*
Так вот, клада я не нашел…. если не считать серебряной рюмки и бронзовой иконки с Георгием Победоносцем, я откопал их случайно, когда готовился идти на рыбалку вместо червей…. До сих пор они хранятся у меня как память о бабушкином городе на далеком севере.
*
*
Благодаря дедушке у нас единственных на целой улице был свой домашний телефон, даже у нас с мамой в Перми своего телефона не было, а тут был. Телефон был старый, черный с большущей трубкой и звонком похожим на птичью трель. Обычно, когда он звонил, трубку брала бабушка Фиса, и потом долго и основательно говорила о том, где можно найти нашего деда Гришу. Иногда телефонировали бабушке, когда срочно нужно было выйти на работу, честно я тогда не имел никакого представления, где она работает, а она, как и дедушка была очень немногословна, хотя очень заботлива, иногда прям до плача. Моего конечно. «Где ты был..?» «Что ты ел?» «Откуда взялся синяк?» «Ты заправил пастель? И так целый день кругом – с утра до самого вечера. Я ругался, слушался, спорил и плакал. Но, даже будучи ребенком уже понимал, что так меня бабушка любит, наверное, и маму она любила также, когда та, была маленькой девочкой.
Когда черный телефон неожиданно зазвонил рано утром, я даже не подумал к нему вставать. А он все трельчал и трельчал.
– Бабушка! – закричал я. – Деда! – в ответ тишина. Пришлось встать, хотя мне и запрещалось самому отвечать не телефонные звонки, в этот раз кажется, никого не было дома. А телефон не желал замолкать.
– Алооо, – сонно спросил я в трубку. А там шум, сквозь который пробился мамин голос:
– Зайчик, это ты…?
– Я не зайчик, – пробурчал я в ответ. Никогда не любил когда она меня так называет.
– А кто ты? – рассмеялась мама в телефонной трубке.
– Я пацан! – гордо ответил я, почесывая свою пятку, к которой прилипла чешуйка березовой коры.
– Хорошо зайчик – пацан, – мамин голос стал игриво серьезен. У нас большая радость.
– Какая? – я все еще пытался проснуться.
– Через неделю мы едем к теплому морю в Крым! Неожиданно дали путевку от завода, совершенно бесплатно!
– Ура! – закричал я, окончательно проснувшись. Я так долго мечтал о настоящем море. Но кто-то другой внутри меня начал грустить. Мне так не хотелось покидать этот маленький сказочный городок, наполненный самыми занимательными историями. Я подумал, что он не рассказал мне все, что мог еще рассказать, а еще не хотелось расставаться с Сережкой и Лекой.
– Ты чего там замолк? – взволновалась мама в телефонной трубке.
– Радуюсь…, – тихо пробурчал я.
– Хорошо, – успокоилась мама. – Мне пора на работу. Слушайся бабушку и деда, я приеду через пару деньков. Пока мой зайчик – пацан.
– Пока мама, – ответил я телефонным гудкам. Я тоже тебя люблю…
*
Сережка воспринял новость о том, что я скоро уезжаю на море в Крым с неописуемым восторгом. Прыгал как сумасшедший, пытался сделать колесо и требовал, чтобы я привез ему настоящие морские раковины, краба и морской воды в стеклянной бутылке.
А Ленка надулась. – И чего ты так радуешься? – спрашивала она своего братишку. Это ведь он едет, а не мы. – И ничего он тебе с этого самого моря не привезет. Мы же останемся здесь, а он будет там в своей Перми, – она махнула рукой в сторону Соликамского тракта.
Я не знал, что сказать. «Наверное, она тоже не хочет расставаться», – подумалось мне. А еще я обещал, что мы вместе сходим рано утром на колокольню Воскресенского собора, где уже пятьдесят лет находился местный РДК, то есть районный дом культуры.
– Лека…, хочешь, мы завтра поднимемся на башню? – спросил я.
Ленка задумалась на целую минуту, обычно она так долго не молчала. А затем сказала: Хочу.
*
История с колокольней Воскресенского собора была очередной Лекиной авантюрой. Почему-то она вбила себе в голову, что просто должна подняться на эту башню, чтобы увидеть весь город с высоты птичьего полета. У Леки, даже был План. Она просто утащила ключи от РДК у своей бабушки Веры, которая иногда помогала в клубе, дежурила там, издавала стенгазету и играла в театральной студии бабу – ягу в новогодних сказках и Строгого, но справедливого учителя в летних постановках у старшеклашек.
По Ленкиному плану проникнуть в колокольню мы должны были вдвоем. «Серенького не брать, он будет обузой». Сережка, конечно, обижался. Но с Ленкой старался теперь не спорить. Рано утром, пока туда еще никто не пришел. Благо и мои – дедушка с бабушкой Фисой и Лекина бабушка Вера из дома уходили еще раньше раннего, часов в 5– 6 утра. Мы запланировали слинять в семь.
*
Проснулся я тогда ровно в шесть, есть у меня такая способность просыпаться к нужному времени, правда, иногда я могу залежать, то есть проснутся как нужно, а потом лениться вставать, и так лежать, пока не усну снова. Я проснулся и слушал, как собирается на работу бабушка Фиса. Дед еще вчера умчался в свою очередную внезапную командировку. А бабушка как назло не уходила, все чего-то искала, шумела, готовила мне завтрак. Кое как дотерпел, пока она уйдет. Тут – же кто–то зафигачил камешком в мое окно. Я выглянул, конечно, это была Лека. Серьезная, кажется, не выспалась, одета в синий спортивный костюм и свои заношенные сандалии с оторвавшимся и замотанным изолентой ремешком. Лека с распущенными светлыми, выбеленными солнцем волосами, колышущимися на ветру и нежными голубыми глазами.
– Ты выходишь?! – шепотом кричит она.
– Выхожу также отвечаю я.
Натягиваю шорты и майку, беру завернутые в салфетку пирожки с зеленым луком и долго ищу в темной прихожей свои тряпичные кеды без шнурков.
По знакомым и ставших родными улицам мы крадемся как два партизана, придерживаясь кустов и зарослей больших деревьев.
У РДК никого. Я стою на атасе, а Лека натужно крутит старым ключом в ржавом замке. Замок скрипит и не хочет впускать. По пыльным каменным ступеням, кажется стертым от времени, так что посредине каждой ступени небольшая канавка, мы поднимаемся все выше и выше в полутьме. Окна здесь забиты фанерой, старыми плакатами «Намолотим хлеба!», «Партия и народ – едины!», «Кулака возьмем в кулак – он наш враг!» А мы, все идем, кажется, по ставшей бесконечной старой каменной лестнице. Пока ветер не начинает дуть прямо в лицо.
– Пришли, – шепчет Лека.
– Да – отвечаю я, обескураженный открывшейся красотой.
Перед нашим взором город – игрушка, как у господа на ладошке. Все внизу такое маленькое и красивое. Совсем рядом каменная церковь Преображения Господня без колокольни – хлебозавод, – справа внизу, позади – древнее Троицкое городище, место стоявшего до 18 века деревянного кремля. Отсюда с самой высоты видны части земляного вала. И гора Полюд – в утренней дымке.
Лека взбирается на окно по щербатой кирпичной кладке.
Куда ты, дурище! – кричу я, хватая ее за синее трико и за ноги, так чтобы она вдруг не рухнула вниз, как птица.
– Да, обними меня и держи очень крепко! – хохочет Лека. Иначе, я улечуууу!
Я держу…, прошло столько лет, а я, никак не могу позабыть этот самый момент. Нет, ничего не случилось, никто не узнал об этой шалости, и нам не попало.
*
Крым и теплое Черное море, это такая большая история, то первое море до сей поры иногда шумит в моих самых сладких снах, лишь иногда прерываемое одним из кошмаров. Круглолицый лысый старик в засаленной фуфайке, протягивает к моей голове свои ладони, похожие на корни деревьев и начинает водить ими по кругу, что – то шепча себе под нос.
Я вижу, как из рукавов фуфайки появляются кусающие себя за хвост змеи.
– Не ходи Большой корабль, – шепчет он, – Будет много смерть.
И я, начинаю захлебываться ледяной соленой водой и кричать.
Мама тогда сильно была на меня зла, когда я уперся и не поплыл на Большом корабле из Ялты в Новороссийск. Наши билеты пропали, а они, по словам мамы «стоили больших денег, которых у нас итак очень мало».
Мама ругалась до самого нашего отъезда, так хотелось ей покататься на большом белом корабле, и еще целую неделю ругалась после нашего прибытия в Пермь. Пока в одну из центральных газет не просочилась эта ужасная история с пароходом «Адмирал Нахимов». Теплой южной ночью этому Большому кораблю встретился грузовой теплоход-сухогруз «Петр Васев», на борту которого было около тридцати тысяч тонн ячменя из Канады. Суда столкнулись. На «Нахимове» находились 1243 человека, из них 423 погибли. Мы могли быть среди них.
*
В школу из-за нашего отдыха в Крыму я пошел только 2 сентября и встретил там своего Медведя. Теперь наяву. Мы стали учится в одном классе, в 1 Г. Мы не то что дружили, но всегда старались держаться вместе, быть рядом. В четвертом классе Медведь исчез на целый год. Я думал, он уже не никогда вернется. Кажется, он лечился, и поэтому учился в какой – то специальной школе где – то на Юге. И так на протяжении всей моей жизни, Медведь куда – то пропадал, затем неожиданно появлялся. Мы общались, рассказывали друг – другу свои истории, но так и не стали настоящими друзьями, хотя, может быть это и есть дружба и не важны никакие расстояния и условности.
*
То было мое детство… в семь лет.