Кира Страйк
Канарейка

Глава 16

  Костёр и пара факелов освещали три крытых повозки и небольшую группу людей перед ними. Причём, что они там делали – было совершенно непонятно. Но что-то…  Мигом пододвинув свою "головную боль", только что раздиравшую голову, мелкими перебежками от одной кучки кустов к другой, поскакала на разведку.

  По мере приближения, становилось всё интереснее и интереснее. Уж больно необычным казалось поведение путешественников. Не всех. Взрослый мужик лет пятидесяти, например, как нормальный человек, сидел у костра и что-то помешивал в висящем над ним котелке. Огонь ярко освещал его лицо.

  Я притаилась за небольшой каменной насыпью, внимательно разглядывая участников развернувшейся картины. Нельзя сказать, что с этого расстояния возможно было различить каждую морщину на их лицах, но ближе подбираться не рискнула. И так, можно сказать, осмелела до дерзости.

  Самый старший – тот, что у полевой кухни, был седовлас и пузат. Волнистые волосы до плеч и тёмные глаза придавали ему некоторое сходство с цыганом. Широко расшеперив колени, на которых уютно пристроился его кругленький пивной мамончик, дядька активно раздавал указания остальным. Кажется, среди них он был главным.

  Совсем молодой парнишка, скорее мальчишка, только что подбросил дров, уселся прямо на землю и заливисто расхохотался, глядя на занятную парочку, которая демонстративно исполняла непотребное на глазах у всех присутствующих. Это были мужчина и женщина.

  Знойная, но заметно потрёпанная жизнью барышня лет тридцати пяти – сорока чуть хрипловато, но сочно пропела: "Ах, искуситель мой, я вся горю!", крутанулась на месте и повалилась в растопыренные для объятий руки напарника. Вот прям спиной вниз и задрав ногу.

– Мамочки, какая пошлятина. – я буквально рот зажала, чтобы не рассмеяться вместе с от души веселящимся мальчишкой.

  Было тем забавнее, что в данной парочке комично контрастировали не только габариты, но и возраст.

  На фоне фигуристой и внешне, прям, зрелой тётки её компаньон выглядел тощим сопляком. Согнувшись под тяжестью аппетитных форм "возлюбленной", парень годов двадцати двух – двадцати пяти весьма субтильной внешности и такого же, если можно так выразиться, голоса что-то пискнул, изображая страсть и со всего маху чмокнул зажмурившуюся (наверное, от ужаса) бабёнку.

– Ну что ты делаешь?! Кто так целуется? Что ты клюёшь её, как курица просо. –  "цыган" в сердцах хлопнул себя по коленкам, тяжело опёрся на них и поднялся с насиженного места.

  В ожидании продолжения "камеди в лицах", я во все глаза наблюдала за его действиями, постоянно одёргивая себя от того, чтобы не высунуться посильнее.

– Гляди и учись! – главный важно развернулся лицом к воображаемой публике и со знанием дела продемонстрировал, как надо изображать страсть.

– Талантливо. – я даже головой покивала в темноту, подтверждая это определение, – Либо у мужика действительно чувства к мамзели.

– Барагунд, ну ты же сам сказал, чтобы смешно было. – на самом деле у героя-любовника оказался вполне нормальный голос.

  И отдельно от тётки он смотрелся более-менее прилично. Слишком широкая рубашка, выпущенная поверх штанов, создавала иллюзию излишней худобы, но, думаю, это не так. Жилистый, высокий, но не тощий.

  Барагунд хмыкнул, видимо осознав, что и в самом деле поставил парню две взаимоисключающие друг друга задачи.

– Ну всё равно, не так. – буркнул он, – Завтра начинается ярмарка, а у нас ничего не готово. Ладно, давайте есть. Ким, что там с похлёбкой, поспела? – это уже мальчику.

– Да ладно тебе, вечно ты бурчишь, как старый дед. – женщина усмехнулась на заявление главы группировки и, уперев руки в крутые бока, подошла ближе к костру, – В Атагасе вон как удачно прошло. И завтра нормально отыграем. За три-то дня – точно чего-нибудь наскребём.

  Старший, что-то ворча под нос, уселся в ожидании, когда ему подадут еду. Театрализованное представление закончилось, и началась обычная бытовая суета.

  Стараясь не сдвинуть с места ни один камешек, я, практически по-пластунски, стала отползать назад. Пора было возвращаться.

– Вот оно что, значит, завтра в городе начинается ярмарка. И что нам это даёт? Да ничего. Эх, глянуть бы по нормальному, чем веселят местный люд бродячие артисты. (То, что это именно они – сомнений не вызывало). А у тётки неплохой голос. – я со смехом вспомнила дурацкую сцену, разыгранную на моих глазах.

  И даже мысленно зачем-то представила себя на её месте.

– Да ну, бредятина какая. Примитивная и плоская тривиальщина. М-м-да. О, нравы, о, вкусы!

  Однако, на следующую ночь снова не удержалась, чтобы не вылезти на волю, дабы поглазеть на приезжих артистов. Весь день раздумывала о том, что побег с этой маленькой труппой, на самом деле мог бы стать для меня выходом. Хотя бы на какое-то время, пока не придумаю иной альтернативы. Только как к ним прибиться? Зачем лишний рот этим давно сколоченным рядам?

  Ну ладно, петь я умею, свой кусок хлеба отработаю. И даже готова пожертвовать собственными представлениями об искусстве ради того, чтобы убраться отсюда подальше. Однако, большие сомнения вызывает то, что они вообще захотят связываться с беглянкой. Насколько помню из истории, люди данной профессии представляют собой весьма мало защищённую социальную группу. Зачем им добавлять себе проблем?

– Эх, если не найду нормальной одежды, любая придуманная версия, объясняющая, почему я так жажду попасть в сей творческий коллектив, окажется бессмысленной. Ну что может делать девчонка в монашеском балахоне в непосредственной близости от монастыря? Только драпать из него.

  К большому огорчению, знакомых огоньков на вчерашнем месте не оказалось. Вдруг, накатило ощущение, что прямо сейчас упустила свою птицу счастья – не меньше. Вспомнились лица испарившихся актёров, их поведение, смех, ленивое, незлобивое ворчание этого… Барагунда. Никто, вопреки традиционным представлениям, не орал, плётками не махал. Как-то всё по-семейному, спокойно. Даже уютно. И так захотелось туда, к ним.

  Пусть без комфорта оседлой жизни – он мне и так, скорее всего, не светит. Призрачный статус баронессы? Ха! В лучшем случае, бесправное заточение из одной клетки в другую. "Тёплую", и с незнакомым мужиком, имеющим права и власть законного супруга. И что тогда? Клепать детей, морщась от отвращения? Всё равно ведь сбегу.

  И ещё одна важная мысль никак не давала покоя. Мне достался такой голос. Неужели я смогу угробить этот дар? Просто взять и схоронить в быту навязанного брака? В жизни себе не прощу. Один раз уже отрекалась от него. Конечно, прошлая судьба и без того сложилась удачно – грех жаловаться. Но иногда всё равно было обидно, что не отважилась попытать счастья там, где действительно горело. А, учитывая, что таланта в новой реальности мне намеряли не в сравнение более щедро – пс-с-с…

  Потоптавшись на месте, всё же решилась добраться до города. И тут увидела знакомые кибитки, неспешно ползущие на старое место.

– Ясно. Ярмарка на три дня. Труппа никуда не денется – будет на ночлег возвращаться сюда. Сейчас к ним соваться – рано. Нужно дождаться момента, когда соберутся уезжать и любыми путями напроситься с ними. А сейчас лучше заняться другими неотложными делами. Между прочим, тайна настоятельницы до сих пор не раскрыта. И даже сам подвал не найден. Так, Аврора, говоришь, старая часовня?

  Решительно оставила идею снова понаблюдать за артистами и направилась тщательно обследовать территорию монастыря. За прошедшее время уже сносно освоилась с местностью, так, что потеряться было не страшно.

– Хорошо, что по ночам здесь, кроме меня, никто не бродит. – только подумала я и, вдруг, услышала приглушённые голоса.

  У меня чуть сердце не оборвалось. Рухнув к земле, сперва замерла, осмотрелась, отдышалась и медленно начала продвигаться на звук. Очень осторожно. Пока не поняла, что такие же неуместные, как и я, здесь люди совсем близко. Чуть дыша, приподняла ветку, заслонявшую обзор и увидела совершенно непостижимую вещь.

  На открывшейся глазу небольшой площадке вовсю кипела тихая, слаженная работа. Какие-то странные личности парами тащили не слишком большие, но, очевидно, увесистые бочонки, исчезая со своей ношей в кустах напротив.

– Да нет, не в кустах. – поднимая глаза выше, поняла я, – В стене.

  А повернув голову дальше, я увидела её. Часовню.

– Так вот оно что. Да тут не монастырь, а кротовое логово.

Глава 17

– Шевели заготовками! – шипел медведеподобный мужик напарнику-коротышке, который катился вперёд спиной, не успевая приноровиться к размашистому шагу здоровяка

– Да не пыжи ты, как голый в баню! – огрызался колобок, – Уроним – милейшая матушка всем бошки посворачивает и не вспотеет.

– Тихо все! – хрипло раздалось слева от места моей засады, и волосы на загривке характерно взъерошились – не ожидала, что совсем рядом ещё кто-то находится.

  Кто-то очень бдительный. Осторожные шаги проследовали левее и дальше, а я вжалась в траву, стараясь не тревожить ветви слилась с кустиком и практически перестала дышать.

– Гаси факел. – просипел тот же голос, возвращаясь на прежнее место.

– Ты чо, Грев! Как в темноте-то? – попытался возмутиться ещё один голос. Судя по звукам, этот только что выдрался из кустов, скрывающих ход.

– Не заблудишься! – зло рыкнул главарь, – Фигляры вернулись, чёр бы их драл. Заметят свет – начнут любопытствовать. Сколь там ещё?

– Два. – ответили ему.

– Бегом! Я к старухе за расчётом.

– Грев!

– Ну чего ещё?

– Ты это, пакость эту крамольную прихвати – сам отдай. Благодетельнице. В руки брать погано.

– Смотри, какие мы нежные! Купчика вчерась теми голыми руками придушил, и не поморщился, а тут прям погано ему. Ладно, давай, оно и надёжней будет.

– Так вон свёрток тряпочный.

  Сиплый ушёл, а оставшиеся продолжили работу.

– Сравнил тоже. – бубнил, отдаляясь, особо щепетильный бандюган, – Купчик сам напросился, это ж просто человече, а не…

  Дальше было уже не слышно. Только я, было, собралась покинуть наблюдательный пункт, как снова послышались голоса – ночные "грузчики" возвращались. Да ещё и дожидаться своего командира увалились чуть ли не в мои кусты.

– Твою мать. – пришлось опять осесть в траву, изображая старый пыльный мешок. Вот где восхвалила ненавистный балахон, в данный момент удачно способствующий маскировке. Даже лицо уткнула в землю, чтобы не выделялось светлым пятном. – Заметят – хана. Тут же и прикопают – к бабке не ходи. Вон тот контрабандист с чувствительным сердцем и придушит.

  Ждать пришлось долго. "Соседи" тоже уже заметно нервничали, когда, наконец, появился старший и скомандовал отход.

  Обмякнув в траве, дала себе минуту на то, чтобы успокоиться. Подниматься было тяжело – ноги тряслись. Да всё тело ходило ходуном от пережитого страха, напряжения и теперь вот облегчения.

  В полной тишине я обшарила кусты, где исчезали со своей ношей душегубы и обнаружила ход. Да не такой, как мой – узкий и извилистый, а прям основательный. Держась рукой за стену (света у меня, как понимаете, не было), прошла до конца и упёрлась в дверь. Ощупав препятствие, поняла, что с этим замком не справлюсь, даже пытаться не стоит. А попасть туда нужно обязательно.

– Стоп! Лира расшиблась на каких-то ступенях. А я что-то ничего подобного на пути сюда не заметила. Значит, есть второй вход, скорее всего из самой башни. Пока есть время, надо попытать счастья там. 

  Выбравшись наружу, я взялась карабкаться на гору к подножию полуразрушенной башни, корявым силуэтом высившейся над головой. Где-то на середине подъёма сообразила, что осветительного прибора с собой по-прежнему нет.

– И что я, стесняюсь спросить, там увижу? Даже если не грохнусь в потёмках, как предшественница, и не переломаю кости окончательно?

– Но бабка же как-то там перемещается? – тут же пришла здравая мысль, – Вряд ли каждый раз таскает свечку с собой. Наверняка где-то прям у входа и оставляет. А вот палку покрепче, на всякий случай, стоит прихватить.

  Я уже добралась до подножия поросшей мхом стены и аккуратно кралась вдоль неё в поисках центральных, так сказать, дверей. И тут, краем глаза уловила движение. Хорошо, хоть не рядом. За сегодняшнюю ночь со своим родным сердцем уже бы пережила восемь инфарктов. Точнее, однозначно бы не пережила.

  Тучной серой медузой, практически сливаясь с окружающим ландшафтом, в сторону "жилых кварталов" монастыря медленно плыла фигура настоятельницы. Я и заметила её только потому, что она двигалась. Но перепутать сей громоздкий силуэт было просто не с кем. И это, кстати, тут же успокоило.

– Значит, ожидать появления хозяйки медной горы и её сокровищ в любую секунду – не придётся.

  Дождавшись, когда та совершенно скроется из виду (мало ли – вдруг надумает обернуться, а надеяться на слабое старческое зрение – не тот случай), уже смелее продолжила движение.

  Вход нашёлся быстро. Башня выглядела завораживающе-пугающей. Прям классический образец для какого-нибудь исторически-мистического триллера. Все эти ущербные местами стены, полотнища паутины, обломки, так сказать, недоброй, зловещей старины… Но воздыхать и впечатляться было категорически некогда.

  Посему, не тратя попусту уходящие минуты, принялась шарить у входа. Свеча обнаружилась в самом предсказуемом месте – на полу, справа от отсутствующих, по причине ветхости строения, дверей.

– И кто, спрашивается в задачнике, вообще мог обнаружить Лиру в этом заброшенном месте? - оглядывая обстановку, размышляла я. – Загадка.

  Ход в подвал обнаружился в дальнем углу. По осклизлым, неровным ступеням действительно было опасно спускаться. Но я-то была уже в курсе. Поэтому, ступала осторожно, выискивая натоптанные места и проверяя их на прочность крепкой веткой, предусмотрительно подобранной с улицы.

  Вот и дверь. Как и ожидалось – старая. Внимательно оглядев замок, решила, что здесь как раз и пригодится неиспользованный трюк с петлями, который ещё тогда, в первые дни собиралась применить к кухонной двери.

  Подсунув палку между косяком и ржавым металлом, как рычаг, потянула на себя. Петля поддалась. Правда, сама ветка тоже треснула. Подвинула её глубже и снова потянула. Дальше можно было и руками расшевелить гвозди, болтающиеся в рассохшемся дереве, как карандаш в стакане.

  Окончательно отодрав край громыхнувшей замком железяки, опустила её вниз, оставив болтаться на втором креплении, а сама отворила висевшую на соплях дверь и вошла внутрь.

– Ну, наконец-то. Долго же я это место искала. И что у нас тут? – медленно ведя свечой, я рассматривала содержимое помещения, – Так, старый сундук, ещё старый сундук… А вот и свежие бочки.

  Поставив "светильник" на один из бочонков, взялась раскупоривать другой. Пробка сидела на редкость крепко. Кто-то, для надёжности, ещё и добросовестно залил её чем-то жирным. Или воском?

  В общем, помучилась изрядно, пока открыла неподатливый сосуд. Проще, наверное, было бы сделать дыру в самом бочонке, но нечем.

– Фу-уф! – я заглянула в отвоёванное отверстие и потянула воздух носом, – Коньяк! Граждане, и, судя по запаху – отличный. Самый, что ни на есть, настоящий. Так вот, чем промышляет наша не святая матушка. Любопытно.

  Однако, ещё любопытнее было отыскать свёрток, который даже матёрый контрабандист не хотел лишний раз брать в руки.

  И он нашёлся, да не один. В одном из деревянных коробов под увесистой крышкой они и лежали – холщовые брикеты прямоугольной формы, разного размера.

  С некоторой даже опаской взяла в руки один из них, отвернула свободный край тряпки – никакой чёртик изпод неё на меня не прыгнул, наоборот, обнажился угол картины.

– Да нет же. – уже смелее освобождая полотно, возбуждённо рассуждала я, – Не картина, это же икона! Да, вот и Рина, и Марах… Только… какие-то они нихрена не светлые. Ну, дела…

  С искусно выписанных портретов на меня смотрели местные святые. Однако, благости местных храмовых икон в них не было абсолютно. Даже намёком. Пурпурные, вместо привычных – белых – плащи, суровое, воинственное выражение лиц, агрессивные позы, в руках брата – меч, у сестры – лук с натянутой тетивой и готовой сорваться стрелой. Явно не имеющей отношения к Амурской…

– Жесть! Это что же получается… – ледяные мурашки разбежались по телу, – А это, товарищи, реликвии "протестантов" в логове "католиков" в чистом виде. Теперь понятно, чего боится старуха.

  И стало совершенно ясно, что не выпустит меня матушка из цепких лапок. Если есть хотя бы подозрение на то, что Лира сие видела – не выпустит. Я бы на её месте так и сделала. Вот эти штуки – это даже не коньяк контрабандный. За такое её саму внутренние церковные органы четвертуют, сожгут и по ветру развеют. Если узнают, конечно. А уж я теперь постараюсь, чтобы узнали.

Глава 18

  Порыскав по подвалу ещё немного в поисках чего-нибудь, способного обеспечить хоть небольшую финансовую поддержку на первое время – ничего не нашла. Ни монетки, ни затрапезной брошечки, которую можно было бы продать. Зато, в одном из сундуков, без дела валялся целый ворох девчачьей одежды.

– И чего, спрашивается, старуха тут весь этот хлам хранит? Портится же. – перетряхивая слежавшиеся, воглые, заметно попахивающие плесенью вещи, недоумевала я. - Из жадности, что ли? На кой ей они? Лучше бы перестирали и вон в храме своём беднякам раздали. Или в этом положено выдавать воспитанниц назад – в руки родственникам? Фу!

  Выбрала то, что казалось поцелее и меньше пострадало от такого вот бесхозяйственного хранения, свернула в узелок, а остальное свалила обратно. Да и всё прочее, чего касались мои руки – привела в прежний вид. Понятно, что пробка в бочонок коньяка как было не встала, ну да ладно – это уже мало заметные на беглый взгляд детали.

  Никто не должен понять, что, кроме настоятельницы, здесь был другой посетитель. Оглядела подвал – вроде нормально. Закрыла дверь и приладила назад вырванную петлю, для надёжности, постучав по старым гвоздям камнем – благо этого добра здесь водилось в достатке. Подхватила палку и ещё раз осмотрелась на предмет следов чужого присутствия. Теперь выдать сей факт мог только заметно укоротившийся огарок.

– Зачем старуха вообще это делает? Ну вот эта затея с контрабандой. Коньяк, так понимаю, приносит неплохой доход. Только она ведь даже потратить эти деньги с кайфом не может – сан не дозволяет. Максимум – роскошный стол без ограничений и полагающейся регламентом скромности. Так куда ей столько деньжищ? А с вражескими иконами – так вообще караул. У неё что, внутренние разногласия с местным божеством? Или она изначально не из условно-нашего стана? Одни вопросы. 

  Знание-то я получила. Очень ценное и опасное. Теперь важно распорядиться им грамотно. Так, чтобы и матушку Тейлу на чистую воду, как говорится, и собственную голову сохранить на законном месте.

  Шантажировать опытную преступницу (ну да… а как её ещё назвать) – дело, мягко скажем, неблагодарное. Я-то тоже довольно пожившая тётка – в курсе, что шантажисты долго не живут. А в нынешней расстановке сил – и подавно.

  Бежать за защитой к властям – тоже не вариант. Мало того, что моё слово против уважаемой бабушки с репутацией благодетельницы – пшик… да тут и говорить нечего, так ещё и проверить подобную информацию никто не сможет.

  Даже если, вопреки здравому смыслу, допустить вероятность, что найдётся какой-нибудь упёртый правдоборец – его на порог монастыря не пустят на совершенно законных основаниях.

  Покарать настоятельницу, как уже говорила раньше, может только её же ведомство. Вот кого-то из их числа и следует искать. На свободе. А сейчас нужно ещё как-то целых два дня пережить. Артисты только завтра к вечеру закончат свою работу в городке и соберутся двигать дальше.

– А ещё за это время следует последний раз попытаться уговорить Аврору бежать со мной. Жалко девчонку. Понятно, что и страшно, и опасно покидать хоть и ненавистную, но всё же крышу над головой. Да только ничего ведь с ума сведёт такая жизнь, коли веры в душе и желания ей служить – ни капли. Сама ведь потом пожалеет, если откажется.

  Что касается того, как примкнуть к рядам бродячих актёров, для себя решила следующим образом: дождусь, когда они закончат с выступлениями, встанут на ночлег, проберусь к кибиткам, понаблюдаю, в какой они спят, а где хранят свой бутафорский скарб – в неё и спрячусь.

  Сразу туда никто, поди, не полезет. Подожду, пока подальше отъедут, а там и сдамся на милость старшего. Сочиню какую-нибудь сказочку про свою несчастную сиротскую жизнь – одежонка, заимствованная в подвале, как раз под эту легенду идеально подойдёт. Поди не выгонят? Спою чего-нибудь жалостливого, на худой конец.

– Вон, хоть "Генералы песчаных карьеров" – самое то. – мысленно усмехнулась самой себе.

  Аврора – Аврора! Старшая как будто чуяла, что в голове моей бродят нехорошие замыслы и, как будто нарочно, избегала моего присутствия.

– Ну как с тобой поговорить, коли ты бежишь от меня, как чёрт от ладана?! – злилась я, пытаясь изыскать хоть какую-то возможность остаться вдвоём.

  Какой там! Я уже почти плюнула на эту затею, от злости даже, кажется, перестав контролировать лицо. Потому, что она это заметила. И к исходу последнего дня, что я намеряла себе в этой обители, сама затащила меня в уже известную каморку.

– Ты чего затеяла, Лира?! – угрожающе-сердито заговорила она.

– Сама уже поняла, чего. – я тоже не стеснялась в эмоциях.

  Не смотря на недобрые интонации Авроры, я была уверенна, что она меня не сдаст. Даже если со мной не побежит – всё равно никому не скажет, не предупредит.

– А ты что от меня прячешься? – прямо спросила пыхтящую, как паровоз, девушку, – Боишься, что уговорю?

  Слово "побег" не произнесли ни разу, но обе понимали, о чём речь, и к чему клоню, то есть подбиваю старшую.

– ДУМАТЬ! ЗАБУДЬ! – прям вот так – двумя жирными восклицаниями прошипела та и резко рванула из нашего укрытия, даже ведро забыв прихватить.

– Сегодня ночью. – только и успела шепнуть вслед, надеясь, что Аврора всё же ещё раз крепко подумает и воспользуется случаем.

  Что-то подсказывало, что вот такое яростное, настойчивое, эмоциональное отрицание – надуманное. Она колеблется. Что ж, теперь выбор за ней, я сделала всё, что могла.

  Больше всего эти дни боялась, что старуха наведается в свои закрома и заметит те небольшие погрешности, что я оставила после себя. Поднимет шухер и догадается, кто там наследил. Хвала всевышнему, ничего подобного не произошло.

  В эту ночь я, ни секунды не медля, выбралась на поверхность и засела в укромном местечке, выбрав наблюдательным пунктом заросли, чуть подальше, чем облюбованная ранее насыпь. Мало ли – вдруг кому из артистов вздумается прогуляться перед сном. Заметят раньше времени – а ну как шум поднимут.

  Чуть позже, чем в предыдущие разы (уже успела начать волноваться), артисты встали лагерем у своего костровища. Вот развели огонь, наладили котелок, вот отужинали, бурно обсуждая успешно прошедшую ярмарку, вот потянулись отдыхать.

– Так, ясно, девочки, значит, сюда… Парень вот в эту повозку… А инвентарь, получается в дальней. Вот и хорошо. – собирала необходимую информацию, дожидаясь, когда, наконец, последний член труппы отправится спать.

  А старший (это был именно он), всё сидел и сидел у костра, никак не желая уходить. Вот же, зараза. И что делать? Сидит и сидит себе, звёздочками любуется, временами даже носом клюёт, а не уходит! Незаметно мимо него к дальней кибитке не пробраться – чисто поле вокруг. Даже если мелкими перебежками – всё равно движение заметит.

  На дальнем горизонте уже успели появиться первые признаки рассвета, когда Барагунд всё-таки поднялся и залез в повозку "для мальчиков".

– Фу-у-уф! – я семимильными прыжками рванула к намеченному убежищу.

    И тут… Мамочки родные! Почти кубарем скатываясь с горы, в мою сторону неслась девичья фигурка.

– Засекли моё отсутствие? – пригнувшись и вглядываясь в силуэт, судорожно соображала я, – Вряд ли. Колокол не трезвонил, да и ждать от старших монахинь подобной прыти – невозможно. Аврора!

– Да тише ты! Тише! – одними губами "вопила" я, размахивая руками, – Надумала? Молодец! – шепнула ей, когда та, вконец запыхавшись, докатилась до меня.

– Нет! Лира! Отговорить. Ты не понимаешь, что делаешь! Миленькая, пошли назад! Это опасно! – горячо молила Аврора.

– Опасно, говоришь? Да мне не жить в монастыре, ты это пойми! – парировала я, – Я знаю такое, за что старуха однозначно сведёт в могилу.

  И в этот момент обе услышали, как в другой кибитке началось оживление. То ли мы разбудили, то ли час подъёма настал.

  В общем, недолго думая, я подхватила Аврору под пятую точку и буквально закинула в кибитку, благо кожаные шторки, висевшие в её задней части оказались не закреплены наглухо. С неожиданной для себя прытью влезла следом и, сделав "страшные" глаза, зажала девчонке рот рукой.

  Тем временем, на улицу один за другим выбирались артисты.