Кирилл Александрович Шабанов
Рожденные в дожде
– Ладно, Джимми Пейдж,– Пэд поморщился, – Если в следующий раз тебя будут доставать фанатки, направляй их ко мне!
Он кивнул проходящей мимо симпатичной девушке:
– Ей, привет! Мы выступаем сегодня вечером! Если дашь мне свой номер, я помашу тебе со сцены!
Она, вежливо улыбнувшись, прошла мимо.
– Не хочу огорчать тебя раньше времени,– Слайд положил руку на плечо Пэда.– Но когда она услышит, как ты играешь, то, скорее всего, уедет отсюда
– Иди, лучше, привяжи новые струны к своей балалайке. А то те, на которых ты играешь, звучат, как веревки для сушки белья!
– Мы посмотрим, что будет просить толпа в конце выступления – соло гитару, или долбежку твоих трещоток.
– Держите, черти!– подошедший Раф кинул им по футболке.– Первая страница в летописи нашей победы!
За ним подтянулись остальные, и они снова начали пробиваться через шумную цветную толпу.
♫ ♪ ♫ ♪ ♫ ♪
Музыканты находились в зоне, предназначенной специально для выступающих – в отгороженном секторе для групп-новичков, где располагались их вагончики для жилья. Прохладный вечерний воздух наполняли, приглушенные расстоянием, мощные звуки музыки. Вокалист с Настей сидели на ступеньках их «домика», в окружении остальных. Тихий разговор был прерван подошедшим «коллегой» из соседнего фургона, до этого, неподвижно стоящим у себя на «крыльце». Взгляды музыкантов задержали его на некотором расстоянии – он остановился у невидимой черты, соблюдая дистанцию, необходимую при первом знакомстве.
– Есть зажигалка?
Голос был тихим, хриплым. А его обладатель – высоким, худым, с острыми чертами лица и подведенными глазами. Длинные волнистые волосы покачивались на слабом ветерке, как подводные растения в толще темной воды.
Раф протянул вместилище огня. Парень прикурил. В свете заката, попавшем на бледное лицо, когда «гость» повернул голову, закрываясь от ветра, Вок смог лучше его рассмотреть – небольшой шрам на подбородке и, совершенно мертвые, ничего не выражающие глаза. На вид он был старше, чем участники «They want something more».
– Тоже выступаете сегодня?
– Выступаем,– Раф принял зажигалку обратно из длинных сероватых пальцев
– Боитесь толпы,– то ли спросил, то ли сказал обладатель неподвижных глаз.
– Ха! Мы ждем, когда она унесет нас на руках!– дерзко выпалил Слайд, скрестив руки.
– Удивительно, как бездумная масса, не разбирающаяся в музыке, способна в одно мгновение уничтожить самого талантливого музыканта… – узкое лицо было лишено всяких эмоций, как и тихий голос. – Или – вознести бездарного.
Он затянулся, сверкнув перстнем.
– Ты уже выступал здесь?– Вок поднялся.
– Выступал на похожих фестивалях. Здесь–впервые.
– И что же, бездумная толпа не затоптала тебя?– усмехнулся Слайд.
Стоявший напротив, кинул ледяной взгляд:
– Запомни, маленький гитарист – ты никогда не должен думать о толпе. Только так можно чего-то достичь. Мы не зря стоим выше их, а они толкаются у наших ног. В древности, арены располагались внизу, и народ, сидящий на трибунах, управлял теми, кто был под ним. Но это было давно. Теперь – мы сверху. Мы – управляем ими, нельзя давать им власть и пытаться подстроиться. Тогда – они не смогут повлиять на тебя.
Он закончил свою гипнотизирующую речь.
– Как ты узнал, что я гитарист? – вопрос Слайда был прямым и жестким.
Неморгающие глаза опустились на скрещенные руки виртуоза:
– Я вижу это по твоим пальцам. И по тому, как они двигаются.
Под пронзительным взглядом, Слайду стало не по себе. Он ощутил потребность сделать шаг поближе к своей группе, и уже качнулся в сторону, но пересилив себя, остался на месте.
– Аид, куда ты пропал?– из соседнего фургона высунулось бородатое лицо в клубах дыма. Открытая дверь выдала переливы женского смеха внутри обители.
Бездушное лицо повернулось на голос:
– Уже иду.
– Аи-и-ид!– вывалилась шатающаяся девушка из того же фургончика – Мы тебя потеря-я-яли! Иди к нам!
Бородатый высунулся сильнее, крикнув ей в спину:
– Ей, а ну вернись! Тебе нельзя здесь находиться! Тебя не должны видеть!
Не слушая его, она подошла и повисла на плече их странного собеседника. Аид в последний раз повернул пустой взгляд на музыкантов:
– Мне пора. Удачного выступления.
Он выкинул непотушенный бычок, и заскользил, увлекаемый шатающейся девушкой.
– Жуткий тип,– Настя поежилась, подошла к Вокалисту и прижалась к нему.
– Ладно,– Вок отвлекся от мыслей, вызванных словами Аида. Думаю, надо потихоньку собираться.
♫ ♪ ♫ ♪ ♫ ♪
Столько народу на своих выступлениях они не видел никогда! Единый гул толпы сливался с голосом ветра. Сцена была необычно широкой, они не привыкли находиться так далеко друг от друга. Выходя, они оглядывались вокруг, не уверенные, что смогут заполнить собой все пространство. В то же время – нельзя было испуганно жаться на маленьком островке. На удивление, совет Аида пришелся кстати, и они заняли места, показавшиеся наиболее удобными, не заботясь о том, как это смотрелось снизу.
Вок кинул пару приветственных фраз в микрофон, подхваченных ревом толпы. Его голос впервые дрогнул…
Он закрыл глаза. Отвернулся от бесчисленных голодных существ, жаждущих впитать в себя пока еще не развернувшееся звучание – все, до последней капли. Медленно открыл их снова. Встретился с испуганным взглядом Пэда, сидевшим в десятке метров от него. Это вернуло уверенность – ведь лидер группы отвечал за состояние других и не мог проявить слабость в такой момент. Вок сдвинул брови, показал кулак с оттопыренными большим пальцем и мизинцем, улыбнулся и кивнул, давая сигнал барабанщику. Пэд улыбнулся в ответ, выдохнул, высоко поднял руки над головой, подержал их так секунду…и зафигачил дробью шестнадцатых!
Вок резко развернулся к микрофону, и его высокий крик ввинтился в толпу. Тут же, на помощь пришли Раф, начесывающий верхние струны, и Димон, яростно щиплющий бас. Настя подхватила высокие ноты в первом куплете. Слайд играл квинты отрывистыми ударами.
Они делали то, что умели лучше всего – вызывали бурю! Голос Вока привычно начал смешиваться с Настиным, закручивая воронку торнадо, уже затягивая ничего не подозревающие души в себя. Четыре тучи изливали мелодию, дождем затапливавшую стоящих внизу. Раздавались сокрушительные удары грома, выходившие из-под рук Пэда. Яркими молниями проносились соло Слайда. Толпа неиствовала. Ее кидало из стороны в сторону в волнах шторма. И ей это нравилось. Когда Вок выдавал особо сильные порывы, поток ветра кидал первые ряды, стоящие ближе к сцене, на ограждения. Мир сотрясался. А они – были центром, пускающим эти колебания.
Как и на всех выступлениях, музыканты начали забывать себя, перерождаясь в стихию. Необузданная сила сорвала их со своих мест. Раф закрутился по сцене. Вок выдернул микрофон из держателя и уверенными шагами расхаживал по сцене. Слайд неистово метался, периодически, подбегая к Пэду и играя рядом, согнув ноги в коленях. Вок рванулся к Насте, и они исполнили концовку очередной песни в один микрофон. Он видел ее светящиеся глаза, когда два голоса становились единым.
Их песни, рожденные где-то глубоко внутри и отточенные, затем, многодневным трудом, теперь являли себя миру. Выращенные взаперти, в тесных душных барах, здесь они смогли развернуться на полную, и, почувствовав волю, опьяненные свободой, носились, сметая все на своем пути.
И музыканты подгоняли их громкими криками, звонкими ударами тарелок, и пришпоривая острыми соло.
Эти песни будили что-то в людях внизу. Что-то не проявленное, чему всегда уделялось слишком мало времени в повседневной жизни. И это «что-то» откликалось на зов и вырывалось диким криком наружу, присоединяясь к царившему вокруг хаосу, отчего людей трясло, а их руки вскидывались вверх.
Сцена уже не казалась большой и пугающей – это был их дом! Это был их мир! И они вызывали безумства и беспорядочные движения, словно древние божества, мелькающие перед дикарями. И те, внизу, стремились принести жертву к их алтарю, украшенному возведенными мегалитами колонок – они отдавали свои голоса, выжимая весь воздух из легких. Они отдавали свои тела, подчиняясь движениям Вокалиста, повторяя за ним – хлопающим над головой. И они отдавали души, снимая музыкантов на камеры и покорно распространяя власть своих богов.
Вок щедро давал соло-гитаристу проявить себя в каждой песне, уже отзвучали многие его замечательные композиции – и та, в которой он после утвердительных бэндов грациозно шагал по грифу – два вперед, один назад. И другая, где он играл слайдом, погрузив на время толпу в подобие транса тянущимися звуками, давая возможность передохнуть толпе, чтобы, затем, вытянуть из нее остатки сил, по каплям собравшихся за это время.
Они, так же, отыграли вместе с Рафом, перекрикиваясь гитарами из разных углов сцены. Но, сходясь, они не успели добраться друг до друга, чтобы скрестить грифы гитар – из-за сложности композиции они передвигались маленькими шагами, и не сумели покрыть большое расстояние. Так и стояли на полпути, бросая друг в друга звонкие трели.
В последней песне, длящейся целых девять минут, по предложению Насти, каждый получил время для своего соло.
Начинал Вок. Инструменты замолчали, осталась только приглушенная ритм-секция – едва слышные удары Пэда в хай-хэт и бас-гитара Димона, звучащая на заднем плане. И Вокалист, в наступившей тишине, прогнал несколько раз измененный куплет, исполнив на тон выше, добавив йодль и немного расщепления. Он стоял, обхватив микрофон обеими руками, почти касаясь губами. Лицо было напряжено, но участники коллектива понимали, что Вокалист сейчас находится очень далеко – внутри себя.
Вок начал немного понижать тон голоса, добавляя к нему ярости с каждой фразой. После четвертой строки он отбросил от себя недовольно свистнувший микрофон, и в дело вступил Раф.
Под ту же приглушенную ритм-секцию, он играл фингерстайлом, смешав одновременно две мелодии: основную – звучавшую на протяжении всей песни, и – имитировавшую голос Вока, находящийся в ней. Раф повторил последние две строки куплета, делая своеобразный бридж, и сыграл припев, залив в конце небольшое соло.
Пришел черед Насти. Ее звенящий голос затрепетал в воздухе. Тонкий, нежный, почти растворяющийся в вечерней прохладе. Конденсируясь, нотки мелкими капельками выпадали на отзывчиво подставленные лица людей внизу. Они позволили смыть с себя последствия шторма – удалить налипшие частички ярости, место которой занимало умиротворение. Последние фразы прошелестели через микрофон почти шепотом. Настя отвернулась и медленно пошла вглубь сцены. Вперед выходил Димон с уверенно смотрящим вверх длинным грифом бас-гитары.
Глухие тяжелые капли упали в толпу. Они с неохотой вываливались из инструмента, ударяли плотными шлепками открытые лица и сбегали вниз толстыми ручейками. Колебания струн, толщиной почти в мизинец, были хорошо заметны, а рождаемые ими капли – невидимы, но, все же, не менее реальны. Если кто-то и думал, что бас-гитара не может звучать красиво, то теперь признал свою ошибку – люди радостно ловили эти плотные капли поднятыми вверх ладонями. Димон не спеша поднялся по грифу и ударил по верхней четвертой струне, ставя точку.
В полной тишине тихо отзвучало два такта, отмеренных Пэдом в хай-хет. Музыканты неподвижно выждали эту паузу, усиливая напряжение, а, затем, ворвался Слайд.
Не давая опомниться, он засверкал звонкими переливами легато, и люди, неожиданно для себя, оказались обстрелянными жгучими молниями, резкими вспышками мечущимися вокруг. Слайд взвинчивал неукротимый, дикий звук, хищная гитара дергалась в его руках. От попавших в нее молний, толпа взревела. Но Слайду этого было мало. Он, издеваясь над извивающимся и кусающимся звуком, трепал и выворачивал его в немыслимые положения. Вок больше не сдерживал его яростную мощь – он решил, что в свой звездный час каждый должен будет прозвучать так, как он того хочет. Слайд несколько раз делал паузы размером в секунду, обманывая слушателей ложным завершением, с последующей серией разрядов. Наконец, он сильным ударом по всем струнам, оборвал каскад ослепляющих вспышек. И за ними пришел гром…
Пэд не щадил палок. Он, поворачивая корпус, бил в плоские чаши барабанов, с сокрушительной силой вдавливал педали. Его руки мелькали, хлестко задевая диски тарелок. Пэд выбил серию триолей в малый барабан, запрокинув голову, и, после мощного удара в крэш, его руки опять смазались в воздухе. Раскатистые удары грома аккумулировались резонирующей с запозданием толпой, возвращающей барабанщику эхо. Его тело предстало рокочущим механизмом, рождая суеверные возгласы. Всегда закрепленный на одной точке, сейчас он будто рвался вперед, пытаясь разорвать невидимую цепь. Еще одна волна брейков и… гром прекратился так же неожиданно, как и начался, прощаясь затухающими звонами нагревшихся тарелок.
Шторм ушел, оставив беспорядочно разбросанные обломки чувств и вывернутые с корнем эмоции.
♫ ♪ ♫ ♪ ♫ ♪
Они стояли за сценой, не в силах отойти после перенесенного, возбужденно крича, и перебивая друг друга, делились впечатлениями. Ушедшая буря оставила им в благодарность часть энергии. На сцене уже были следующие участники, но музыканты не слышали ничего, кроме возгласов своей группы. Они сделали это! Покорили Олимп! Казалось, полученного восторга хватит на всю оставшуюся жизнь! И они, не зная, куда деть полученные силы, обнимались, хлопали друг друга по спинам, терли кулаками взъерошенные головы своих собратьев, толкали локтями. Они снова были самими собой – простыми молодыми ребятами со страхами и надеждами, целями и стремлениями, желаниями и мечтами. И если бы кто-то из публики увидел их сейчас, то удивился бы, насколько они обычные. Совсем не те, наводящие трепет, древние божества – грозные, безупречные и всесильные. За пугающими идолами просто скрывались умелые кудесники.
В поле их зрения появилась подозрительно знакомая башка в дредах.
– Хей, еп! Ну, вы, конечно, задвинули! Я и не думал, что вы так умеете! Бесконечно горд вами, граждане!
– Фак! Как ты здесь?!.. Откуда?! Как ты…– Пэд округлил глаза, обводя пространство руками.
– Один мой знакомый тип работает тут в бригаде технарей, отвечающих за звук! Он по-тихому пустил меня за сцену. Ну да хрен с ним! Раз вы сегодня звезды, думаю, угостите старого друга! – он оглядел сощуренными красными глазами ошалелых музыкантов.– Ха! Неужели вы думали, что я пропущу выступление своих братанов?! Да я в тот же день взял сюда билет, когда вы сообщили!.. Ну, на той же неделе…
– Охрана! У него оружие и наркотики! Это очень опасный тип, уведите его! – Слайд помахал стоящим неподалеку стражникам. Они сделали шаг и остановились, неуверенные, шутит музыкант, или говорит серьезно.
– Ей! Ты че, еп! – не ожидавший такого поворота, Фак замотал головой, переводя взгляд на сомневающихся охранников и обратно на группу.
– Я серьезно! Мы его не знаем! – Слайд был беспощаден.
Один охранник все же подошел:
– Извините, но здесь позволено находиться только музыкантам.
– Да ты посмотри на меня – я и есть музыкант! – Фак пытался выкрутиться, что было вполне в его характере.
– Вы участник фестиваля?
–Да! Почти! Я брат вот этих вот! – он ткнул описавшим дугу пальцем в группу.
– Вам лучше сейчас же уйти отсюда, – неумолимо сказал охранник, беря его под руку.
– Да еп! Что за…– Фак оглядывался на музыкантов, уводимый хорошо сложенным мужчиной,– Братва! Не смешно!.. Ладно, я найду вас потом! Тусанем вместе, я познакомлю вас с отличными ребятами!
Пэд дал пять Слайду, под звонкие переливы Настиного смеха.
– А ты был прав, друг мой! Внимание фанатов жутко утомительно!– барабанщик похлопал удовлетворенного соло-гитариста по плечу.
♫ ♪ ♫ ♪ ♫ ♪
Дни фестиваля подходил к концу. Вволю насладившиеся музыканты готовились к отъезду. Пару раз они пересекались с хвалившим их, довольным Кэпом. Анатолий понемногу привыкал к своеобразному обращению музыкантов. Хотя, порой, по привычке делал безуспешные попытки, прося называть его по имени.
Люди разъезжались. Дико выглядящие неформалы расползались по своим норам, ожидая следующей Вальпургиевой ночи, когда можно будет вылезти в мир с остальной нечистью. Трудолюбивые технари разбирали сцену, складывали оборудование. Одна за другой, исчезали многочисленные палатки. Грозные байкеры седлали коней.
Ко входу в фургон музыкантов подошел Аид. Вок заглянул в его неподвижные змеиные глаза, уже не кажущиеся такими пугающими.
– Вы хорошо сыграли. Может, вы и не восприняли мои слова всерьез, но подсознательно, действовали в соответствии с ними. Я видел.
– Почему же, твой совет помог нам, – Вок постарался сказать это с благодарностью, – Ваша группа тоже была на уровне.
Вокалист, с друзьями, видели их выступление, произведшее не меньший фурор. Голос Аида на сцене оказался не таким глухим и, даже, приобрел некоторую глубину. Их барабанщик жарил так, что в конце его установка, наверное, дымилась. А сам Аид частенько играл свипом, что свидетельствовало о вершине его гитарного мастерства.
Уголки губ Аида на секунду приподнялись. Вок не ожидал, что бледное неподвижное лицо способно на такие действия.
– Прощай, маленький вокалист. И вот тебе еще совет, напоследок – не думай о том, что у тебя внутри. Прислушайся к тому, что вокруг. Не разделяй Вселенную на два мира – внешний и внутренний.
– Даст Рок, свидимся! – Вок кивнул, не до конца понимая странного гитариста, но уверенный, что когда придет время, его совет снова всплывет в памяти и поможет найти дорогу.
Он проводил взглядом высокую фигуру с длинными развевающимися волосами, и вернулся в фургон, собирать оставшиеся вещи.
Solo:
Сезон летних фестивалей давно завершился. С теплой погодой ушла и потребность в музыкантах. Во всяком случае, резко снизилась. Им все чаще приходилось возвращаться в надоевшие тесные клубы. Кэп навещал их редкими звонками. Репетиции тоже были не такими частыми, как раньше – старый материал они отточили до блеска, еще когда готовились к «Нашествию», а с новым что-то не ладилось. Возможно потому, что после фестиваля они ожидали резкого взлета. Волна дала бы им новый заряд. Но ее не последовало. А возвращения к прежней жизни они не хотели.
Слайд пинал ногами опавшие листья. В Парке Горького зябко ежились редкие прохожие. Он неторопливо прогуливался вдоль реки. Однажды, их группа дала здесь концерт на двенадцатое июня. Сейчас эта унылая ветреная пустыня под нависшими тучами совсем не походила на то светлое людное место, где они выступали.
Слайд посмотрел на темную ледяную воду, размеренно прорезающую путь через город. Недавно, Кэп признался, что может предложить им только такие сезонные поездки в период короткого лета в пределах пяти-шести сотен километров от Москвы – в узкой полосе от Питера до Нижнего Новгорода. В таких интервалах застревало большинство групп, сумевших показать себя. Теперь они это понимали.
Из них сделали яркий салют – вызывающий восторг, но забывающийся на следующий день.
Слайд сплюнул. Холодный порыв ветра заставил его вжать голову в плечи. Они-то решили, что добрались до верхней площадки, откуда открывались завораживающие виды на далекие горизонты. А оказалось, за последней ступенькой их ждала закрытая дверь с прочно приваренным амбарным замком. Планов на будущее не предвиделось, и группа застыла в пограничном состоянии – слишком высоком положении для игры в барах, но очень далеком от выхода в большой мир.
Толстые голуби издавали насмешливые звуки, подергивая головами. Слайд, топнув, отправил их в недружелюбное небо. За последнее время он, незаметно для себя, снизил время ежедневных тренировок. Сочинять новое не хотелось. А, проигрывая старое, он острее ощущал неудовлетворенность настоящим, сквозь просвечивающие воспоминания. Музыканты становились той самой нечистью, феерично зажигающей несколько дней в году, а остальное время незримо передвигающейся в тесных норах, ожидая, когда планета вновь займет особое положение, открыв портал в их мир.
Слайд ищущим взглядом прошелся по небу, но оно было наглухо закрыто плотными тучами.
Река вынесла одно из последних туристических суденышек. Их сезон тоже подходил к концу.
На землю опускались первые снежинки.
До Слайда донеслись обрывки разговора парочки, проходившей неподалеку. Парень показывал на телефоне какой-то клип, и они с девушкой горячо его обсуждали. Из динамика выплескивался сплошной речитатив.
Слайд с презрением поморщился, и больная мысль снова сдавила голову – их стиль отмирал. Они были одними из последних, делающих попытки возродить его, цепляющихся, изо всех сил, в режущие пальцы струны, но их музыка неумолимо скатывалась в прошлое. Те жалкие крупицы странно выглядящих людей, которые удавалось наскрести со всей страны на короткие дни фестиваля – последние представители их вида, и большинство особей находилось у черты зрелого возраста. Осколки некогда могучего стиля оседали теперь в неизвестных барах, бережно хранимые, но истончающиеся с каждым годом.
И музыкантам досталась эта тяжелая роль – наблюдать падение империи. Они не застали рождение и расцвет эпохи, когда большинство их кумиров выпускало многочисленные хиты, но оставленные сооружения их предшественников внушали почет и уважение, не смотря на явные признаки разъедающей эрозии, грозящей превратить их мир в руины и, вопреки неумолимо наползающим пескам времени, сохранили свое величие.
