Кира Страйк
Канарейка

Глава 10

Сестра Фреда хлопнула в ладоши, призывая хористок к дисциплине, все замерли, она взмахнула руками и… я мягко сползла на пол.

  Нет, колени у меня готовы были подкоситься самым натуральным образом, но упасть бы – не упала. Однако, оценив ситуацию, решила, что в данный момент это станет лучшим выходом.

– Лира! – Фреда и стоявшие рядом девочки бросились, кто дуть мне в лицо, кто помогать подняться.

– Простите, я, наверное, немного перегрелась на солнце. – усиленно перебирая ногами, при поддержке Поли и других хористок добралась до лавки.

– Сестра Фреда, пожалуйста, можно она немного посидит. – подруга, молитвенно сложив ладони, за меня попросила руководительницу хора, – ей… столько пришлось пережить. Да и пост…

– Знаю. – та нахмурилась куда-то в сторону, так, что стало непонятно, на меня сердится, или потому, что внутренне не одобряла применённые ко мне меры. – Так, девушки, по местам. Лира сегодня ещё отдохнёт. Леся, займи её место.

  Для начала, как и положено, немного распелись несложными упражнениями.

  Затем соперница, горделиво занимавшая место в центре, одёрнула платье, одарила меня полным превосходства взглядом и запела.

  Надо признаться, талант у неё был. Сочный голос красиво вывел первые звуки гимна. Следом подхватили ещё двое, а дальше вступил весь состав. Песнопения в храмах всегда звучат по-особенному. Тут и строгость пения а-капелла, и акустика, и торжественность текстов, которые лично я никогда не могла разобрать.

  Клянусь, даже сейчас, сидя в двух метрах от поющих, с большим усилием различала лишь отдельные слова, смазанные многоголосым эхом. Речь шла о божественных родственниках, и что-то про то, чтобы они не плакали о нас. Больше – ничего не понятно.

  Однако, моя маленькая уловка с полуобмороком, направленная на то, чтобы посидеть слушательницей и позапоминать тексты с мелодиями, оказалась не такой уж бесполезной.

  Где-то к середине третьего гимна, я поймала себя на том, что мысленно пою со всеми. Пусть без слов, на уровне "ля-ля-ля", но понимая, куда сейчас пойдёт мелодия. То ли от того, что церковные каноны не отличаются большим разнообразием тем, то ли где-то в доставшейся мне голове всё-таки хранились воспоминания, задавленные новой личностью, обладавшей собственной памятью.

– Так, уже хлеб. – размышляла я, – Теперь бы ещё с содержанием песен разобраться, и вопрос можно будет решить. Да. Ещё изыскать возможность порепетировать в одиночестве, без пристального постороннего внимания.

  Честно говоря, к концу занятий голова уже просто раскалывалась. Красиво это вот всё, но монотонно – до одурения. Особенно, когда приходится всё время напрягаться, чтобы разобрать смысл.

  Отпустив девчонок, сестра Фреда задержала меня и присела рядом. Кроме нас в храме никого не осталось. Скоро явятся сёстры, следящие за порядком, но пока мы были вдвоём. Сердце сжалось нехорошим предчувствием.

– Лира, через две недели большой праздник. Если ты не успеешь прийти в себя, боюсь матушка-настоятельница… будет очень недовольна.

  Выражение её лица при этом красноречиво говорило о том, что мне такого варианта просто не простят.

– Что же делать? – растерянно глянула в лицо собеседницы.

  Новость была из разряда "хуже не придумать". В одиночку, и даже при поддержке Поли, в в новых обстоятельствах не справиться. Придётся рискнуть. Тем более, что Фреда явно не проявляет признаков неприязни. Да и, думается, тоже заинтересована в моём успехе, ибо в случае провала – не поздоровится и руководителю хора.

– Сестра, я могу просить вас о помощи?

– Слушаю тебя.

– Возможно ли получить разрешение репетировать одной.

  Собеседница сделала недоумённое лицо, пытаясь подобрать правильный ответ.

– Я понимаю, что днём меня просто так никто не освободит от работы. Но… например, по ночам.

  И, тщательно подбирая слова, поведала ей уже набившую оскомину версию про частичную потерю памяти. Мол вот тут – помню, а тут – не помню. Музыка – в голове, а слова выпадают.

– В порядке проявления дополнительного рвения в вере, может быть и… может и разрешат. А сборник гимнов я тебе дам. Только ты знаешь, что… лучше просись в затворную келью для этого. Так оно спокойнее будет. – та снова нахмурилась и покачала головой, – Сил-то хватит? И так душа в чём теплится, если ещё и без сна…

– У меня выхода нет. Жаль, что в храме отрепетировать не получится.

– Вот что, я для тебя подберу что-нибудь новое – сольное. И скажу, что это специально к празднику, а для того – нужны отдельные занятия. Попрошу, чтобы была возможность оставаться после общей программы и упражняться отдельно. Вот и подтянем твою память.

– Спасибо. – кивнула я, а про себя подумала, что заниматься в этой, как её… затворной келье всё-таки придётся. Петь, а точнее разучивать незнакомые тексты, выдавая свою неосведомлённость, в общей комнате, да ещё и по ночам – вариант неподходящий. А иного свободного времени у воспитанниц просто нет. – Вы только никому не говорите про мой недуг, пожалуйста.

– Да уж это-то понятно. Ступай.

Но старухе Тейле о нашем разговоре всё-таки рассказали. Кто-то подслушал и донёс. И к вечеру меня снова потащили "на ковёр".

  Господи, я так вымоталась за этот длинный день, наполненный переживаниями и тяжёлой физической работой, к которой в прошлой жизни никогда не имела отношения, что известие о провале секретности новых планов буквально вышибало слезу. Злую. Пришлось приложить определённые усилия, чтобы перед самой дверью натянуть на лицо положенную случаю маску смирения.

  Злобный взгляд настоятельницы, ткнувшийся в меня прям с порога, моментально вызвал ответный всплеск гнева. Да я не помню даже, когда в последний раз испытывала ощущение подобной беспомощной зависимости. Может, вообще никогда.

– Тихо, ти-ихо. – приговаривала самой себе, заставляя опустить глаза и прилежно сложить ручки, – Ещё придёт время, когда можно будет сказать ответное слово. А сейчас основная задача – дожить до момента освобождения.

  Понятия в тот момент не имела, чем уж слово молодой девчонки сможет повредить такому персонажу, как настоятельница монастыря. Церковной власти, видимо, в любых мирах указа ни от кого нет. Государство не имеет не только рычагов влияния, но даже самого права на какое-либо вмешательство в её внутренние дела.

  Но тогда мне было плевать на доводы логики и здравого смысла. Ради того, чтобы не скатиться в полную безысходность и оправдать вот это вынужденное овечье поведение, жизненно необходимо было верить, что найду способ вернуть неприкасаемой жабе земную прикасаемость.

  Каждой клеткой чувствовала волны исходящей из неё ненависти, порождённой…

– О-па! А ведь она меня боится! – в голове замелькали новые открытия и догадки, – Ума не дам, чем Лира могла так напугать старуху. Да-да-да… Необходимость возвращать часть средств, оставленных родственниками на содержание (во что я, кстати, не очень-то верю) и перспектива лишиться "курицы, несущей золотые яйца" – слишком уж неубедительные причины для подобного отношения и поведения. Мотивчик, как говорится, слабоват. А бабка ведь и в самом деле, будь в её силах, испепелила бы меня взглядом прям на этом месте и прям с вот этим ковриком.

  Из вороха размышлений напрашивалась одна версия, которую стоило проверить.

– Мне рассказали, что ты не вполне здорова, Лира. Возможно, срок поста оказался слишком коротким и недостаточно строгим для полного исцеления, и имеется необходимость его продлить. Чтобы к великому празднику ты вернула духовные силы и смогла достойно принять в нём участие. Я прослежу, чтобы твоё затворничество было более… уединённым.

  Мои опущенные долу глаза едва не вылезли из орбит от нарисовавшейся перспективы. То есть, это она сейчас прямо намекнула, что впереди карцер, скорее всего с запертой снаружи дверью и ещё больше урезанным рационом? Исключая из двух позиций половину, получается голая вода?

   Если прямо сейчас ничего не придумать, чтобы остановить Тейлу в её стремлении угробить меня окончательно, то… это конец.

  И я решила идти ва-банк, опираясь на сложившуюся собственную версию происходящего. Всё равно скрываться смысла не осталось – старухе донесли суть моего признания сестре Фреде, это очевидно. Могли ещё и своего добавить или переврать.  Ладно, хуже уже не сделать. Просто некуда хуже-то.

Глава 11

– Матушка Тейла! – запричитала я, ненавидя за это себя, вместе со старухой, – Мне следовало сразу признаться, но, каюсь, побоялась. Дело в том, что… я многого теперь не помню. Наверное, сделала что-то неправильное, раз светлые Рина и Марах отняли у меня часть памяти.

  На этих словах лицо настоятельницы слегка расслабилось, и я поняла, что двигаюсь в правильном направлении.

– А не лжёшь ли мне? – сурово спросила она.

– Клянусь всеми святыми, как есть половину позабывала. Не помню ни как приехала, ни как жила, ни как упала, даже часть слов гимнов стёрлись из головы. Вы у сестры Фреды спросите, она подтвердит.

  Специально вот это "не помню, как упала" вставила в середину тирады, чтобы прозвучало не слишком акцентированно, и не вызвало мысли о том, что сама считаю этот факт ключевым. Тем не менее, судя по тому, что у Тейлы в этот момент в глазах отразилось явное облегчение – самое важное она услышала. И это заставило её колебаться в правильности своего решения.

  Конечно, будь она по-прежнему уверенна, что я знаю о ней такое, за что, не смотря ни на что, следовало обречь на смерть опасную свидетельницу, именно так бы и поступила. Ясное дело, придушить подушкой или ножичком по горлу – не вариант. А вот мучительно заморить голодом, обозначив для всех правильную мотивацию подобного заточения – вполне по возможностям.

  И тем не менее, это тоже рискованно. Ведь наблюдателями сей извращённой пытки станут жители всего монастыря. Так что, если есть возможность избежать столь публичного убийства, иначе не назовёшь, то её надо использовать. В случае чего, потом ведь ещё и перед родственниками оправдываться.

  Всё это мы сейчас обе крутили в своих головах.

– Телесно пресветлые помогли мне поправиться быстро, а слова канонов стёрли для того, чтобы я теперь проявила большее рвение в духовном учении и вере. – с самым убедительным видом несла я полную галиматью, – Сама сегодня же хотела просить дозволить проводить ночи в затворной келье в молитвах и занятиях.

– Иди спать, я подумаю. – старуха привычным жестом отпустила меня с экзекуции. – Всё в воле Всевышнего.

 – Ага, это ты себя, что ли, скромно к его могуществу сейчас причислила? – мысленно ругнулась я, –  Фу-у-уф! Кажется, удалось.

  Окончательного вердикта мне не огласили, но то, что прямо сейчас не отослали в камеру особого заключения – уже хороший знак. То ли сказанные слова, то ли несчастный вид убедили Тейлу в моей искренности. Впрочем, выглядеть правдивой было не сложно – я ведь и в самом деле ничего не знала. Но обязательно выясню.

– Эх, Лира, оставила ты мне "наследство". Хоть бы предупредила тогда во сне, знак бы какой дала. А то "всё плохо", понимаешь, но "я справлюсь". Очень вдохновляет. – на полусогнутых ногах брела в спальню, понимая, что только что сумела отодвинуть собственную смерть, – А девчонку-то, как и предполагалось, бабка гнобила именно из-за подвала. Узнать бы, где он. Сильно интересно, что же за тайны там хранит настоятельница.

  В большой комнате, заставленной кроватями, горела всего одна свечка. Поля подхватила меня под руку у самых дверей и усадила на мою койку. Тут же рядом приземлились Тинка и худышка, которую на самом деле звали Мейлин.

– Ну ты как? Что старуха решила? Мы тут испереживались! – возбуждённым шёпотом соседки и подруга засыпали меня вопросами и версиями, – Это тебя Леська сдала! Точно говорю!

– Да не-ет, она после хора со мной на мосточке стирала, не могла она.

– Тогда кто?

– А кого с нами не было – тот и донёс.

– А ты что, правда ничегошечки не помнишь?

– Что же теперь будет?!

  Голова шла кругом, надо было лечь и спокойно всё обдумать, а тут приходилось соображать, что отвечать на их эмоциональное сочувствие. На выручку пришла Аврора:

– Оставьте её. Видите же – ног не чует. Раз сюда пришла, значит, пока всё хорошо. Расходитесь по кроватям – работы завтра много.

– У нас всегда работы много. – побурчали мои союзницы, но старшую послушались и нехотя разошлись по местам.

  Свечу погасили, уставшие за день соседки одна за другой мирно засопели, а я лежала в темноте и пыталась найти ответы на остро навалившиеся вопросы.

– Кто, в самом деле, из воспитанниц, кроме брюнетки, так яростно желает мне зла? Или для них это – норма. Может быть сестра Фреда не выдержала груза нехорошей тайны? Девочки такой версии не озвучили, да и мне она не показалась трусливой или слабохарактерной. Хотя… да кто их тут разберёт. За день разве можно понять? Отчего бабка так переполошилась, когда узнала про моё беспамятство – наоборот ведь, должно было успокоить. Или ей чего-то сверху наплели?

– И ещё, почему Тейла напоследок сказала: "Всё в воле Всевышнего", а в храме нет никакого изображения, подходящего на эту роль? Только божественных брата и сестры. – последняя мысль выпадала из ряда предыдущих, но тоже была важной.

  Что-то в местной религии я крепко недопонимала. Надо и в самом деле внимательно почитать, да разобраться. Причём срочно. В этом моменте категорически нельзя накосячить – никакие песни про амнезию не спасут.

  Ночь прошла почти без сна. Утра я ждала с трепещущим сердцем.

  Однако, с ударом колокола, означающим время подъёма, никто за мной не пришёл. Весь день вздрагивала на любое движение в свою сторону, от каждого шороха тело простреливал миллион иголок. Девчонки из сопереживающих моей ситуации тоже были напряжённо-молчаливыми. Все ждали, когда настоятельница примет решение и донесёт его до сведения "подсудимой".

  На занятиях хора сестра Фреда тоже никак не прояснила ситуацию. Со сдержанным лицом провела репетицию и отпустила всех на работу. Надеялась, что как вчера задержит меня и хоть как-то намекнёт на положение дел, но нет. Это была настоящая пытка. Я, конечно, пыталась успокоить себя тем, что до сих пор нахожусь на свободе. Но это слабое утешение перечёркивалось жирным вопросом: "Надолго ли?"

  Только к вечеру в спальню вошла сухая и сгорбленная, как кочерга, ближайшая сподвижница настоятельницы – Эльвина. В руках ведьма держала кипу макулатуры.

– Одевайся, матушка Тейла милостиво дозволила тебе проводить ночи в затворной келье. – глядя на меня скрипнула она.

  Мамочки мои, какое это было облегчение. Напряжённое ожидание всего бесконечного дня едва не хлынуло из глаз ручьями слёз.

– Ну уж нет. Не дождётесь. – я, как и все соседки, уже разделась ко сну.

   Вылезла из под одеяла и снова полезла в платье.

– Поторапливайся, я сама тебя провожу. – добавила надзирательница, – Да воду возьми.

– Понятно, жизнь мне оставили, но следить и проверять теперь будут крепко. Ладно, с планами на розыск подвала придётся погодить, пока недоверие Тейлы не уляжется.

  Эльвина вывела меня из жилого корпуса, если его можно так назвать, и повела куда-то в опускающиеся тёплые сумерки. Шли долго, я уже даже волноваться стала. Сейчас спихнёт куда в овражек и книжками присыплет. А там скажет, мол, сама опять навернулась и шею сломала.

  На всякий случай, отстала от своей сопровождающей на несколько шагов и внимательно вглядывалась под ноги, послеживая за фигурой впереди.

  Наконец, пришли к какой-то горе. Ничего себе, эта самая келья была вырезана прямо в ней. Может, и не одна. Такое впечатление, что нога живого человека не ступала сюда с самого момента сотворения сего каземата.  Ну или около того.

  Сыро, прямо скажем, не жарко и темно. Два очень условно разделённых помещения. В одной зоне – старая, гнилая солома, на которую ступить-то противно, не то, чтобы лечь. А это было, как понимаю, именно место для сна. В другом – низкая наклонная стойка, куда Эльвина водрузила взятые для меня бумаги. Читать, используя это приспособление, возможно только в позиции "на коленях".

  Из рукотворных предметов здесь, собственно, больше ничего и не было. Вот эта стойка и дверь, которую ведьма, уходя, заперла на ржавый замок.

– Вот уж, воистину, склеп. – я сглотнула вязкую слюну и, поставив у необработанной стены кувшин, взяла в руки оставленную свечу. – Поглядим, что у нас тут имеется.

Глава 12

  Находиться в столь неприятном пространстве, да ещё и запертой снаружи было, прямо скажем, некомфортно. Где-то даже на грани клаустрофобии, хотя в прошлой жизни я подобным недугом не страдала.

  Подошла к двери, пошатала. Замок, кажется, крепкий. А вот сама дверь – обветшала. Вон и щели появились, значит без кислорода не останусь. В случае крайней нужды, думаю, даже вынести получится. Ох, хотя всё время забываю, что на фоне меня прежней, нынешнее тело приличным весом не обладает.

  Ладно. Надо отвлечься, чтобы до панических атак себя же не довести. Пошла разбираться с кипой макулатуры, оставленной мне для изучения.

  Корячиться всю ночь на коленях не хотелось категорически. Поискала по углам и прикатила булыжник, на котором можно сидеть. Жёстко, но всяко удобнее, чем коленки протирать.

– Ага, глядим. – сортируя листки, брошюры и один довольно толстенький томик, бормотала я, – Здесь у нас, значит, тексты гимнов, а сюда сложим всё, что связано с религией.

  Понимая, что долго на камне высидеть будет не так-то просто, в первую очередь взялась изучать основные положения веры. Как и предположила до этого, томик представлял собой подобие нашей библии. Читать-не перечитать. Ну ладно, для начала хотя бы суть уловить. И понять, кто есть Всевышний, и почему его нигде нет.

  Как водится, интересующая меня информация по самым азам располагалась в самом начале.

  Всё объяснилось до смешного просто. За полчаса чтения, удалось выяснить, что глава и создатель божественных брата и сестры – свет. Ну или, если хотите, Свет. А у него, как мы понимаем, нет лица. Это вот явление и обозначалось понятием "Всевышний".

  Так, с этим всё понятно. "И создали они… " бла-бла-бла… " И пошли…"

  Через час скрюченного сидения ноги заметно затекли. Решила сделать перерыв и обратить внимание на тексты. Петь можно и расхаживая по камере.

– Ох! – поднимаясь, выдохнула я.

  Правую ногу ещё и отсидела, отчего в неё тут же впилась туча стеклянных осколков.

– Так. – хромыляя по "горнице", расхаживалась я, – "Не плачь обо мне светлая Рина…" Кошмар.

  Когда нет ни крошки внутренней убеждённости и ни капли чужой веры, подобные тексты не вызывают ни малейшего отклика или интереса. Но, как говорится, выбирать не приходится. Я бродила из угла в угол, монотонно зубря слова и вспоминая, к какой мелодии они относятся. А потом попробовала запеть, и даже осеклась на первых звуках.

  О, боги, мой голос даже в глухом подземелье звучал… как в том самом сне, где я пела внуку.

  Внутри всё затрепетало. Дело в том, что до этого момента и в голову не приходило запеть вслух. Сейчас случился первый раз, когда я слышала сама себя. Как-то до сих пор ни настроение не располагало, ни ситуация. И простите мне мою нескромность, сие было божес-сно. Даже настроение поднялось.

  Хлебнула водички и с новым интересом продолжила упражняться, исследуя новообретённые способности.

  Так и намотала в угаре нервного возбуждения по келье какой-то бешеный километраж, пока не поняла, что совершенно выдохлась. Присела снова на свой гранитный стул, открыла "жития святых", но глаза уже просто слезились от усталости. Посидела ещё немного, снова попила, сползла прямо на землю к стеночке, скукожилась в комочек для сохранения тепла и задремала.

  Эльвина пришла за мной, когда рассвет ещё только собирался тронуть небо. До традиционного удара колокола к общему подъёму. Склеенные ресницы отчаянно схлопывались обратно, всё тело занемело так, что вообще непонятно, как удалось расправить кости из слежавшегося клубка. Вяло перебирая ногами, шла за своей провожатой, думая о том, что впереди ещё целый день тяжёлой работы, а я уже смертельно устала.

  Дотопала до реки, умылась, чуть посомневавшись и оглядевшись вокруг, всё-таки скинула платье и вошла в воду. У-ух… Вода казалась прям таки лечебной. С наслаждением двинулась в недалёкий заплыв, каждую секунду ожидая звука колокола. Не зря прислушивалась. Вскоре он грянул, и пришлось с великим сожалением спешно выпрыгивать на берег, одеваться и идти переодеваться в спальню.

  Тихо скрипнула дверь, на пороге кухонно-больничного корпуса появилась Марта и беззвучно поманила меня пальцем.

– На вот. – повариха, озираясь по сторонам, сунула мне в руки бутерброд с маслом, – только прям здесь ешь, пока никто не видит. Изголодалась, поди, бедная. Слышала, что на ночь в гору уходишь. А там-то… Э-эх, загубишь себя, девонька.

– Спасибо, Марта, ты – мой ангел-хранитель, не иначе. – запихивая в рот сразу почти половину угощения, сыпля крошками, пробормотала я.

  Помощь сердечной тётки невозможно было переоценить. В моей ситуации, даже вот эта горбушка – капля дополнительной силы.

– А я тесто ставила, да заприметила, как ты к реке пошла. Дай, думаю, подкормлю. Эльвина-то ушла. Давай, дожёвывай, а то скоро люди попросыпаются и выходить начнут.

 Я только согласно кивала, стараясь как можно быстрее слопать бутерброд.

– Ты теперь каждый раз приходи, я караулить стану. Вот, доела? Ну всё, беги.

  Сжав на прощание пухлую руку, побежала переодеваться, чувствуя, что после купания и перекуса стало значительно легче. Разве только платье, прилипшее к мокрому телу, холодило спину и грудь. Но это уже поправимые мелочи.

  Девчонки встретили меня переживательным гомоном. Это хорошо, что вражеский корпус ночует в другой комнате. Дружеский же искренне сопереживал. Кажется, они здесь серьёзно опасались, что меня из кельи не выпустят – так и оставят взаперти, горемычную. Опять, перебивая друг друга, завалили вопросами, пока Аврора, по своему обыкновению, не построжилась, поторапливая всех на выход.

  В желудок к бутерброду упал скудный монастырский завтрак, и всё пошло по заезженному кругу. Работа, занятия хора, с встревоженными взглядами сестры Фреды ( на выходе успела шепнуть ей, что завтра стоит попробовать продолжить индивидуально, мол, пусть постарается договориться), снова работа, ну и как обычно – до вечера.

  На ночь Эльвина снова под конвоем повела меня в пещеру с дверкой. Как только замок лязгнул, отрезая от внешнего мира, плюхнулась на свой камень, размышляя о том, что второго подобного ночлега не переживу. А из чего организовать спальное место – ума не приложить.

  Встала, поворошила ногой гнилую солому – нет. Этот вариант – безнадёжен. Надо хоть свежего сена попросить, что ли. Простыну ведь – как петь буду?

  Взяла свечу и пошла ещё раз обшаривать каждый закуток. Вследствие того, что помещение не являлось геометрически правильным, таковые имелись.

  Обратила внимание на груду камней в углу "молельни". Точнее, я и вчера её видела – оттуда же и притащила булыжник для сидения. Сейчас же, обследуя камеру более внимательно, заметила кусок грубой дерюги, торчащий из каменной горки.

– И что это у нас? – с любопытством взялась тянуть удивительным образом не развалившееся в руках полотно из-под миниатюрного завала.

  И чего я так за эту тряпицу уцепилась – сама не знаю. Ясно же, что лежит тут сто лет, и вряд ли годна к применению. Но нет же. А вдруг хоть какой клочок удастся выгадать и постелить на землю под попу.

  Понимая, что если просто тянуть – то, скорее всего, старая ткань просто порвётся, взялась разгребать насыпь, один за другим скидывая булыжники по сторонам. Почти всю горку разбросала, остался последний, который никак не хотел поддаваться.

  Уперлась спиной в стену, ногами в упрямую плоскую каменюку, поднажала, тот подвинулся, освобождая желанную цель, я встала на землю и… ухнула куда-то вниз, клацнув зубами и едва не откусив собственный язык.

  Пятая точка больно ударилась о твёрдую поверхность и заскользила ещё ниже. Сверху же, добавляя печали ситуации, посыпалась пыль, мелкие камешки и комочки сухой земли.