Кирилл Ликов
Синдром Кассандры
Тот вздрогнул, обернулся и посмотрел вопросительно на Зою.
– У меня синдром Кассандры.
– Тьфу ты, нечисть какая! – сплюнул инкуб. – Идиотка…
Он развернулся и пошел в другой конец вагона. И с каждым шагом плечи его опускались все ниже и ниже.
Рядом что-то зашуршало, и боковым зрением Зоя заметила, как разношерстная публика на ее скамейке начала потихоньку отодвигаться от нее, как от прокаженной. Одна кривенькая бабушка с большой бородавкой на носу, проходя мимо, обратилась к девушке:
– Что ты отшила этого наглеца, это правильно. Но дату смерти говорить было глупо и неразумно. Такие вещи вообще не говорят без убедительной просьбы. Синдром, конечно, синдромом, но люди, когда гриппом болеют, платочек с собой носят, чтоб не кашлять на других. Так что учись молчать, милочка, иначе ляпнешь такое кому-нибудь поопаснее и посильнее, а он в ярости и гневе тебе милую головушку снесет. Тут не только такие сопляки водятся.
– Да не могу я, бабушка, молчать. Прет это из меня.
– Молчать не можешь – язык проглоти или вырви. Без языка-то жить можно, а без головы только привидениям обходиться свойственно.
– Но…
– Молчи, дура. Я сама вижу, что ты видишь сейчас. Проглоти язык свой поганый и молчи. Не все правду знать хотят, иная правда острее лжи по сердцу режет.
Зоя хотела сказать что-то в ответ, но слова комом колючек застряли в глотке.
– Вот так-то лучше. Научить молчать тебя, доченька?
Комок из горла не исчез, потому девушке оставалось только кивнуть, что она и сделала.
– Ну, тогда поехали со мной, милая. Будем учиться врать и использовать твой дар на благо себе, а не во вред.
Квартирка бабушки Златы была не похожа на все виданные Зоей до этого квартиры. Вроде бы все убрано и разложено по полочкам, как у добротной хозяйки, но создается такое ощущение, что квартира вывернута вверх дном. Вроде и подметено везде и даже вымыто, пыли нигде не видно, но появления таракана или паучка ждешь, как только входишь в прихожую. Странная эта квартира была. Мебель стоит антикварная, дорогая на вид, но застелена белою тканью, как это делают в доме покойника или музеях, чтобы пыль не потревожила дорогую обивку.
– Ну что, Зоя, будешь моей ученицей, а я тебя буду учить, кормить и одевать. Работы-то у тебя, как я посмотрю, нет. Да и родня тебя видеть не особо-то и желает. А мне уже пора себе ученицу заводить и мастерство передавать. Ты же знаешь, час мой близко уже.
Зоя кивнула, так как комок в горле до сих пор не проходил и мешал говорить.
– Ты про комок-то свой не думай. Это я наложила. Тебе молчать учиться надо, вот научишься – и сниму с тебя кляп-заговор. А пока, если что сказать хочешь, ты или руками объясни, или напиши, или на худой конец нарисуй. Правда-то слово любит, да скорого выговора, без обдумывания. А ты, дитятко, пока напишешь или нарисуешь, того гляди, образумишься и подумаешь, показывать сии творения кому-либо или не стоит. Кушать этот кляп мешать не будет.
И зажили бабка Злата и Зоя дальше душа в душу. Все в работе да учении. Бабка что глаголет, то воспитанница делает, не всегда точно, зато с усердием. И мышей подкармливает, и паучков для разных тварей отлавливает. А что немая? Так это ничего. Колдовство – оно, как бабка говорит, не руками и языком делается, а сердцем и умом.
Иногда только вздрогнет при виде постороннего или посетителя Зоя и, бросив все, бежит рисовать картинку, но до конца не дорисует, порвет и слезами горькими зальется.
Долго это продолжалось, пока однажды бабка не вызвала Зою к себе при посетителях и не велела ей рассказать, что видит. Посетители были знатные. Вампирский лорд к бабке Злате пожаловал со своей свитой.
– Говори, Зойка, не бойся. Великий Ульхарт хочет узнать свой час конечный, да желательно от чьей руки пострадает.
– М… ммм… – промычала немая девушка.
– Не мычи, а говори.
– Так комок же…
– Нет комка больше, говори, что видишь, смотря на лорда.
– Нож вижу. Тонкий маленький стилет вижу. Змейка на рукоятке.
– Ух, брат Альмут, не любишь ты меня, так не любишь. Числа какого это будет, не скажешь, красавица?
– Числа не вижу. Только листья на деревьях желтые да красные.
