Кирилл Андреевич Кузин
20 секунд
– Извините, ребят, но мы не можем вам его отдать. Сын уже несколько дней ничего не ел. Слава Богу, хотя бы снег выпал. Можно на воду растопить.
– Согласен, снег – это спасение в нынешнее время. Но нет. Нам нужен пакет. Я сам ничего не ел с позавчера. Смотрите, сколько тут голодных ртов. Думаю, что содержимого едва хватит нам четверым. О вас и говорить нечего.
– Зачем вам это? Ребят, я правда прошу вас: давайте разойдёмся по-хорошему. В трёх километрах отсюда госпиталь. Там есть пункт выдачи гуманитарной помощи. Мы еду получили в нём. И вы туда сходите. Погреться, поесть.
– На беспризорников там всем плевать, – подал напряжённый голос Лёша. – А так интереснее жить.
– Неужели грабить кого-то доставляет вам такое удовольствие, ребят? – пролепетала женщина, еле сдерживаясь, чтобы не зареветь.
Внутри Лёни зашевелились сомнения на счёт того, стоит ли продолжать диалог и вообще… Семья изнурённых людей пыталась выжить в чужой войне, защищая ребёнка. Так бы поступили бы и его родители. Но Лёня беспощадно гнал от себя эти мысли. Во-первых, он не мог второй раз подряд ударить в грязь лицом перед бандой. Он допускал, что после такого его могли послать куда подальше, а одному выживать становилось гораздо труднее. А во-вторых, желудок вовсю сводило. Парень и его товарищи выглядели не лучше своих жертв. Поэтому тут уже решала сила, кто сегодня будет ужинать.
Злясь на свою мягкотелость и сомнения при очевидной необходимости поступить так, как требует потребность, Лёня гаркнул:
– Заткнись! В последний раз говорю: отдайте еду по-хорошему. Иначе придется её отобрать.
От его выкрика ребёнок вздрогнул, прижавшись сильнее к матери. Его наличие ещё больше портило настроение Лёне. Он бы не хотел, чтобы пацан умер голодной смертью, но выбирать не приходилось. Сам он умирать не собирался тоже. Лёня направился к мужчине. Алкоголь вырубил какое-либо чувство осторожности. Он просто желал есть, хотя бы сегодня.
– Отдайте мне!
С этими словами он толкнул мужчину, попытавшегося отстранить Лёню, в сторону и наклонился за пакетом.
– Отдай, паскуда!
Но женщина, переставшая плакать немыми слезами, однако с тем же безумным взглядом, заслонила собой ребенка и крепко вцепилась в ручки.
– Влад, у него же нож!
Лёня выставил оружие в сторону мужчины, но тот, не обращая на него внимание, пустился защищать семью. Одним движением он увернулся от ножа и толкнул нападавшего. Лёня не упал только потому, что изначально опорной ногой выбрал левую. Выругавшись, он взмахнул оружием, отпустив пакет.
– Влад!
Её муж вновь увернулся от ножа и ударил Лёню по лицу. Удар вышел не очень болезненным, но от него Лёня опешил, будто придя в чувства. Щёку прижгло, почувствовался прилив крови к ней и пульсация. Его товарищи заулюлюкали.
– Изверги! Что вы творите?! – вскричала женщина.
Лёня бросил взгляд на мальчика. Тот выглядывал из-за матери, трясясь от страха.
– Папа! – прокричал он тонким голоском.
И его крик так глубоко запал Лёне в душу, что он готов был тут же отступить. Если бы не собственный голод.
Мужик стоял в какой-то непонятной стойке, отделяя собой семью от опасности. Лёня хмыкнул. Наступила его очередь атаковать. Он молниеносно выполнил выпад, чем застал защищающегося врасплох. В этот раз мужчина не увернулся от ножа. Послышался треск материала пальто. Мужик завалился на спину от толчка, а Лёня, не останавливаясь, наклонился к пакету. Женщина, не успевшая ничего осознать, дернула его на себя. Раздался ещё один протяжный звук, и на тонкий слой снега высыпались продукты. Что-то из съестного покатилось по тротуару. Пакет оказался полностью опустошённым, превратившись в тряпку.
Но женщина переключила внимание на мужа. Подбежав вместе с ребёнком к нему, она охала, причитала и плакала, осматривая завалившегося мужчину. Её причитания становились громче и громче. Тому повезло. Нож всего лишь разорвал пальто, не добравшись до тела. Поэтому он без труда встал на ноги, с грустью разглядывая образовавшийся на белом снегу натюрморт.
– Уроды! – шипела женщина. – Изверги! Как вас Земля носит?
– Ребят, мы же сограждане одной страны, зачем вы так? – с глубокой грустью в голосе спросил мужчина.
– Да всем плевать на нас. И на вас. Идёт война. И я не хочу погибнуть в ней, – бросил Лёня, рассматривая продукты.
– А мой сын, думаешь, хочет? – вскрикнула женщина, не имевшая уже сил остановиться в охватившей её истерике. – Думаешь, я хочу, чтобы он и другие дети страдали? Да вы тоже дети! Думаешь, я хочу для тебя зла?
Мужчина присел рядом с ней и ребёнком, молча плачущем, но крепко обнимающего маму. Он с нескрываемой злобой смотрел прямо на Лёню, а тому пришлось отвернуться. Ему было не в первой ставить себя на чужое место, да ещё и такое знакомое. От этой перестановки точек зрения он ненавидел себя сильнее, чем обычно. Кто он такой, чтобы влиять на чужие жизни вот так? Но что-то внутри заставило Лёню заблокировать подобные мысли и, отложив нож в сторону, начать загребать продукты ближе к себе. Все участники действия наблюдали за ним, размышляя каждый о своём.
– Оставьте нам хотя бы какую-то часть. Пожалуйста.
Усталый голос отца семейства слабо раздался со стороны. Но Лёня смолчал, упрямо загребая вместе с едой снег.
– К сожалению, вам придется найти себе ещё еды, – подал голос молчавший до этого Егор. – Тут вряд ли хватит нам всем.
С этими словами он начал помогать Лёне.
– Как же мы до такого докатились…
Лёня исподлобья взглянул в сторону жертв грабежа. Но посмотрел мимо них. Его глаза отвлеклись на черную тень, прошмыгнувшую по лестнице дома на веранду. Оттуда теперь на происходящее внимательно наблюдало два жёлтых огонька.
– Знаете, мы и правда могли бы с вами кое-чем поделиться…
Все, как один, уставились на Лёшу. Его лицо скрывалось в темноте, хотя он стоял на самой границе света и ночи.
Ни мужчина, ни женщина не проронили ни слова. Владислав обнимал за плечи жену, а та всхлипывала, не в силах обуздать эмоции. Их сын сидел под защитой родителей. Он молча переводил детский суровый взгляд с Лёши на Лёню и обратно, перестав дрожать.
Пауза затягивалась. Её нарушали только далёкие разрывы снарядов и еле слышное гудение фронта.
– Что, никто не хочет узнать, о чём моё предложение?
В этом вопросе скрывалась не только злоба, но и ощущение превосходства из-за возможности вершить чужие судьбы. Он точно скалился своими кривыми зубами, и Лёня красочно представил это обезображенное лицо, замышлявшее нечто коварное.
– Ладно. Скажу так. Мы можем поделиться с вами частью еды. Но взамен мы уединимся с вашей женой в этом красивом доме…
Ему никто не дал договорить. Внезапно с разных сторон послышались возгласы.
