Кирилл Геннадиевич Станишевский
Богиня и поэт
– Вы правы, ведь вы тот, с кем не о чем спорить, ваши мысли поют и возвышаются, а ни норы роют под заборами тех, кто предпочли мелочность величавости.
– Моя любовь в моей груди, но не клетка это, она вырывается сквозь нервные сплетения души, в бытие источаясь изумлением и веянием,
Изыди моя песнь, к музе моей возносись, к её прелести, её безудержности, её капризам,
Лишь ей одной дарую сей взгляд, сию жизнь, всё, что ею пронизано, моё блаженство, моё страдание, мои мысли,
Пусть она от наслаждения взвизгивает, пусть страстный рвущийся вопль посвистывает,
А я буду пожизненно очарован ею и влюблён в неё, и никто не узнает, будто всё то безсмысленно,
Не слышно, не видно, словно покой поставлен на кон,
Но тот, кто поведал, возглавил пик божественными лозами обвитый, пик незримого рока вышины.
И бредил без устали поэт, и глас его исчезая отдалялся во внемлющем слухе, и ночь обнажаясь выкатывала скрежет сверчков, словно то блеска звёзд звуки.
– Кто здесь? Опять никого? Откуда возникла подобная сцена? Кто её автор, кто изыскал рифмы пьес?
Его нет! Но кто же слышится здесь? Забвение, смерть, ядовитый жизни удел или узел страстей окунувшийся в бездну и вынырнув вместе с ней одновременно в обороте каждой стороной повёрнутой, вот тебе, вот он, я вспомнил, я тот самый, кто пролил вино на лицо, опьянил суетой роскошной и слышал в ответ таковой сценический куплет:
"Одурманенный печалью вылетает напролёт вчерашний день; ну зачем?"
Он изрёкший вечной далью поневоленный пробег, искупает светлым знаменем в свет ушедших в летний век.
Дух капитализма бродит спрашивает всех: "Куда вы все идёте, за горизонты всё заглядывая по воле нетомной, ищите свою добычу скромную не черпая небес, не в облаках побережных, о коих поневоле мечтать расторопно, безутешно?"
Быт современности не столько удручает, сколько убивает истинные творческие порывы, это измельчание менталитета согласно которому человек не видит, не являет, не обладает плодами своих деяний, он, как и каждый из них, всего лишь замыкающая деталь органической круговерти, локального назначения в определении их габаритов, что в общих чертах выступает как всеобъемлющая безрезультатность, поскольку общий механизм устроен в уподоблении деталям. Но самое забавное в этом, диссоциативность, согласно которой человек не только не участвует в становлении того, элементом чего он является, он психически изолирован от причинно-следственных связей становления большинства вещей наполняющих его жизнь, но при этом являясь их неотъемлемостью и даже зависимым от этих вещей, начиная с технологий, заканчивая устройством общества на всех уровнях. Это убийство человечества, убийство творчества и достижений, исключение открытий и истинных свершений.
– Думаю, в качестве экономии энергии можно сделать экран флуоресцентным, возможно электронно-чернильным, словно сморишь в бумажную книгу глядя видео, либо излучающим фотоны из схем фотоники имеющей выислительное значение, но напрямую подавая световые лучи на фотопиксели.
Парниковый эффект настиг мою душу и душит, планетарная вселенская баня, воспаряет и студится осыпаясь прохладой конденсированной влаги,
Но ведь когда жарко, потоки горячего пара не в состоянии сразу слиться дождём, они протирая друг друга в объятиях начинают искриться и лишь после остывают вырабатывая свою индуктивность в виде импульсивности молний.
Слои атмосферных высот с соответственной плотностью и термальностью определяют погоду и сезоны дождей.
– Как вам небесная электростанция? Облака сами делают своё дело, но вот ктоб окутал их проводами и подключил к электросети? Доброе утро, готовим сами, электричества немерено, хоть под землёй, хоть над головами и крышами. Радио луч летит просекает планету, немыслимое орудие, конвертация молниеносного в рентгеново, здравствуйте, до свидания, послание со спутника по комете, вот и растопленница растёкшаяся по небыли.
Возможно и воздушными шарами поддерживать трепетанье в куплете, так изысканейший камень преодолевший пепелище и прогорания, высветил, высеял свои приветы, воссиявший в ночи изречением по выкатанной скатерти, ушёл и прибыл в назначение своевольным соисканием.
– Долго ли мучение моих терзаний и врагов? Не зря ли на вышедшем из жести облаке колесили по тропе дорог?
Пронизали, проняли, и выпили без остатка. Каковы они Панамовые изгнания, где искатели троп пускаются вдогонку, рыщут ищут должных мест, должных чертог, изыскали жизни блеск, но не унялись панорамным ликом цен.
Поэт.
Болен жизнью, смертельно,
Это одиночество простирается слишком далеко,
Что обретено, что потеряно, не знаю и знать не хочется,
У меня нет ничего кроме плоти, законы которой за пределами принадлежностей,
Пусть будет всё, будет так, когда ничего не случается, ибо всё есть,
Обрывками недогоревших писем прощальных судьбы пропахли,
Останки воплотившейся мысли, принявшая когнитивную форму пыль,
Ожидание, признак отсутствия над пропастью повисшего,
Несоответствие впечатлений и суетности разность рисует,
Я не в стороне,
В центре вселенной,
Но мира иного,
Где летают демоны и музы, цветут очерками поэзии,
В танце жизни и смерти среди пылающей любви,
Очередная коллизия двух сущностей неразлучных,
Вылились росписями неровных рисунков, художеств роковых,
Контуры болезни проявившейся чувствами,
Прожигающей до пепла, души разъедая до дыр,
Всепоглощающий случай вселенского сгустка,
Жгущие руки, глаз огни,
Впервые вас встретил, о, богиня,
Сияют блики лика в ночи,
Образ ваш безконечностью вытканный,
Отбивает ритм плещущей участью в моей груди,
Рвётся горящим напором, но о главном молчит,
Разносится по склонам потусторонних порогов,
Танцуя покидает пределы граней мирских,
Бытие здесь тронулось,
Сдвинулся с места мироздания гранит,
Остаётся лишь послевкусие острое поцелуя,
Некоторые превозвышено зовут подобное чувство всевышним,
Но тихо, для проплывающих мимо неслышно прошепчут уста,
Лихие жесты существ невиданных прорежутся блаженством сквозь собственный прах,
Распыляются меры, впервые таковыми представ.
Плывёт через море к горам за звездой путевой, слегка расторопный, но не упрямый, словно туман гонимый ветром по небесам, подобно изгой, что в собственных скитаниях вслед за неведомой новью отрывается от всех привычных основ.
Она ведёт меня, ведёт за руку, в танце растворяется взгляд,
Сознание распыляется в истоме блаженной прострации,
Слияние незримым моментом обоюдно ускользает,
Стоит лес нерушимый, безмятежно молчит,
Нет ни шороха, ни искры,
Лишь зелени пышной глубины поглощают и топят тайком,
До свидания, Атлантида, покорён твоими просторами,
Рек игривых извилины изласкали мой взор,
Столько берёз никогда не видел,
Среди них замирает вся жизнь во вдохе,
А далее на прощание, словно с милой, прикосновение локонов никогда не забытое,
Стоит лишь коснутся любви, так вся жизнь погружается в милость,
Безпрерывных скитаний души в такт стучащего по рельсам поезда,
Неподалёку слышатся всплески волн, шелест южных равнин,
Объятиями спокойствия меня встречает дом, хребты холмистые, изрезанная морем береговая линия,
Ну привет, бездна опасной пучины, моя песнь раздаётся о том,
Твоя природа и в блеске далёких святил над тобою,
Где нет ни людей, ни их помыслов, замирает мятежность в ночи,
Аромат цветов распустившихся впадает в безбрежную пору,
Не бывает много от души, бывает душевная паскудность или малость мелкоты,
Жизнь прогорает искрением хвороста, дров, источает безвозмездно тепло безхозное,
Времена красивые, только всегда кто-то всё портит, острая нехватка благосклонности,
А свет и строки стихов уходят обратно к звёздным вершинам,
Словно скитальцы пожизненные хоть раз возвращаются к истокам,
Так вырываются ввысь все песни, молитвы и светлые мысли,
Ничего не случается поздно, если жизнь случилась,
Пусть рассыпаются драгоценные камни, пусть разливаются вина.
Как не крути обстоятельства, творец есть сотворённое. И речь не о постулатах или догмах, речь о том, что не имеет опровержения. Творец будучи творцом является тварью, его бытийная сущность возможна только тогда, когда она пребывает, но она пребывает где-то и в чём-то, имеет исток, и так безконечно, всё имеет исток, и каждый исток исходит из другого истока, попробуйте разгадать свою природу и вы найдёте его, и творца, и исток. Это скорей физика, либо метаморалес неотлучной динамики, создание объективного знания из мысли, из логоса, присущий жизни и любой сущности материализм. Исходя из того, невозможно опровергнуть таковое изречение: "Если есть "что-то", то абсолютное "ничто" невозможно, ведь что-то не может произойти из ничего". И не важно про что идёт речь, про материю или про бога, поскольку любое наличие исходит из чего-то, являясь чем-то, оно не может исходить из "ничто", это невозможно, поскольку ничто ничего не определяет, это безконечная пустота не имеющая ограничений. Следственно, всегда и везде есть "что-то", если есть хоть что-нибудь, и это делает полностью невозможным абсолютное "ничто". Всегда что-то исходит из чего-то являясь тем, это делает их полное отсутствие физически невозможным. Материя есть всегда, вечно и безконечно, иначе её не было бы или её нет формально и закономерно. Следуя этому принципу высшая форма жизни или божество достигает самой сути безконечного "что-то", продуцируя себя по нарастающей, по опережающей всеобъемлющую инерциальность материи, чем собственно и является жизнь, но ещё в простой догоняющей и отстающей форме, в большей степени производной, чем производящей. Получается, что понятие бог или бог как таковой возможен только в форме абсолютного патетического творчества, перманентное оргазмическое созидание большего чем он есть, опережающая достигаемость большего, рождение и произростание, безпредельное плодотворное экстатическое пребывание в том, чего ещё не было, он всецело превосходит творчеством то, что он есть, опережая события, он творит себя прежде, чем бытие сможет взять инициативу, бытие исходит из него, а ни он из бытия, но божественное никак не подобно человеку, бог не может иметь людского облика или уподобления ему, а следственно космизм и физика вполне божественны, ибо целиком отражают действительность, творческий материал. Так и мы в подобии его отголосков являемся тем, чего не было нигде и никогда.
Людям конечно же далеко до абсолютного созидания бытия из чего-то сырого и однородного, как окружающий космос, но мы либо исходим из того, либо зародыши этого.
История цивилизации прорывается сквозь жизнь нанесением себе фатальных и необратимых увечий, болью, растерзывая души уподобляющих её себе и тех, кто сдерживает её своей глупостью или прихотью.
Для детей, для невинности, жестокость – это забава. В естественных условиях, где нету социальных внушений или зачатков зрелой культуры в осознанном возрасте перебивающих естественный аппетит к жизни, жестокость проявляется по умолчанию, как в дикой среде. Но наигранная уравновешенность безплодна, безынициативна, травоядные имеют свойство внушать наивным социальные формы поведения искажающие естественную природу, привилегировать посредством эмоций одно и занижать приоритет другого, даже если это не меняет жестокость и разрушительность многих аспектов жизни, лишь поверхностные личины, но тем из века в век искореняя социальным синхронизмом гибкость мыслительного аппарата из всего рода людского, ведь ограничиться лицемерием могут только глупцы. Все манипуляции и формы поведения образуются через полученные эмоции (боль/удовольствие) по врождённым колеям метаболизма, в ходе чего формируется опыт и воспоминания, рефлексы и навыки, рост нервных ветвей, из которых самые основные являются исходно обусловленными, неизбежными в нормальной физической среде.
Диетический культ, звучит абсурдно, ахинеитически.
Диета может быть только оздоровительной или профилактической.
Что ожидают обездоленные? Что они воцаряют собой?
Ни небо, ни море, ни солнца пылающий огонь!
Чего здесь ещё нет? Всё готово!
Лишь не хватает истинной воли, её воплощений, в деяниях всеобъемлющих, непокорных,
Нужны не сторонники, а пророки,
Нужны не управленцы, а господствующие,
Не люди, а вершители,
Своей сущности хозяева, мира предстающего провидцы.
Через порог перешагнут не многие,
Но врата распахнутся,
Царство грядёт, его зарево на изумлённых лицах,
