас у бара подожду. Поговорим.

Пальцы, скользнув, исчезли.

Он поднатужился, чтобы ускорить процесс. Боялся, что она его не дождется, если он задержится на лишнюю секунду.

Когда Фёдор вернулся в зал, Борщевиков все еще был на сцене. Ничего не изменилось. Он, как дурак, сидел на стуле и смотрел в книгу. Зрители никак не реагировали. Зофия у барной стойки пила красное вино.

– Руки помыли? – спросила она. – Как вам выступление?

– Жду, когда оно начнется, – ответил Фёдор.

Зофия засмеялась.

– Так куда вы сегодня пропали?

– Домой поехал, – пожал плечами Фёдор.

– Вы дурачок глупенький. Я просто отошла в туалет. Не могли подождать минутку? Ладно. Я бы вам все равно завтра позвонила.

– Я уже на завтра взял билет.

– Какой прыткий! Хотите портвейна?

И сунула под нос бокал. Он пригубил, сморщился. Слишком сладко. Сплошной сахар. Фёдор заказал еще пива.

– Плевать не надо.

Барменша посмотрела на него как на сумасшедшего и наполнила бокал.

Послышались вялые аплодисменты. Фёдор посмотрел на сцену. Борщевиков наклонился, выпрямился и сказал:

– Спасибо, дорогие. Хорошего вам вечера.

– Пойду поцелую Вову.

Зофия соскользнула со стула и направилась к сцене, виляя задом. На ней было короткое, обтягивающее черное платье. И Фёдор некоторое время не мог оторвать взгляд от ее ладного тела.

Появился Карцев, отхлебнул пива из его бокала.

– Слушай, не спрашивай. Сам не знаю, что это было.

Фёдор похлопал его по плечу.

– Есть новости.

12

Потом каким-то образом они все очутились за одним столиком и что-то пили. Фёдор уже не чувствовал вкуса. Голову тоже держал с трудом.

– Зизи, милая, это было внутреннее чтение, – донесся голос Борщевикова. – Неужели непонятно? Да, согласен, эмоций мало. Но я читал Тургенева. А в следующий раз буду читать «Лолиту».

«Хуи́ту», – отстраненно подумал Фёдор.

Послышался Карцев:

– Зофия, дорогая, в гениальности Феди не сомневайтесь! Это будет не сценарий, а бриллиант.

– Я читала его книги. Сцена, где герой мочится на любовницу, конечно, смутила. Остальное – хорошо, понравилось.

У Фёдора не было сил возражать.

– Писатель-то наш поплыл, – хмыкнул Борщевиков.

– Вова, не хами, – отозвался Карцев.

– Дорогой мой, разве я хамлю?

Слова доносились будто из сумки. Фёдору живо представилось: он идет по улице и несет сумку, в которой лежат отрезанные головы и разговаривают друг с другом.

Голова Борщевикова. Зизи, поедешь со мной на север?

Голова Зофии. Мы же и так на севере, Вова.

Голова Карцева. Между прочим, на фестивале в Омске я получил главный приз за мой фильм «Щекотунчик».

Голова Борщевикова. Название как у гей-порно.

Голова Карцева. И мне там два раза отсосали. Сначала уборщица…

Голова Зофии. А можно я не буду это слушать?

Голова Карцева. Простите, Зофия. Что естественно, то не противно Богу.

Голова Борщевикова. У меня запор шестой день.

Голова Зофии. Вова, ты прирожденный соблазнитель.

Затем голова Карцева соединилась с телом, он навис над Фёдором и потряс за плечо:

– Федь, клуб закрывается, уходим.

– Сначала ссым, – отозвался Фёдор.

В туалете его вырвало в писсуар. По стенке он добрался до раковины, умылся, отсморкался и отплевался. У входа наткнулся на Борщевикова, сделал полшага в его сторону и сильно толкнул плечом.

– Полегче! – крикнул тот. – Уважаемый, вы забываетесь!

«Пидрила», – подумал Фёдор.

Карцев ждал на улице.

– Ну чего, поехали по домам? Теперь у нас работа. Не до кутежей.

«У меня», – снова подумал Фёдор, а вслух сказал:

– Борщевиков твой – червяк. Опарыш.

– Он вовсе не мой. Да и представление мне не понравилось. Я ни хера не понял.

– А где Биби?

– Она умерла, Федь.

– Тьфу, не Биби, а Зизи.

– Думаю, для тебя она Зофия. И, может, даже с отчеством.

– И где она?

– Домой поехала. Успокойся. Ты во всем прекрасен, но о ней тебе лучше забыть.

Фёдор пожал плечами:

– Да я просто так спросил.

Они вышли на набережную. Ночь выдалась сухая и прохладная. Карцев вызвал такси.

– Жень, – сказал Фёдор. – А ты говорил, к лучшему, если Панибратов не даст денег.

– Что же, отказываться теперь? – пожал плечами Карцев.

– Я не знаю, о чем писать, – сказал Фёдор. – Думал, он мне подскажет, а он не сказал.

– Кто – он? Бог?

– Панибратов, конечно.

– А. Федь, придумаешь. Ты же почти гений.

– Почему «почти»?

– Чтобы нос не задирал, – хмыкнул Карцев.

Приехало такси.

По дороге домой Фёдор почему-то вспомнил, как в детстве ему удаляли аденоиды. Операцию делал толстый бородатый мужик в холодной операционной, стены которой были покрыты белым кафелем. Федю запеленали в простыню и уложили на кресло-кушетку. Медсестра сказала:

– Без наркоза?

– Парень крепкий, выдержит, – ответил хирург. – Ну-ка, открой рот.

Он сунул Фёдору в глотку инструмент, похожий на вилку, полез куда-то вверх, зацепился и дернул. Раздался громкий хруст. Фёдор уронил голову на грудь. От боли он не мог даже плакать. Из ноздрей лилась кровь и капала на простыню с подбородка.

– Теперь второй, – сказал хирург. – Поднимите ему голову.

– Все хорошо, маленький, – тихо произнесла медсестра и подняла ему голову.

Второй аденоид чуть не убил Фёдора. Он провалился в дыхательные пути. Матерясь, хирург доставал его щипцами. А кровь лилась, лилась, лилась. И бледная медсестра держала голову холодными пальцами.

– Жень, слушай.

– А? – сонно отозвался Карцев.

– Что такое пол-Фёдора?

– К чему это ты?

– Борщевиков твой сказал.

– Говорю, он не мой. А пол-Фёдора – это то же, что полкарасика или полшишки.

– При чем тут Фёдор?

– Откуда я знаю, Федь?

– А еще есть полбарсика, – подал голос таксист.

У Львиного мостика Фёдор вылез из машины. Хмель наполовину выветрился. Набережная была пуста. Свет горел лишь в некоторых окнах. Фёдор закурил и снова опьянел. Табачный дым плыл над черной водой. Пришла непонятная грусть. Он достал смартфон, написал Инне, что вернулся домой, потом включил музыку. Заиграла песня группы «Егор и Опизденевшие» – «Плюшевый мишутка».

Фёдор начал тихонько подпевать, подавился дымом и закашлял. Сунул поющий смартфон в карман и поплелся к дому. Из-за угла вырулил пустой самокат и прокатился мимо. Захотелось догнать его, вскочить и мчать сквозь ночь, навстречу осеннему ветру. Но желание было мимолетным. И нужной прыти он не ощутил.

13

Его опять разбудили стоны. Фёдор открыл глаза и в полумраке увидел потолок. Близилось утро. В комнате было холодно. От окна тянуло сквозняком. Крапал дождик, постукивая о стекло. Ворковали проснувшиеся голуби, и Фёдор вспомнил, что там, над потолком, не соседская квартира, а чердак. Может, и правда бомжи поселились? Надо будет сходить проверить. Но что он с ними сделает? Выгонит? Скорей они сами его выгонят, да еще и отлупят. Или прирежут. А звать ментов как-то неудобно. Главное, бесполезно.

Фёдор замерз и натянул плед. Сон пропал. Мешало похмелье и беспорядочные мысли. Вспомнился вчерашний вечер. Он хоть и напился, но вел себя прилично. К Зофии не приставал, не говорил похабных шуток. Она ему понравилась – красавица восточного типа, с уютным запахом и шелковистой кожей. Кажется, и он ей приглянулся. Фёдор слегка затрепетал, и это не было похмельной трясучкой. Может быть, обсудив договор, они посидят в кафе, выпьют по рюмке, и он, поборов смущение, тронет невзначай ее руку.

 

В голову лезли глупые, пока еще невинные фантазии. Например, как он смешит ее и заглядывает в приоткрытый рот. Или легонько гладит средним пальцем прозрачную кожу на тыльной стороне ее ладони. Фантазировать дальше он не решился.

Выбравшись из-под пледа, Фёдор вышел на кухню и умылся. За окном плавал сумрак. Закурив, он поглядел на Львиный мостик. Тот был похож на черно-белую фотографию. Поискал коньяк, но вспомнил, что его допил Карцев.

Инна всегда злилась, когда Фёдор пьянствовал. Стоило ей унюхать даже самый легкий выхлоп, как начинался скандал.

– Я не собираюсь ложиться с пьяным, – кричала она. – Ни в каком смысле! Ложиться с пьяным мужиком – себя не уважать!

И уезжала к себе домой.

Впрочем, был период, когда он не пил ради нее полтора года. Оказалось, это не так уж сложно. Но потом Инна устроила на пустом месте сцену ревности, раскидала вещи и умчалась, хлопнув дверью. Помаявшись, Фёдор сходил в магазин и купил бутылку пятилетнего «Бастиона». Коньяк этот имел сильный запах шоколада. Какой-то кондитерский. Но Фёдор все равно его выпил в течение вечера. И даже сходил за добавкой. Утром Инна приехала мириться, увидела, что он с похмелья, и закатила новый скандал. Пить он стал тайком от нее. Чувствовал себя бесхарактерным трусом. Но побороть себя не мог. Собираясь в Петербург, уже знал, чем займется в дороге. И ждал этого. Но теперь впереди большая работа. И пьянство надо на время прикрутить. А лучше приколотить гвоздями.

От этой мысли стало легко и спокойно. Он вернулся в постель, поворочался, заснул и увидел подряд два кошмара. В первом Фёдор убил Карцева. Он бегал за ним по двору-колодцу, стрелял из пистолета, но мазал. Карцев петлял, как заяц, и кричал:

– Федька, опомнись, перестань! Я тебе все деньги отдам.

– Хуй ты мне чего дашь! – крикнул Фёдор.

Он загнал Карцева в угол, схватил за шею и выстрелил в висок. Крови не было, а из маленького пулевого отверстия посыпался песок. Карцев рухнул на грязный асфальт лицом вниз. Фёдор перевернул его и заглянул в остекленевшие глаза. Зачем он это сделал? Ведь Карцев его друг. К тому же им предстояла работа. А теперь его посадят в тюрьму, откуда он выйдет больным стариком. Фёдор сунул дуло в рот и спустил курок. Но пистолет не выстрелил, а развалился на мелкие осколки. Во втором кошмаре Фёдор занимался сексом на крыше дома с какой-то женщиной. Они сплелись в причудливой полусидячей позе. Он внимательно смотрел, как его член входит в ее вагину. И от этого возбуждался все сильнее. Потом поднял взгляд. У женщины не было головы. Фёдор завопил, попытался высвободиться, но не сумел. Она крепко держала его. Внизу собралась толпа народу. Фёдор обхватил безголовую женщину, приподнял, кое-как дотащил на себе до края и столкнул. Но она увлекла его за собой. Фёдор успел выматериться и проснулся.

По тумбочке, жужжа, ползал смартфон. Звонила Инна.

– Разбудила тебя? – спросила она.

– Да. Но хорошо. Мне кошмар снился.

– А что снилось?

– Будто я Карцева убил.

– Зачем?

– Понятия не имею. Просто застрелил зачем-то.

– И все?

– Ну да.

– Ты вчера поздно пришел.

– Разве?

Кажется, Инна хмыкнула.

– Значит, пил.

– С чего ты решила?

– Раз не помнишь, во сколько пришел, точно пил.

– Ладно, выпил.

– Ого! Вот так новости! Ты вдруг правду сказал.

У него разболелись виски. Фёдор потер ладонью лицо и почувствовал запах перегара.

– Знаешь, – сказала Инна. – Как только ты приедешь, пойдем к наркологу. Считай, это ультиматум. Если откажешься, мы расстанемся. Вот так! Точка.

– Кстати, теперь я не знаю, когда приеду. Все-таки мне вчера предложили работу. Я остаюсь тут писать сценарий.

Инна немного помолчала.

– Врешь! Ты это сейчас специально выдумал. Чтобы остаться там и пить. Со своим сраным дружком. А когда все пропьешь и надоешь ему, так сразу и припрешься. Но меня ты уже не найдешь.

– А где же ты будешь? – спросил Фёдор. – Переедешь?

– Оу, – сказала Инна. – Решил похамить?

– Надоело постоянно оправдываться.

Он встал с кровати, протопал в туалет и стал мочиться. Инна в это время говорила ему в ухо обвинительную речь.

– Ты оправдываешься, потому что виноват! Ты все время косячишь! Косячишь, а потом юлишь. Ты специально делаешь мне больно. Пьешь, зная, как я к этому отношусь. А еще провоцируешь ревность.

– Вот поэтому я и не оправдываюсь сейчас. Потому что ни в чем не виноват.

– Ты сам признался, что пил вчера!

– Теперь жалею. Лучше бы соврал.

– Это бесполезно, Федя. Я тебя насквозь вижу.

Он смыл воду.

– Ты что, из туалета со мной разговариваешь? – спросила Инна.

– Да, в туалет зашел. А что, терпеть?

– Надеюсь, хотя бы по-маленькому.

– Слушай, чего ты хочешь от меня?

– От тебя? Да мне от тебя вообще ничего не надо!

Инна отключилась. Фёдор успел умыться. Она перезвонила и прокричала:

– Больше ты никогда меня не увидишь! Понял?

– Инна, мне серьезная работа предстоит, а ты из меня душу выколачиваешь!

– Душу? А она у тебя есть?

– Господи боже мой! – заорал он.

Они ругались и пререкались еще примерно полчаса. Потом Инна остыла. А он выдохся.

– Я знаю, как проверить, что ты не врешь насчет работы, – сказала она. – Ты будешь присылать мне сценарий.

– Отлично! Вот и решение.

– Сегодня начнешь?

– Нет, конечно. Я даже договор еще не подписал. Да и не придумал пока ничего толкового.

– Даю тебе неделю.

– Хорошо, попробую через неделю что-нибудь прислать.

– Не надо пробовать. Просто напиши и пришли. Хотя бы пару страниц.

– Ладно.

– Я люблю тебя!

– И я тебя люблю!

Помаявшись, Фёдор спустился на улицу. Дождь все моросил. Народу в рюмочной было мало. Он взял сто грамм. «Сама виновата, – подумал он про Инну. – Нечего было мне мозгоебку устраивать».

Подошел мужик с синеватой щетиной на одутловатых щеках и в мятой коричневой шляпе.

– Вроде знакомы? – сказал он.

– Нет, – ответил Фёдор.

– Лукьянов.

– Кто?

– Я.

Фёдор промолчал. Хотелось поскорее выпить и чтобы никто не маячил поблизости.

– У меня на языке какая-то опухоль выросла сбоку, – сказал Лукьянов. – Посмотришь?

– Нет.

– Почему?

– Я не врач.

– А кто ты?

– Никто.

– Плохо быть никем. Зачем тогда жить?

– Мне нравится.

Лукьянов вытер пальцами сальный нос, дотронулся до шляпы.

– Ладно, пей, не тяни, смотреть уже невозможно.

Фёдор влил водку в рот и с легким отвращением проглотил. Она проползла по пищеводу будто кусок стекловаты и опустилась в желудок тяжелым комом. Он не сдержался и горько рыгнул.

– Приятного аппетита, – сказал Лукьянов и отошел.

«Мудак», – подумал Фёдор.

Заказал еще сто грамм и выпил, не отходя от раздачи. Никто не смотрел. Кассирша игралась со смартфоном. Прошло легче. Стало теплее и веселее.

Он вдруг почувствовал, как сильно любит Инну. Но до чего же ему с ней тяжело и больно! Кто в этом виноват? Его дурь? Или ее дурь? Или им обоим хватает дури?

В легкой прострации Фёдор взял еще сотку, выпил в один присест, поднял ворот и вышел на улицу. Мир слегка перекосился. Предметы утратили четкость. Легко на старые дрожжи и развезло сильнее, чем ожидал.

«Инна, Инна. О чем мне писать? А жить для чего?»

Захотелось повеситься, так чтобы всех прожгло от горя, когда узнают. Но пока поднимался в квартиру, забыл о своем желании и стал думать о Зофии. Почему-то он был уверен, что она не позвонит. И тогда вечером он похмельный сядет в поезд и уедет отсюда навсегда.

Зофия позвонила через пару часов. Он даже успел немного проспаться.

– Разбудила вас? – спросила она.

– Нет-нет-нет, – ответил Фёдор.

И зачем-то встал с кровати. Будто она могла увидеть и уличить в обмане.

– А голос сонный, – сказала Зофия. – В любом случае пора просыпаться. День такой прекрасный! Поглядите в окно.

Фёдор послушно поглядел. День был такой же серый и неряшливый, как и утро. Он взял сигарету и закашлял до того, как успел прикурить.

– Давайте встретимся через час. Сможете? Успеете? Нет, через полтора часа. А то вдруг не сможете, не успеете.

– Хорошо, через полтора. Но и через час смогу, – сказал Фёдор, прикурил и снова закашлял.

– Тогда через час.

– Напомните, пожалуйста, адрес офиса.

– А мы не в офисе встретимся. У входа в зоопарк. Знаете, где это? Могу такси вам заказать.

– Да я справлюсь. С такси-то.

– Вот и умница! Жду.

Она отключилась.

Фёдор сходил в душ и смыл остатки сна и опьянения. А выйдя, снова испытал обжигающее желание выпить. Внутри трепыхалась безумная черная птица. Она цеплялась когтистыми лапками за сердце, билась в животе, лезла в горло. Успокоить ее можно было только водкой. Имелась, правда, альтернатива – залезть под одеяло и лежать сутки напролет в невыносимой тошноте и кромешном ужасе, прислушиваясь к каждому шороху, моля Бога, чтобы проклятая птица наконец угомонилась.

Но валяться в кровати было некогда. Его ждала Зофия. И большая работа.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17 
Рейтинг@Mail.ru