Ким Ирён
Любовь короля. Том 2
В яблочко. Сонхва хитро ухмыльнулась, будто отражение, взиравшее на Сан из зеркала.
– Вдруг господин прибудет вместе с Кэвоном. Чем оставаться здесь, пойдемте лучше внутрь и нарядим вас.
– Мне… мне все равно, приедет ли Лин! Я больше не жажду встречи с ним! – надувшись, мотнула головой Сан.
Сонхва недоверчиво усмехнулась.
– Совсем голову очистили, значит? От кле́шей освободились?[9] Да вы познали истину, госпожа.
– Я не вру! С чего мне жаждать встречи с тем, кто не приезжает повидаться со мной?
– Тогда отчего на лице вашем залегли тени? Кэвон отправился передать господину подарок, в который вы вложили всю душу, думаете, и это не заставит его приехать?
Сан опустила глаза вниз. Ее длинные ресницы, венчавшие тонкие веки, слегка подрагивали, а руки перебирали листья, раскинувшиеся по ветвям дерева, один за другим обрекая их на падение.
– Я лишь хотела, чтобы и в Тэдо он вспоминал обо мне хоть иногда. Все его внимание будет отдано Вону, и потому без этого подарка он, боюсь, вовсе позабудет обо мне. Хотя когда-нибудь он все равно позабудет. Лин ведь совсем не приезжает навестить меня.
– Почему? Почему же вы так думаете? – услышав глубокую печаль в голосе Сан, перестала поддразнивать ее Сонхва и заговорила всерьез.
– Вон запретил подзащитным монаршего клана заключать браки друг с другом, и Лин со всем искренностью последует этому указу. Он ведь предан ему, как никто другой. Покуда Вон не снимет этот запрет, Лин не приедет ко мне. Он не из тех, кто сам выскажет наследному принцу желание жениться на мне.
– А если вы сами поведаете все его высочеству?
– Это все равно что обезволить Лина по своему хотению. Если он не может рассказать все Вону, то и я не могу.
– Но господин ведь так любит вас…
– Недостаточно сильно, чтобы ослушаться приказа Вона. А может, я с самого начала нравилась ему не так уж и сильно. Может, ему просто стало меня жаль, вот он и притворился, будто влюблен…
– И что ж, по-вашему, все объятия и поцелуи тоже были притворством?
– Сонхва! – громко вскрикнула покрасневшая до ушей Сан.
А та, притворившись, будто никакого оклика и не было, продолжила говорить без всякого стыда и смущения:
– Характер господина мне не слишком-то по душе, но разве ж за него не говорят его поступки? Притворяясь влюбленным в кого-то, нужно лишь изображать чувства, а не целоваться, пока на губах живого места не останется.
– Нет, ну правда, Сонхва, ты!..
Сан уже подняла руку, чтобы приложить ладонь к губам Сонхвы, как вдруг ребенок, предложивший сыграть еще раз, всем своим маленьким тельцем прижался к ее юбке, пытаясь перевести дыхание. Вслед за ним один за другим к ним прискакали и другие ребятишки. Все они, выбившись из сил, глядели на нее уставшими глазами, и только взгляд мальчика, добравшегося обратно первым, сиял от радости.
– Я первый! Первый, госпожа!
– Да, Хяни первый.
Увидев странно раскрасневшееся лицо тихонько обнимавшей его Сан, мальчишка наклонил голову и спросил:
– Почему вы покраснели? Ведь это же мы прыгали.
– Просто так.
– Из-за взрослых разговоров. Иногда они заставляют людей краснеть, – конечно же, вмешалась Сонхва.
Сан оглянулась на нее, а малыш Хяни вновь наклонил голову.
– Взрослых разговоров? Но в прошлом году госпожу еще называли дедушкой…
– Не дедушкой, а девушкой – молодой госпожой! Вот ты болван.
Услышав это, девчушка, валявшаяся в траве неподалеку от Хяни, резко подала голос.
– Но ее называли не только молодой госпожой, но и дедушкой!
– Девушками называют подросших девочек, а дедушками – постаревших мальчиков. Госпожа – повзрослевшая девочка. Поэтому ее и называли девушкой, болван!
– Нельзя так обзывать друзей, – твердо сказала Сан, глядя на кучу ребятишек, глазевших друг на друга. – Больше не говори слово «болван», Нансиль. Не стоит его использовать. Ну… кроме как по отношению к настоящим болванам.
– Так, так! – хлопнула в ладоши Сонхва, привлекая внимание детей, развалившихся тут и там на траве. – Молодая госпожа, которую раньше называли девушкой, теперь уже взрослая. И есть дела, которыми ей, как взрослой, нужно заняться, поэтому вы тоже ступайте заниматься своими делами. Хорошо?
– А что за дело у госпожи?
– Вырастешь – узнаешь. И заодно – о том, отчего ж у нее лицо раскраснелось, – постучала Сонхва по лбу Хяни, смотревшего на нее с огромным любопытством, и, зная отличный способ разогнать детвору, громко сказала: – Кто быстрее до дома? Теперь бежим на двух ногах. Начали!
– Побежалии! – бросились вперед те, будто совсем не устали.
А когда, размахивая руками и ногами, они умчались так далеко, что стали походить на маленькие точки, Сонхва вновь взглянула на Сан.
– Пойдемте заниматься взрослыми делами.
– Ка-какими делами? – стала заикаться Сан, чьи горевшие от смущения щеки так и не остыли. Сонхва удивленно моргнула – странная картина.
– Турумаги так и не подшиты. Уже несколько дней лежат. Кто-то обещал быстро с этим закончить. И о чем таком вы там думаете, раз до сих пор краснеете?
Глядя в спину уходящей Сонхве, Сан закусила губу. Она не знала, как отвечать на такие подначивания. И все же, не сомневаясь ни секунды, она бодро зашагала вперед, обогнала Сонхву, а когда та остановилась, посмотрела вперед и поджала губы. Госпожа была полна решимости не поддаваться на всякие уловки. Но как бы то ни было, Сонхва не стала сдерживаться и сказала, что собиралась:
– Если ни объятия, ни поцелуи не помогают понять, влюблен ли он в вас, есть и другой способ.
– …
– Рассказать вам?
– …
– Я как-то уже говорила об этом.
– …
– Неужто позабыли? О том дне, когда я вошла в комнату своего супруга…
– Сонхва!
– Госпожа, вам нужно оказаться с ним в одной комнате! Ни один юноша не сможет удержать себя в руках, если окажется в одной комнате с возлюбленной.
– Лин не такой.
– Вы говорили так и раньше. Но в конце концов господин оказался таким же, как остальные мужчины.
– Этому не бывать, ведь, – остановившись, Сан с упреком взглянула на Сонхву, – через три дня он уезжает. А меня он и вовсе покинул несколько месяцев назад.
– Господин приедет, – ласково взяв девушку под руку, продолжила идти вперед Сонхва. – Не сдержится и приедет. Я наказала Кэвону, как вести себя, чтобы убедить его.
– А если… не приедет?
– Да приедет, приедет! Так что пойдемте-ка, омоем вас начисто в отваре тростника, нанесем вам макияж и подождем. Я постелила новые одеяла и велела никому и близко не подходить к вашим комнатам.
– Да о чем же ты говоришь, в самом деле? – обмахивая руками полыхавшее лицо, спросила Сан. Этот вопрос, конечно, не был одним из тех, на какие действительно ждешь ответа, однако Сонхва заговорила всерьез, будто наставляла госпожу:
– Вы потеряли маму совсем ребенком, и некому было рассказать вам о таком, так что я расскажу. Что тела, что души у мужчин и женщин сильно отличаются, поэтому они проявляют чувства по-разному, даже если они влюблены друг в друга. Женщине нужно время, чтобы открыть возлюбленному свое тело, но у мужчин все совсем иначе. И конечно, хорошо бы, окажись у господина некоторый опыт общения с девушками.
– Быть такого не может! – сквозь зубы прорычала Сан.
Сонхва понимающе покачала головой.
– Мужчины в его возрасте неопытны и гонятся лишь за удовлетворением собственной страсти. Не стоит говорить, что для вас это впервые, – он может совсем растеряться. Поначалу может быть волнительно, страшно, жутко или больно. Лучше расслабиться и доверить себя ему. Так вы меньше поранитесь.
– Поранюсь? А те-тебе тоже было больно?
В огромных черных глазах девушки промелькнул страх – она забыла прикрыть Сонхве рот ладонью и внимательно слушала, что та говорит. Она тепло улыбнулась наивной госпоже.
– С любимым человеком все будет в порядке. Если станет больно, просто попросите его быть нежнее.
Но будет ли в этом смысл, если он совсем растеряется? Спросить об этом Сан не решилась. Если Лин пожелает того, она, конечно же, доверит ему всю себя. Но проблема в том, что этого может и не произойти! Вдруг он не приедет. Нет, он никак не сможет приехать. Слишком поздно. Расширившиеся было в страхе глаза Сан вновь наполнились спокойствием. Но Сонхве это было неинтересно, и она решительно продолжала:
– Поначалу вы будете смущаться, но не стоит из-за этого сжиматься или отталкивать его. Времени почти нет. Как бы то ни было, вот что скажу: не закрывайтесь и делайте все, что скажет господин. Хотя раз он неопытный, сперва можно и самой…
– Бесполезно это все. Лин не приедет.
– Ну чего вы снова?
– Как ты и сказала, времени нет. До отъезда еще три дня, но этого не хватит, чтобы приехать сюда и успеть вернуться обратно. Есть те, с кем ему должно проститься до отъезда в Тэдо. Даже если бы он хотел приехать, не сумел бы. Даже сейчас он, должно быть, занят на прощальном ужине и даже отдохнуть не может.
– Но я наказала Кэвону…
– Лин ведь Суджон-ху, и у него есть свои обязанности. Он не из тех, кто их отринет.
Сонхва потеряла дар речи. Она ни на секунду не сомневалась в том, что Лин приедет, но был и другой, неведомый ей мир придворных, что и взволновало ее: как и сказала Сан, господин не был предоставлен сам себе на оставшиеся до отъезда три дня. Голос девушки был пропитан невыплаканными слезами.
– Если собирался приехать, должен был прибыть давным-давно. Значит, он и впрямь оставил меня.
Сан посмотрела перед собой и ушла прочь, словно разговор на этом был окончен. Сонхва взглянула ей в спину, та выглядела хрупкой и опечаленной.
– Если все так, почему бы не забыть обо всем и не начать с чистого листа? Давайте позабудем об этом бессердечном и весело заживем сами, – следуя за девушкой, прошептала она.
Сан отправилась в домик с соломенной крышей, а не в главный дом – Покчжончжан ей никогда не нравился. Она долгие годы провела в богатом доме, полном красных стен и золотых украшений, однако все в нем было выполнено, как того желал ее отец, Ёнъин-бэк. Поэтому, покинув Чахадон и поселившись в Покчжончжане, она велела обустроить небольшой домик неподалеку от главного дома. Жилище ее было чрезвычайно скромным: в маленькой комнате не было ни деревянной кровати, ни стола, лишь подстилка для сидения лежала на полу, но не было для Сан места милее ее крохотного домика. Ее аккуратный домик, позади которого раскинулись невысокие холмы, создававшие естественный дворик, был поистине живописным и уютным местом.
Омывшись от пота и переодевшись в тонкую ночную рубашку, Сан взялась за оставленный в углу турумаги и принялась шить. Хотя соболиная подкладка была не по сезону, он заслуживал похвалы – первая работа.
Сан время от времени поглядывала на турумаги, оценивая проделанное, и на ее губах расплывалась гордая улыбка. Она так увлеклась шитьем, что уж и время на сон почти истекло, зато работа была практически завершена. Осталось лишь пришить воротник из лоскута. Сердце Сан, искренне старавшейся над каждым стежком, переполняла радость: шитье, начатое после множества нагоняев от Сонхвы, почти окончено. Но вскоре на девушку накатила тоска – даже закончив турумаги, она не сможет отдать его Лину. Стрекот насекомых, доносившийся с улицы, печалил ее лишь сильнее.
– Лин станет заложником. Это, полагаю, затянется по меньшей мере на пять лет, – попивая чай, равнодушно сказал Вон, неожиданно посетивший Покчжончжан за несколько дней до этого. Пиала Сан с громким стуком ударилась о стол. Вон не стал спрашивать, отчего она так удивлена. Просто продолжил пить чай как ни в чем не бывало.
– Когда? – смущенно спросила она.
– Через семь дней, – коротко и спокойно ответил он.
– Мы так давно не виделись… А теперь не свидимся и еще дольше. Неужто уедешь, не попрощавшись…
Вон рассмеялся над неясными бормотаниями Сан.
– Ну чего ты, Сан! Расставание ведь не означает, что мы позабудем друг о друге. Ни через пять лет, ни через десять между нами ничего не изменится. Тем и хороша дружба. Да и не один ведь Лин уезжает. Долгая разлука со мной тебя совсем не печалит?
– Это не так, извини. Конечно, и это меня печалит…
Когда Сан пришла в себя и растерянно оглянулась, смех Вона уже стих. С шумом опустив пиалу на стол, он насмешливо спросил:
– С тех пор как мы вернулись на родину, Лин так тебя и не навестил? Ни разу?
– Да, он, должно быть, занят.
– Даже если и так, неужто так сложно приехать хоть раз? Не оправдывай его! Лину дела всегда дороже людей. Тан тоже возмущенно стучит ножкой и жалуется, как тяжело ей стало встретиться с братом. Он посветил всего себя делам и совсем не заботится об окружающих, а все по моей просьбе. Это делает меня ужасным человеком. Знай я раньше, велел бы Лину наведаться в Покчжончжан!
– Все в порядке. Для меня это неважно.
Прищурив глаза, Вон спросил вновь:
– Правда? Даже если он уедет вот так?
– Да, все в порядке, – ответила она.
Все в порядке, все в порядке, все в порядке. Сан повторяла эти слова вновь и вновь, будто пыталась уверить в этом саму себя.
– Все в порядке… – Ее руки, занятые шитьем, замерли, а с губ, подобно вздоху, сорвалось: – Все в порядке.
Сан старалась говорить четче и громче. Грудь сжималась от тоски.
– Все в порядке! Я в порядке!
Чем громче она повторяла эти слова, тем легче становилось на сердце, но тем сильнее перехватывало дыхание. Гнев и печаль, о которых нелегко было бы поведать, обернулись обидой, обжигавшей легкие и заливавшей жаром живот. Не способная больше выносить этот жар, Сан резко распахнула дверь и вышла в небольшой дворик подле ее домика с соломенной крышей. Вокруг было темно и пусто, лишь стрекот насекомых нарушал тишину. Стоял конец лета, и потому то и дело дул прохладный ветерок. Сан подняла глаза к ночному небу и увидела сияние бесчисленных звезд. Они сложились в реку, что растеклась по черному полю, будто кто-то расстелил там тонкую молочно-белую ткань. Девушка взглянула, куда ведет эта звездная река, и на западном ее берегу отыскала сиявшую невероятно ярко Ткачиху[10]. Ой! Сан вдруг поняла, что ее день[11] уже прошел. В этом году ей снова не удалось провести его за рукоделием.
– Чжинюй…[12] – тихонько обратилась к звезде Сан. – Я никогда не молила даровать мне таланта ткать, поэтому прошу, исполни мое единственное желание. Как вы встречаетесь раз в году, позволь и мне повидаться с Лином. Если мы расстанемся, так и не увидевшись, я умру. Все не в порядке. На самом деле я не в порядке…
Уронив голову, Сан закрыла лицо руками. Все это время стискивая зубы, чтобы не плакать, она в конце концов прекратила подавлять свой гнев и закричала.
– Я не в порядке! Говорю же, не в порядке, Лин! Болван, почему ты не приезжаешь?!
Вдруг Сан услышала, как по сухой земле стучат копыта. Она подняла голову. Их с Лином, сидевшим верхом на коне и взиравшим на нее, взгляды встретились. Сан ахнула, но больше ни звука не сорвалось у нее с губ. Она не знала, когда он приехал и сколько услышал, но была уверена в том, что уж по крайней мере последний ее вскрик донесся до него. Наблюдавший за ней издалека Лин коротко рассмеялся.
– Так и не позабыла этого болвана, да?
Спрыгнув с коня, он предстал прямо перед ней, однако Сан не могла и слова вымолвить, будто ей горло сдавили. Поднялся ветер, взметнулись ее распущенные волосы. Лин протянул руку к ее лицу и убрал мешавшиеся пряди. Почувствовав прохладу его ладони на своих разгоряченных щеках, она вздрогнула. Не сон. Наконец осознав это, она распахнула свои глубокие, будто колодец, глаза и спросила:
– Как… ты здесь оказался?
– Направлялся в Покчжончжан, но вдруг услыхал громкий крик и остановился.
«Да не о том я спрашиваю, болван!» – побоявшись, что вот-вот расплачется, Сан поджала губы и улыбнулась. До отъезда всего три дня! Времени совсем мало, а значит, чтобы навестить ее, он оставил свои дела. Она, как никто другой, знала, что подобное совершенно не в духе Лина, и оттого лишь сильнее желала броситься ему на грудь. Но Лин неловко отвернулся.
– Я думал, ты спишь.
Сан почувствовала, как ветер легонько прикасается к ее обнаженной коже, и вдруг поняла, что ней нет ничего, кроме ночной рубашки. И хотя одежды ее были туго затянуты, тонкая белоснежная пэкчо обнажала все изгибы тела девушки. Вырез был недостаточно глубоким, чтобы открывать слишком много кожи, и все же Сан поспешно запахнула воротник и прикрыла грудь руками. Слегка закашлявшийся было Лин взглянул на ночное небо.
– На что ты смотрела в столь поздний час?
Отчего-то голос его звучал ужасно неловко. «Неужто он стесняется?» – подумала Сан и радостно усмехнулась. Не она одна была смущена.
– На Ткачиху. Смотрела и рукодельничала.
– Ты ведь никогда не молилась ей, почему вдруг сейчас решила? Хотя ладно это, но ты и рукоделие? – с искренним удивлением взглянул на нее Лин. От такого пренебрежения Сан недовольно надула щеки. Ей ни за что и в голову бы не пришло просить звезду сделать ее лучшей мастерицей!
– Значит, ты и вообразить не можешь меня с ниткой и иголкой в руках?
– Нет, я не это…
– Иди сюда! Я покажу тебе, на что способна!
Вернувшись в комнату, Сан, наклонив голову, взглянула на него. Ее милое лицо пылало гордой решительностью, будто она намеревалась продемонстрировать ему свои навыки владения мечом или луком. Лин улыбнулся. Она будто снова стала прежней – такой же, какой была в Кымгвачжоне, когда выбегала из дома, полная решимости сбить его с ног. Он вошел в комнату следом за ней и вновь улыбнулся, когда увидел турумаги, что она держала в руках так гордо.
– В нем, должно быть, очень тепло.
Летом, конечно, совершенно не принято было шить топхо[13] с соболиным мехом. Со смущением на лице Сан скатала в рулон практически оконченную работу и убрала ее подальше в угол. Повернувшись к Лину спиной, она присела и тихонько пробормотала, будто в оправдание:
– Я сделала его для тебя – взамен тому, что взяла.
– Для меня? Но что же ты взяла?
– В ночь пхальгванхвэ[14] я надела твой турумаги. Он вымок в крови, и осталось пятно, поэтому Сонхва велела мне сделать для тебя новый. То была твоя зимняя одежда, поэтому и вернуть следовало теплый турумаги. Я, правда, только учусь, и получилось не совсем аккуратно, но…
В улыбке Лина появились нотки грусти, и постепенно она совсем потускнела. Он смотрел в спину Сан. Теплый его взгляд не лишен был сожаления и вины.
– Ты, – его низкий и чарующий голос заставил ее прислушаться, – прекрасно справляешься, хоть прежде и не занималась рукоделием. Как не заметить, насколько хорош в шитье турумаги человек, выполнивший такую работу.
Сан медленно обернулась. С тоской и болью Лин разглядывал мешочек, который держал в руке, – тот самый, что она вышивала до самого рассвета.
– Через три дня я уезжаю в Тэдо, – тихо сказал он.
Сан словно ударили в самое сердце. Хотя сам отъезд не был новостью для нее, слова, что он произнес, повергли ее в шок. Будто оглушенная, она молча смотрела на его руки, оглаживавшие мешочек. Длинные тонкие пальцы Лина водили по вышитым буквам, а в комнате висела тяжелая тишина. С трудом Лин заговорил вновь:
– Думаю, лучше мне вовсе не возвращаться.
Что? Казалось, голова вот-вот расколется надвое. Все мысли Сан разбились в пыль, будто стекло, безжалостно брошенное на пол. Она не понимала, о чем он говорит. В голове было пусто. Не способная даже отвести взгляд, девушка продолжала смотреть, как он сжимал свои карманы.
– До сих пор я делал все, чтобы помочь наследному принцу. По той же причине стану и пленником и в будущем продолжу так же следовать за ним. Я не жалею перечить его воле или препятствовать ему самому. А если вернусь сюда… не сумею.
– Из-за меня? – прошептала Сан. Побледневшее ее лицо разбивало Лину сердце.
– Нет… – покачал головой он. – Из-за меня самого. Я не сумею сдержаться. Приехав сюда и повидавшись с тобой, я понял это наверняка.
– От чего тебе нужно сдержаться? Чего ты боишься? На тебя это совершенно не похоже!
– Ты и сама знаешь. Мы…
– Все из-за того, что мы не можем пожениться? Поэтому и видеться нельзя? Раз нельзя жениться, то и любить нельзя?
Он слегка прикусил губу.
– Сан! Сан! Раз мы не можем пожениться, видеться нельзя, как раз потому что мы влюблены друг в друга. Без согласия его величества тебе ни с кем нельзя быть. Если нас поймают за тайной встречей, тебя не сумеет защитить даже наследный принц. Я не посмею толкнуть тебя в пучину нечистот.
– Хорошо, я замуж не выйду? А ты?
– …Как и ты: не женюсь.
– Тогда почему ты зовешь наши отношения нечистыми? – Сан подошла к нему с широко распахнутыми глазами, будто и в самом деле не понимая. Ее лицо было столь невинно, что ему с трудом удавалось смотреть ей в глаза.
– Негоже мужчине и женщине, не связанными узами брака, вот так бывать наедине в одной комнате.
– Тогда считай меня своей женой.
Лин невольно рассмеялся над ее простотой. Но Сан глядела на него всерьез. Подсев чуть ближе, она мягко опустила свои ресницы и, дрожа от смущения, прошептала тихим, сладким голосом:
– В глубине души я и так считаю тебя мужем, Лин.
Ее губы едва заметно распахнулись в предвкушении. Но он отсел чуть дальше – так, чтобы расстояние между ними стало прежним. Ожидания Сан были разрушены, и она ужасно смутилась; лицо ее вспыхнуло от стыда. В презрении к нерешительности Лина она почувствовала накатившую злость.
– Если заниматься таким в одной комнате грязно, что ж тебя тогда ничего не останавливало ни на горной тропинке, ни во дворике?
– Это…
– Как ты мог поступить так, раз не считаешь меня своей женой? Пустосвят!
– Лишь тебя я женой и считаю, Сан.
– …!
– Лишь тебя. И тогда, и сейчас, и в будущем – до самой смерти. Но это у меня на душе. А на деле я ничего не могу для тебя сделать. Не могу быть рядом, не могу дать тебе желаемого. Поэтому…
Лин замолчал. Сан нежно взяла его руку и приложила ладонь к своей щеке. Он почувствовал, насколько ее кожа мягкая и гладкая. Почувствовав тепло его ладони, Сан закрыла глаза и мечтательно сказала:
– Тогда и относись ко мне как к жене. На сколько бы лет ни затянулся твой плен – на пять, на десять, я, как положено супруге, буду тебя ждать. Пусть даже на это уйдет вся жизнь, все равно буду ждать. И кто бы что ни говорил, я твоя жена.
– Но, Сан, наследный принц…
– Официально пожениться мы не сможем. Вон так сказал. Но мы и не будем играть свадьбу перед остальными. Просто я проведу всю жизнь как твоя жена, а ты – как мой муж. Если никто не узнает, ты сможешь и дальше следовать воле Вона.
– Невозможно, чтобы никто не узнал.
Сан прикоснулась к его ладони и медленно притерлась к ней щекой – мягкой и красивой. Глядя на нее, закрывшую глаза и ласкавшуюся к его руке, Лин почувствовал смущение – пламя мужского желания разрасталось в нем все сильнее и сильнее. Смущение это было сродни тому, что он испытал, когда, убирая волосы от ее лица, понял, как будоражат его прикосновения к ее коже. Даже случайные невинные прикосновения наполняли его столь явным желанием обнять ее, что удержаться удавалось с трудом. Потому он и старался не прикасаться к Сан, но, когда она дотронулась до него первой, терпение его достигло предела. Лин понимал, что время их на исходе, и это в конце концов пошатнуло его самообладание.
– Так нельзя, Сан.
Он попытался одернуть руку, но она держала его крепко и не желала отпускать. Не в силах уйти от прикосновений, Лин укусил себя за щеку в надежде подавить нараставшие жар и смущение. Еще немного потершись щекой о его ладонь, она опустила руку Лина чуть ниже – к своим губам.
– Ты трудишься ради Вона и следуешь его воле. Так было до сих пор, так будет и в будущем. Я не стану жадничать. Ты пришел ко мне сегодня и назвал своей единственной женой, этого хватит мне до конца жизни. Чего я не могу вынести, Лин, так это того, что не мила тебе.
Ее губы сжались на ладони Лина, и прикосновение это разнеслось щекоткой по его пальцам. Сан нежно прижалась к его горячей коже, наслаждаясь дрожью, которую у него вызывала. Ее губы тоже разгорячились. Она медленно целовала ладонь Лина, осторожно проходясь губами по его пальцам. Эти нежные ласки опьянили его так сильно, что он больше не смел и пытаться отнять руку. Поцеловав каждый из его пальцев, Сан снова опустила руку Лина ниже. Повинуясь ей, его ладонь огладила нежную кожу вдоль выреза ночной рубашки.
«Теперь его рука ляжет мне на грудь, слева. Пусть почувствует, как колотится мое сердце», – думала Сан. Закрыв глаза и ощутив на себе прикосновения Лина, она вдруг вспомнила, о чем говорила ей Сонхва. Все как та и рассказывала! Тело пылает, будто его охватил огонь. И хотя она вовсе не пыталась следовать полученным наставлениям, когда первой протянула к Лину руку, а лишь внимала зову собственного сердца, итог в конце концов ничуть не отличался. Сердце Сан билось так громко, что услышать его можно было, и не прикасаясь к ее груди. Не в силах больше удерживать ладонь Лина, она отпустила ее. Но его рука не переставала скользить ниже, оглаживая кожу: от шеи к ключицам, и еще ниже – к груди. На мгновение ее сердце, что билось будто сумасшедшее, замерло. «Это не я!» – мысленно закричала она, словно пыталась оправдаться перед Сонхвой.
– Лин, – вырвалось у нее от страха. Но тут же губы Лина накрыли ее собственные. Впервые за долгое время она вновь почувствовала его горячий сладкий поцелуй. Вдруг Сан поняла, что руки Лина ласкают ее как никогда прежде, и растерялась. Но даже стесняясь происходящего, она все равно не пыталась избежать нежных и ласковых прикосновений юноши, желавшего получить больше, чем прежде. Она не желала противиться проявлениям его любви. Напротив, хотела показать, что любит его так же сильно, как он – ее, а может, и немногим больше.
«Вы будете смущаться, но не стоит из-за этого сжиматься или отталкивать его. Делайте все, что скажет господин», – следуя наставлениям Сонхвы, она доверила всю себя Лину. Пробовать что-то впервые всегда страшно, но она была сильна духом и полна решимости не отступаться от начатого. Лин мягко погладил по щеке окаменевшей от волнения Сан.
– Сан! Сан, посмотри на меня!
Украдкой открыв глаза, она увидела, что Лин смотрит на нее смущенно.
– Выглядишь так серьезно, – ущипнув ее за щечку, едва заметно улыбнулся он. Его блеклая улыбка придала ей спокойствия. – Я хочу запомнить всю тебя. Не упустить ни одной детали. Так что, пожалуйста, позволь мне смотреть тебе в глаза.
В тени отсветов огня лампы было заметно, как у него на лбу от напряжения выступил пот. Сан, полагавшая, будто виной всему жара, протянула руку, чтобы стереть с него испарину, но не успела и прикоснуться к Лину – он поймал ее ладонь прежде и стал медленно целовать пальцы. Прикосновения и поцелуи постепенно перемещались от рук ко лбу, затем к щекам, а после и к губам Сан, испытывавшей стеснение вперемешку с счастьем. Но когда Лина смело прикоснулся к ее груди, девушка, не выдержав, воскликну в смущении:
– Нельзя, Лин! Болван ты этакий!
Он беззвучно рассмеялся.
– И правда болван. Сперва я ведь даже не понял, что ты девушка. Помнишь? Я прикоснулся к твоей груди в том переулке с публичными домами, и ты сбежала. Я тогда так удивился, что даже догнать тебя не смог.
– И сказал, что с моей плоской грудью меня от парня не отличить! – раскрасневшись, надула губы она.
– Вранье, – прошептал он. – Вранье, которым я пытался прикрыть свой стыд. Тогда, впервые прикоснувшись к твоей коже, я почувствовал замешательство – это было для меня в новинку. С той секунду, встречая тебя, всякий раз вспоминал, какой на ощупь была твоя кожа. Мне казалось, я с ума схожу. Как ни старался не смотреть, глаза сами опускались вниз, и я ужасно злился на самого себя. На самом деле мне всегда хотелось увидеть, что скрывает твоя одежда. И вновь прикоснуться к тебе здесь.
– Врешь! – покраснев еще больше – хоть и казалось, что больше просто некуда, – она отбросила руку Лина. – Я была тебе совершенно неинтересна! Ты и вовсе считал меня врагом Вона!
– Но я говорю правду, – искренне заверил Лин и неловко улыбнулся. – Я с самой первой встречи знал, что ты девушка, и с тех самых пор ты часто являлась мне во снах. Хоть я и считал, что ты можешь быть опасна для его высочества, все равно видел тебя каждую ночь.
– А что тебе снилось? – сверкая полными счастливого любопытства глазами, спросила Сан. А когда он, покраснев, отвел взгляд, положила ладонь ему на щеку и, взглянув в глаза, спросила вновь: – Что тебе снилось?
– …То же, что снится всем парням.
– И что же это? Какой я являлась тебе во снах? Расскажи, Лин!
– …Такой же, как сейчас.
– И что это значит? – невинно спросила она, но вдруг ахнула, догадавшись, и оттолкнула его. – Ах ты подлый, коварный пустосвят!
– Прости. Но я ничего не могу с этим сделать… – досадливо смутился он, будто мальчишка. А Сан, хоть и испытывала неловкость, все же была счастлива знать, что он давным-давно питает к ней интерес. Вновь прикоснувшись к его лицу, она притянула Лина поближе и проказливо спросила:
– И что же ты делал со мной в своих снах?
– Это… сложновато описать словами.
– Расскажи мне, Лин. Что ты делал?
– Ну во снах ведь можно делать все, что недопустимо в жизни, они на то и сны…
– Все, что недопустимо в жизни? Это что же…
Лин глубоко поцеловал Сан, желая прервать ее размышления. После долгого поцелуя у нее сбилось дыхание; пытаясь отдышаться, она спросила:
– Это ты делал в своих снах?
– Да.
– И все?
– А остальное невозможно, – резко и недовольно ответил он, развеселив этим Сан.
Смущенный взгляд, красное лицо – он наконец стал выглядеть, как и положено в его возрасте. Будто оболочка хладнокровия и спокойствия Лина разбилась, и он предстал пред ней таким, какой есть. А человек, благодаря которому это стало возможным, была она сама, и потому никто другой и впредь не сумеет увидеть эту его сторону.
«Такой Лин принадлежит лишь мне!» – поняла она и, чувствуя невероятно удовлетворение, крепко обняла его за шею. У него на груди ей было мягко и тепло. Его поджарый стан была куда шире и удобнее, чем казалось. Не впервой ей было чувствовать это. «Такое уже было», – вдруг вспомнила Сан. Во время королевской охоты он уже прижимал ее к себе: обнял и повалил на пол в той самой хлипенькой постройке, где она пряталась от стрел. Уже тогда ее удивило, что стан его столь широк, хотя тело – тонкое и стройное. Мужчины не такие, какими выглядят. Наслаждаясь окутавшим их ароматом сосен, она набралась смелости и огладила его грудь. Он вдруг резко выпрямился.
– Не трогай меня, Сан!
Покраснев, Лин стиснул зубы; его обычно чистые и ясные глаза налились кровью. Опечаленная такой реакцией, Сан протянула к нему руку.
– Но ведь и ты меня трогал. Я лишь делаю то же самое! Это ведь справедливо!
– Нельзя. Иначе я не смогу больше сдерживаться, – с трудом признал он, избегая ее прикосновений. Сан растерянно спросила:
