Эрих Кестнер
35 Мая
ГАННИБАЛ ЧИХАЕТ В ЗНАК СОГЛАСИЯ
Вскоре они добрались до огромной средневековой крепости. Их отделял от нее заполненный водою крепостной ров шириною в добрых десять метров. Крепость состояла из бесчисленных башен с флагами, зубчатых стен, насыпей, галерей и крытых балкончиков. А у ворот крепости красовался высоченный подъемный мост.
– Когда я был мальчишкой, мне подарили точь-в-точь такую крепость, только игрушечную, – сказал дядюшка Рингельхут. – Зато в моем замке окна были заклеены блестящей красной бумагой. Ну, и как нам туда попасть?
– Давай позвоним! – предложил Конрад.
Вороной высокомерно рассмеялся и заявил, что крепостей со звонками не бывает. После недолгих поисков они обнаружили возле крепостного рва небольшую вывеску. На ней было написано:
КРЕПОСТЬ ВЕЛИКОЕ ПРОШЛОЕ
ВХОД РАЗРЕШАЕТСЯ ПОСЛЕ ТРЕХ СИГНАЛОВ ГОРНА
– Господи помилуй, где же нам тут взять три сигнала горна? – сердито спросил дядюшка. – На границе людям вечно чинят препятствия!
– Может, мне сыграть три раза на расческе? – резво вызвался Конрад и достал из кармана расческу.
– Посмей только! – прикрикнул на него дядя, поднес ладони ко рту, набрал в грудь воздуху и затрубил:
– Тата-тара-та! Тата-тара-та! Тата-тара-та!
Хоть он был аптекарем и трубы у него не было, все-таки трубил он очень недурно.
Вдруг подъемный мост опустился на цепях, пролег через крепостной ров, и Негро Кабалло на своих роликах мгновенно вкатился по мосту в крепостной двор. На дворе стоял старый рыцарь в золотых доспехах, опираясь на ржавый меч. Он спросил сквозь густую белую бороду:
– Откуда, о незнакомцы, вы держите путь?
Рингельхут салютовал ему своей тросточкой и сказал, что они держат путь из Безделии.
– А куда? – поинтересовался рыцарь. – Куда ведет вас ваша звезда?
– К Южным морям! – ответил Конрад.
– Проезд вам разрешаю, – сказал дед в золотых доспехах, – но прежде назовите мне ваши имена.
Дядюшка Рингельхут по всем правилам представился сам и представил своих спутников.
– А я, да будет вам известно, прославленный император Карл Великий, ведомый вам по учебникам истории, – заявил страж ворот.
– Мое почтение, – сказал дядюшка Рингельхут. – Но не могли бы вы, дорогой Карл Великий, выражаться чуть менее высокопарно, а заодно и сказать нам, в каком направлении нам идти.
Карл Великий огладил свою бороду и пробормотал:
– Идите все время прямо. Однако вам необычайно повезло. На левом поле брани сегодня Олимпийские игры.
– Только этого нам и не хватало! – проворчал Вороной и, приподняв свою соломенную шляпу, покатил дальше.
Карл Великий обиделся и, бряцая доспехами, вернулся на галерею.
Конрад попросил дядю придержать коня у спортивной площадки. Внезапно их слуха коснулись оглушительные звуки фанфар. И они увидели олимпийский стадион. На трибунах сидели рыцари, девушки с театральными биноклями, кавалеры в париках с длинными локонами – такие носили в 17 веке – и дамы в расшитых кринолинах.
– Ладно, твоя взяла, – сказал племяннику Рингельхут. – Тпру, моя лошадка!
Негро Кабалло остановился. Дядя и племянник спешились. Затем купили билеты у сидевшего в кассе за каменным столом императора Барбароссы. Первая трибуна, первый ряд, теневая сторона. Помимо билетов Барбаросса вручил им еще и программку.
Конрад тихонько толкнул дядю в бок, обращая его внимание на окладистую бороду Барбароссы, проросшую сквозь каменный стол.
– В этих местах на удивление много бород, – сказал Рингельхут. – Давай-ка посмотрим, где тут толкают ядро?
Заглянув в программку, они прочитали:
– Отборочные соревнования по толканию ядра. Участники: Карл XII, король Швеции, Гец фон Берлихинген,[3] Петр Великий, Август Сильный.[4]
Первым ядро толкал Гец фон Берлихинген, но поскольку правая рука у него была железной, то толкал он левой. Затем настал черед Августа Сильного и он толкнул ядро на 18,17 метра. Конрад заявил, что это новый мировой рекорд. Карл XII Шведский отказался выступить, решив поберечь силы для соревнований в метании копья. Вдруг кто-то так сильно толкнул в спину дядюшку Рингельхута, что тот чуть не сбил с ног царя Петра. Дядюшка в ярости обернулся. Перед ним стоял молодой человек с кинокамерой.
– Извините, – сказал молодой человек, – я представитель студии «Юниверсел». Мне поручено снять несколько сюжетов для еженедельного киножурнала. Вам очень больно?
Август Сильный отвел киношника в сторонку и стал с ним шушукаться. Затем схватил ядро и, пока молодой человек включал свою камеру, со всей силы толкнул его. Ядро, описав высокую дугу, шлепнулось в песок. Чуть позже король Август с геройским видом позировал перед кинокамерой, улыбался королевской улыбкой и спрашивал, не стоит ли ему сказать несколько слов, подобающих такому случаю.
– Как вам будет угодно, – отвечал молодой человек, – но я снимаю без звука.
Рингельхут и Конрад расхохотались и бросились бежать. Вороной с ухмылкой катил за ними. Они поднялись на трибуну, но никак не могли отыскать свои места. Наконец, выяснилось, что два места из трех уже заняты.
– Не соблаговолите ли вы показать мне ваши билеты? – сказал дядюшка.
Люди, занявшие их места, подняли головы. Это оказались Юлий Цезарь и Наполеон Первый. Наполеон весьма неприветливо глянул на аптекаря, и его желтое лицо по-императорски грозно сморщилось. Поскольку это не произвело на аптекаря ни малейшего впечатления, Наполеон неохотно, но все же подвинулся, тогда и Юлий Цезарь последовал его примеру.
– Будь здесь моя Старая Гвардия, я бы не дрогнул и не отступил, – величественно заметил Наполеон.
Дядюшка Рингельхут уселся рядом с ним и сказал:
– Если вы еще раз позволите себе столь высокомерные высказывания, я сниму с вас вашу треуголку и брошу на съедение своей любимой лошади, понятно вам?
– Вашему императорскому величеству давно пора уже купить себе цилиндр, – посоветовал Наполеону Негро Кабалло.
Юлий Цезарь, поплотнее закутавшись в тогу, сказал французскому императору:
– Мне не хотелось бы вас на кого бы то ни было науськивать, но я бы на вашем месте такого не потерпел.
– Без армии, коллега, и вы бы тут были бессильны, – угрюмо отозвался Наполеон. – Вы только посмотрите, как слабо бьет слева Теодор Кернер.[5]
На корте перед трибуной играли в теннис. Отец гимнастики Фридрих Людвиг Дан[6] сидел на высоком стульчике и судил соревнования в мужском парном разряде.
Аякс-I и Аякс-II играли против Теодора Кернера и князя Харденбергского.[7] Мяч со свистом летал туда-сюда. Поскольку греки были братьями, они превосходно сыгрались. Немецкая пара оставляла желать много лучшего.
– До чего же глупое занятие – так лупить со всех сторон по маленькому легкому мячику, – заметил Юлий Цезарь. – Если бы это было пушечное ядро, тогда бы еще куда ни шло!
Внезапно он пронзительно вскрикнул. Теодор Кернер, печально знаменитый слабостью своего левого удара, выбил мяч за пределы площадки и угодил Юлию Цезарю прямо в лицо. В результате римский диктатор сидел со слезами на глазах, держась за свой римский нос.
– Если б это было пушечное ядро, тогда бы еще куда ни шло! – язвительно проговорил Рингельхут, а Конрад от смеха свалился со скамьи.
– Лучше останьтесь для меня прекрасными героями, – пробормотал дядюшка, оглядел обоих императоров с ног до головы, и поспешил покинуть трибуну. Конрад и Вороной на роликах последовали за ним.
Они еще не вышли со стадиона, как вдруг услышали рев толпы возле гаревой дорожки, где Александр Македонский и Ахиллес бежали стометровку. И хотя Александр неважно взял старт, он выиграл дистанцию со временем 10,1 сек.
– Еще один мировой рекорд! – завопил Конрад.
Негро Кабалло заметил, что он хоть и конь, но ему на это расстояние надо всего пять секунд.
– Да, но у вас ведь четыре ноги, – возразил Конрад.
– Бросьте вы эту чепуху, – раздраженно потребовал дядюшка Рингельхут. – У электричества вообще нет ног, а оно бегает куда быстрее лошади. Впрочем, если кто-то бегает просто для здоровья, это я вполне могу понять. Но если ты несешься как угорелый, только чтобы опередить кого-то на десятую долю секунды, то это чистой воды идиотизм. Потому что это не приносит здоровья, совсем наоборот, так скорее можно захворать.
Они шли по улице мимо маленьких, похожих на крепости вилл и приветствовали королей, рыцарей и генералов, которые запросто, без пиджаков, в одних рубашках, выглядывали в окна, курили трубки или возились в красивых, ухоженных палисадничках, из золотых леек поливая цветочные клумбы.
В одном из садов слышался спор, но никого не было видно. Поэтому они подошли поближе и заглянули за ограду. Там на траве лежали двое серьезных мужчин в полном боевом снаряжении и играли в оловянных солдатиков.
– Вам это на руку, мой милый Ганнибал, – крикнул один. – Нет, вы просто обязаны признать, что мои ландскнехты безукоризненно штурмовали розовый куст.
– Дорогой господин Валленштейн,[8] – сказал другой, белея от злости, – я об этом и не думаю! Я со своей кавалерией просто обойду ваш левый фланг и ударю вам в спину!
Валленштейн, герцог Фридляндский, иронически улыбнулся.
– Ваша кавалерия не способна пойти в атаку. Я подтяну резервы от клумбы с резедой и обстреляю вас с фланга.
Они резво двигали туда-сюда своих пестро раскрашенных оловянных солдатиков. Бой за розовый куст был в самом разгаре. Ганнибал перевел свою конницу в тыл императорской и начал немилосердно теснить ее. Но Валленштейн бомбардировал конные полки фасолью из миниатюрной пушки и всадники падали налево и направо.
Ганнибал был в ярости. Он достал из стоявшей с ним рядом коробки новые резервы и укрепил ими свое сильно поредевшее головное войско.
Но Валленштейн не переставая стрелял фасолью по африканским частям. Солдаты Ганнибала гибли пачками, даже внушающие ужас слоны и их всадники то и дело падали в траву и казалось, что битва за розовый куст уже проиграна.
– Эй, вы! – крикнул из-за забора Конрад, – вам сейчас лучше всего отступить, а потом опять пойти на приступ! Тогда вы сможете прорвать фронт неприятеля в самом центре, где он всего слабее!
Ганнибал и Валленштейн временно прервали сражение и удивленно уставились на гостей за забором. Карфагенский полководец покачал своей храброй головой и с достоинством ответил:
– Я не отступаю. Я не уклоняюсь. Я стою до последнего солдата!
– Да бросьте вы! – сказал Конрад. – Ваша армия для этого слишком хороша!
Но тут вмешался Валленштейн.
– Ты глупый мальчишка! – заявил он. – Дело вовсе не в том, сколько солдат погибнет, а в том, чтобы сохранить резервы.
– Какие же вы оба милашки! – воскликнул Рингельхут, обращаясь к полководцам. – Вы и вам подобные могут воевать только с оловянными солдатиками. А к настоящим, живым, солдатам вас и близко нельзя подпускать!
– А ну вас к лешему! – в сердцах крикнул Ганнибал. – Без честолюбия здесь вообще делать нечего! А кто вы сами по профессии?
– Аптекарь, – отвечал дядюшка.
– Так я и думал! – презрительно расхохотался Ганнибал. – Ну, разумеется, санитар! Чего от него ждать! – Он вновь обратился к Валленштейну: – Герцог! Битва продолжается!
Сражение за розовый куст возобновилось с новой силой.
– Не на жизнь, а на смерть! – скрипел зубами Ганнибал.
– Сдавайтесь! – кричал Валленштейн, окруживший тем временем войско неприятеля и поливавший его фасолевой картечью.
– Не раньше, чем падет мой последний солдат! – поклялся Ганнибал.
Но тут он вдруг расчихался. Обеспокоено взглянув на небо карфагенский полководец заявил:
– Ну ладно, давайте кончать. Трава еще слишком сырая. А я не хочу простужаться. Когда вы дадите мне возможность взять реванш?
– Как только пройдет ваш насморк, дорогой друг, – сказал Валленштейн. – С простудой шутки плохи.
Полководцы поднялись, с кряхтеньем разминая затекшие ноги, и заковыляли к вилле, оставив поверженные войска валяться вокруг розового куста.
– За год до того, как меня убили в Эгере, – сказал Валленштейн, – у меня был жутчайший насморк. По мне лучше проиграть три сражения, чем чихать как в тот раз.
И они скрылись в доме.
– Примите таблетку аспирина! – крикнул им вслед дядюшка. – И выпейте чашку липового цвета! Тогда вы завтра сможете вернуться на войну!
Но Ганнибал его уже не слышал.
– Ладно, – сказал Негро Кабалло, – едем отсюда, а то я уже по горло сыт этими героями.
Дядя с племянником вновь уселись верхом на своего Вороного и покатили к границе.
– Просто беда, – сетовал Рингельхут, – вы только подумайте, Негро Кабалло, мой племянник дома тоже играет в оловянных солдатиков!
– Это еще зачем? – удивился Негро Кабалло. – Ты что, намерен в будущем стать генералом?
– Нет, – ответил Конрад.
– А может, одним из этих оловянных солдатиков, которых завтра пристрелят под розовым кустом?
– Еще чего! – энергично возразил Конрад. – Я хочу стать шофером.
– Так почему же ты играешь в солдатиков? – не отставал Вороной.
Конрад молчал, но дядюшка Рингельхут ответил:
– Почему? Да просто потому, что отец ему их подарил.
Но тут они достигли границы. Подъемный мост с бряцаньем опустился. Они промчались по нему и Великое Прошлое осталось позади.
БЕЗУМНЫЙ МИР НЕ ТАК УЖ БЕЗУМЕН
Покинув крепость, они попали в игрушечный лес. После воинственных переживаний, связанных с Ганнибалом и Валленштейном, это было истинным отдохновением. На залитой солнцем лесной поляне пасся табун деревянных лошадок на качалках. А по голубым водам речки плавали крохотные парусные лодки. Деревья были увешаны воздушными шариками. Частый кустарник у реки состоял из леденцов на палочке. На одной ветке сидели два попугая и смотрели книгу с картинками. Вдруг они расхохотались, да так, что книжка свалилась с ветки.
Конрад хотел слезть с коня, чтобы поднять книгу, но дядюшка Рингельхут не пустил его и даже слегка шлепнул.
– Ни с места! – приказал он. – Нас ждут Южные моря!
И они, не останавливаясь, помчались дальше. Вороной даже уверял, что его ролики раскалились. Но это было явным преувеличением.
Вдоль придорожных канав громыхали детские железные дороги. Иногда можно было услышать щелчок – это переводили стрелку. Затем раздавался свисток паровоза и очередной поезд проносился в сторону леса, над которым парили воздушные шарики. Перед домиком из серебряной фольги сидели пять скотчтерьеров и молча курили толстые шоколадные сигары.
– Пусти меня туда! – взмолился Конрад, – я должен погладить этих собачек!
Но Рингельхут возразил и потребовал:
– А ну-ка, подержи мою трость!
И когда мальчик взял его трость, дядюшка обеими руками закрыл племяннику глаза, чтобы он больше ни на что не заглядывался.
– Вперед, Кабалло! – крикнул Рингельхут и они помчались по игрушечному полю, точно орава Дикого охотника.
– Ну вот, – сказал наконец дядюшка, – теперь ты можешь снова все видеть.
Вороной перешел на рысцу. Конрад огляделся. Игрушечное поле кончилось. Лишь далеко-далеко виднелись воздушные шарики над лесом. И в ту сторону летели пестрые бумажные змеи.
– Жаль, – проговорил Конрад. Но тут Вороной притормозил, остановился и сказал:
– Приехали, всем выйти!
Спешившись, Рингельхут и Конрад огляделись. Они стояли перед обширным зданием, расписанным сказочными персонажами. Из окон выглядывали дети и махали им руками.
– Вероятно, это детский пансион, – предположил дядюшка Рингельхут.
– Ничего подобного! – отрезал Конрад. – Тут совсем другое написано.
И он громко прочитал надпись над порталом:
БЕЗУМНЫЙ МИР
ВХОД РАЗРЕШАЕТСЯ ТОЛЬКО ДЕТЯМ
– Ха! – воскликнул мальчик, – вот, лишний раз можете убедиться, что не зря я с вами поехал!
Он так напыжился, что чуть не лопнул, и горделиво вышагивая, первым вошел в дом. Дядюшка и Вороной поспешили за ним. Они очутились в комнате, напоминавшей приемную какого-то учреждения За барьерчиком сидел симпатичный мальчик. Он протянул Конраду руку и спросил, кого это он с собою привел.
– Лошадь, которая прекрасно ездит на роликах, – отвечал Конрад, – и еще моего дядю. Он аптекарь, его фамилия Рингельхут.
– Он очень несносный? – осведомился незнакомый мальчик.
– Нет, что вы, он вполне годится.
– Что ж, мы с ним справимся, мы тут и не таких господ обламывали.
И с этими словами он нажал на какую-то кнопку.
– Что это значит? – удивился Конрад.
Но тут в комнату ворвалась ватага детей, которые вытолкали дядюшку в дверь, над которой красовалась надпись: «ТОЛЬКО ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ».
– Зачем это? – спросил Конрад. – Нам же надо на Южные моря!
– Успеется, успеется, – сказал мальчик.
Он записал все данные новоприбывших, а после этого Конрада и Негро Кабалло вывели через другую дверь.
– Спросите, где школа! – крикнул им вслед мальчик. – Там вы найдете вашего дядю. Он еще должен переодеться.
Когда они очутились на улице, Конрад обратился к Вороному:
– Вы что-нибудь понимаете? Дядя Рингельхут должен переодеться? Зачем?
– Наберемся терпения! – отвечал Негро Кабалло.
Улица выглядела очень оживленной. На мальчиках с папками под мышкой красовались настоящие цилиндры. Девочки, разодетые в наимоднейшие платья и костюмы, ходили по магазинам. Всюду были только дети.
– Простите, – сказал Конрад, останавливая какого-то мальчика, уже собиравшегося сесть в машину. – У вас тут что, совсем нет взрослых?
– Ну почему же? Просто взрослые сейчас еще в школе, – ответил мальчик.
Он сел в машину, кивнул Конраду и крикнул на прощание:
– Я опаздываю на биржу!
И вот уже машина скрылась за углом.
– У меня просто нет слов! – воскликнул Конрад.
– Обойдешься! – сказал конь.
– Что взрослым делать в школе, а детям на бирже, скажите мне ради Бога?
Конь пожал плечами и покатил дальше. Конрад едва поспевал за ним. К счастью, школа находилась поблизости.
Над входом было написано: «ДЛЯ ТРУДНОВОСПИТУЕМЫХ РОДИТЕЛЕЙ».
– Идем скорей туда! – поторопил Конрада Негро Кабалло.
Они вошли. За окошком проходной сидела маленькая девочка. Она пожелала узнать, кого они тут ищут.
– Некоего господина Рингельхута, – отвечал Вороной.
Девочка принялась листать какую-то тетрадку и наконец сообщила:
– Рингельхут? Он в приготовительном классе.
– И что же он там делает? – поинтересовался Конрад.
– Его там воспитывают, – отвечала девочка в окошке.
– Рехнуться можно! – закричал Конрад. – Мне надо немедленно видеть моего дядю!
– Комната 28, – сказала девочка строго. И закрыла окошко.
Негро Кабалло и Конрад поспешно поднялись по лестнице и побежали по длинному голому коридору в поисках комнаты 28.
Вдруг чей-то детский голос крикнул:
– Конрад! Конрад!
Мальчик оглянулся и увидал идущую к нему рыжую девчонку. Ее рыжие косички торчали в стороны так, словно в них была вставлена проволока.
– Бабетта! – обрадовался Конрад. Он бросился к ней и они долго трясли друг другу руки.
– Как ты попал в Безумный мир? – удивленно спросила Бабетта.
– Да мы здесь только проездом, – объяснил Конрад. – Мы едем к Южным морям, потому что мне задали написать про них сочинение. А тут мы ищем моего дядю. Его прихватили на входе и куда-то уволокли. Он сидит в приготовительном классе. Ты хоть отдаленно представляешь себе, что он там должен делать?
– Вот ужас-то! – воскликнула девочка. – Но это же наверняка недоразумение! Твой дядя ведь славный малый?
– Еще бы! – отвечал мальчик.
– В приемной, конечно, решили, что ты его сюда доставил для перевоспитания, – Бабетта по-настоящему рассердилась. – Идемте, надо его вызволять. Это будет несложно, я ведь советник министра по вопросам воспитания и обучения.
Она взяла Конрада под руку.
– Минутку! – сказал Негро Кабалло. – А что, собственно, такое этот ваш Безумный мир? Я хоть и не стукался затылком, но что-то никак в толк не возьму.
Бабетта остановилась.
– Я вам объясню, – сказала она. – Дело в том, что не все родители хороши. Точно так же, как не все дети хороши, среди них попадаются и ужасно невоспитанные.
– Что верно, то верно, – согласился Конрад.
– Так вот, если плохие родители не хотят меняться к лучшему, если они несправедливо наказывают своих детей или вообще мучают их – такое тоже случается – то таких родителей отдают в эту школу, где их и перевоспитывают. В большинстве случаев это помогает.
Вороной почесал копытом у себя в затылке и спросил, как именно перевоспитывают дурных родителей.
Бабетта сказала со вздохом:
– Мы, так сказать, платим им их же монетой. Это, правда, не очень красиво, но необходимо.
К примеру, сейчас у нас на перевоспитании господин Клеменс Вафель-Крошке.
– Да это же хозяин дома, где живет мой дядя! – закричал Конрад. – Но он еще совсем недавно был дома. Самое большее час назад эта лошадь бросила ему на голову цветочный горшок!
Негро Кабалло поднял верхнюю губу и беззвучно заржал.
– А мы все одновременно находимся и здесь и дома, – пояснила Бабетта. – У этого Клеменса Вафель-Крошке есть сын, Артур Вафель-Крошке. Папаша каждый вечер на целый час запирает его на балконе, особенно, когда идет дождь. И знаете за что? Только за то, что мальчик плохо считает. А он так старается! Бедняга Артур стоит на балконе, трясется от страха и от холода, плачет, и с каждым днем становится все более бледным и хилым. Со страху он вообще уже ничего сосчитать не может.
– Мне этот старикан сразу не понравился, – заявил Вороной. – Надо было спокойненько сбросить ему на башку еще горшок-другой.
– А теперь мы выставляем этого папашу на балкон, – сказала Бабетта. – И чтоб обязательно завывал ветер. И будем выставлять, покуда он не почувствует, как же он мучил собственного ребенка. Тихо!
