Алиса К.
Я монстр
Часть 7
***
Творить жизнь – значит творить беспокойство.
Есть только один способ избежать беспокойства: убивать.
Бернард Шоу
Сегодня я обнаружила Немо плавающим кверху брюшком. Он прожил со мной без малого пятнадцать лет. Мне подарила его мама, когда я еще училась в школе. Не очень оригинально с моей стороны было назвать рыбу клоуна Немо. Он был свидетелем огромной череды событий моей жизни. Из своего круглого аквариума он видел, как я закончила школу, как начала приглашать домой мальчиков. Думаю, он видел, как и мама приглашала домой мужчин. Он видел мои слезы и смех. Видел меня пьяной. Как скучна жизнь рыбки. Немо видел мир из одной точки своего аквариума. Хотя, если его память всего несколько секунд, то моя сентиментальность не так уж уместна. Покойся с миром, рыба клоун.
Удивительно, как легко ломаются человеческие кости и в целом, как же хрупок человек. Параллельно с изучением информации, известной СМИ о двух трупах в одном из домов нашего города, я решила, что необходимо изучить новые способы убийства. После случая, когда мне пришлось больше часа отмывать кровь со своего тела и одежды, появилась необходимость узнать тонкости анатомии человека и поиска уязвимых мест с наименьшей кровопотерей.
Как бы не был прекрасен процесс перехода никчемных людей по ту сторону жизни, мне приходилось иметь дело с мешками костей и мяса, которые оставляли после себя следы. А это улики для следствия. Да, в обоих случаях мне удавалось хорошо очистить после себя место преступления, о чем неоднократно писали в отчетах полицейские, но это не значит, что больше не будет промаха. Кто владеет информацией, тот владеет миром.
– Ало, привет, Серго. Мне нужна помощь. Мне нужен доступ к базе, где наши местные полицейские хранят все данные.
– Лик, привет, дорогая! Зачем тебе это надо? – Серго посмеялся в трубку.
– Я маньячка и убиваю людей и мне надо знать все, что известно нашей полиции, чтобы не попасться.
– Ха-ха-ха-ха, ну ты мочишь корки! Ладно, не хочешь, не рассказывай, я все сделаю, мне нужно несколько часов, к вечеру все будет готово.
– Спасибо, друг!
– С тебя бутылка коньяка. Пока, маньячка, ха-ха-ха-ха.
Вечер. Храни боже электронный документооборот! Новость о том, что двух моих мальчишей – плохишей нашли в их квартире только через десять дней была не удивительной. Соседка бабуля почуяла запах вони через пару суток и вызвала полицию, которая на вызов приехала ни с первого звонка, так как «Бабуля, проветри квартиру и вонь уйдет». Но еще через пять дней на дикую вонь жаловаться стали соседи этажом ниже. Уже тогда из нашего отделения отправили информацию об объявившемся маньяке с полным описанием причин смерти жертв.
Идея оставить тела там была вполне осознанной и направлена, как некое послание для тех, кто еще терроризирует город любым видом преступной деятельности. Я знала, что информацию о смерти двух бандитов обнародуют, и это должно было немного успокоить горожан и подбавить страх в головы злодеев.
В одну из смен в магазине, ко мне на обеде подошла женщина из бухгалтерии и рассказала страшную историю про то, как ее подруга обнаружила двух убитых соседей. Зная историю более детально я слегка улыбнулась бабкиным сплетням.
– Лика, будь аккуратна. Не в спокойное время мы живем. Не дай себя в обиду, – в обиду себя давать я и не собиралась, но проявление заботы бухгалтерши приятно во мне отозвалось.
Я решила навестить бабу Майю, как она просила ее называть. Уж очень эта женщина меня к себе расположила. Я купила по пути торт Наполеон, подошла к тому самому подъезду. Воспоминания нахлынули моментом и чувство тревоги от тех неприглядных картин, сменилось чувством спокойствия, что в районе стало на пару подонков меньше. Баба Майя уже вскипятила чайник к моему приходу.
– Заходи, внучка! Ох, давно не ела Наполеон, заходи скорее, – бабушка Майа была почти глухой, ее слуховой аппарат снова запищал, – да что ты будешь делать, – она что-то покрутила в ухе и писк прошел. В следующий раз привезу ей новый слуховой аппарат.
– Как дела? – мне приходилось говорить громче обычного.
– Да как-как? Нормально, живу потихоньку, – она все говорила через улыбку и иногда посмеивалась, что делало ее голос немного хриплым, – как твои дела? Работаешь?
– Да, работаю, от смены до смены. Ищу альтернативу, чтобы и от дома недалеко и по деньгам выходило лучше, чем сейчас.
– Оооо, это сложно. Но если найдешь, надо вцепиться за такое место и не отпускать.
– Зачем? В мире много разных профессий, можно много пробовать, правда у меня нет никаких занятий интересных, кроме работы и я не знаю, какая работа нужна для удовольствия.
– Для удовольствия нужен мужчина, а работа для денег, чтоб быть состоятельной. У тебя жених – то есть? – опять эти дурацкие вопросы, преследующие меня повсюду: работа, муж, семья.
– Есть-есть, – проще соврать, чем пытаться что-то доказать человеку, с которым у вас очень разное мировоззрение и такая явная разница поколений, но между тем, баба Майа было очень терпелива к моим загонам про лучший мир, который случится только тогда, когда кто-нибудь истребит весь шлак человечества в виде преступников. Она меня поддерживала и считала, что необходимо вновь ввести смертную казнь.
Так же она здраво рассуждала о последствиях введения смертной казни – сотни невинных людей из-за алчности суда могут быть убиты законным способом. Много слов было из серии «рыба тухнет с головы» и в мире ничего не изменится, пока власть находится в руках нечестных людей. Потом она говорила, что мы люди, сами слишком ужасны для каких-то глобальных перемен, и мы заслуживаем то, что происходит с нами в масштабах не только страны, но и всего мира.
– Ох, внучка, я уже слишком старая, чтобы думать о таких вещах. На моей памяти было очень много ужасных вещей, но сейчас помирать пора и я заставляю себя каждый день вспоминать о чем-то хорошем и осознавать, какую прекрасную жизнь я прожила.
– Ой, баба Майа, хватит вам такое говорить, вам еще жить и жить!
– Хахаха, спасибо, милая, но я понимаю, что время уходит. Я подарила этому миру свою музыку, пусть никому толком и ненужную.
– Что? Музыку? – я обратила внимание на фортепиано в комнате, но не подозревала, что баба Майа играет, – сыграйте что-нибудь!
Сначала она отказывалась, но потом все же пошла к инструменту. Она начала медленно перебирать пальцами клавиши, вспоминая ноты и, после недолгой паузы, зазвучало нечто, пробуждавшее непосредственную радость. Я закрыла глаза и очутилась в лете с ярким солнцем, сочной зеленой травой и детским смехом. Я будто смотрела в небо и кружилась среди деревьев, ощущая этот сказочный момент всем своим существом. И не было вокруг ни капли темноты, были добрые, щедрые на улыбки люди, от которых исходил свет.
Потом я увидела, как листья на деревьях вмиг опали. Закапал мелкий дождь и люди, только что улыбавшиеся мне, накинули капюшоны, опустили глаза и куда-то побрели. Я была растеряна, потому что они начали исчезать, они просто растворялись в тумане, заволакивающим площадь, на месте которой пару мгновений назад был зеленый парк. Только сейчас я поняла, что Майа начала играть другую композицию, чем-то завораживающую, но очень печальную, будто музыка опустошила мою душу и лишила способности воспринимать что происходит наяву, а не в моих грезах.
– Это очень красиво. У меня нет слов, спасибо, – после моих слов она встала и обняла меня так тепло, будто я и правда ее любимая внучка.
– Спасибо, что напомнила мне. Надо будет попросить кого-то из соседей, чтобы передвинули мне фортепьяно к окну, а то сижу, в стену смотрю, а так хоть на последок вспомню молодость.
– Да зачем просить, сейчас я подвину! – я начала двигать здоровый инструмент, но бабушка очень испугалась и начала меня останавливать.
– Ты что делаешь? Это же так тяжело, перестань! Тебе же еще рожать.
Когда я вышла из дома бабы Майи, в моей голове все еще крутилась ее фраза «тебе же еще рожать». Хочу ли я иметь детей? Да. Хочу ли я, чтобы мои дети жили в этом грязном мире? Нет. Под грязным миром я понимаю не только мир с убийцами, бомжами, наркоманами и прочим шлаком, который я пытаюсь вывести, как грязное пятно с ковра хотя бы в пределах своего города, но и другие ужасы, вроде смертельных заболеваний, несправедливости общества и условий жизни в целом.
Еще я не представляю, как может воспитывать ребенка мать, у которой уже на совести три трупа? И я бы могла остановится, но тогда моя цель по очищению «ковра» от грязи потеряет смысл. И мне придется спасать мир больший, чем есть сейчас – мир маленького человека… Если прямо здесь и сейчас передо мной стоит выбор, то он очевиден: лучше я откажусь от материнства, пусть пожертвовав одним не рождённым ребенком ради будущей прекрасной жизни для сотен тысяч детей.
Стоило произнести в голове эту фразу, как тут, будто в подтверждении правильности моего выбора я услышала, как кто-то орет в подворотне между домами, где обычно стоят мусорные баки. Я завернула туда и увидела потрепанную женщину, выглядевшую слишком мерзко для обычной женщины и слишком потасканного вида для проститутки.
– С вами все в порядке?
– Пошла нахер отсюда, тебя не спросили.
Она сидела на земле в разорванной штанах, старом вонючем тулупе и шапке с помпоном. Я пыталась выяснить, ждет ли она кого-то, кто поможет ей, или у нее есть родные, но она только рыдала и орала как сумасшедшая, что никого у нее нет, только бутылка чекушки и чистый медицинский спирт. Тоже мне, кот Бегемот…
Кровь закипела в жилах, я чувствовала каждой клеточкой своего тела адреналин, разливающийся откуда-то из груди. Мне хотелось взять камень и до смерти забить эту свинью, это жалкое подобие человека, но я остановилась. Чтобы избавить общество от биомусора, нет смысла этот мусор заставлять страдать. Цель – избавление, но никак не наказание. 1 ноября – твой второй день рождения, жалкая алкоголичка. Ты этого не знаешь, но ты второй раз родилась вместе с чистым и белым первым ноябрьским снегом.
Часть 8
***
Не совершаем ли мы, колесуя убийцу,
ошибку ребёнка, который бьёт тот стул,
на который наткнулся?
Георг Лихтенберг
«Храни меня, Господи, от чудовища, что живет во мне. Не позволяй ему вселять в мои мысли гнев, отчаяние, тоску и алчность. Помоги мне сохранить все доброе и светлое в себе. Спасибо, Боже, что я имею честь нести благо миру, в котором я живу. Спасибо за то, что я – человек поистине признающий силу любви и справедливости. Спасибо, Господи, что я есть Ты, а Ты есть Я. СпасиБо».
С этими словами я стала засыпать и просыпаться каждый день. Я не верила в бога, которому поклоняются православные люди, но я верила в того, что был во мне, что был в каждом человеке, что был, есть и будет всем сущим.
Машина по избавлению мира от паразитов была запущена во мне. Я понимала, что невозможно уничтожить все зло на земле, ибо истинное зло раздает указы, сидя в креслах, до которых не дотянуться простому смертному, но я могу продолжить начинания прошлых борцов за справедливость и жизнь без людей «вне закона» даже если «вне закона» становлюсь я сама. Только выучившись на ошибках людей, которые в прошлом убивали ради очищения мира, я могла оставаться вне подозрений.
Как глупо попадались эти убийцы, признавая в большей части свою вину и получая удовольствие от этого. Рассказывая о том, как они брали на себя роль вершителей судеб неугодных гармоничному миру людей. Синдром бога, о котором однажды сказала Маня. Я много думала об этом. Казалось, что я превращаюсь в такого же неконтролируемого «вершителя».
Но было же отличие между мной и теми маньяками прошлого, или нет? Ведь они тоже хотели жить в лучшем мире… Но что-то все же отличало нас. Чувства вины во мне не возникало с момента посещения психолога. Я четко осознавала, что делаю очень плохие вещи, но мне не было стыдно за них. Четыре жертвы одной, хоть и высокой, но хрупкой маньячки. И все-таки отличия были, но слишком размытые и я решила бросить идею копаться в себе по этому поводу. Самокопания не приведут меня сейчас к чему-то положительному.
С момента поиска информации по неугодным гармоничному миру людям я поняла, как много в небольшом городе преступников, наркоманов и бездомных. Несмотря на то, что опыт пойманных серийных убийц меня научил как не попасться, я осознавала всю сложность задачи быть на несколько шагов впереди полиции.
Любая крошечная неточность – и я в тюрьме. Ничего не проходит бесследно и я также понимала, что с меня будет взята плата за весь тот кошмар, который я сотворила и собираюсь творить дальше. Но тем не менее я собиралась убить самого известного среди местных наркоманов дилера.
Информации о человеке по прозвищу Кокос было много в Интернете. По слухам, это местный мажор, получивший от предков нехилое состояние в наследство. Он приехал в наш город недавно и подсадил несколько персонажей на какой-то новый вид дури. Число зависимых увеличилось среди студентов академического городка, что обеспечило Кокосу постоянный доход.
Вычислить его было не очень сложно. На территории местного университета есть лыжная база, на которой проводят время не только студенты, но и другие жители нашего города. Через пять рукопожатий я узнала телефон человека, который напрямую связан с Кокосом и занимается организацией доставки товара.
– Откуда знаешь о нашей точке? – спросил тощий паренек в спортивном костюме с капюшоном на пол лица.
– Друзья из института рассказали, – я максимально старалась косить под дуру и, похоже, получилось.
– Одна таблетка стоит пятнадцать тысяч. Деньги на карту по номеру скинь, – я сразу достала телефон и начала переводить ему деньги.
– Вы, наверное, столько товара продаете в день, такие суммы не вызывают подозрения у банков?
– Меньше вопросов. Жди здесь. Только с кофеином не мешай, а то окочуришься, – он усмехнулся и ушел за угол.
Я аккуратно проследила за ним и увидела, что он встречался с тем, кого я как раз ищу. Не слишком они заморачиваются над прикрытием. Кабинки мужского туалета, серьезно?
Через замочную скважину я увидела парня в ярко зеленом костюме с черным сноубордом. Побежала обратно за угол и через пару мгновений подошел человек с маленьким пакетиком, внутри которого была тоненькая таблетка в виде задницы. Ставлю пять баллов за оригинальное оформление. Весь оставшийся выходной день я провела, наблюдая за человеком в ярком зеленом костюме.
После того, как из зоны отдыха лыжной базы вышел последний посетитель и охранники закрыли ворота на замок, я пробралась в административное здание, где в кабинете с табличкой «руководство» сидел в зеленом костюме Кокос.
– Девушка, время для посещения прошло, покиньте базу.
– Молодой человек, вы мне понравились так, что я не устояла и нарушила правила посещения этого места, может выпьем кофе? – я старалась выглядеть максимально заинтересованной в его персоне и на секунду мне показалось, что он правда довольно симпатичен.
– Удивительная наглость. Но мне нравится, вам капучино или латте?
– Капучино, – хлопая ресницами ответила я.
Он принес кофе из автомата, поставил его столик и сразу же раздался телефонный звонок от охраны.
– Да-да, ты можешь идти, я сам все закрою, – слышу, как он говорит, и понимаю, что более подходящего момента не предвидится, кидаю таблетку в кофе.
Собеседник вернулся ко мне, сделал пару глотков кофе, сказал, что ему пора заканчивать здесь и предложил отвезти меня домой, чтобы переодеться и пойти в ресторан с целью продолжить беседу. Но закончить мысль он не успел. Я увидела, как побагровело его лицо.
– Что ты мне подсыпала, тварь? – он встал и, шатаясь, добрался до дивана, который стоял в углу комнаты и в тот же момент рухнул на него.
Мне пришлось разворачивать его к себе лицом. Ох и тяжелый же мужик!
– Такие конченые мрази, как ты, должны дохнуть от того, чем они убивают слабых и невинных людей, – я ударила его кулаком в челюсть так сильно, как смогла.
– Эффект пройдет, и я убью тебя… тупая девка… – закончить фразу у него не выходит из-за того, что у него стал неметь язык, но с опухающим языком он смог проговорить эти несколько слов.
– Я убью тебя раньше.
Я видела, когда он передавал таблетку худому высокому парню для меня днем, что доставал он их из внутреннего кармана своей куртки.
– Что будет, если я сейчас штук шесть закину тебе в рот, да еще заставлю запить их кофе? – спрашиваю я его, показывая горсть таблеток в целлофане.
Моя ослабленная жертва мычит, пытаясь пошевелить головой. Глаза его наполнились слезами. Я сдавила ему скулы от чего открылся его рот и затолкнула туда таблетки, залив остатками его кофе. В течение минуты он дергается в конвульсиях. По его синим опухшим губам стекала пена, а из ушей пошла кровь. Через две минуты он умер.