Кейт Стюарт
Исход

Вот черт.

Время явить свой козырь, но мы и так его знаем – мое молчание. Если я заговорю, то смогу помешать ему забрать мое наследство и совершить месть. Он замечает это в ту же минуту, как я принимаю решение.

Тобиас поднимает подбородок.

– Назови цену.

– Ты действительно не веришь, что я смогу держать язык за зубами без шантажа?

– Это не шантаж. И то, что тебя на самом деле волнует, доверяю ли я тебе? Ни черта. Не принимай близко к сердцу.

Я открываю рот, чтобы достойно ответить, но Тобиас поднимает руку.

– Прибереги оскорбления на десерт. Тебе нужно подумать, чего ты на самом деле хочешь.

Хочу, чтобы он заплатил. Вот чего я хочу. Хочу лишить его уверенности, унизить так, как он унизил меня. Хочу задеть его гордость и чувства, если он на них способен. Мне в голову приходит мысль.

Его глаза вспыхивают, когда он читает в выражении моего лица цену.

– Сесилия…

– Обещай безопасность моего отца.

– Ты шутишь. – Он чертыхается и, недоверчиво качает головой.

– Это единственное, чего я хочу. Может, он и заслуживает того, что ты сделаешь с ним в финансовом плане, но ты сам сказал, что никогда не навредишь ему физически. Так что плохого, если ты в этом поклянешься?

– Как я уже сказал, у него есть и другие враги.

– Ты их знаешь?

Кивок.

– Еще лучше. Ты за ним присмотришь.

– Сесилия, ты слишком много ставишь на кон. Он все равно пойдет ко дну. Когда это произойдет, зависит от тебя.

Я кладу ладонь на стол и наклоняюсь.

– Хочешь купить мою верность? Тогда дождись, когда деньги окажутся на моем банковском счету, и поручись за безопасность моего отца.

– Ты просишь слишком многого.

– Тобиас, он – мой отец. Уверяю тебя, он за все заплатит. Этот человек уже банкрот по жизни. Компания – смысл его существования. Ты заберешь ее, и гарантирую, что заберешь у него все. Просто дай ему шанс сделать что-то другое с его жизнью после того, как покончишь с ним. – Я обхожу стойку и смотрю на него. Тобиас возвышается надо мной, его тело дрожит от гнева, а на лице застыло мрачное выражение. – Ты лишишь его богатства и статуса, и у него ничего не останется. Трупу мстить нельзя. Считай это защитой своих интересов.

– Я уже говорил тебе, что дело не только во мне.

– Но победа намного слаще, если ты получишь контроль, а ему придется за этим наблюдать.

Приблизительно минуту мы играем в гляделки, прежде чем он наконец кивает.

– Словами, Тобиас.

– С этой минуты и до тех пор, пока мы с ним не покончим, он под нашей защитой.

– Поклянись.

Его глаза вспыхивают.

– Я не стану повторять.

– Хорошо. И что теперь?

Тобиас кивает в сторону разделочной доски.

– Ужин.

Глава 6

Тобиас сидит на полу напротив меня в брюках и накрахмаленной рубашке, с взъерошенными волосами. Он изучает фигуры на доске, а потом забирает одну из моих пешек.

Ужин, который скорее был битвой двух характеров, в основном прошел молча, пока Тобиас наблюдал за тем, как я ем. Я не удостоила похвалой его готовку и не поблагодарила, но и не упрямилась, съев цыпленка и греческий салат до последней крошки, едва сдерживая стон удовлетворения. Я предполагала, что Тобиас уйдет, как только добьется своего. Однако вместо этого он велел мне идти в гостиную, объявив, что мы сыграем в шахматы.

Во время первой игры он сделал меня подчистую, что неудивительно. Если бы не его общество, я бы померла со скуки. Я выбрасываю из головы эту мысль, пытаясь не обращать внимания на то, как он воздействует на меня с расстояния одного метра. Сидеть напротив него было нелегко. Меня утомляло бороться с электрическими разрядами, возникающими в его присутствии.

Ненависть к нему, как и влечение, продолжают расти. В присутствии Тобиаса я всегда зла и возбуждена. Когда я ловлю на себе его горящий взгляд, то замечаю, как он наблюдает за мной.

Дело не в его тактике запугивания или власти, которой он обладает. Дело в интимности, которую я ощутила в том поцелуе, и факте, что его слова и действия во всех смыслах ему противоречат.

Дважды я замечала, как он смотрит на меня с любопытством, и дважды он удерживал меня в заложниках своим янтарным взглядом. Но никто из нас не сказал ни слова по этому поводу.

Да и что тут скажешь?

Ни один из нас не хочет желать другого. Никто из нас не хочет чувствовать что-то кроме ненависти и презрения, но это влечение настолько сильное, очевидное и неприкрытое, что обескураживает.

Я буду чрезвычайно рада не признавать его до самого финала нашего соглашения. Но факт существования Тобиаса само по себе открытие. Он – сущая загадка. Если бы в тот день у бассейна он не пришел, я так бы и оставалась в неведении. Меня тревожит, что Доминик и Шон с такой легкостью держали его в секрете.

Отлично сыграно, ребята, отлично сыграно.

Эти мужчины искусно вводят в заблуждение и преподносят его под видом доверия. Но теперь, вспоминая начало, я вижу картину в целом. И на самом деле не знаю, что еще за всем этим скрывается.

– Это все равно невероятно, – говорю я и двигаю пешку, но ее тут же сметают. Тобиас предвидел все мои ходы с тех пор, как почти год назад пришел в мою жизнь.

– С чего бы? – Он прекрасно знает, о чем я говорю, и это еще сильнее выбивает меня из колеи. Предугадывание чужих мыслей – признак близости.

Я разочарованно вздыхаю. Придется выбирать слова. Вместо этого я решаю промолчать. Игры разума выматывают.

– Знаешь, – говорит он, понимая, что я не желаю обдумывать свой выбор слов, – когда забираешь украденное ворами, они не могут заявить об этом в полицию.

– Это мне известно, но ведь какие-то ответные меры они принимают?

– Да, по глупости и часто. – Он забирает моего коня. – И почему это невероятно? Разве ты не увидела достаточно?

– В некотором смысле да, но…

– Но что? Слишком не по себе от увиденного? В этом и заключается вся прелесть. Ты ни секунды не можешь поверить в то, что происходит у тебя на заднем дворе, и с этим осознанием смириться труднее всего.

– Верно.

Тобиас внимательно изучает мое лицо, и его янтарные глаза вспыхивают.

– Тебе ведь известно о существовании преступных группировок? Но ты никогда не оказывалась в таком окружении? Ни разу не становилась свидетелем перестрелки и не видела посвящения?

– Верно.

Он наклоняется и скрещивает на груди руки, сделав перерыв в игре.

– Ты веришь в существование картеля?

– Да.

– Мафии?

– Конечно.

– Почему? Потому что видела фильм «Славные парни»? – С улыбкой на губах Тобиас качает головой. – Но почему тебе так сложно поверить, что несколько людей объединились по причине, которую посчитали достаточно уважительной для оправдания крайних мер в попытке вызвать перемены?

– Просто это так…

– Когда тебя ввели в дело, ты была точно такой же несведущей, пока сама не увидела.

– Да.

– И ты только что призналась, что все это невероятно. Выходит, разумно предположить, что твое невежество разделяет большинство?

Обдумав сказанное, я киваю.

– Да, я так считаю.

– Для многих видеть – значит верить, а это чертовски убого.

– Мне говорили это сотни раз.

Тобиас улыбается, но я вижу в его глазах гордость. Гордость учителя.

– Шон.

Ты.

– Картели коррумпированы, – произношу я и делаю ход, – как и мафия.

Я смотрю ему в глаза.

– И еще… – Ты. И они всем этим занимаются: от шантажа и грабежей до мелких краж. Братство Ворона так же коррумпировано, так же выступает против закона, как и любая другая радикальная группировка. – Итак, это зло против меньшего зла?

Тобиас кивает, чтобы я сделала ход. Как только я его делаю, его ответный ход приносит ему преимущество в игре.

– Чем ты это оправдываешь? Что тебя отличает? Факт, что ты не причиняешь вред невинным людям?

– Если считаешь, что тебе не грозит опасность, то ты не такая умная, как я считал. Как только мы выбираем цель для уничтожения, то сами оказываемся под прицелом – все мы, без исключений. В подобных войнах нет правил для невинных. Боевые потери из-за объявления войны сводятся к людской порядочности. Независимо от того, хватает ли нашему противнику человечности, чтобы оставить невинных в стороне.

Он доказывает свои слова, сбив с шахматной доски мою пешку.

– Может, закончим игру?

– Нет, – быстро отвечает Тобиас. – Я в трех ходах от победы.

Я делаю ход, а он уже поднимает своего коня.

– Татуировка – очень глупая затея, тебе не кажется? Инкриминирующая. Как ты собираешься все это скрыть?

– У любого обвиняемого всегда есть бремя доказательства^[4].

– Не слишком ли высокомерно звучит?

– Нет, это не высокомерие. Всегда будет бремя доказательства, как и исключение из правил. Я жду. Жду противодействия. Жду возмездия. Жду, что меня удивит человеческая натура. Наглядный тому пример – помеха в виде тебя. Но не питай иллюзий, Сесилия. Америка – это корпорация, бизнес. Твоему отцу это известно. Любой, кто обладает властью, сражаясь под флагом, это знает. Роман не дурак. Ему хорошо известно, что у него есть враги, хотя он может не знать их в лицо. А еще ему известно, что один неверный шаг может лишить его всего. Так бывает со всеми игроками. И на каждого человека, занимающего влиятельное или важное положение, всегда найдется тот, кто будет ждать своего часа, чтобы найти слабость, предвидеть следующий шаг и попытаться забрать то, что ему не принадлежит.

Тобиас двигает своего коня вперед. Шах и мат.

– Мы сделали всего лишь два хода, – указываю я.

Я замечаю едва уловимую, но знакомую улыбку на его губах. Когда он поднимает на меня взгляд и замечает мою реакцию, то приподнимает брови.

– Что?

– Ничего.

– Ты увидела во мне Доминика.

– С чего ты так решил?

– Ты впервые за сегодняшний день не смотришь на меня так, словно хочешь убить или переспать.

– Я не хочу с тобой переспать. А вот убийство звучит заманчиво.

– Может, однажды тебе представится возможность. – Он демонстрирует другую улыбку – ту, которая показывает его настоящего, и я пытаюсь не терять голову при виде нее. Почему ему обязательно быть таким красивым? Почему он не может быть непривлекательным? С этим смириться было бы проще. И от мысли, что я пожирала его глазами, а он заметил, становится тошно.

Но я начинаю понимать корень своего влечения. Когда я смотрю на него, вижу Доминика и Шона. Когда он говорит, слышу их голоса. Должно быть, я все еще смотрю на него, потому что он кивает, подталкивая меня к действию.

– Что?

– Ты настоящий шарлатан.

Тобиас сводит брови.

– Объясни.

– Нет.

Он садится у камина и допивает джин, который налил себе из роскошного бара моего отца.

– Выходит, если ты знаешь, что встреча с достойным противником – дело времени…

Он смотрит на меня.

Бесстрашный. Он бесстрашен.

Он ждет, что однажды кто-то его перехитрит. Ждет, что расплатится перед нажитыми врагами своей жизнью и жизнями людей, с которыми связан, и с этим знанием живет каждый день.

Все они знают.

По сути, они солдаты.

Меня возмущает, что за это я проникаюсь к Тобиасу уважением.

Тобиас встает и берет с дивана пиджак. Надевает его, не сводя с меня глаз. Я медленно поднимаюсь, пытаясь понять, в чем он гипотетически признался, но голова идет кругом.

– Безопасность поистине иллюзия, – прихожу я к выводу. Счастливое неведение покинуло меня.

Тобиас опускает голову.

– И обладает огромным могуществом. Но как только ты миришься с этим утверждением, легче идти на риск в поисках более значимых наград. Но это не оправдание глупым поступкам.

В его словах есть правда. При любом раскладе безопасность – иллюзия. Я могу запереться дома на все замки, но шторм сорвет крышу над головой. Могу оберегать свое сердце и никого в него не пускать, но все равно чувствовать боль от одиночества. Могу каждый день из страха делать правильные ходы, но одно движение руки – и меня обыграют.

Каждое решение, что мы принимаем в жизни, – ход, наши противники невидимы. Будь то враг, или болезнь, или соперник, с которым ты спишь, – тебе не дано это узнать, пока противник не заявит о себе.

Логика Тобиаса заключается в том, что все мы – пешки, которыми играют невидимые противники, и один неверный ход или решение мешает нам раскрыть своего врага. Просто оказавшись среди опасных мужчин, я могла поменять своих противников и выстроить свою жизнь иначе. До этого момента я верила, что в какой-то степени бессмертна, но Тобиас правдой только что лишил меня этой веры.

Полагаю, у каждого бывает такой момент, но, как и все, что я открыла за последний год, мое осознание наступило гораздо раньше. Похоже, Тобиас чувствует мой страх, потому что делает шаг ко мне, но спохватывается, разворачивается и выходит из комнаты, закрыв за собой входную дверь.

– Спасибо за ужин и вынос мозга, – бурчу я и, выглянув через покрытое инеем продолговатое окно возле двери, вижу, как он уезжает на черном седане. Машинально запираю дверь и включаю сигнализацию, но спустя секунду осознаю иронию происходящего и смеюсь.

Я заключила сделку с дьяволом, что сохраню его секрет, если он обеспечит моему отцу безопасность. Но безопасность – это иллюзия, и, выходит, его часть сделки выполнить невозможно.

До меня доходит, что мое неминуемое осознание было третьим ходом Тобиаса.

Его истинным шахом и матом.

Я качаю головой и с опаской плетусь по лестнице в спальню.

– Bâtard^[5].

Глава 7

Сонно потирая глаза, потягиваюсь в кровати, вспоминая отрывки последнего сна. Говорят, сны – способ подсознания осмыслить то, что пытаешься избежать. Я столько лет воспроизвожу их по памяти, что свято верю в это утверждение. Прошлой ночью мне приснилось солнце, оно находилось так близко, что можно было протянуть руку и коснуться его. Но его жар не обжигал. Это было приятное тепло. А затем сгустились тучи и разверзлись небеса. Я почувствовала на лице прохладную морось, а вскоре вдали показалась радуга. Еще несколько шагов – и я могла бы до них добраться.

В мгновение ока все пропало, и я в одиночестве лежала на поляне, глядя в безжизненное небо. Ветер донес до меня голос матери, зовущей домой, но я не обратила внимания на ее мольбы, пытаясь отыскать свое пропавшее солнце.

В глазах стоят слезы, и я скидываю одеяло.

Открываю застекленные двери, ведущие на балкон. Меня встречает утро, волосами играет ветер, и я приветствую новый летний день. Если по чему-то я и буду скучать в особняке Романа, так это по виду.

Мое внимание привлекает всплеск воды в бассейне. Ее поверхность рассекают сильные мужские руки, которые поднимают небольшую, но сильную волну. Раньше, когда он закатывал рукава, я не замечала его татуировки. Я рассматриваю крылья ворона вдоль лопаток, закрепляющие его положение в королевской иерархии. Как бы мне хотелось выжечь их. Он не достоин двух своих братьев (неважно, кровные они ему или нет), которые беззаветно преданы ему.

Еще одной издевкой я могу назвать его великолепную внешность, рельефные мышцы и гладкую кожу. Тобиас плавно скользит по воде, отталкиваясь мускулистыми ногами. С минуту я любуюсь им, его напряженными мышцами, спортивным телом, по которому стекает вода, а затем он поворачивается, чтобы сделать еще один круг.

Могущественный, грозный, пугающий. Бессердечный и бездушный хищник.

И теперь он вторгся в мои владения, сплел наши жизни с целью доказать свою правоту, что временно я принадлежу ему.

На оставленном на краю бассейна полотенце звонит один из трех телефонов. В двух из них я узнаю модель одноразовых мобильников, которыми пользовался Шон. Слышу тихое «Oui?» и направляюсь к нему.

Когда я подхожу к бассейну, Тобиас яростно раздает приказы и чертыхается, чередуя английский и французский. Он стоит ко мне спиной, а я осторожно слушаю и ничего не могу разобрать, кроме того, что он зол. Его иностранная речь звучит плавно, хрипло, сексуально и обольстительно. Выпрямившись, он поворачивается и видит, как я бесстыдно его подслушиваю. Резко отдав последний приказ, Тобиас заканчивает разговор, откидывает телефон к остальным и опирается руками о бортик бассейна.

– Звучало серьезно.

– И что, по-твоему, ты слышала?

– Le чмок, le тьфу, – я задираю нос и старательно изображаю французского сноба, – le пля, le гав, снова тьфу, а потом merde^[6].

Мы смотрим друг на друга, а уже через секунду Тобиас запрокидывает голову и хохочет. Я старательно игнорирую желание улыбнуться, скрещиваю руки на груди и встаю, отставив бедро.

– Я не очень хорошо говорю на французском. Пока. Но будь начеку, Француз.

Его смех стихает, он качает головой, хохотнув, после чего окидывает меня веселым взглядом.

– Итак, какую проблему ты решаешь сегодня?

– Не беспокойся.

– Я не беспокоюсь, просто любопытно, зачем ты опять пришел. У тебя своего дома нет?

– У меня их много.

– Тогда зачем пришел в мой?

– Просто пользуюсь своим положением. Тебе тоже стоит делать это. Вода теплая. – Он разглядывает мою одежду.

– Пожалуй, откажусь. Серьезно, нельзя решать свои проблемы в другом месте?

– Существует два способа решения проблем, – начинает он, и я пренебрежительно закатываю глаза.

– Прекрасно, очередная лекция.

– И два типа людей, – совершенно невозмутимо продолжает Тобиас. – Некоторые каждый день будут проходить мимо мешающей ворсинки или бумажки, лежащей на полу, и убеждать себя, что подберут ее. А другие поднимут сразу же, как заметят. Они узнают, откуда взялся этот листок, выбросят и забудут о его существовании. Но для тех, кто каждый день проходит мимо, это превратится в проблему. Она начнет напоминать гноящуюся ранку. Еще одна незадача, которую нужно разрешить. Еще одна горошинка на тарелке. Они начнут искать ее, ее присутствие станет помехой, но будут убеждать себя, что завтра ее уберут. Пока однажды это не станет напоминать скорее кризис совести, чем горошину.

– Дай угадаю. На твоей тарелке горошин не бывает.

Уголок его пухлых губ презрительно приподнят, когда он отвечает:

– Я охренеть как ненавижу горох.

– Это лишь пылинка.

– Только для человека, который ее поднял.

– И Конфуций изрек: подними пылинку. Ладно, есть еще какая-нибудь мудрость, который ты хочешь сегодня поделиться перед тем, как уйдешь? Мне теперь каждый день рассчитывать на твое внезапное и нежелательное появление?

– Тебе придется смириться, что я буду там, где мне нужно находиться, пока мы не завершим наше дело.

– Ну и ладно. А теперь я откланиваюсь, займусь более интересными делами, чем позволю тебе и дальше иметь мне мозги.

– Не стоит так резко отвергать то, что я предлагаю, Сесилия. Мы могли бы друг у друга поучиться.

– Чтобы ты и дальше пытался меня расколоть в надежде получить информацию о моем отце? Пожалуй, откажусь.

– Я и без того много знаю, но дьявол кроется в деталях. Знай своего противника.

– Мне неинтересно узнавать тебя.

– Твой взгляд говорит об обратном.

Он не ухмыляется, в его тоне, не оставляющем места для возражений, нет и намека на самодовольство. Возможно, он чувствует мое влечение так же легко, как чувствую его я. Еще одна причина, почему он – проклятие на мою голову.

– Не стану отрицать твою красоту, Тобиас. Уверена, ты часто пользовался ей ради выгоды.

Непринужденно рассекая воду руками, он решительно плывет ко мне, стоящей на противоположной стороне бассейна. Похоть обволакивает меня с головы до пят, но я не схожу с места и не протестую, когда он вылезает из бассейна и возвышается надо мной, намеренно вторгаясь в мое личное пространство. По его мускулистому телу стекает вода. Время идет, вода продолжает с него стекать, я намокаю. Он ничего не упускает, устремляя взгляд на мои соски.

– Ты хочешь то, что я предлагаю. Просто слишком упряма, чтобы попросить. Но эта просьба так и вертится у тебя на кончике языка.

– Я хочу, чтобы ты ушел.

Тобиас подходит ближе, и прохладные капли падают мне на грудь и ноги.

– Ты хочешь доверия, которое я не могу тебе дать.

– Мне ничего от тебя не нужно. – Я разворачиваюсь, и в попытке остановить он хватает меня за руку.

Я смотрю на него, а он глядит на меня сверху вниз, увлажняя мою майку и шорты.

– Я не могу тебе доверять. Ты ищешь чуда. Но оно слишком дорогое и позволить себе ты его не можешь. Но мы можем поучиться друг у друга.

– И чему именно ты можешь меня научить? – Я поднимаю руки и провожу ими по его плечам, спускаюсь ниже, впиваясь ногтями во влажную кожу, и удовлетворенно замечаю, как он напрягается, прежде чем медленно поднимаю на него глаза. Тобиас перехватывает мои руки и, сжав их, отпускает.

– Повторю еще раз: мы можем поучиться друг у друга.

Я хмыкаю.

– И чему, по-твоему, ты можешь научиться у горошинки?

Его взгляд меняется, это заставляет меня колебаться, но все же решаю не обращать на это внимания. Это всего лишь очередная игра разума, в которой я не желаю ему потакать.

– Тобиас, я тебе не по карману. Тебе не по силам приобрести мою валюту.

Живот крутит от напряжения, наше дыхание сливается воедино.

– У тебя есть вопросы. Задавай их, Сесилия.

Я отвожу взгляд, не обращая внимания на разлившийся по венам жар. Одна секунда, другая, и он наклоняется.

– Мое предложение не имеет никакого отношения к твоему взгляду, но если бы я коснулся тебя, – он хрипло растягивает слова, – так, как тебе хочется, ты бы не посмела мне отказать.

– Твое поведение становится предсказуемым.

– Да? – шепчет Тобиас. – Тогда я его изменю. – Он наклоняется, и под его теплым дыханием прохладная капля у меня на шее высыхает. – Спрашивай, Сесилия.

Я отворачиваюсь, чтобы помешать ему смотреть мне в глаза.

– Будь по-твоему.

На другом конце бассейна звонит телефон, и мы оба смотрим в ту сторону, после чего Тобиас поворачивается ко мне спиной. В его плечах заметно напряжение, когда он направляется к телефону, а я возвращаюсь в дом. Я подхожу к двери, когда Тобиас уже огрызается на кого-то по телефону. Нет необходимости оглядываться, я и так знаю, что он смотрит на меня. Его обжигающий взгляд я ощущаю за версту.