Джордж Роберт Кинг
Сердце полуночи
– Вам очень быстро поправились, Раненое Сердце. Кроме того, я удивлена, как это на чулках не осталось следов крови.
– Я надеялся, что темнота и свет фонарей скроют то, что осталось.
– Странно, что рана не воспалилась, – задумчиво продолжила Юлианна. – Псы моего деда уже не одному человеку стоили ноги, а то и обеих.
– Странно, что наш Мейстерзингер живет под охраной столь свирепых тварей, – с горечью возразил Казимир, снова опуская ногу на пол.
– В основном его сторожевые собаки нападают на воров, – успокоила его Юлианна. – С остальными они ведут себя вполне дружелюбно… кроме самого деда. Его они просто ненавидят!
Юлианна рассмеялась, затем ее улыбка померкла.
– Не понимаю, почему собака набросилась на вас.
– Наверное, она решила, что я – вор. Собственно говоря, так и есть, ведь собираюсь же я похитить власть Верховного Мейстерзингера.
– В самом деле? – с любопытством спросила Юлианна.
– Да, – кивнул Казимир. – Но если за свое сегодняшнее пение я буду вознагражден только вашими аплодисментами, я буду бесконечно счастлив.
Девушка улыбнулась:
– Странно, что у вас тоже черные волосы. В Гармонии не так уж много черноволосых людей. Я знаю всего две семьи, у которых темные волосы.
– Может быть, мы с вами – родственники, – загадочно предположил Казимир.
– Или это сама судьба свела нас, – откликнулась Юлианна.
Кто-то похлопал Казимира по плечу. Это был один из распорядителей Хармони-Холла.
– Менестрели собрались в «Кристаль-Клубе», для того чтобы поднять бокал в честь предстоящего турнира, – сообщил он. – Ждут только вас.
Казимир не обернулся, он только сказал Юлианне:
– Когда сегодняшний вечер закончится, я надеюсь увидеть вас в моей усадьбе главного Мейстерзингера.
– Посмотрим, – ответила девушка.
Поддавшись внезапному импульсу, Казимир наклонился вперед и поцеловал ее в губы.
– Да… посмотрим.
Юлиан на покраснела, и ее большие глаза удивленно раскрылись. Казимир отступил на шаг. «Может быть, я не должен был целовать ее?» – подумал он. Девушка прикусила губу, и Казимир отступил еще на один шаг. Он не знал, что ему теперь делать. Чувствуя себя дураком, он начал было прокладывать обратный путь мимо толстою торговца, как вдруг почувствовал на своем плече изящную нежную руку Юлианна развернула его к себе и, притянув поближе, негромко прошептала.
– Не пейте с Кляусом эту здравицу.
Затем она подалась вперед, и ее губы легко коснулись ого щеки.
Распорядитель негромким кашлем снова привлек к себе внимание Казимира, и юноша, слегка покачиваясь, отошел. Юлианна смотрела ему вслед. Казимиру казалось, что его сердце стучит так громко, что перекрывает шум собравшейся толпы. Сражаясь с головокружением, он поднялся на несколько ступенек вверх по лестнице и обернулся, в последний раз пытливо посмотрев на Юлианну. Затем он опустил на лицо свою маску с застывшей на ней печальной улыбкой.
Грязные слухи о «Кристаль-Клубе» достигли даже ушей Казимира, но никогда еще его нога не переступала порога этой таверны для богачей. Глубоко вздохнув, он вошел в устье пещеры и оказался в Клубе, вернее – в его прихожей.
Прихожая не походила ни на одну пещеру, ни на один грот, который он когда-либо видел. Стены и потолок были отделаны мерцающим кварцем: прозрачным, розовым или зеленоватым. Шестиугольные пластины этого камня мерцали столь же ярко, как и развешанные снаружи фонари, освещая все вокруг рассеянным и мягким светом. Казимир пошел дальше, и каменный пол звенел под его шагами, эхом повторяя и их, и приглушенный ропот собравшихся зрителей. «Если они звенят так от моих мягких подошв, – подумал Казимир, – то я могу себе представить как они поют, когда поблизости звучит музыка».
Из глубины пещеры до него донеслись ароматы благовоний и изысканных вин, и он пошел на запах. Там, у широких железных ворог стояли начищенные доспехи, рядом с которыми приветливо улыбались ему две служанки. Аромат благовоний, который он почувствовал, исходил именно от них. Казалось, их намеренно отмачивали в духах и мускусе.
Ваше имя? – спросила та, что была слева от Казимира.
– Раненое Сердце.
– Вот, наконец-то, и вы! – воскликнула служанка, справившись со списками, в которых юноша узнал маскарадный регистр. – Добро пожаловать в «Кристаль-Клуб», мастер.
Казимир кивнул и, пройдя между женщинами, оказался в таверне. Питейный зал помещался в одной небольшой пещере, которая, однако, была больше похожа на лабиринт со множеством закоулков и кабинетов. Столики стояли прямо между естественными каменными колоннами и на каждом из них мерцала свеча в изящном подсвечнике. Вокруг теснились завсегдатаи и гости. Блюда с жареными фазанами, утятиной и олениной стояли почти на каждом столе, и аппетитный запах вместе с паром поднимался вверх, собираясь над головами пирующих под сводами зала. В прохладном воздухе раздавался невнятный гул голосов.
Оглядев пещеру, Казимир заметил стойку, кольцом охватывающую самую мощную каменную колонну. На стойке сверкающими рядами выстроились бокалы и кубки, вокруг которых прохаживались разнаряженные менестрели и барды. Казимир отправился прямо туда, лавируя между столиками и колоннами. Только у самой стойки он заметил шеренгу вместительных кружек, в которых шипело и пенилось алое мекульбрау. Раскрасневшийся от сознания важности происходящего Зон Кляус стоял на невысоком табурете и размахивал в воздухе наполненной кружкой.
– Прошу внимания! – прокричал он.
Дождавшись пока барды затихли и все головы повернулись к нему, Верховный Мейстерзингер сделал маленький глоток и продолжил:
– Благодарю вас. Мне только что сообщили, что прибыл последний из состязающихся. Итак, пусть певцы разбирают кружки, и мы поднимем тост.
Толпа менестрелей с жадностью ринулась к прилавку, и каждый из них завладел кружкой с вином. Казимир выжидал, памятуя о предупреждении Юлианны. Он надеялся, что человек за стойкой ошибся, выставив меньшее количество кружек, – понаслышке он знал, что бармены не в ладах с цифрами и частенько ошибаются, при чем как-то чаще – в свою пользу. Но его надежды не оправдались. Трубадуры расступились, и на стойке осталась одна невостребованная кружка.
Мейстерзингер зорко огляделся по сторонам.
– Что такое? – грозно спросил он толпу. Один из вас еще не взял кружку, чтобы поднять вместе с нами тост. Кто же это? Прежде чем кто-то начнет петь, я хочу видеть в руке у каждого пустую кружку!
Казимир выступил вперед и взял со стойки последний запотевший бокал.
– Ах… стало быть это вы, Раненое Сердце, – с легкой тенью насмешки сказал Кляус. – Поверьте, сейчас нет нужды во всей той ерунде, которой мы так самозабвенно предавались на маскараде. А теперь – тост!
Кляус высоко поднял свою кружку и произнес традиционные слова:
«Пусть каждый с радостью споет
Ту песнь, что до костей проймет.
Награда лучшему – корона,
Хотя и труден путь до трона»
Пещера огласилась веселым звоном сдвигаемых кружек и возгласами «Слушайте! Слушайте!». Казимир в замешательстве смотрел, как барды подносят кружки к губам и, запрокинув головы, пьют огненный напиток.
Запотевший бокал легко выскользнул из его пальцев и разлетелся вдребезги.
Звон разбитого стекла и плеск драгоценной жидкости разнесся по пещере, и все до одного лица с отвращением повернулись к Казимиру. Зон Кляус побагровел.
Казимир пожал плечами:
– Прошу простить мою неловкость.
Он отступил от лужи на полу, которую уже вытирали слуги, и протолкался сквозь толпу бардов к стойке.
– Эй, трактирщик, будь добр, налей мне другую кружку.
Человек за стойкой грозно нахмурился, но влил вторую кружку и наполнил ее. Кляус наблюдал за сценой с плохо скрытым испугом. Участники состязания начали пересмеиваться, и те, кто еще не успел допить свое вино, сделали это теперь. Казимир схватил со стойки кружку и с жадностью осушил ее до дна.
– На турнир! На турнир! – закричали вокруг.
Подняв к потолку свою пустую кружку, Казимир закричал вместе с остальными.
* * *
На лугу, расположенном на утесе над амфитеатром, стояла плотная толпа крестьян. Торису пришлось протискиваться сквозь нее. Он быстро понял, что увидеть что-нибудь могут лишь те, кто стоял у самого обрыва, у перил, а все места там были заняты задолго до захода солнца. Тори-су обязательно надо было увидеть турнир, и он принялся расталкивать крестьян локтями и плечами.
– Смотри куда прешься, парень!
– Пошел отсюда!
– Ты наступил мне на ногу!
Он не обращал внимания на сердитые выкрики и продолжал протискиваться сквозь плотные ряды зрителей, чья грубая одежда пропахла соленым потом и свежей землей. Среди работников ему попались двое крестьян в черных костюмах для похорон – вне всякого сомнения, это была их лучшая одежда, и они надели ее сегодня в честь праздника. Торис грубо пролез между ними и разглядел впереди толстое каменное ограждение, но именно здесь люди стояли особенно плотно, и от края площадки его отделяло не менее трех рядов зрителей. Первый ряд навалился на перила, второй ряд заглядывал через их плечи и головы, а третий ряд тоже кое-что видел, хотя для этого люди привставали на цыпочки.
Торис огляделся и наконец заметил небольшой просвет. Дюжий зеленщик тяжело навалился на перила, заслоняя своими плечами столько места, сколько хватило бы для двух человек более скромных размеров. Гораздо важнее было то, что между его кривыми ногами образовалась довольно широкая дыра. Торис опустился на землю и на четвереньках пополз туда. Вскоре его голова оказалась в просвете между двумя толстыми опорами перил. Смотреть отсюда было довольно удобно. Единственное, чего он боялся, это как бы зеленщик не наступил ему на руку.
Он прибыл как раз вовремя: турнир уже начинался. Из тени на сцену медленно выступил человек. Свет фонарей осветил его полуприкрытые тяжелыми веками глаза, густые черные брови, плоские широкие скулы, тупой, словно крысиный, нос и кривую улыбку.
Зон Кляус.
Торис почувствовал, как при виде заклятого врага Казимира по спине его пробежал холодок. Публика затихла. Кляус широко развел руки в стороны, и в глазах его сверкнул оранжевый свет фонарей. Темный плащ, наброшенный на спину Верховного Мейстерзингера, колыхался за его спиной словно тень. Узкие губы раздвинулись, обнажая частокол крепких желтоватых зубов.
– Nostoremak, sprictdesdemis, schtilla erschta nictevact!
Торис почти не знал древнего языка, однако это выражение было достаточно распространенным, и означало: «Смерть зимы, смерть весны, лишь ночь Макушки Лета – вечна!»
Кляус тем временем продолжал на вполне понятном современном языке:
– Наш край – край героев и чудесных песен! В эту ночь – в ночь праздника Летнего Солнцестояния – ветер в вершинах сосен и полная луна, озарившая светом нашу страну, станут свидетелями того, как мы будем петь песни и выбирать своих героев!
Он сделал знак, призывая зрителей к аплодисментам, и собравшиеся с энтузиазмом захлопали в ладони. Крысиный нос Кляуса восторженно шевелился, пока он внимал овациям. Когда затихли последние хлопки, он заговорил снова.
– Кто будет править нами? Кто из нас лучше владеет голосом? Кто из нас более добродетелен? Сегодняшняя ночь даст ответ на эти вопросы!
Снова по его жесту толпа отозвалась аплодисментами, однако на этот раз Кляус остановил рукоплескания взмахом плаща. С царственным видом оглядевшись по сторонам, он воскликнул:
– Так пусть же звучат песни!
За спиной Зона раздался какой-то протестующий шум. Поначалу какофония напоминала выкрики разъяренной толпы, и лишь внимательно вслушавшись, Торис понял, что голоса не кричат, а поют, просто несколько певцов разом завели несколько разных песен. Один за другим трубадуры выступали на сцену из густой тени за кулисами, и каждый из них пел спою песню. Поначалу они выстроились вдоль переднего края сцены, затем спустились к зрителям и зашагали вверх по проходам между скамьями.
Мужчина, одетый в костюм темно-красною цвета, выводил что-то густым могучим басом, остановившись на лестнице над скамьей, на которой сидела толстая женщина. Другой, размахивая своими регалиями трубадура, отчаянно жестикулировал, цепляясь ногами за ступени. Третий, капюшон которого был украшен птичьими перьями, целовал подряд молодых женщин и старух, распевая во все горло нечто похожее на уличные частушки. Каждый из певцов обрабатывал таким образом свой сектор публики, причем всем им приходилось скорее не петь, а кричать, чтобы быть услышанным в невообразимом шуме, поднятом остальными.
Торису все это напомнило шумную перебранку нищих, а вовсе не пение мастеров. Теперь из-за кулис на сцене вышли все участники, и многие, которым не хватило лестниц, карабкались вверх прямо по рядам и скамейкам, словно горные бараны. В этом шуме Торис мог разобрать лишь песни тех, кто успел подняться на самые верхние ряды амфитеатра. Их голоса звучали хрипло и напряженно, совсем не так, как голос Казимира. Кстати, где Казимир?
Торис заметил своего друга среди состязающихся, которые последними выбрались на сцену. Юноша стоял совершенно спокойно, чуть расставив ноги и вытянув руки по швам. Торис напряг слух, чтобы расслышать прозрачный и чистый голос Казимира, но ничего не услышал. Казалось, Казимир едва дышал, не говоря уже о том, чтобы петь.
– Пой, Казимир, пой! – шептал Торис, кусая губу.
Но Казимир стоял все так же неподвижно и безмолвно. Он не пел, не шевелил ни руками, ни губами. Торис почувствовал, как сердце его сжимается в тугой комок: зрители, сидевшие на переднем ряду, уже начали отворачиваться от сцены чтобы услышать певцов, оказавшихся за их спинами.
Мальчик почувствовал, как внутри него закипает гнев. Он глубоко вдохнул воздух и закричал что было сил:
– Месть, Казимир! Месть!
Зеленщик бросил удивленный взгляд на оборванного сироту-подростка, невесть откуда взявшегося у него под ногами, однако Торис был слишком поглощен тем, услышит ли его друг или нет.
Похоже, его отчаянный вопль достиг слуха Казимира и заставил последнего стряхнуть с себя оцепенение. Он широко развел руки, набрал в грудь воздуха и запел. Его чистый и сильный голос был отчетливо слышен даже в царящем вокруг хаосе, и зрители стали поворачиваться к нему. Ближайшие участники состязания тоже отступили назад к сцене, так как мало кто их слушал. Несмотря на это, Казимир приковывал к себе все больше и больше внимания. Темноволосый юноша шагнул ближе к краю сцены, и его исполненный тоски голос взвился вверх с новой силой, подобный волчьему вою. По спине Ториса пробежали мурашки, а ближайшие к Казимиру зрители начали аплодировать.
На протяжении последующего получаса Казимир поднялся почти на самый верх, с каждым шагом завоевывая все больше и больше слушателей. Некоторые наименее талантливые менестрели, не в силах удерживать внимание аудитории, незаметно прошмыгнули в «Кристаль-Клуб», остальные продолжали надрываться, однако приступы кашля все чаще и чаще заставляли их прерваться. В конце концов Мейстерзингер Кляус жестом приказал оставшимся бардам выстроиться вдоль темной стены около темных кулис.
Взяв в руки свой список, Кляус прочел имя первого участника. Юноша выступил из темноты на освещенную часть сцены, и был встречен жиденькими аплодисментами. Когда хлопки затихли довольно скоро, Кляус нацарапал на полях регистра какую-то пометку и вызвал следующего участника, который также получил свою долю вежливых хлопков. Так продолжалось до тех пор, пока он не вызвал Казимира, который числился в списке едва ли не самым последним.
– Раненое Сердце, воспитанник и ученик мастера Люкаса!
Последовала долгая тишина. Казимир медленно шагнул на сцену, и лучи теплого желтого света скользнули по морщинам на его белой маске, выхватив ее из темноты. Казимир сделал еще шаг, и оказался на свету целиком.
Зал затих.
Торис зажмурился изо всех сил и принялся неистово хлопать в ладоши. У Казимира был самый красивый и сильный голос из всех, и вот теперь толпа наградила его молчанием! Торис продолжал аплодировать, чувствуя как из-под плотно сомкнутых век катятся слезы обиды и разочарования. Довольно скоро ладони у него заболели, а мышцы рук заныли от усилий. Он рискнул открыть глаза, и вдруг увидел что зеленщик над ним тоже хлопает в ладоши. Секунду спустя до него донесся восторженный рев трибун – большинство зрителей также аплодировали Казимиру.
Торис почувствовал невыразимый восторг. После Казимира на сцену выходили еще два трубадура, но они ничего не могли изменить. Дебют Казимира состоялся, обернувшись подлинным триумфом.
– Слушайте имена пятерых менестрелей, один из которых может стать моим преемником и править Гармонией! – возвестил Зон Кляус. – Это Гастон Олайва, Элдон Комистев, Равеник Ольтавик, Хей-ндал Брег и… Раненое Сердце!
ГЛАВА 5
Торис едва сдерживал свой восторг, когда Казимир и остальные участники состязания ушли в «Кристаль-Клуб», чтобы передохнуть.
– Все сработало! – прошептал он самому себе. – Я не верю своим глазам, но план сработал и работает!
Он испытывал огромную радость и не сразу понял, что крепко обнимает колени стоявшего над ним зеленщика.
Тот опустил к мальчику свое мясистое, но вместе с тем благожелательное и добродушное лицо.
– Эй, там, внизу!
Скрипнув зубами, Торис осторожно выпустил ноги мужчины, ожидая, что его вот-вот треснут по голове кулаком. Крепкая рука схватила его за ворот куртки и потянула вверх с такой силой, что Торис чуть не задохнулся. Он прочертил животом по земле и чуть было не стукнулся головой о каменные перила. Неожиданно он оказался стоящим на ногах как раз между ограждением и огромным животом зеленщика.
– Мне надоело стоять над тобой, словно я мост, – проворчал он. – Постой-ка лучше здесь, ты не слишком высокий.
– С-спасибо, – отозвался Торис, потирая шею.
– Ты за кого, мальчуган? – снова пробасил зеленщик.
– То есть, в каком смысле – за кого? – переспросил Торис, слегка растерявшись.
– Ну, кого ты поддерживаешь, кому хлопаешь?
– Кази… Раненому сердцу.
– Надеюсь, он так же хорош в оскорблениях, потому что это будет следующим кругом в их состязании.
– В оскорблениях?
– Да, этот раунд у них называется испытанием в искусстве риторики, хотя на самом деле они просто оскорбляют друг друга, вот и все, – пояснил зеленщик. – Менестрели должны отлично ругаться, это верно.
– Раненое Сердце отлично с этим справится, – уверенно заявил Торис. – А если он выиграет – он станет Мейстерзингером?
– Еще нет. Он должен будет сразиться с Кляусом в исполнении баллад. Торис покачал головой:
– Неужели это состязание будет продолжаться так долго?
* * *
Прошло около четверти часа, прежде чем певцы снова появились на сцене. Все пятеро должны были выстроиться на сцене довольно далеко один от другого, напротив светильников, в которые за время перерыва добавили масла. Казимир появился последним. Встав на свое место, он снова замер неподвижно, вытянув руки по швам и сдвинув пятки. Зон Кляус остался на сцене чуть позади бардов, и его лицо казалось лицом призрака в тени, царствующей в глубине сцены.
Зрители затихли.
Кляус властно оглядел собравшихся, затем начал второй тур.
– Гастон Олайва, скажи, какое качество сделает тебя достойным правителем?
Одетый в зеленый бархатный камзол мускулистый бард выступил вперед.
– Я уже был Верховным Лордом Хармони-Холла и знаю, как это делается.
– Ты был им очень долго, – выкрикнул полный менестрель по имени Хейндал. – Почти полных две недели!
– Я был Лордом почти два года, – отрезал Гастон Олайва.
Элдон, певец с могучим басом и бочкообразной грудью расхохотался.
– Расскажите же им, важный Лорд, как и за что вас сняли с вашего высокого поста.
– Я могу рассказать почему, – вступил Казимир, понявший к этому времени, в чем заключалась суть состязания. – Верховный лорд очень любил быть сверху в отношениях с женщинами!
В публике послышались смешки.
– Я руководил безупречно и с честью! – проревел Гастон, перекрывая шум.
– И не отказал ни одной шлюхе, которая хотела, чтобы по ней поводили руками! – добавил Казимир, и зрители рассмеялись сильнее.
– Откуда ты знаешь обо всем этом, ведь ты приехал из дальних краев? – парировал Олайва, надеясь на поддержку публики.
– Даже в дальних краях есть женщины, которые испытали на себе тяжесть твоего управления, Гастон! – парировал Казимир.
Торис прыснул в кулак.
Гастон Олайва попытался вывернуться.
– Пусть так. Но это означает, что я тем более достоин всяческого доверия. Если мужчина умеет справиться с женщинами, которые, как известно, принадлежат к самой таинственной, сложной и непредсказуемой половине рода человеческого, то кто посмеет подвергнуть сомнению его способность справиться с леди Гармонией?
– Судя по твоим подвигам, ты не принадлежишь к мужчинам, которые женятся, вставил женоподобный бард Равеник. Гармония будет твоей женой или любовницей?
– Я, как любящий муж, стану заботиться о городе и его жителях!
– Особенно о жительницах! – уколол его Казимир.
– Я буду верно служить жителям, стану кормить их…
– …помоями, которые останутся после твоих собак, – закончил за него Казимир.
Глаза Гастона полыхнули огнем:
– Ты ничего не знаешь ни о городе, ни обо мне, Раненый в Голову.
– Напротив, – возразил Казимир. – Я прекрасно знаю Гармонию и тебя. Ты говоришь, что станешь править городом, как любящий муж, однако, по моему разумению, Гармония не принадлежит к тем женщинам, которыми ты мог бы повелевать. Она не проститутка, которой ты платишь, чтобы усесться верхом. Она – не распутная служанка из трактира, нет! Гармония – прачка, родная мать многих и многих, лекарство для воспаленных ран и утешение для босоногих сирот. Оглянись вокруг, погляди в спокойные лица женщин, собравшихся здесь, вспомни лица тех, что остались в городе. Это они – Гармония. Подумай, захочешь ли ты руководить ими. Будет лучше – гораздо лучше, – если они станут руководить тобой!
Среди собравшихся зрителей раздались одобрительные возгласы и громкие аплодисменты. Казимир вышел к краю сцены и низко поклонился людям, занимавшим все скамьи в амфитеатре. Несколько пожилых женщин аплодировали ему стоя. Богатые граждане хлопали ладонями в тонких перчатках, а бедняки наверху одобрительно свистели.
Зон Кляус восстановил тишину властным взмахом руки. Его лицо потемнело от гнева, а злобные маленькие глаза обегали зрителей ряд за рядом. Когда наконец овации стихли, он откашлялся и задал следующий вопрос:
– Элдон Комистев, чем ты столь славен, что хочешь взойти на трон Гармонии?
Бард с широкой грудью выступил вперед, и на его лице появилась широкая улыбка.
Я торговец в этом городе торговцев, и потому в моих силах принести процветание.
– Несомненно! В твоих трущобах уже процветают нищета и болезни! – парировал Казимир.
– Я могу дать работу каждому бедняку в городе, – продолжал Элдон, но его улыбка стала немного поуже.
– Ты уже дал им работу, – рассмеялся Казимир. – Как насчет того, чтобы за нее заплатить?
– Он считает, что умеренная порка – это достаточное вознаграждение! – вставил Гастон.
Элдон замахал руками пытаясь возразить.
– Работа, которую я предлагаю, будет хорошо оплачена звонкой монетой! – воскликнул он. – Сокровищ в нашем городе хватит на всех.
– Главное сокровище Гармонии – люди, а не золото, – с негодованием прервал его Казимир. – Сколько нынче на рынке дают за живую душу, Элдон? Ты должен это знать.
– Я предлагаю не деньги, а процветание, – не сдавался Элдон Комистев. – В моей Гармонии сосед будет помогать соседу, богатый – бедному.
– И все это – под страхом смерти или наказания, – вставил Равеник.
– Моя Гармония заживет как одна счастливая семья, – возразил потрясенный Комистев.
– Гастон был бы деспотичным мужем, а ты станешь тираном-отцом, – вскричал Казимир. – Людям нужно служить, а не подавлять их, силком навязывая процветание!
Зрители снова разразились громкими аплодисментами. Прежде чем они затихли, горячий диспут продолжился. Луна поднималась все выше в небе, и разоблачения Казимира становились все более острыми и едкими. Всякий раз он был на острие атаки, громя очередного претендента под аплодисменты собравшихся. Четверо бардов все сильнее и сильнее озлоблялись, чувствуя неподдельную ненависть к острому на язык и находчивому незнакомцу. Каждая выпушенная Казимиром стрела точно попадала в цель, и трубадуры скалили клыки в предвкушении момента, когда настанет черед Раненого Сердца отвечать на вопросы. Раненое Сердце, почему именно ты лучик; других подходишь для того, чтобы править Гармонией?
Казимир выдержал паузу, добиваясь всеобщего внимания.
– Мое сердце принадлежит моему народу.
Гастон Олайва первым бросился в атаку.
– Не оказало ли ранение в сердце разрушительного влияния на твои мозги?
– Треснувшая голова лучше, чем вообще никакой… впрочем, тебе этого не дано понять.
– Спятившие правители принимают сумасшедшие решения! – прокричал Гастон, перекрывая смех.
– Наш Зон Кляус мастер подобных решений: под его правлением богатые становятся богаче, а бедные – беднее. Может быть, мое сумасшествие поможет мне помнить о богачах, не забывая о бедных.
– Как ты заработал ранение в голову? – едко поинтересовался Элдон. – Может быть, ты слишком часто бился ей о стены?
– То, что ранит мое сердце, ранит и мой разум, – парировал Казимир. – Если бы в твоей груди было сердце, а не обугленная головешка, и ты чувствовал бы то же самое.
– Почему ты прячешь лицо под маской? – спросил Хейндал.
– Лица лгут, мой добрый Хейндал, сердца говорят правду. Надеюсь, что твое лицо убедительно лгало сегодняшней ночью, пока я говорил своим сердцем.
– Ты ненавидишь нашего любимого Кляуса, не так ли? – вставил Равеник.
Казимир заколебался, прижимая к сердцу руку в перчатке.
– Я люблю… – начал он, и голос его дрогнул. Он откашлялся и продолжил:
– Я люблю Зона Кляуса так сильно, как если бы я был его единственным сыном. Что касается тебя, Равеник, то разве стал бы ты пытаться отнять у него власть, если бы любил нашего Верховного Мейстерзингера?
– Достаточно! – прозвучал над сценой и над рядами слушателей глубокий голос Зона Кляуса.
Он шагнул вперед и сделал знак состязающимся отступить в тень. Затем, как и в первый раз, он стал по одному вызывать менестрелей вперед. Собравшиеся, многие из которых из года в год посещали турниры трубадуров, встречали каждое имя аплодисментами. Когда овации затихали, Кляус что-то записывал в своей книжице. Симпатии публики распределились между первыми четырьмя бардами примерно поровну. Оставался только Казимир. В толпе раздавался неутихающий глухой ропот.
– Мастер Раненое Сердце!
Раздавшийся в ответ оглушительный рев не оставлял никаких сомнений. Раненое Сердце выиграл второй круг состязаний.
* * *
Казимир в одиночестве сидел за угловым столиком «Кристаль-Клуба», когда рядом с ним раздался знакомый голос.
– Вот не знал, что певец, которого я никогда не учил, окажется столь хорош!
Казимир поднял лицо в маске и увидел черноволосого мужчину. Усы его слегка шевелились в улыбке, а в монокле играли огоньки свечей.
– Добрый вечер, мастер Люкас. Надеюсь, я не посрамил вашего имени.
Глаза Геркона Люкаса зловеще сверкнули в полутьме пещеры:
– Я воздержусь от замечаний, и приберегу свое мнение до завтра, когда ты станешь Мейстерзингером.
Когда ты станешь Мейстерзингером. Эта фраза отозвалась в голове Казимира, и он почувствовал легкое головокружение. Он планировал месть, он не собирался править Гармонией. Ему и в голову не приходило, что дело может зайти так далеко.
– Наверное, мне придется намеренно уступить в состязании. Вы же сказали мне, что должность Мейстерзингера станет напрасной тратой моего таланта, – заметил Казимир.
– Если, Раненое Сердце, – сказал Люкас, опускаясь рядом с ним в мягкое кресло. – Если ты выиграешь состязание, все равно, честным или нечестным путем, эта служба станет напрасной тратой твоих способностей. Но если ты проиграешь, тебе нечего будет тратить.
– Ну что же, выигрываю я или проигрываю – все отражается на моем учителе. Возможно, если бы вы на самом деле позаботились о моем воспитании и подготовке, титул Мейстерзингера уже давно был бы моим.
Вместо того чтобы продолжить перепалку, чего Казимир отчасти ожидал, легендарный певец некоторое время молчал. Его глаза заблестели сильнее, а на губах появилась любопытная улыбка.
– Если ты выиграешь, мастер Раненое Сердце, мы поговорим о твоем образовании.
Он снова помолчал, потом указал на пустые ладони Казимира.
– Ты сегодня не пьешь?
– Плохо для горла, – Казимир потер шею.
– Действительно, очень плохо, – с понимающим видом кивнул Люкас. – Ну хорошо, я должен уйти. А ты должен поберечь свое горло.
Он поднялся и быстро ушел в полумрак таверны.
Перед столиком Казимира неожиданно возник человек в расшитом камзоле. В свете свечей он казался просто огромным. Тяжело упав на стул рядом с Казимиром, он шумно вздохнул и вытер рукавом лоб. От него сильно пахло потом и маслом. Во всяком случае, именно эта смесь каплями блестела в его неровно подстриженной бороде. Под шерстяным камзолом его легкие так и ходили ходуном, наполняясь и выпуская воздух, словно кузнечный мех.
Казимир схватился за свою маску.
– Есть и другие свободные столики, – сказал он неприветливо.
– Не хочешь пить, так да? – спросил гигант смрадно дыша ему в лицо.
– Прошу прощения, – Казимир попытался подняться, но рука незнакомца, толстая, как ствол дерева, протянулась к нему, а в плечо впились мясистые пальцы.
– Кляус сказал, что ты отказался пить со всеми… – он махнул рукой хозяину таверны, который быстро принес на столик Казимира кружку с вином.
– Посмотрим как ты запоешь, когда глотнешь этого!
Корчмарь поставил кроваво-красный напиток на стол и быстро удалился. Казимир снова попытался подняться, но толстая рука сомкнулась на его горле.
– Ты никуда не пойдешь, пока не выпьешь это! – свободной рукой верзила подмял маску Казимира, попутно расцарапай ему лоб. Казимир невольно охнул и снова попытался вырваться, молотя кулаками но груди гиганта, но тот только сильнее сжал пальцы на его горле. Убедившись, что маска больше не закрывает лица юноши, он поднес кружку с красным зельем к его губам.
Казимир почувствовал, как ладони его закололо от гнева и пожелал, чтобы его ногти, скрытые шелковыми перчатками, стали крепче и острее. Его позвоночник пронзила острая боль, и он почувствовал, как спина его сама собой начинает изгибаться. Кружка была у самого его |кга, и он с силой дунул, так что пена плеснула прямо в заплывшее жиром лицо здоровяка.
Тот выпустил его горло и схватил за нос, одновременно вливая вино в рот Казимира. Юноша закашлялся, но легкие уже начали пылать от недостатка воздуха, и он понял, что если не выпьет, то захлебнется. Жидкость из кружки заливала его горло, и он почувствовал ее странный вкус. Казимир непроизвольно раскрыл рот, надеясь хотя бы на глоток воздуха, и почувствовал, как затвердели его изменившиеся кости и мускулы.