Кира Бородулина
Письма к мечте. Эпистолярная романика в трех частях
Что важно для меня – история, похоже, не закончилась. Нет, я не кинусь добавлять тебя в друзья, напрашиваться на знакомство и строить из себя восемнадцатилетнюю свистушку, чтоб по проспекту покатал. Если ты меня и вспомнишь, для тебя и возраст секретом не окажется. Я ничего не стану менять – разведенка не предел моих мечтаний, но изучая священное писание и видя, как воля Божия свершается в веках, я заинтересовалась. Мне ж сейчас все объясни, вынь да положь! Господь никуда не торопится, Его пророчества и через восемь веков сбываются. Быть может, и я про свою жизнь хоть что-то пойму. На это появилась надежда, а не на совместное счастье. Я вовсе не уверена, что я бы этого хотела.
Если бы у тебя было подключено приложение «Мои гости», и ты спросил бы меня однажды: «девушка, почему вы так часто сидите на моей странице?», я бы ответила: «я влюблена в вашу страницу! Мне тут нравится. И вы мне нравитесь». Теперь стесняться нечего – я не желаю чужого мужа, и это облегчает жизнь. Я вообще не желаю, я просто пытаюсь найти доказательства своей веры в конкретного человека.
Наверняка ты бы удивился, узнав, что где-то в этом городе есть девушка, поющая в сельском храме и машущая шваброй в библиотеке, влюбившаяся в тебя по интернету, хотя семь лет назад вы познакомились в реальной жизни. Эта девушка никогда не путешествует, у нее почти нет друзей, она живет незнамо чем, но чему-то радуется. Она не смотрит телевизор и не интересуется политикой, не любит сладкого и ходит в бассейн пару раз в неделю. Читает мало, много спит, и ничего в ней примечательного нет. Она не красива, носит очки, у нее нет пышных форм и ростом она выше тебя. Таких ценят как товарищей, но семью с такими создавать не хочется, а было бы благоразумно, ведь такие верны до последнего и не летучи. Не факт, что сами эти замухрышки мечтают о таком уделе. Быть может, даст Бог расцвести и принести плод во сто крат? Как это было бы прекрасно, наверное…
Твоя озадаченная Кристи.
2 апр. 2014
Привет, беспечный ангел!
Люблю, надеюсь, жду. Без оснований, без страха, но с надрывом. Пост. Всегда ты не вовремя, и пора бы понять – это искушение, не более. Никакого смысла, надо все победить, но не могу и не хочу.
Люблю. Признаюсь себе в этом легко и снова пускаю в душу надежду: а вдруг? Может, уже хватит влюбляться абы в кого? По словам Насти, влюбиться и ничего с этим человеком не построить – все равно, что съесть вкусное и сблевать. Она права, наверное, но она влюбилась впервые в двадцать восемь и сразу взаимно и с тяжелыми последствиями. Что тут говорить? Права, если что-то было. А если ничего не было? Что я, собственно, сблюю, если ничего не съела, а только заглядывалась на ломящиеся от кушаний столы? Надоело. Зачем тогда всплыл? Поискушать можно любым незнакомцем с куда более привлекательной страницей – мне много не надо, воображение богатое. Не стыкуется, не клеится, не понимается, а потому опять надежда.
Недавно услышала в лекции отца Даниила Сысоева: когда не полагаешься на человека, можешь любить его по-настоящему, как образ Христа. Не каменную стену, не опору – Господь прямо говорит, проклят тот, кто надеется на людей. Да я пою это каждый день: Изыдет дух его и возвратится в землю свою, в тот день погибнут вся помышления его. Вот и не надеюсь. Мне есть, на Кого надеяться, и Он не подведет. Тебя же я просто люблю. Все эти нестроения перечеркивает взгляд, в котором грусть мешается с пустотой. Не знаю, правильно ли я прочла, но мне кажется, так смотрит человек, пытающийся поверить, что в этом мире еще есть, чем жить. Еще можно протиснуться и что-то для себя найти – смысл, радость, цель, пока не развалится радость за радостью, пока не поймешь, что материальное и земное приносит, в конечном счете, только уныние. Дойдешь до края пустоты и воззовешь из глубины. На краю пустоты страшно – я знаю, была там, и не хочу ничему никого учить, проповедовать, предсказывать, вести. Что до мужчины – пусть он меня ведет, а я хочу быть маленькой и глупой. Но если не получится, я хотела бы встать рядом с тобой, когда ты откроешь дверь души Богу. Я хочу пережить с тобой эту ни с чем не сравнимую радость, первые сомнения, метания, видеть твою решимость и сознание того, что нет иного пути. Хватит ли воли? Если Господь освятит разум и сердце, хватит всего, и направлена она будет куда нужно. Ты же воин, носишь смерть за правым плечом. Вряд ли ты никогда всерьез о ней не задумывался – надо быть совсем отмороженным. Может, у тебя даже есть какие-то представления о загробной жизни типа вечного сезона погибшим мотоциклистам. У каждого свой ад, а к раю надо привыкать уже здесь.
Любовь – это не чувство, а волевое усилие. Сегодня я точно это поняла. Заведующая библиотеки – я там подрабатываю – спросила, чем я занимаюсь в свободное время. Я ответила, что его у меня почти не остается, готовлюсь к службам – постовые совсем другие, надо много читать.
– Ну, мне кажется, это надо любить…
Разумеется. Но так ли уж я люблю? Прихожу домой после шести уставшая, поем, поваляюсь, соберу глаза в кучу, потолкусь по комнате, настроюсь на нужный лад. Открою триодь – купила на ярмарке постовую богослужебную книгу, легче стало жить. Там каждый день поста расписан – что читаем и поем. Прочту стихиры, размечу цезурами, пропою раз, другой, а то и третий. Книга на церковно-славянском, сразу во многое не врубишься, не все разглядишь. Гласы стихирные (восемь напевов, на которые накладывается текст) я еще плохо знаю, путаюсь в них, язык спотыкается на ударениях. Думаешь, легкое это дело? И еще не факт, что я правильно разметила – может, завтра окажется, в нашей триоди все по-другому, но хоть успею просмотреть, пока будут читать часы. А часы? На них постом читают псалтирь – тоже непростая книга. В прошлом году я не знаю, как меня вытерпели – ошибалась на каждом слове, ударения ставила, где придется, читала, сама не понимая что. Приходится чуть ли не учить нужные кафизмы, чтоб не мешать людям молиться, а помогать по возможности. Вовсе мне не хочется тратить на это вечер, а если еще и глаза устали за день, и вообще не высыпаюсь – как всякий менеджер среднего звена, после работы попялилась бы в монитор. Развлеклась бы, как и выразилась начальница. Ты, говорит, раз телевизор не смотришь, в интернете развлекаешься? Развлечение – это снятие влечений, а влечение у нас по-хорошему одно: к Творцу. Дух ищет Бога, его должно куда-то влечь, а своими развлечениями мы маскируем пустоту и порождаем уныние.
Иногда хочется, когда усталость накатывает, почитать пустую книгу, посмотреть простенький фильм, послушать легкую музыку. Ослабить влечения. А у меня теперь нет времени развлекаться. Можно сказать, это я и делаю на второй работе – тупая, однообразная, не выносит мозг. Пишешь всякую ахинею, не ведая, кому оно надо, кто это будет читать и проверять. Госучреждение, круче школы и больницы. Вот там я и развинчиваюсь. Прихожу домой – и свинчиваюсь обратно. Есть такие вещи – для всех и каждого взрослого человека, обремененного хоть чем-то, – которые надо делать, хочешь или нет. Как сказала моя сестра, я уже давно не задаюсь вопросом, лень мне или нет – надо сделать, значит, делаю. Так можно многое полюбить. Даже человека – в принципе, любого. Просто заставить себя разглядеть в нем хорошее.
А тут – молитва. Как тело голодает без пищи и деревенеет без движений, так и дух задыхается без молитвы. В пост для него – настоящий пир! Псалтирь – сильная штука, проверено электроникой. Такую немыслимую дурь выбивает из башки, диву даешься. А пока поёшь, сквозь тело проходят вибрации, что весьма полезно, расслабляет и исцеляет. Почитаешь, попоешь – душа на место становится: успокаивается, светлеет, влечется к Творцу и начинает любить и пост, и молитву, даже в принудительном порядке. Расцветает, раскрывается. А так, люблю, не люблю… что мы вообще-то любим, кроме душетленной гадости? Даже тело приходится пинать на тренировки, но оно благодарит за это хорошим самочувствием и настроением. А, по совести сказать, охота корячиться? Нет, так бы и лежала на диване с пачкой чипсов. В бассейн бы ездила в снег и зной и дождик проливной? А зачем – и так не толстая, ну его! Но полюбила – усилием воли, даже через лень и боль. Тело быстрее закрепляет такие состояния – вот бы душа так же полюбила б молитву, и каждый вечер, в одиннадцать – становись! А не откладывать до тех пор, когда глаза уже не открываются и голова не соображает. На Тебе, Боже, что нам не гоже. Вот и вся любовь.
Так и царствие Божие нудится, и любовь в себе приходится взращивать, сердце очищать и волю поворачивать куда надо. Даже если разум к Богу развернул – не все сразу получится. Чувства в женской природе так культивированы поэтами и масмедиа, так закреплены в теле, что срослись с душой. Мне непросто. Всего пару раз я почти со слезами возопила: Господи, убери его от меня, я понимаю, что это все чушь и выдумки, ни к чему хорошему не ведущие! Его – значит тебя, а тебя и так рядом нет. Из сознания просила убрать, из головы, из жизни. Всего пару раз. Если бы всерьез об этом помолиться – неужто Господь не помог бы? Неужто Ему нравится меня мучить? Но я просто не хочу. Молиться вместо того, чтобы собеседовать с помыслами. Думать о спасении и стяжать покаяние вместо того, чтобы думать о тебе, мне ведь известно, от чего я отказываюсь – два года назад Господь открыл мне вкус этой почти монашеской жизни. Позапрошлый великий пост оказался во многом поворотным, и такой свет познала душа, такую радость и сладость, по сравнению с которой вся полнота мирской жизни – ничто. Ты же – один надрыв, боль… бесконечный вопрос и терзание, страсть, метания, жалость – чаще к себе. Так размечтаешься, потом себя не найдешь, от уныния не отмоешься, голова разболится, жить не хочется. Надо ли еще что-то говорить?
Мне бы только попросить: Господи, дай мне еще раз прикоснуться к тому свету, которым Ты меня окутал два года назад, когда я была уже уверена, что я – невеста Христова, что другой дороги нет и не желаю ничего больше знать. Один взгляд в небо заменял все, а вне храма рушился мир, но мне было все равно. Я тогда ничего не понимала, служб не знала, но самого ощущения благодати мне хватало выше крыши. Дай только прикоснуться еще разок…
Но сердце молчит, полное тобой. Идоли язык сребро и злато. И другие люди. Я променяла Божий дар на яичницу без яиц, пардон за пошлость. Покаяния несть во мне, Боже. Но все-таки убери его от меня – мне ведь есть, что терять. Я не могу пробрасываться жизнью вместо того, чтобы посвятить ее Тебе.
Твоя по принуждению трудолюбивая Крис.
8 апр.
Привет, вечный вопрос!
Сказала батюшке после исповеди о своей «мучительной влюбленности» и занятости мыслей «одним человеком».
– А смысла так и не поняла – к чему вдаваться в подробности? Со стороны, как правило, ничего не виднее, а исповедь не психотерапия.
– Да, – вздохнул батюшка, – может, и не нужно это все…
Я ожидала более жесткой реакции или более фундаментального интереса, но казалось, батюшку моя проблема не слишком заняла. Может, и не нужно, а, может, и ничего…
12-ого апреля открывается мотосезон. Опять Лазарева суббота. На том же месте в тот же час. Не знаю, зачем, но хочу пойти. Стать на мгновение причастной к твоему празднику. Подышать одним воздухом. Посмотреть на олицетворение свободы – такой недоступной, такой притягательной, антуражной, красивой. Смелой и безрассудной, которой у меня никогда не будет и которую со мной никто не разделит.
Я учусь быть одна. Нет времени даже затосковать по этому поводу. Есть две работы, деньги, которые не на что тратить и уже ничего не хочется. Странное и новое для меня чувство – прихожу в магазин и могу сразу купить, что понравилось, расплатившись карточкой, и как будто не тратишься, ведь незаметны деньги на карточке, а наличности этой я в глаза не видела. Можно все. Только безразлично. Привяжешься к земле, обустроишься хорошо, какое уж тут христианство? Что от веры останется? Ты вместо молитвы. Если бы в храме не служила – пиши пропала.
Знакомился со мной один парень в маршрутке. Похоже, милый мальчик, но слушает рэп и шансон. Потерял телефон по пьяни. Все ясно – не наш уровень. Почему со мной такая шелупонь знакомится? Слава Богу, редко. А если не шелупонь, то исчезает навсегда. Где же ты, где? Мне кажется, в частном доме с гаражом. Интересно, ты теперь там один, с хорьками и котом? Судя по «контакту», дома ты бываешь и есть время даже в интернете сидеть, чем я теперь не могу похвастаться. Тебе бы со мной было скучно: я не вылезаю из своей деревни, словно нет вокруг большого прекрасного мира. Последний раз путешествовала в Питер в 2006-м. Святые места в счет? Недалеко и ненадолго. Мало читаю и почти разучилась говорить. Может, и не нужно это все? А, может, и ничего… Я больше не вешаю на твой образ свои проблемы. Я пытаюсь убедить себя в том, что, если бы даже мы друг друга нашли, я бы стала номером, а в моем понимании номером можно стать только первым. Ты бы сравнивал меня с Дашей или еще с кучей девиц, бывших в твоей богатой жизни. Я была бы номером 254?
Это так больно, так унизительно, особенно если бы ты стал первым и единственным. Нет, не пойдет. Дело не в самолюбии, не в брезгливости, а в том, что я никогда не выдержу сравнения, а полюбить меня так, чтобы я стала первой и единственной, ты не сможешь. Ты любил свою Дашу, а она, похоже, не поняла. Укатила в Могилев и помолвилась с другим. Чужая жена – потемки. Нет, второй номер на мотоцикле – это не в жизни. Так больно бывает только от собственных сказок и фантазий. Господи, ну зачем я узнала, что ты свободен! Ведь уже почти выбросила из головы, поставила жирный крест. В моих фантазиях ты, скорее, овдовел бы, чем развелся. Куда смотрел? Строишь ли из себя жертву? Или все вообще не так? Господи, ну зачем?!
Твоя влюбленная графоманка Крис.
13 апр.
Скажи же, какими судьбами мне ждать нашей встречи?
Куда направлять иноходцев в надежде найти?
Торба-на-круче, «Монолог».
Привет, заноза в мозгу!
На открытие сезона не поехала – смысл? Даже если ты там был – пролетел и нет. Да я ничего толком и не увижу. Ехала в маршрутке на курсы и смотрела на вашу колонну. Жиже, чем в прошлом году. Мама говорит, мероприятие показывали по телеку, предупреждали, что теперь на дорогах порядка не будет. Всех вы достали, никому вы не милы. Распутники, развратники, нажираетесь, а потом собираете деньги на сожженные клубы. Смотрю фотки с ваших тусовок – пиво, сигареты, увядающие крашеные девицы, разодетые кто во что горазд. А если молодые – тоже байкерши, а не придатки к мужьям. Что мне, девушке из храма, делать там? Я не курю, не матерюсь и считаю это нормальным. Старомодная серая мышь. Ненужно это все. У тебя своя жизнь, а моя – искуплена кровью Христовой, я же готова все пустить под откос, поддавшись чуйствам. Девка глупая…
Все же местами и временами это лучше, чем жить, как жила прошлый год и все, что случилось в нем, – не со мной. Я выкладывала эти письма на «Красках грусти», и комментировал их мужчина, твой ровесник. Пишет: «Может, он только и ждет твоей инициативы, решайся! Он хорош (тут мне стало приятно – эк я тебя расписала!), и ты его достойна». Я достойна?! Это я-то? Кто кого достоин еще… не стала отвечать, что ты женат, что нет смысла проявлять инициативу, которой ты уж точно не ждешь. Смотрю, вступил в группу «Покатаю на мотоцикле, девчонки, прыгайте!» Мотознакомства. Села – дала, уронил – женился. Сбил – обвенчались? Ага, щас… я тебя не достойна, а вообще не та, которую ты ищешь. Хотя откуда я знаю, что ты ищешь…
Грядет страстная седмица – последняя неделя Великого поста, хотя она уже вне поста. Я обещаю себе не заходить на твою страницу и вообще поменьше заглядывать в «контакт». Надо читать Евангелие и молиться, начинать готовиться к экзаменам на курсах, читать книги.
Твоя пытающаяся стать благочестивой Крис.
22 апр.
Христос воскресе!
Стало спокойнее. Мучительность моей влюбленности отвалилась – может, благодаря покаянию или окончанию поста, или, что самое главное, наступлению праздника праздников и торжества из торжеств. Мне нечего сказать тебе, кроме этого приветствия, но ты глух к нему. Была на твоей странице – в пасхальную ночь ты, вероятно, сидел в интернете, новое видео на стене добавлено в 2:54. Должно быть, тебе грустно и одиноко.
А мы всей семьей причастились, по доброй традиции, хоть папа и конвоируется в храм, но меня это не так коробит. Все-таки относительно многих это такой шаг! Пришли домой около трех (устали страшно), разговелись, чем Бог послал, и отдыхать легли. Однако долго спать в святой день не смогли, я проснулась полдевятого. Выбралась к друзьям, которые рады меня видеть и которым рада я. Мне нравится просто видеть их, чем-то делиться. Общение стало поверхностным. Сейчас никого не соберешь и общаться мы будто разучиваемся, а не научаемся. Когда ты моложе, все лучше знаешь и острее чувствуешь – вероятно, потому, что чище, и разум еще повинуется Богу, а не вожделевательной сфере, хоть сам о том и не подозревает.
Помню, в прошлом году пасхальной радости у меня не было, и я больше печалилась, что пост кончился. Теперь не печалюсь, ибо пост провела плохо – слава Богу, кончился. Но живу я пока еще осторожно – в постной памяти: не тянет на фильмы и светские книги, на изобильную трапезу или шопинг. Только теперь это не скорбь, а желание сберечь радость, дабы не растерять ее в суете мирской.
Днем уже под двадцать, а ночи такие дурманные! Господи, как же дивно Ты все создал! Не надышаться. Осенью тоже, но там по-другому, хотя так же опьяняет. Что Ты растворил в воздухе в это праздничное полнолунье? Что за наркотик жизнелюбия и надежды на лучшее?
Зашла на страницу твоей бывшей жены – аву поменяла, не прошло и двух лет. Ты спрашиваешь: «Кто тебя фоткал?», а она отвечает: «Молодой горячий фотограф» – куча смайликов. Потом вклинивается, видимо, фотограф – 91-го года рождения, уточняет, такой ли он горячий. Она пишет: «И очень нежный кстати!» Смайлики шеренгой, жизнелюбие так и прет. С твоей стороны – ни одного. Она ни одной аватарки твоей не лайкнула, а ты следишь за ее страницей, пишешь, хоть она и бывшая, и признания твои на ее стенке еще живы. Мне больно думать, что ты сидишь один в своем доме, торчишь в интернете, возможно, просматриваешь сайты знакомств в поисках одноразовых дам, а на сердце тоска, обида и горечь. Мне жаль, что так вышло, и в мою жалость вкрадывается гордыня: мне сюда дороги нет, я не дашезаменитель, не номер, не очередная… Единственной и любимой мне в твоей жизни не стать, так что нечего и помышлять – как не помышляю о водительских правах со своим зрением. Любовь моя светла, пусть не совсем чиста, но ты не для нее. Видимо, русская женщина и впрямь без жалости любить не может.
Доколе, Господи, терпиши все? В первую очередь меня: мои диалоги об одном и том же, которые ничего не проясняют, а только усугубляют ломку; отговорки от молитвы, потому что стыдно и лень; чаяния по поводу того, что ничего у меня в этой жизни нет, хотя Ты обсыпал меня талантами, которыми не знаю, как распорядиться. Служу Тебе надтреснутым голосом спросонья, с ошибками – не смешно ли?
Режут глаз похабные слова светской литературы – захватывающей, увлекательной, написанной почти моей ровесницей. Что в подъезде, что в книгах – одни словеса, чем сразишь? Разве что Твоим присутствием, Твоей правдой, Твоим промыслом о каждой жизни. А я человек грешный, причем настолько… как я смею вообще о таком писать? Нет, избави! Но просто нельзя Тебя не хвалить, соприкоснувшись с Твоей славой. Я отражаю ее, как могу, если от избытка сердца глаголют уста, и мне хорошо говорить не только о Тебе, но и с Тобой, даже не молитвой, а своим бредом. Мне легче, а Ты и так все знаешь.
Не твоя ожившая Крис.
Маски одиночеств
Опять наваливается темнота, и портится настроение, как подумаю… хочется большой и чистой любви для маленькой меня. Хотя бы ненадолго. Мне кажется, больше десяти лет мир не простоит, а через три года вообще катавасия начнется. И это не связано с близящимся днем рождения и привычкой все видеть в черном цвете. И не в том дело, что нет больше чувства «вся жизнь впереди». Какой там, двадцать восемь скоро. Не кажется, что на мою долю уже выпало достаточно счастья и ничего хорошего со мной не произойдет. Не помню я, что уж такого выдающегося и счастливого на мою долю выпало. Вот и жду все чего-то – когда-нибудь должно оно выпасть?! Когда же? Если небо свернется, как свиток, и луна не даст света своего.
Я вам еще позвоню! Козел! Ненавижу. Разве из-за одного невыполненного обещания семилетней давности я должна чувствовать себя никому ненужной? Ничего я никому не должна. Не страдаю больше манией сделать из себя красотку – тренироваться нет сил и времени, да и похудела, так что все меня теперь устраивает.
Если появится кто-то, кто полюбит, он меня оценит… как залежавшийся на полке товар, а я так захочу перемен, что польщусь на первого встречного, способного оценить. Хоть кто-то, спасибо. Полюблю за его любовь ко мне, тоже оценю. Это должно все объяснять, радовать и воодушевлять? Противно от таких сентенций, лучше уж всю жизнь одной. Причем совсем – не только без второй половины. Без друзей тоже. Мы так безнадежно отстали от жизней друг друга, что вернуться невозможно, и неинтересным будет это возвращение. Из универа – две. С одной раньше виделись раз в неделю, потом раз в две, раз в месяц, а теперь и вовсе от случая к случаю, и я не скучаю, не желаю делать вид, что мне интересна ее выдуманная жизнь в интернете. Еще одно одиночество, вариант номер двести тридцать семь. По московской подруге скучаю – видимся раз в год, а то и реже, наговориться не можем. Ее сжирает и сжимает этот большой город, хотя никто не вынуждает – собственный выбор: c работы – в институт, на выставки и концерты, сессия при отсутствии отпуска, фехтование, бассейн, какие-то курсы, то финский, то бизнес. Одиночества она не ощущает – в такой гонке еле доползаешь до кровати.
Вижу его онлайн и чувствую – скоро психану, плюну на все и добавлю в друзья. Нормальная девушка уже давно бы это сделала, но не Амели. Я уже два года не могу нажать одну кнопку. Вспомнит ли он меня? Напишет ли что-нибудь? Что рассказать о своей жизни? Скажет, нарвался на монашку. Я боюсь – непонимания, неверия, богохульства. Все это убивает, оскорбляет, разочаровывает.
Нужен сигнал, что я нужен… у Гришковца сигнал от города. А мне нужен сигнал хоть от какого-то человека, не поглощенного собой настолько, что твое присутствие вызывает у него оскомину, хотя официально тебе рады. Была горстка людей, которые оценили твое беспонтовое поведение, но и тех надолго не хватило. В этом нет желания протянуть руку навстречу или понять твое состояние хоть немного. Мнительность не проницательность и распространяется только на нас. О других гадаем, но эти гадания ничего общего с реальностью, как правило, не имеют, и когда мы это поняли, повзрослев и отупев, гадать перестали, плюнули на все и покрылись коростой бесчувствия.
Для праведников – рай, для грешников – ад, а для тупых – грабли. Пойду и наступлю. Давно по башке не получала. Весна голову кружит, и каждый раз одна отговорка: вот причащусь, тогда посмотрим, на горячую голову ничего не надо предпринимать. Как причастишься – все до лампочки. Хоть щас умру и, слава Богу!
