Ким Шмонов
Третья сторона медали
10. Мой национальный вопрос. Без всяких или…
В своей душе я всегда хранил это вечное, невысказанное таки-да…
Таки-нет
Одного из моих прадедов звали Мендель. Да-да, именно Мендель. Проблему несколько нивелировал тот факт, что других моих прадедов звали Николай, Федот и Яков соответственно. А также занятное совпадение, состоящее в том, что бабушку мою в паспорте (единственную, кстати, из ее братьев и сестер) записали не как «Менделевна», а как «Менделеевна», что естественным образом перенесло ее от чуждых славянскому уху семитских имен к чему-то родному, напоминавшему о березках и великом русском химике…
Отделенный двумя поколениями гоев и стеной абсолютного незнания, я, по идее, должен был быть совершенно чужд этой проблеме… Но… Пытливый детский ум не позволил этого сделать.
Нет, я не находил у бабушки в комодах дрейдлы, меноры или Тору, от начала до конца написанную алеф-бетом. Да даже, если бы и нашел, все равно ничего бы не понял, но… По каким-то еле уловимым сигналам, по изменениям взгляда, жестов, мимики моей бабушки, когда по телевизору говорили про эмиграцию в Израиль или, когда я в окно кричал своему дружку, чтобы «делал все нормально, а не по-еврейски», начало понимания ко мне пришло…
А потом мы с ней ездили в гости к ее сестре, и я увидел там сложенную в ящики мебель…
И я спросил, что случилось…
И мне ответили, что уезжают…
И я спросил куда…
И мне ответили, что за границу…
И я, уже не желая, чтобы моя стена незнания рухнула, и мне пришлось бы жить с этим, ответил: «Понятно».
И уже потом бабушка втихаря от меня говорила (но я-то все слышал):
– Ну, конечно же, он догадался. Иначе бы он не сказал «Понятно»…
Как будто бы что-то изменилось, если бы я сказал: «А куда именно?». По крайней мере, это бы выглядело естественно. Ведь я назубок знал все страны мира и их столицы…
А еще позже пришел мой троюродный брат, и он учил меня полезным фразам на иврите. И стена моего незнания окончательно рухнула…
Я до сих пор помню, что значит «Ма нишма». Но на этом мои познания в иврите практически заканчиваются.
С одной стороны, быть дважды разбавленным евреем совсем неплохо. Антисемиты не замечают твоей отдаленной схожести. И даже генетическая картавость (которую толерантно называют грассированием, и с которой даже логопед с десятилетним стажем не справился) мимикрирует под странное среднеязычное короткое «эр», которое почти ничем не отличается от обычного (если не геройствовать и не стараться рычать).
Но, потом, с возрастом, когда обзаводишься окладистой бородой (черной, не зависимо от цвета волос), еле заметной лысинкой (как раз под ермолку), и уже все вокруг начинают замечать, что нос твой слишком хрящеват, а череп формой своей напоминает камень (наверное, тот самый, на котором были скрижали законов). И складки на твоих веках, вернее, отсутствие таковых, с головой выдают в тебе заправского ашкеназа.
Но с другой стороны, ты чужд. Чужд и тем, и другим. Остается только блистать пошлыми антисемитскими шутками так, чтобы никто не догадался, что это всего лишь самокритика.
11. И вот как-то даже легче стало…
Брысь…
Ответ на все вопросы
А ведь и в самом деле – какая разница… Был там этот несчастный конец света или нет. Какая разница?
Нас тут все пугают всякими разными скайнетами, попавшими в ДНК наночипами с функциями микрошпионажа и мегаоболванивания, искусственным интеллектом (ой, а слово-то какое громкое!), повальным отупением, развращением и одряхлением (а также опошлением, облысением и импотенцией), ядерной зимой, зомби-апокалипсисом и прочими разными непонятностями. Но по сути-то ничего такого нет. Нет, и в обозримом будущем не предвидится… Ну, что мы там такое важное потеряли? Да ничего особенного…
Ну, правду какую-нибудь сермяжную потеряли. И что? А была она, вообще, правда эта? Видел ее кто? Слышал? Обонял?
То-то же…
Или там какую-нибудь призрачную возможность, ну, например, стать бессмертным. Каково, а?!
Так ведь и не было, не было никакой такой возможности никогда. Ни-ког-да!
Из всех, кто нам известен испокон веков, бессмертным был один только Кощей, да и то виртуально. В сказочной, так сказать, вымышленной реальности. Причем далеко не первоуровневой… И, обратите внимание, даже в этой сказочной, так сказать, вымышленной реальности (далеко не первоуровневой!) его оголтело чмырят, да так, что помирает он, причем не своей смертью, если для таких, как он, вообще, уместно понятие «своей смерти».
И неспроста все это. Неспроста.
Даже зашифрованная в сказочном фольклоре неизбывная простецкая народная мудрость недвусмысленно дает нам понять, что нет никакой такой возможности. Нет, не было, и никогда не будет. Точка!
А свобода? Кто-то скажет, что, мол, лишились мы свободы.
Ну лишились…
Может быть…
И что? Все равно эта тварь, если и была, то только чисто условная. То есть весьма ограниченная (в плане возможностей выбора), при чем в рамках достаточно жестких, часто противоречивых ограничительных условий (это в плане возможностей в принципе).
Что-то типа права определить время и место, вид оружия, а также немаловажный вопрос о том, сразу ли тебя, мил человек, пристрелить, или сударь желает помучиться.
Ну или возможности решить, какой все же сорт вина предпочесть именно сегодня, в это время суток. Хотя, по правде говоря, это все немало, очень даже немало, если подойти к процессу умеючи…
Но… Так ведь и не отнимал у нас никто всего этого. Не отнимал… Пожалуйста! Выбирай себе цвета шляп, размеры презервативов и способы убийства смысла и времени так, как тебе заблагорассудится… Мил человек… Никто и слова не скажет.
Ну, а то, что скучновато стало, так это да, никто и не спорит.
Ни тебе свободной любви, ни тебе погони за бриллиантами, ни тебе найденный в траве окурок раскурить, ни тебе подраться. Все как-то уныло однообразно, все как-то до тошнотворности разукрашено, все как-то до неожиданного желания самоубиться пресыщено.
Но опять же…
Очереди на Эверест, к психоаналитику и в космос; сплавы по Амазонии, Приамурью и нью-йоркской канализации; прыжки с тарзанки, вышки и табуретки; кварталы красных фонарей, зеленых маячков и голубых карликов; сафари с носорогами, рогоносцами и просто так; стрельба из всех видов оружия, в том числе с двух рук, не глядя и из-за спины; 5Д-виртуальная нереальная реальность, психоделика всех мастей и эксабайты, многие-многие эксабайты порно… Не говоря уже про такую архаику, как «по бабам» и алкогольный делирий… На самом деле, все, абсолютно все работает на то, чтобы ты не скучал.
Ни в коем случае…
А то неизвестно еще какая херь придет в твою пустую, не отягощенную развлекухой голову.
12. Мечты и прочие страдательства
И жили они долго и счастливо,
не зная друг о друге,
ни сном, ни духом
Сказочке конец
Почему-то очень важной характеристикой любой, в некоторой степени сознательно прожитой жизни является соответствие некоторым заранее заявленным ожиданиям, кои принято называть мечтами.
Мечты эти, как правило, самообразуются в мозгу в течении первой половины жизни, поскольку во второй половине мечтать уже поздно, некогда, не о чем, а самое главное – незачем.
Именно поэтому, мечтам характерно свойственны детская наивность, подростковый максимализм, юношеская пылкость и молодой задор. В редких случаях – сдержанный оптимизм… В крайне редких – зрелая умеренность… А уж что касается умудренности – то этого вы в мечтах не найдете никогда, так как умудренные жизнью люди на своем личном опыте знают, куда эти самые мечты приводят…
Говоря о глобальном (более-менее), все мы в детстве мечтаем кем-то стать – скорее всего, кем-то очень самодостаточным, так, чтобы не возвращаться с виноватым видом домой в десять вечера, и не получать «звездюлей» за каждую разбитую вазу, и вообще, делать со своей жизнью все, что заблагорассудится.
Многие в детстве, например, мечтали стать космонавтами. Я некоторое время мечтал стать моряком. Но это было не долго… Потом уже несколько приземлился и начал мечтать о том, чтобы стать милиционером. Громко и вслух, чем несказанно расстраивал любимую бабушку…
В какой-то период времени, среди всех жизненных импульсов тяга к знанию возобладала, и вот тогда я задумался, как бы эту тягу дальше экстраполировать… Узнав от взрослых, что после одиннадцати классов средней школы можно пойти учиться в институт, а если очень постараться – то и в университет, я, как ни странно, не задался целью туда попасть.
Я задался вопросом: а куда можно пойти учиться после университета?
Аспирантура (я тогда ее называл «обсирантура»), как терминальная стадия процесса обучения и привлекала, и страшила одновременно. А еще в большей степени вызывала недоумение в попытках понять, как это так можно – перестать учиться, и вообще…
Несколько утешала информация о том, что после аспирантуры можно попасть в академию (я ее тогда называл «окомедия»), где можно себе позволить до конца жизни просиживать штаны в процессе копания в самом себе, а иже с ним во всех возможных отраслях знания с целью изобрести какой-нибудь бесколесный велосипед.
Как ни странно, но в академиях мне бывать до сих пор так и не приходилось, но три года в аспирантуре, можно сказать, положительно сказались на моей личности.
К тому времени, правда, мечтать об этом я перестал уже много лет как, и попал в это заведение случайно, уже по-взрослому собираясь (именно собираясь без всяких «мечт») работать в некоем, основанном на принципах самоокупаемости и хозрасчета производственно-строительном управлении, где мне, несомненно, требовалось бы освоить нелегкие навыки вранья, приписок и изображения бурной деятельности, получивших в народе названия «работы на результат».
Сама аспирантура первое время меня привлекала, ведь там вполне можно было просиживать штаны в процессе копания в самом себе, а иже с ним во всех возможных отраслях знания… Я даже реферат написал о влиянии идей раннего даосизма на творчество К.Кастанеды (того самого, Сесаровича-Сальвадоровича).
Но вот тут-то все и застопорилось…
Прошел экзамен по философии… О Лейбнице можно говорить бесконечно, но лучше я вам о нем станцую… Пи-эйч-ди, мать вашу…
Короче говоря, к концу второго года я так глубоко копнул, что совершил много открытий дивных. О том, что научный руководитель мой – карьерист и «интеллектуальный импотент», а также о том, что тема моя – сплошные компиляции и плагиат, разбавленный размытыми спекуляциями на псевдо-концептуальные темы, не имеющие никакого практического значения в народном хозяйстве…
Так что, друзья мои, с мечтами глобального характера надо как-то поосторожнее. Поделикатнее, если можно так сказать. Они в реальности как-то так перекособочиваются, выворачиваются наизнанку, словно их тошнит, так что в результате не получается ни толку, ни радости… Как говорится, совмещение неприятного с бесполезным…
То ли дело мечты попроще. Вот захотелось мне, например, лимон целый съесть, да еще без сахара… Пожалуйста. Могу себе позволить не хуже, чем Коба Виссарионович Джугашвили…
Тем более, что нынче, в эпоху глобализации и развитой международной торговли, лимон стоит сущие копейки.
13. Из самых низов…
Сейте разумное, доброе, вечное,
Наше родное дерьмо бесконечное
Отягощение органикой
Да, вот по поводу копание в ём самом, опять же ж, тут уж конечно, не поспоришь.
Жысть – она такая штука… Рожденный ползать – летать не может, ну и тэ дэ…
Так что, нам от всего этого ни спрятаться, ни скрыться. Поэтому приходится искать высокие истины на гораздо более приземленном уровне, чем это предусмотрено классической философией…
В то же время, некоторые деятели из отрасли философии неклассической, можно сказать, экстремальной, так прямо черным по белому и пишут: наша реальность, мол, она такая и есть, строгого режима…
Этим, собственно говоря, и объясняются убогость всякого околоразумного существования, постоянные терзания-причитания, и всякие прочие разности, начиная от банального закона подлости, до непреложного наблюдения, что «лучшие уходят первыми» (условно-досрочное, видите ли).
Поэтому и правила здесь соответствующие:
– во-первых, побег в виде самовыпиливания категорически не приветствуется, грозя последующими «адскими» санкциями либо перерождением в еще более убогих условиях;
– во-вторых, не верь, не бойся, не проси, особенно у тех, кто сильнее;
– в-третьих, сотрудничество с администрацией также категорически не приветствуется, но уже с другой стороны и по другой причине (как мы помним, во все века пророков и ясновидцев распинали, сжигали на кострах и били тяжелыми тупыми предметами по головам);
– в-четвертых, и, наверное, в-последних, правила внутреннего распорядка нерушимы, а именно: не плевать, не сорить, в грязной обуви на шконку ни-ни, морально неприемлемые поступки неизбежно караются моментальным необратимым понижением социального статуса, ну и тэ пэ;
Ассоциации, как говорится, налицо… Пусть даже достаточно отдаленные.
Но, не все тут так прямолинейно, не все…
Да, в условиях тотальной несвободы есть, есть огромное искушение забыться, забиться, отмотать положенное, а там – на свободу с чистой совестью, начать, как говориться все с чистого листа. И снова – забыться, забиться…
А если это, допустим, не общий режим, а строгий? Или, чего доброго, усиленный? Или какая-нибудь «пиковая» зона, где все по беспределу?
А если срок – пожизненный?!
Сколько тогда мотать положенное будешь, забытый, забитый?
А если это вообще, концлагерь?!!
Каждый день солнышко по утру привечай. Жив, и слава Богу… Жив, и слава Богу…
И вот тут-то мы в своих размышлизмах дошли до самого интересного. Как говориться, вкусили самый цимес…
Ведь, есть, оказывается, много прекрасного в жизни, много… даже в самой-самой разубогой… Жалко, что понимаешь это безнадежно поздно…
И с какой радостью ты начинаешь тогда молотить… Копаться, в ём самом, родимом… И правильно, правильно…
Потому, что это – твой ЩИТ. Розовые очки. И видишь ты сквозь них не газовые камеры и бараки, а БЫТИЕ… Житие твое, пес ты смердячий.
И потому возлюбить ты должен это все дерьмо вместе взятое, потому что без него ты – смертник… Ты – смертник, жизнь твоя – концлагерь, а белокурый Ганс уже составляет список тех, кто пойдет сегодня на мыло…
Но, если рассудить здраво, из любого концлагеря есть выход… Даже два.
Первый вы, конечно, и без меня знаете – это через трубу крематория. Это понятно… Не очень интересно, на самом деле. Но уж, как есть… Какое-никакое, а избавление.
А вот второй… куда веселее… Еще не догадались? Нет?!
Правильно! Через ворота, своими ногами, вместе с Красной Армией…
Но шанс такой дается не часто, ей-богу…
14. Добро должно быть ого-го…
Вообще, люди от природы, как правило, добрые,
Вот только почему-то они, как правило, злые
Диалектика добра
Если говорить честно, с самого детства я, по каким-то непонятным причинам, был хорошим парнем. Это, если я вам раньше не говорил…
Добрым таким, порядочным, покладистым… Ну вы ж понимаете, все люди братья, должны помогать…
Может быть я таким «бракованным» родился, а может… ну мало ли, инфекция там какая или издержки воспитания.
Почему-то в базовых коллективах такой непредвзято позитивный посыл по отношению к остальным не приветствуется, почитаясь за некую слабость, этакую зашкваренность, разновидность дефектности.
Если ты не умеешь в кровь бить своих «оппонентов», бить руками, ногами и подручными предметами, да… ты какой-то бракованный.
Вот и я в кровь бить своих оппонентов не хотел, предпочитая наставлять их, что называется, «вербально». Только вот не слушались, заразы… Упорствовали в своих иллюзиях, как говорили первые миссионеры. Посему были и подзатыльники, и тычки, и затрещины, а также пинки, сопровождаемые короткими ясными сентенциями типа «пшёл вон».
Если говорить о базовых коллективах с умеренным уровнем анархии, то есть занимающих промежуточное положения между «джунглями» (где любое неосторожное движение может привести к прекращению существования тем или иным образом) и неким подобием «штрафбата» (где каждое движение фиксируется, и без прямого приказа сверху ты не можешь даже, извините, сходить в сортир)… Так вот, если говорить о таких коллективах, то там рано или поздно формируется достаточно простая иерархия, состоящая из нескольких каст.
Первая – так называемые «паханы», «авторитеты» или «неприкасаемые» (в хорошем смысле слова). По каким-то не всегда понятным причинам (голубая кровь, папа мэр, друзья из мафии или, на худой конец, кто-то кому-то что-то раз и навсегда доказал) эти люди как бы по умолчанию относятся к высшему сорту, поэтому бить их или огорчать каким-то другим способом крайне не рекомендуется, ибо это чревато… Чревато разборками с полицией, мафией, враждой на всю жизнь (а враги они ого-го какие) или неукротимыми угрызениями совести…
Вторая категория – бакланы… Занимая что-то около десяти процентов общей популяции, они представляют собой социопатов в своей чистой, условно неизлечимой форме. Таких людей хлебом не корми, дай кого-нибудь избить, унизить либо нахлобучить. Верхнюю касту они, как правило, не трогают (во избежание, как говориться…). Однако, есть среди них и такие индивидуумы-экспериментаторы, которые не чураются и этого (им видимо от этого не так скучно жить). Именно из-за этой тоненькой слабоуправляемой прослоечки, присутствующей, однако, почти во всех коллективах, и сформировался устойчивый стереотип, что, дескать, «хорошими делами прославиться нельзя».
Третья группа – «приблатненные», они же «полезные твари». Здесь, на этом уровне уже начинается социология… Тут уже начинается общество… Данный слой граждан добивается некоего сносного равновесного своего существования, а иногда даже теплого места под солнцем благодаря наличию некоторых специфических функций (как сказали бы игроки в Доту, скиллов), а также повышенной степени договороспособности.
Четвертые – это так называемая «серая масса», группа людей, ничем особо не выделяющаяся, на уровне инстинктов создавшая некий коллективный разум, позволяющий также, как и у «полезных тварей» добиваться сносного равновесного своего существования и теплого места под солнцем, только не благодаря неким личным особенностям, а наоборот, благодаря умению беспрекословно следовать неким негласным правилам, а также успешно мимикрировать.
Ну и пятая часть – это «дно», «обиженка» или «неприкасаемые» (теперь уже в самом, что ни на есть плохом смысле). Это всевозможные «черти», «козлы», «петухи» и прочий зоопарк, люди опустившиеся, сломленные из-за слабости внутренних моральных опор, либо случайно попавшие в ситуации, заведомо превышающие их природный запас прочности. Такие кадры являются законными жертвами «бакланов», а также более агрессивной части «приблатненных» и «серой массы».
Занятно, что каждый из этих слоев имеет свою практически точь-в-точь повторяющуюся структуру (в каждом случае с неким незабываемым колоритом) со своей «элитой», «бакланами» и «кандидатами на вылет ниже».
Теперь вы понимаете, что в такой круговерти вряд ли будут ценится такие так называемые «человеческие качества», как доброта, честность, способность помочь ближнему и тому подобные лелеемые в хороших книжках понятия.
Разве что, если только в узком кругу умеренно-центровых «полезных тварей» с уровнем интеллектуального развития выше среднего.
15. Умение дарить…
– На!
– Сам на!
Спор дарующих
М-да…
А ведь это никуда не годится… Совершенно…
А ведь с этим что-то надо делать… Определенно.
Причем немедленно… И всерьез.
Ведь конец света получился… Ну, как вам сказать… Просто ужас! Никакой конкретики.
Никаких там Страшных судов, никаких Всадников, да что там говорить, никто даже ничего толком не объяснил…
Вот взять, скажем, банальную авиакатастрофу…
Летят все себе, такие, скажем, из Кейптауна в Биробиджан, и тут, где-то над Тянь-Шанем или над Памиром, вдруг затрясло, маски воздушные повыпадали, свет погас… Пилот просит всех сохранять спокойствие…
Но, натурально, никакого спокойствия и в помине нет, кто орет, кто плачет, кто молится…
Кто-то в отключке… С бесплатным шампанским перебрал… Но тоже неспокоен. Ворочается, сопит, чует, зараза, чем пахнет…
И тут…
ОПАНЬКИ…
АНГЕЛ…
В САЛОНЕ.
С крыльями, все, как полагается. Уже не юноша, но муж…
И молвит… Причем молвит так, что все понимают… Абсолютно все. Не важно, кто каким языком владеет: иврит, китайский, хинди, суахили…
Все по-ни-ма-ют…
Что время вышло…
Что Боженька ждет…
Что душеньки ваши сейчас эвакуируют…
А плоть растерзанная, искореженная, где-нибудь на пиках Тянь-Шаня останется… Кто ж ее найдет-то там… Разве что орлы горные… Ням-ням.
И спокойствие… Потому что всем все ясно.
И уйдут душеньки по крылу через иллюминатор прямо к Боженьке, оставив тела свои бессознательные довершать полет…
И даже тот, кто в отключке.
Но ведь сейчас же все не так…
Что делать, как поступать, никто не объяснил…
Да, были какие-то заповеди, дай Бог памяти…
Вот, вспомнил… Не убий, например.
НЕ УБИЙ!
А эхо в ответ «Убий…убий… убий…»
Как-то так и жили – хотели одно, получалось другое – и так много тысяч лет.
А еще: не укради, не прелюбодействуй, не возжелай чего-то там у кого-то там…
Не… не… не… не… не… не… не…
А теперь-то что делать?!
Знает кто?! А?!
Ну раз нет, тогда давайте подумаем… Что человек может такого сильного сделать? Самого сильного… Такого, чтобы уже от всей души – р-раз! – и наповал…
Вы как думаете? Вы что-то, вообще, думаете?
Да? Да. Да! Самое сильное, что может сделать человек, от все души и от всего сердца – это что-то кому-то подарить!
От всей души! От всего сердца!
Цветы… Деньги…
Штаны последние снять и отдать пьянице…
Руку и сердце…
Ум, честь и совесть!
Самого себя…
Самого себя без остатка…
Свою жизнь… Помните? Христос когда-то подарил нам всем свою жизнь…
Даруй…
ДАРУЙ!!!
И эхо в ответ «Даруй… даруй… даруй…»
Да… да… да… да… да… да… да…
Но это не должно быть слабо. Это не должно быть полумерой. Это не должно быть вынужденно…
Когда у тебя отняли кошелек, поздно вдогонку кричать: «Я ВАМ ЕГО ПОДАРИЛ!!»
Помните? Христос нам подарил не только свою жизнь… Он еще нам подарил свою смерть… Зачем? Никто не знает. Видимо, для того, чтобы все мы не умерли от стыда…
