Кира Монро Кира Монро Габриель

Глава 1

Беатрис

«Надежда— это способность видеть свет, несмотря на всю тьму» — Десмонд Туту

Ясделала это. Я выжила.

Год понадобилсялишь на то, чтобы снова переступить порог и пройти мимо людей, не вздрогнув.

Еслиникто не видел, значит, этого не было… правда?

Теперь янаконец-то понимаю ту старую философскую загадку: «Слышен ли звук у падающегодерева в лесу, если рядом никого нет?»

Послушай,Беа, ты превращаешься в чертову философку. Ну и ладно, пусть!

— Пока,Беатрис, — окликает меня консьерж Рубен, когда я проскальзываю мимо.

Явоспользовалась моментом: он как раз пытался разнять двух жильцов, спорящихиз-за украденной почты. Рубен мне действительно нравится. Но я слишком хорошознаю его любопытный характер. Он начнёт задавать вопросы. Вопросы, на которые яне хочу отвечать. Вопросы, которые выведут меня из себя. Нет, только несегодня.

Ладно,продолжай убеждать себя в этом. Притворяйся, пока не получится. Работает же.

Я ненавижу своёподсознание. Когда нужно разгрести настоящее дерьмо, оно упорно молчит. А втакие дни, как сегодня, его просто невозможно заглушить.

— Увидимся,Рубен! — бросаю я на ходу.

Я подхватываюстопку писем, накопившихся за неделю и оставленных на столе в холле. Рубен вэтот момент разговаривает по телефону, и только когда слышу, как он обращаетсяк миссис Джонс — моей пожилой соседке напротив, обожающей раздавать непрошенныесоветы при каждом удобном случае, — понимаю, что спаслась от очередногодопроса.

Я выхожу натротуар и глубоко вдыхаю свежий воздух. Улыбка медленно расползается по лицу,пока я впитываю последние лучи дневного тепла и любуюсь закатом, растёкшимся понебу оранжево-розовыми красками. Моя недавняя жизнь затворницы лишила меняпростого удовольствия — чувствовать на коже солнце и получать дозу витамина Д. Сжимаяпачку писем в руках, я двигаюсь по улице, сталкиваясь с прохожими, спешащими посвоим делам.

— Я ужесобирался заехать за тобой, но позвонил твой отец и спросил, едем ли мы, —раздаётся рядом голос Карло, главного водителя моих родителей. Он тушитсигарету о стену здания и небрежно бросает окурок в урну. — Чёрт, Беа, я думал, тебе пересылают письма, покаты живёшь у родителей, — он с сомнением косится на неприлично толстую пачкуконвертов в моих руках.

— Я простозабыла, — пожимаю плечами. — Все счета оплачиваю онлайн, так что это в основномспам.

Карло открылзаднюю дверь огромного чёрного внедорожника с тонированными стёклами, и яустроилась в салоне.

— Беа, подожди!— окликнул Рубен.

Он подбежал сбольшим конвертом в руках. Согнувшись пополам и тяжело дыша, Рубен упёрсяруками в колени, будто пробежал не пару метров от вестибюля, а несколькокварталов. Прижав ладонь к боку, он наконец выпрямился и, переводя дух,заговорил:

— Пока ты былав квартире, тебе доставили этот конверт. Чуть не забыл! Эти старушки устроилитакой скандал, что мне пришлось вмешаться — иначе они бы перегрызли друг другуглотки.

Я взяла конверти сразу заметила: обратного адреса не было.

— Это изпочтового отделения? — уточнила я.

— Курьерскаяслужба, — вытер лоб Рубен. — Этот болван ещё хотел, чтобы я дал ему чаевые! Яему и говорю: «О нет, дорогой, так это не работает. Ты отдаёшь мне конверт, а яуж доставлю его сам».

С его ярковыраженным нью-йоркским акцентом это прозвучало особенно комично.

— Спасибо, —рассмеялась я.

— Увидимся после выходных. Я переезжаюобратно, — сказала я.

Рубен тут же радостно вскрикнул. Я уронилапачку писем и зажала уши от его оглушительного крика. Прохожие оборачивались,но, как и положено в Нью-Йорке, большинство лишь равнодушно продолжило путь,будто ничего и не произошло.

— Не могу дождаться, девочка! Увидимся,guapa! — Рубен подмигнул Карло, сияя как ребёнок.

Тот только недовольно проворчал. Оннагнулся, собрал рассыпавшиеся письма и протянул их мне, после чего захлопнулдверцу машины.

Когда мы тронулись, Карло бросил на менявзгляд в зеркало заднего вида:

— Что, чёрт возьми, значит «вапо»?

Я рассмеялась:

— Ты почти правильно сказал. «Guapa» по-испански значит«красивая».

Карло нахмурился и покачал головой.

Я собиралась разобрать почту, но взглядсам прилип к окну. Нью-Йорк за стеклом кипел и шумел, и я вдруг поняла, каксильно скучала по этой суете. За три года город успел стать моим домом: звуки,доносящиеся в окна квартиры, вой полицейских сирен, грохот машин понезакреплённым люкам, даже воркование голубей — всё это складывалось в особуюсимфонию, которая дарила мне ощущение уюта. Для меня нет места комфортнее, чембольшой город.

Дом родителей тоже находился в городскойчерте, но это было совсем другое. К концу недели я вернусь в свою квартиру, ивсё постепенно встанет на свои места.

Ну, не совсем в норму, но хотя бы лучше,чем сейчас.

Последние недели, если честно, прошлинеплохо. Не то чтобы с родителями что-то было не так — не совсем. Просто их домуже давно перестал быть для меня родным.

— Кто здесь? — спросила я, заметив у входанезнакомый роскошный автомобиль.

— Наверное, клиент твоего отца, — вздохнулКарло, выходя из машины и помогая мне с пачкой писем.

Клиентура у моего отца всегда была…любопытная. Он представлял в суде несколько известных преступных семей и не разпринимал их прямо у нас дома. Так что дорогие машины у крыльца давно пересталиудивлять.

Я вошла в дом, на ходу бросив ключи отсвоей квартиры на столик в прихожей по пути на кухню.

— Вот ты где, piccola (малышка)!— воскликнула мама, бросаясь ко мне с объятиями.Когда она, наконец, отстранилась, её взгляд скользнул по моим волосам, потом пофутболке и джинсам.

— Почему бы тебе не распускать волосыпочаще? — она провела рукой по моей длинной косе. — Все только и говорят, как завидуюттвоим кудрям, — добавила она с улыбкой, а затем, будто вспомнив что-то,нахмурилась. — Тебе стоит внимательнее относиться к тому, что ты носишь, преждечем выходить из дома. Никогда не знаешь, кого можешь встретить.

Я закатила глаза и пошла за ней на кухню.

— Я заехала в квартиру — немногоприбраться, чтобы потом не волноваться, когда перееду обратно на выходных.Зачем мне наряжаться, ма? — я положила пачку писем на кухонный остров.

Она махнула рукой:

— Иди, приведи себя в порядок ипереоденься. Твой отец ждёт в кабинете с Карлой. И заодно убедись, что сестратоже готова, ладно?

— Разве ты не хочешь сначала поесть? —спросила я, чувствуя лёгкое смущение.

Мама лишь хмыкнула, помогая персоналурасставлять блюда на главном обеденном столе. Я стояла, ожидая хоть какого-тоответа.

— У нас гость, так что не заставляй отцаждать, Беатрис, — наконец сказала она, держа в руках столовые приборы.

В её голосе прозвучала суровость, и японяла: лучше не задавать лишних вопросов. Отвернувшись, я взяла почту инаправилась в свою старую комнату.

Она почти не изменилась с тех пор, как япереехала. Разве что мама убрала постеры бойз-бендов, заявив, что ей ненравится, когда они «смотрят» на неё, пока она меняет постельное бельё. У насесть персонал, который занимается такими делами, так что я прекрасно понимала —это была лишь отговорка. У нас есть персонал, который занимается такими делами,так что я прекрасно понимала — это была лишь отговорка. На самом деле мамапросто хотела избавиться от всего, что её раздражало.

Я переоделась в чёрные леггинсы исвободный джемпер, который Клара подарила мне на прошлое Рождество. Мы тогдадолго смеялись над надписью: «День, когда я наряжусь ради мужчины, станет днём,когда меня уложат в гроб на встречу с Иисусом».Мама ненавидит этотджемпер и однажды даже пыталась тайком выбросить его, когда собирала «ненужную»одежду для благотворительности — мероприятия, на которые каждый год заставляетнас ходить.

Я собрала волосы в пучок, заранее зная,что мама снова скажет, будто мне больше идут распущенные локоны, и направиласьк Карле — проверить, готова ли она.

— Входи, — отозвалась Карла, когда япостучала.

Она стояла перед зеркалом, аккуратнопоправляя волосы. На ней была элегантная бордовая шёлковая блузка и чёрныебрюки палаццо. По крайней мере, у родителей есть одна дочь, которая всегдасоответствует их ожиданиям. Ладно, возможно, я преувеличиваю — есть ещё трое,которыми они гордятся.

— Ты готова идти к отцу? — спросила я,стараясь скрыть зависть к её безупречному виду.

Карла бросила взгляд на мой джемпер ирассмеялась:

— У мамы будет сердечный приступ, когдаона тебя увидит.

— Очень сомневаюсь, — фыркнула я.

Я подняла с её туалетного столикафотографию, где мы стоим вдвоём, и вздохнула:

— В любом случае, она посмотрит на менятак же, как всегда. С этим взглядом, полным обещаний прочитать бесконечнуюнотацию. Но ты же знаешь, к концу вечера она наверняка найдёт себе другуюмелочь, на которую сможет переключить внимание.

— Может, на этот раз она и сдержится, —заметила Карла, поправляя волосы. — Кажется, папин гость останется на ужин.

— Совпадение, — сказала я, направляясь кдвери. — Папины клиенты редко остаются на ужин.

— Я не думаю, что он клиент, — ответилаКарла, пожав плечами. Но в её голосе слышалась настороженность.

Когда мы подошли к кабинету, оттудадонёсся взволнованный голос отца:

— Я не уверен, что она к этому готова.

— Тициано, ты слишком мягок с ней. Она нечёртов ребёнок! — голос дедушки дрожал от раздражения.

— Я думала, дедушка не вернётся домой доконца месяца, — прошептала я Карле, стараясь не обращать внимания на то, какбыстро колотится сердце. Я знала, что встреча неизбежна.

— Я тоже так думала, — тихо ответила она,затем постучала и, услышав голос отца, приоткрыла дверь.

Папа стоял напротив нас, пытаясьизобразить улыбку, но она тут же сползла, стоило ему заметить мою одежду. Еговзгляд скользнул по надписи на джемпере, глаза сузились, а губы сжались втонкую линию. Однако уже через секунду он взял себя в руки, вернув привычноесамообладание, и перевёл взгляд на пожилого мужчину.

Дедушка, напротив, даже не пытался скрытьраздражения. Его взгляд скользнул по моему наряду, и выражение лица сразунапомнило мне кадр из мультфильма, где у героя лицо краснеет до ярко-алого, аиз ушей валит дым. Густые белые усы подрагивали, а суровые черты лица неоставляли сомнений в его отвращении.

Мы никогда не были близки. Порой мнеказалось, что он вообще не считает меня своей внучкой. Иногда мне казалось, чтосамо моё присутствие раздражает его настолько, что ему трудно дышать со мнойодним воздухом.

Я глубоко вдохнула и первой подошла кдедушке, формально поприветствовав его лёгким поцелуем в обе щеки. Карлапоследовала моему примеру. Затем я обняла отца.

— Miei cari (Мои дорогие)! Хочупредставить вам Паоло Клеменца, — торжественно произнёс отец.

Я перевела взгляд на мужчину, сидевшего вкресле у массивного письменного стола. Он был невысок — примерно на десятьсантиметров ниже меня, а мой рост, между прочим, сто семьдесят пять. Его чёрныеволосы были аккуратно зачёсаны назад, а густые усы придавали лицу солидность. Казалось,он нарочно пытался выглядеть старше, хотя был примерно нашего возраста.

Паоло поднялся, вежливо поклонился, взялруку Карлы и поцеловал её. Мы с Карлой переглянулись, и мне едва удалось нерассмеяться от всей этой показной учтивости. Но когда он взял и мою руку, легкокоснувшись её губами, я решила сохранить серьёзный вид.

— Buonasera, signore. Piaceredi conoscervi (Добрый вечер, синьоры. Рад с вамипознакомиться), — произнёс он с улыбкой.

Мы с Карлой пробормотали что-то в ответ,чувствуя себя неловко и не совсем понимая, зачем нас вообще сюда позвали. Отецжестом пригласил нас сесть на один из диванов в кабинете, переставив стульятак, чтобы мы оказались напротив Паоло. Он и гость устроились поудобнее, адедушка поставил свой стул рядом со мной.

Я заметила, насколько спокойно иофициально держится сегодня отец — настолько, что это даже настораживало.

— Паоло приехал из Флоренции и поживёт унас некоторое время, — произнёс он. Я внутренне порадовалась, что скоро вернусьв свою квартиру.

Отец перевёл взгляд с нас на Паоло, потомснова на нас и слегка откинулся в кресле, будто собирался что-то сказать. Вэтот момент в комнату вошла мама с подносом. На нём стояли чашки кофе и тарелкас печеньем. Она разлила кофе — отцу, дедушке, Паоло исебе, — прежде чем опуститься на подлокотник отцовского кресла, мило улыбаясь иокидывая нас всех внимательным взглядом.

Мгновение её спокойствия оказалосьнедолгим. Когда взгляд мамы остановился на мне, её глаза сначала комичнорасширились, а потом сузились от возмущения. Увидев надпись на моём джемпере,она неожиданно поперхнулась кофе. Отец тут же вскочил и принялся хлопать её поспине, создавая лёгкую панику.

— Серьёзно, Беа? — прошипела она, наконецотдышавшись и метнув в меня взгляд, способный расплавить ледник.

Я спокойно откусила кусочек печенья сподноса, едва сдерживая смех. Да, момент был неподходящий, но сцена выгляделанастолько абсурдно, что не рассмеяться было почти невозможно.

— Итак, — произнёс отец после короткойпаузы, возвращая разговор в нужное русло, — прежде чем мы перейдём к основному,мы с мамой хотим вам кое-что рассказать. Вы уже достаточно взрослые, чтобыпонять это. Речь пойдёт о правде — о том, как мы с вашей матерью познакомились.

Я переглянулась с Карлой, затем сновапосмотрела на родителей. Мама явно нервничала: избегала наших взглядов, сделалаещё один глоток кофе и переменила позу, словно пытаясь найти удобство не толькотелу, но и мыслям.

Отец прочистил горло и продолжил:

— Как вы знаете, matrimonio combinato —брак по договорённости, то есть союз, устроенный семьями или третьими лицами посоображениям выгоды, статуса или традиций, а не по взаимной любви, — этодревняя традиция в нашей культуре. На протяжении веков она была довольнораспространена, хотя сегодня встречается всё реже.

По спине пробежал неприятный холодок, и ямедленно положила печенье обратно на стол. Мы с Карлой вновь обменялисьвзглядами — в её глазах отражалось то же тревожное предчувствие, что охватило именя. Сердце забилось чаще, будто предупреждая: сейчас случится что-то важное…и, вероятно, неприятное.

Мой разум словно застыл, не в силахосмыслить услышанное. Родители не знали друг друга до свадьбы — серьёзно? Какэто вообще возможно в наше время? В ушах эхом звучали слова отца: «Паоло здесь,чтобы начать ухаживать за тобой… что в конечном итоге приведёт к вашему союзу.К браку».

Я с трудом сдерживала нахлынувшие эмоции —от изумления до ярости. Какого чёрта? Всё это напоминало нелепый сюжет изстарого фильма — такого, который я бы выключила на середине. Я перевела взглядна Паоло: он натянуто улыбался, явно чувствуя себя не в своей тарелке. Его лицооставалось безжизненным, а улыбка — натянутой, почти болезненной.

— Вы, должно быть, шутите, — наконецвыдавила я, чувствуя, как дрожит голос. — Вы хотите сказать, что я должна выйтизамуж за человека, которого даже не знаю? Как… как это вообще возможно?

Мама нервно поправила волосы, избегаямоего взгляда, а отец, как ни в чём не бывало, продолжал смотреть прямо на меня— спокойно, уверенно, будто мы обсуждали нечто совершенно обыденное, вродепланов на выходные. Карла сидела рядом, поражённая не меньше меня, но молчала,словно боялась вмешаться.

— Беатрис, — отец прочистил горло, и голосего стал твёрже, — это давняя традиция нашей семьи. Я понимаю, тебе может бытьсложно это принять, но поверь — мы заботимся о твоём будущем. Паоло изуважаемой семьи. Он достоин тебя.

— Но я не… — слова застряли в горле. Я намиг замолчала, пытаясь хоть как-то осмыслить бурю внутри. — Я не готова. И ужточно не готова выйти замуж за человека, которого только что встретила!

Паоло опустил взгляд, и по выражению еголица я поняла — он тоже не в восторге от этой идеи.

Глава 2

Габриэль

«Losing MyReligion» —Future Royalty

Никтонебезгрешен.

Эти слова,вбитые мне в голову с шести лет, стали чем-то вроде ритуала. Молитвой.Напоминанием о том, кем я должен быть. Дорога, что привела меня к этомумоменту, была трудной — вся израненная ошибками, вспышками ярости и потерями. Япозволял гневу брать верх, позволял ему управлять мной. Но со временем научилсянаправлять его… в нужное русло.

Покрайней мере, чаще всего.

Но в такие дни, как сегодня, я позволяю себе немного роскоши — выплеснуть кипящий, ядовитый гнев на тех, кто этого заслужил.

— Мы на месте,босс, — тихо сказал Грассо, останавливая машину у обветшалого многоквартирногодома.

Район на окраине выглядел так, будто сам город давно отрёкся от него: заброшенные дома, выбитые окна, запах ржавчины и забвения. В отблесках костров,горящих в ржавых железных бочках вдоль тротуаров, мелькали тени бездомных. Свет здесь будто вымер. Осталось лишь тусклое оранжевое сияние, дрожащее на стенах и превращающее дома в мрачные декорации чьего-то кошмара.

Я медленновышел из машины и вошёл в ветхое, запущенное здание. В нос ударил тяжелый запахзастоявшегося табачного дыма, смешанный с гнилью и едким амбре мочи. Воздух резал горло, как тупое лезвие. На грязном ковре ввестибюле темнели пятна — следы чьего-то позора и равнодушия. Желудок противноскрутило.

Я надел кожаныеперчатки и опустил на глаза чёрные Ray-Ban — скорее по привычке, чем из необходимости. Лицоможно скрыть, но смысл в этом невелик: репутация говорит громче внешности. Людиузнавали меня не по глазам, а по делам. По жизням, которые я оборвал. Постраху, что оставался после. Это были те, кто встал у меня на пути… или простооказался в списке тех, чьё время истекло.

Мы поднималисьпо лестнице, где на стенах темнели разводы, а ковровое покрытие липло кподошвам. Из-за дверей доносились звуки споров, визгливый смех, приглушённыеругательства и глухой гул телевизоров. Грассо шёл впереди, настороженно, спривычным движением опуская руку к кобуре.

Неожиданно наплощадке выше раздался шум — кто-то затеял драку. Но когда мужчины заметилинас, всё стихло. Их лица изменились, словно кто-то выключил свет. Ониотпрянули, и в коридоре стало тихо. Мы двигались мимо них медленно, шаг зашагом, а они, как загипнотизированные, лишь следили взглядом, боясь сделатьлишнее движение.

Мы подошли кдвери с цифрой «13» — половина тройки была сбита, словно сама дверь пыталасьскрыть своё число. Грассо постучал один раз, коротко и уверенно.

Слеваприоткрылась соседняя дверь, и на пороге появилась пожилая женщина. Седыеволосы, накрученные на бигуди, выглядели так, будто застряли во времени. На нейвисел старый, выцветший халат, от которого пахло нафталином и сигаретным дымом.В её колючем взгляде смешались раздражение и привычный страх.

— Что? —фыркнула она, хмуря брови. Сигарета, свисавшая с её губ, угрожала вот-вотупасть, но, как ни странно, держалась на месте. Её глаза сузились, когда оназаметила Грассо, который спокойно постучал в дверь напротив.

— Мы постучалив эту дверь, мэм, — сказал он ровным голосом, не обращая внимания на еёпристальный взгляд.

— Тогда какогочёрта ты пялишься на меня? — резко огрызнулась она, переводя взгляд на меня.Подозрительность в её глазах усилилась, когда она заметила мои тёмные очки инеподвижное, непроницаемое лицо. — Вы что, из ФБР?

— Нет, мадам, —ответил Грассо с лёгкой усмешкой.

— Глория! С кемты там разговариваешь? — донёсся из квартиры хриплый мужской голос.

— С твоейматерью! — рявкнула она в ответ, не отводя глаз от нас.

Я едваудержался от усмешки, наблюдая, как сигарета всё ещё чудом держится на еёгубах. Грассо снова постучал в дверь, и мужской голос выкрикнул:

— Это ни хренане смешно, Глория!

— Сколько раз мне повторять, Уолли, чтобыты не лез в мои дела? Смотри дальше своё дерьмовое шоу! — она раздражённосхватила сигарету и сделала глубокую затяжку, потом ткнула в нас пальцем сдымящимся окурком. — Я вас раньше видела. Не часто, но помню. — Она постучаласебя по виску, и пепел осыпался на её халат.

— Кто, чёрт возьми, вы такие? — Мужчинавыглянул из-за двери. Его неопрятная борода блестела жиром. — У нас ни хренанет! Мы ни хрена не видели и ни хрена не знаем! — Он кивнул, будто подтверждаясобственные слова, и почесал растущий живот под когда-то белой майкой. —Глория, ради всего святого, сколько раз я должен тебе говорить, чтобы ты неоткрывала эту чёртову дверь, а?

Она проигнорировала его, сосредоточиввнимание на мне.

— Что случилось, красавчик, языкпроглотил? Хочешь, я помогу его найти? — усмехнулась она, обнажив почтибеззубую улыбку.

— Я, блядь, стою прямо здесь! — взорвалсяУолли, голос его сотряснул стену. — Подожди хоть, пока я не окажусь в могиле,чёрт возьми!

— Почему? — парировала она, не глядя нанего. — Ты ж, похоже, туда ещё не добрался.

— Это был один грёбаный раз! — крикнулмужчина. — Если бы я знал, что ты будешь припоминать мне это ещё пятьдесят лет,я бы никогда не просил тебя забрать меня обратно!

— Да, но ты же просил! — отвечает она,раздражённо перебивая.

Устав от их спора, я выхватил пистолет иприставил дуло к виску Уолли. Они оба застынули от резкого движения. Сигаретасыпанула на пол.

— Мэм, только скажите слово — и я срадостью избавлю вас от него, — сказал я, улыбаясь Глории. — Похоже, вы егоявно не переносите.

Глория затрясла головой.

— Нет, нет, нет. Я… я… это просто шутка,мы просто дурачимся, правда, Уолли? — запинаясь, проговорила она.

— Д-да, — зажмурил глаза Уолли.

— Хм, ты уверена? — Я чуть сдвинулпистолет, и оба вновь вздрогнули.

— Д-да, п-пожалуйста, сэр, — умоляющепрошептала Глория.

Я наклонил голову, внимательно разглядываяих.

— Я не верю, — сказал я медленно, — но выуже потратили слишком много моего времени. На этот раз я оставлю вас в покое…пока.

Я перевёл взгляд в сторону квартирынапротив.

— В будущем, Глория, не стоитинтересоваться тем, что происходит у соседей, — добавил я хладнокровно. — ИУолли прав: никогда не открывай дверь незнакомцам. Никогда не знаешь, ктоокажется по ту сторону — воры, преступники, убийцы, психопаты...

Я спрятал оружие за спину и сделал шаг всторону, давая им понять, что разговор окончен.

— Итак... — я сделал шаг вперёд, и ониотступили, держась друг за друга. Я посмотрел вниз и носком ботинка потушилсигарету Глории, затем снова поднял взгляд. — Вам не стоит больше видеть моёлицо. Мне нравится версия Уолли: вы ничего не видели и ничего не знаете.

Они кивнули, и Уолли дрожащей рукойпотянулся к дверной ручке, закрывая дверь.

— Они, наверное, умрут со страху во снепосле того, что ты им только что устроил, босс, — усмехнулся Грассо и несколькораз мощно хлопнул по двери.

Дверь распахнулась, и Чиччо, тяжело дыша,опёрся о косяк; лицо у него было красное, пот блестел на лбу, пряди волосприлипа́ли к коже.

— Извини, босс, — его глаза уклонились отмоего строгого взгляда. — Поел тайской еды — и стало плохо, — он пару разударил себя кулаком в грудь и отрыгнул.

— Отвратительно, братан, — буркнул Грассо,проходя мимо.

— Чёрт возьми, ты же на прошлой неделевзорвал здесь туалет после того самого карри, — сердито упрекнул его Чиччо.

— Хватит, — я потер висок, устав от спорадвух идиотов и от этих двоих. — Где они?

— В спальне, босс, — показал подбородкомЧиччо.

Я вошёл в заднюю спальню и толкнул дверь.Воздух внутри был тяжёлым, влажным и жарким, словно сама комната дышала гнильюи страхом. Кондиционер гудел в углу, но толку от него было немного — он лишьгонял тёплый воздух по кругу.

Я щёлкнул выключателем. Лампочка подпотолком моргнула и осветила сцену: мужчина и женщина сидели в центре комнатына стульях, спинами прижатые друг к другу. Их руки были связаны за спиной,верёвка впилась в кожу. Когда я подошёл ближе, женщина застонала и попыталасьдёрнуться, словно надеялась сорвать с себя повязку на глазах.