Керри Манискалко
Охота на дьявола

Глава 9. Отчаянная просьба

Парадная прихожая бабушки

Пятая авеню, Нью-Йорк

22 января 1889 года

Тетушка Амелия за спиной моего грозного отца, наверное, перекрестилась при мысли о неодобрении общества. Не прошло и тридцати секунд, и все ее внимание сосредоточилось на мне. Я подняла глаза на потолочную розетку, желая, чтобы она каким-то чудом вызволила меня из этой ситуации. Лиза виновато посмотрела на меня, но язык прикусила. Теперь внимание ее матери будет направлено исключительно на избавление меня от любых недостатков. Тетушка никогда не могла устоять против благотворительности.

– После того как я приму горячую ванну и смою грязь трансатлантического путешествия, нам с тобой надо заняться вышиванием, – сказала тетя вместо приветствия. – Помощь бедным также поспособствует прекращению сплетен. Твои занятия медициной могут пригодиться. Ты можешь прослыть новой Кларой Бартон^[7].

Дядя, терпеливо молчавший, пока все толпились в прихожей, закатил глаза.

– Да, дорогая сестра, какое мудрое предложение. И было бы еще мудрее, если бы Одри Роуз вообще была сведуща в сестринском деле. Поскольку она занимается мертвецами, придется поискать для нее другие виды благотворительности. Трупам не нужны медикаменты или заштопанные чулки.

Тетушка негодующе фыркнула и задрала нос.

– У твоей бабушки красивый дом. Леди Эверли присоединится к нам вечером?

– Нет, тетя. В последнем письме она сообщала, что находится в Индии, но настаивала, чтобы мы поселились здесь, пока я…

Я посмотрела на трость. Я не писала отцу о своей ране, и он был слишком тихим с момента входа в дом. Поскольку он, нахмурившись, рассматривал мою ногу, я поняла, почему он молчит. Мне придется многое объяснить.

– Я…

– Так приятно видеть вас обоих, – взялась за дело Лиза. Она подбежала поцеловать мать в щеку и засуетилась, как наседка. – Как будто сто лет прошло! Как путешествие? Погода ужасная! Эти отвратительные снег с дождем. Подолы моих платьев знавали лучшие времена.

Тетушка медлила с ответом, затягивая неловкую паузу. Она разглядывала дочь, будто незнакомку, предложившую ей букет из собачьих какашек. Лиза никогда не перечила матери открыто, она бунтовала исподволь. Это меня тете Амелии приходилось спасать, учитывая мое увлечение трупами и неумение выбирать ухажеров. Она и представить не могла такого предательства, когда Лиза, не сказав ни слова, сбежала из Лондона, чтобы пересечь Атлантику с Гарри Гудини.

Не дав ей ответить, Лиза позвала дворецкого.

– Прикажите немедленно набрать ванну для мамы. Еще у меня в туалетной комнате есть сушеная лаванда и розовое масло. – Она ослепительно улыбнулась матери. – Лаванда так успокаивает, согласись. Я читала про смеси трав. Кто бы мог подумать, что лепесткам есть столько применений?

Она ловко взяла тетю под руку и повела ее наверх и подальше от меня. Томас вышел вперед и вежливо поклонился моему отцу.

– Лорд Уодсворт, чудесно видеть вас вновь. Надеюсь, ваше путешествие прошло хорошо.

Дядя обошел наше маленькое трио и, качая головой, исчез в коридоре. При этом он что-то бормотал себе под нос, очень похожее на «удачи вам обоим» и сразу же «напыщенный осел». Я сердито посмотрела ему вслед. Я думала, что они с отцом отбросили свою вражду, когда вместе устраивали меня в школу судебной медицины в Румынии. Определенно, им еще предстоит немало работы над отношениями.

Томас сделал вид, что не замечает, как отец медлит с ответом. Я же была готова выброситься из ближайшего окна, нервы совершенно расшатались. Отец окинул Томаса еще одним долгим взглядом, от которого у меня чуть не остановилось сердце, и кивнул. Не очень-то теплое приветствие, на которое я надеялась, но в данных обстоятельствах не самое худшее. Он доверил Томасу присматривать за мной, и неважно, что моя поврежденная нога была результатом моего выбора и Томас ничего не мог с этим поделать. Наоборот, иногда я замечала, как он смотрит на мою хромоту, и задавалась вопросом, не думает ли он, что было бы лучше, если бы нож попал в него и, возможно, убил бы.

– Путешествие и правда было прекрасным. Чего я не могу сказать о состоянии своей дочери. – Он выразительно глянул на мою трость. – Полагаю, этому есть объяснение. – Он посмотрел мне в глаза, и его лицо смягчилось. – Если не возражаете, я бы хотел поговорить с Одри Роуз. Наедине.

– Конечно.

Томас еще раз вежливо поклонился и выпрямился. Он подмигнул мне и, напевая, удалился по коридору следом за дядей, оставив меня одну разбираться с множеством вопросов и тревог, которые я видела в отцовских глазах.

Я набрала воздуха в грудь. Пришло время выступить в защиту возможной помолвки.

– Пройдем в гостиную?

* * *

Трудно представить, что мы с отцом не виделись почти два месяца. Он выглядел более здоровым, чем я помнила: на лицо вернулся цвет, а глаза сияли. Пропала пепельно-серая бледность, приставшая к нему, словно вторая кожа. Я медленно выдохнула. Я и не осознавала, насколько беспокоилась, что в мое отсутствие он вернется к своей зависимости. Печаль еще угадывалась в нем, но теперь он ее контролировал, а не наоборот.

Он сел за большой письменный стол и, сложив пальцы домиком, разглядывал новую версию своей дочери. Я же неподвижно стояла рядом.

– Ты не упоминала трость ни в одном из писем.

Я с трудом сглотнула, сосредоточившись на рукояти с драконом. Этот символ дома Томаса придавал мне сил, и меня осенило: Томас нашел способ быть рядом, успокоить меня во время разговора с отцом. Он действительно подумал обо всем.

– Прошу прощения, сэр. Я не хотела расстраивать вас без необходимости. Я…

– Дорогая девочка. – Отец покачал головой. – Это не замечание. Я переживаю. Когда ты уезжала, то была цела, а теперь…

– Не сомневайтесь, отец. Я по-прежнему цела. Ни хромота, ни трость мне не помешают.

– Я не хотел тебя обидеть. – Он ласково улыбнулся. – Я вижу, что ты хорошо приспособилась. Дай мне время сделать то же самое. Ты же знаешь, я могу быть немного…

– Властным? – беззлобно спросила я. – Все, что мне нужно, это любовь и принятие.

– Тогда у тебя будет с избытком и того, и другого. – Его глаза затуманились. – Что ж, поскольку это решено, перейдем к другим вопросам. Джонатан говорит, что ты делаешь успехи в изучении судебной медицины. Он считает, что в скором будущем ты превзойдешь его в мастерстве.

Глаза неожиданно защипало, и я моргнула.

– Мне он этого не говорил.

– Полагаю, и не скажет. Пока не будет уверен, что это не ударит тебе в голову. Глупец. – Отцовские глаза сверкнули. – Он также говорит, что Томас прекрасный жених. Должен признать, когда я согласился отправить тебя в Румынию, то не ожидал от него просьбы о приватном разговоре. По крайней мере, не так скоро. Не знаю, мудро ли сейчас задумываться об ухаживаниях или помолвке. Вы еще молоды.

Вот оно. Я крепче сжала дракона.

– Честно говоря, сэр, я не планировала испытывать такие сильные чувства. Я… я пыталась сопротивляться им, но я искренне верю, что нашла свою половину. Не могу представить более идеального партнера, чтобы идти по жизни рука об руку.

– Прошу. Садись. – Отец показал на мягкое кресло напротив. Когда я присела на краешек, он продолжил осмотр. – Ты почти совершеннолетняя, но боюсь, что ты от многого отказываешься. Почему бы не вернуться к этому разговору через год? Если ваша любовь настоящая, то несколько месяцев ее не охладят. Если уж на то пошло, она расцветет еще сильнее.

Меня как будто ударили в грудь. Представляя этот разговор, я и подумать не могла, что отец может перенести нашу помолвку. Несколько месяцев назад он тайно пытался свести меня с детективом-инспектором, который происходил из солидной семьи. А теперь он хочет, чтобы я подождала. И все это не совпадало с моими желаниями.

– Отец, при всем уважении, мы с Томасом пережили такое, с чем большинство других пар никогда не столкнутся. Мы прошли испытания, и ни одна кочка, поворот или трещина нас не сломили. Это сделало нашу связь только сильнее. Я могу подождать еще год, два или десять, но это не будет иметь значения. Истина в том, что я люблю Томаса Кресуэлла и хочу разделить свою жизнь с ним.

– А как же твоя учеба? Ты откажешься от того, за что так упорно боролась, просто чтобы стать хозяйкой дома? – Отец отпил вина из бокала, который я не заметила раньше. – Учитывая, что Томас происходит из знатной династии, у тебя будет роскошный дом. Этого ты хочешь от жизни? Если ты решишь не выходить замуж, то унаследуешь нашу собственность. – Он пристально посмотрел на меня. Еще один выбор. Минус еще один прут в моей клетке. – Как только ты выйдешь замуж, все это имущество перейдет к твоему мужу. И он получит право делать с ним все, что пожелает, не спрашивая твоего мнения. Ты уверена, что хочешь именно этого? Ты достаточно знаешь Томаса, чтобы доверять ему в таких вопросах?

Я ждала дрожи от страха. Знакомая нарастающая истерика, заставляющая меня бежать. Но ничего не случилось. Скорее наоборот, моя решимость расплавилась и застыла, превратившись в нечто нерушимое.

– Я полностью доверяю ему. Он не стремился завоевать мою привязанность и доверие одними словами, он делом показал, каков он. Особенно во время нашего путешествия в прошлом месяце. Мы с Томасом напишем свои правила. Я не оставлю свои занятия, а он не оставит свои. Наша любовь построена на взаимном уважении и восхищении. Я люблю Томаса за то, кто он есть. Он не хочет изменить меня, или посадить в клетку, или сделать из меня идеальную куклу и хвастаться мной.

Я еще раз глубоко вдохнула.

– Если наш брак расстроится, он никогда не заберет мой дом или имущество. Но я не верю, – быстро добавила я, заметив, что отец готов ухватиться за это, – что наш союз будет неудачным. Наоборот, я уверена, что это только начало нашей истории. Впереди у нас бесчисленные приключения.

Отец откинулся на спинку, отчего кожаное кресло заскрипело, и выпил еще вина. Несколько мгновений мы сидели в уютном молчании, глядя друг на друга. Это не было неприятно. В углу трещал огонь, вокруг витали ароматы кожи и сандалового дерева. Так уютно и приятно просто снова сидеть с отцом. Наконец он глубоко вдохнул, похоже, приняв решение. На его лице было невозможно что-либо прочитать.

– Пригласи, пожалуйста, Томаса.

– Сэр? – спросила я, с отвращением услышав волнение в голосе. – Вы же согласитесь?

– Возможно.

Меня охватило облегчение. Чуть не упав с кресла, я вскочила и обняла отца за шею.

– Спасибо! Большое спасибо, отец!

Он прижал меня к себе, посмеиваясь.

– Ну-ну, дитя. Повремени с благодарностями. Давай сначала выслушаем, что скажет твой мистер Кресуэлл.

Глава 10. Доставка тела

Коридор бабушкиного дома

Пятая авеню, Нью-Йорк

22 января 1889 года

Я прокралась в приемную и приоткрыла дверь. Томас стоял перед гостиной, расправив плечи, словно готовился к бою. Полагаю, это и была своего рода битва – ему предстояло сражаться за мою руку против отца, который пока что не желает ее уступать. Я призвала все свое самообладание, чтобы не подойти к нему. Он казался настроенным решительно, но то, как он смотрел на закрытую дверь, выдавало его волнение. Мало что могло сбить с Томаса спесь, хотя присутствие моего отца, очевидно, с этим прекрасно справилось. Я уже просила отца, и теперь очередь Томаса бороться за нас обоих.

Из-за угла вышел дядя с фартуком в руке.

– Привезли тело. Я оборудовал для вскрытия каретный сарай. Собери инструменты и немедленно иди туда.

У меня вспыхнули щеки, когда Томас вытянул шею в нашем направлении. Вот и вся скрытность.

– А вы… это не может подождать? – Я махнула на комнату, в которой наконец исчез Томас. Дядя прекрасно знает, что происходит и как это важно. – Томас…

– Тратит время на сердечные дела, когда у нас есть более важные обязанности. – Его глаза предупреждающе сверкнули. – Не напоминай мне о его ложных приоритетах. Если вы не пересмотрите свои цели, я исключу вас обоих из участия в этом деле и в любых будущих делах. Вы ведете себя как безумно влюбленные юнцы, а не как серьезные студенты судебной медицины. Отложите личные дела на свободное время.

С этими словами он пронесся мимо меня и захлопнул входную дверь. Я прикусила губу и бросила еще один взгляд на приемную. Так хотелось пойти за Томасом и узнать, что же решил отец, но дядя прав. Это дело самое важное в моей жизни. Если Джек-потрошитель жив, мне нужно внести ясность, прежде чем вести дальнейшие разговоры о свадьбе и любви.

Я велела вынести из дома мою медицинскую сумку и отправилась в каретный сарай, где ждало новое тело со своими секретами.

* * *

– Сосредоточься! Сколько весит левая почка? – спросил дядя, чуть ли не рыча.

На нашем импровизированном столе для вскрытия лежала очередная молодая женщина – безмолвная, в отличие от улицы, приглушенный шум которой доносился в каретный сарай. Однако меня отвлекали не только деревянные колеса, громыхающие по мостовой, и еще одно растерзанное тело. Ужасно болела нога. Я сняла пальто и перчатки, чтобы не мешали работать, и страшно замерзла. Пока я взвешивала орган, у меня стучали зубы, а дыхание вырывалось маленькими белыми облачками.

– С-сто шестнадцать г-граммов, сэр.

Дядя переключил внимание со вскрытого тела на меня и сразу заметил дрожь, которую я больше не могла скрывать. Тяжелое бархатное платье угольного цвета с алой отделкой было достаточно теплым, чтобы сидеть в помещении с чашкой горячего чая и хорошей книгой, но в Нью-Йорке стоял январь, и погода была такой же коварной, как и убийца, оставляющий трупы, словно снежинки, по всем трущобам.

– Гривс! – крикнул дядя бедному конюху, которого подрядил для этого ужаснейшего задания.

Юноша появился в дверном проеме, украдкой бросил взгляд на убитую женщину и позеленел.

– Разожги огонь. Но имей в виду, не очень жаркий. Мы же не хотим ускорить разложение тела, верно?

Юноша покачал головой, теперь он был не просто зеленым – казалось, его вырвет при одной мысли о гниющем трупе в каретном сарае его госпожи. Трудно было понять, боялся ли он мою бабушку или тело жертвы. Он уже нездорово побледнел, когда дядя попросил его убрать все три бабушкиных экипажа и поставить на их место стол для вскрытия. Может, он боялся, что, когда бабушка это обнаружит, он сам станет одним из тех покойников, которых мы режем.

– А потом проваливай!

В соседнем строении негромко ржали лошади, топая то ли одобрительно, то ли раздраженно, когда юноша добавил угля в затейливую железную печку в углу. Бабушкин особняк был роскошен для городского жилища – в нем были конюшня и каретный сарай. Огонь не сильно согрел место, где мы работали. Земля по-прежнему с удовольствием посылала под мои юбки волны холодного воздуха. Я размяла занемевшие пальцы, зная, что от меня не будет толку, если они останутся окоченевшими, как у трупа.

– Готова? – спросил дядя, поджав губы.

– Да, сэр.

Нога болела, но я стиснула зубы и даже не заикалась об этом, иначе дядя отослал бы меня прочь.

– Правая почка чуть крупнее – сто двадцать граммов.

Дядя протянул поднос для образцов, и я положила на него скользкий орган. Мое сердце подскочило, когда почка чуть не соскользнула с гладкой поверхности.

– Спокойно!

Дядя переложил ее в банку. Я посмотрела на готовый к использованию формалин, протерла скальпель карболовой кислотой и выбрала другой инструмент из разложенных на маленьком откидном столике. Теперь пора вынуть желудок и рассмотреть его содержимое в поисках секретов.

Несколько разрезов в нужных местах – и желудок лежит на столе, готовый к дальнейшему исследованию. Я помедлила, встретив пристальный взгляд дяди, стоящего с другой стороны от трупа. Впервые я правильно поняла выражение его лица – это было любопытство. Как ни крути, это у нас наследственное. Он кивнул на орган, с трудом скрывая ненасытную жажду проверить и узнать. Я аккуратно разрезала желудок по центру, стараясь не погрузить лезвие слишком глубоко и не повредить уликам, которые могут там находиться.

Дядя протянул зубчатый пинцет, показывая на края разреза.

– Хорошо. Теперь потяни их в стороны – превосходно. Молодец. – Он поднял очки на переносицу. – Обрати внимание на запах.

Хотя это была вряд ли самая привлекательная часть нашей работы, я наклонилась ближе и сделала глубокий вдох.

– Если честно, немного пахнет элем. Это… возможно?

Дядя утвердительно кивнул.

– Вполне. Если жертва перебрала с выпивкой перед смертью, ничего необычного в том, что ее кровь пахнет алкоголем.

Я невольно скривила губы. Некоторые научные факты, неважно, насколько интригующие, были отвратительными.

– Тогда почему мы не заметили этого в комнате мисс Браун?

– Запах мог быть слишком слабым по сравнению с разлитым элем. Или мы могли решить, что воняет из перевернутого ведерка. – Дядя поправил фартук и заново его завязал. – Крайне необходимо всегда принимать во внимание место преступления. Мелкие детали, которые могут казаться посторонними, часто являются кусочками, которым еще предстоит найти место в головоломке.

В каретный сарай вошел Томас. Его лицо казалось непроницаемой маской. Я в заляпанном внутренностями фартуке пыталась уловить хотя бы намек на то, как прошла его встреча с моим отцом. Казалось, что месяцы изучения его особенностей канули в Лету. Видимо, он просто позволял мне делать выводы, а теперь лишил такой роскоши.

Я пыталась привлечь его внимание, но он упрямо делал вид, что ничего не замечает. Я невольно почувствовала себя слегка уязвленной. Томас Кресуэлл мог оставаться холодным человеком в лаборатории и обществе, но я не ожидала, что он станет таким же образом держаться и со мной. Тем более в день, когда он просил моей руки у отца. Наконец он обратил внимание на меня, но сразу переключился на труп. Разумеется, дело прежде всего.

– Кто это? – полюбопытствовал он нейтральным тоном. – Еще одна…

Ему не нужно было спрашивать о том, чего мы все боялись. Я стерла со своего лица всякое выражение, как со скальпеля, и повела плечом.

– На первый взгляд? Нет. Однако… – Я перевела взгляд с желудка на голову и показала на отметины. – Она была задушена. Петехиальные кровоизлияния присутствуют. Как и легкие ссадины вокруг шеи. Видите?

Томас приблизился, сосредоточившись на повреждениях.

– Где ее нашли?

– Недалеко от места, где было обнаружено тело мисс Браун, – ответил дядя. – Ее бросили в переулке близ Малберри-стрит.

– В итальянских трущобах? – переспросил Томас. – Личность установили?

Дядя покачал головой.

– Полиция не смогла найти никого, кто бы ее знал. Может, она недавно приехала.

– Ясно. – Лицо Томаса выдало слабый намек на эмоцию. – Они не будут слишком утруждать себя расследованием, да?

Нахмурившись, я переключилась обратно на жертву.

– Почему нет? Она имеет право на такое же расследование, как и все остальные.

Дядя печально посмотрел на меня.

– Полиция не любит тратить время на иммигрантов.

– «Тратить время»? – Внутри меня закипело что-то красное и горячее. Меня так затрясло, что рука соскользнула и я чуть не поранилась скальпелем. – Она заслуживает того, чтобы ее историю рассказали. Разве имеет значение, откуда она родом? Она человек, такой же, как и все мы. Разве это не гарантирует ей надлежащего расследования?

– Если бы мир жил по таким принципам, мы бы все обрели покой. – Дядя показал на блокнот. – Приступим. Томас, старайся не упустить ни одной подробности. Давайте предоставим полиции более чем достаточно причин для того, чтобы продолжать поиски ее семьи и близких.

Дядя перевел взгляд на меня и прищурился, а я медленно повернулась обратно к желудку.

– Тебе надо ненадолго подходить к огню, иначе с твоей ногой будет очень плохо.

Со мной уже было очень плохо, и я не видела причин, почему бы и ноге не испытывать те же ощущения. Я вздернула подбородок.

– Проживу как-нибудь.

– Не так долго, как тебе хочется, если будешь себя так вести, – холодно ответил дядя. – Приступим. И если наша раздражительность прошла, давайте продолжим вскрытие.

Сердитая на дядю с Томасом и на весь белый свет, я сжала лезвие и принялась искать справедливость лучшим из известных мне способов.

Глава 11. Череп и роза

Комнаты Одри Роуз

Пятая авеню, Нью-Йорк

22 января 1889 года

Я была слишком упряма, чтобы это признать, но дядя снова оказался прав: вечером кости болели сильнее обычного. Мне тяжело долго стоять и без пронизывающего зимнего холода, от которого становилось еще хуже.

Когда мы зашили труп, я извинилась перед родными и приказала принести поднос с ужином в мои комнаты, надеясь, что в протопленной спальне под теплыми одеялами мне станет легче. Закончив есть, я села перед камином с чашкой горячего чая в руке, но только обожгла пальцы. Болезненный холод отказывался уходить. Зная, что утром будет еще хуже, я проковыляла в ванную комнату и повернула медный вентиль, задумав полежать в горячей ванне.

Я сняла халат и неуклюже забралась в ванну, морщась, пока не привыкла к горячей воде. Собрав волосы в запутанный узел, я положила голову на край фарфоровой ванны и вдохнула приятный травяной аромат. Лиза составляла не только чайные смеси, она делала для меня чу́дные ароматические соли, утверждая, что различные целебные свойства помогают от разных недомоганий. Конкретно эта, по ее словам, помимо прочего выводит токсины и успокаивает нервы.

Правда или нет, но аромат был божественный. Роза с приятными нотками лаванды, лимонной мяты и эвкалипта расслабляли душу и тело. В последнее время я постоянно находилась в движении, кидалась от одной проблемы к другой, не останавливаясь, чтобы передохнуть. Я не привыкла анализировать каждое своё действие, и учиться этому было, мягко говоря, утомительно. Однако мое тело было суровым профессором: оно давало знать, когда с него хватит, и продолжало повторять один и тот же урок, пока я его не усвою. Я должна научиться беречь себя или же страдать от последствий.

Смерть. Убийство. Даже в расслабленном состоянии я не могла сбежать от этих ужасов. Я закрыла глаза, пытаясь стереть из памяти образы последнего изувеченного трупа. Отвратительно, что над женщиной может издеваться сначала убийца, а потом еще и люди, расследующие преступление. Это несправедливый мир – мир, который не проявляет милосердия к тем, кто в нем больше всего нуждается.

Надеясь, что соли для ванны прогонят эти мысли, я погрузилась глубже в воду, так что вода защекотала мочки ушей. Снаружи открылась и закрылась дверь, тихий щелчок напомнил мне звук, с которым пуля вставляется в барабан револьвера.

Я вздохнула. Вот и урвала несколько мгновений отдыха. Пришла горничная подбросить дров в камин? Я мысленно взмолилась, чтобы это не оказалась тетушка с цитатами из Священного Писания. Я еще глубже опустилась в воду и притворилась, что не слышу, как она вошла. Вместо этого я сосредоточилась на том, чтобы расслабить каждую мышцу. Но шаги приближались, и я призвала на голову незваного гостя тысячу неприятностей.

– Уодсворт? – тихо позвал Томас и толкнул дверь, но остановился, когда я чуть не обрызгала его, торопясь хоть как-то прикрыться. Из всех…

Я скрестила руки в жалкой попытке сохранить благопристойность.

– Ты совсем рехнулся?

– Если и нет, то теперь уж точно.

Он медленно моргнул, безуспешно стараясь не пялиться на меня в ванне. У него не хватило совести даже покраснеть – он выглядел совершенно ошеломленным. Как будто никогда не видел тела без одежды. Наверное, только мертвых. Я была бы польщена его искренней реакцией, если бы не так сильно смутилась.

– Убирайся! – сурово прошептала я. – Если тетя или отец увидят тебя здесь…

– Все хорошо. Мы помолвлены. – Он вышел из ступора и опустился на колени возле меня. На его губах играла дьявольская улыбка. – Если ты еще хочешь этого.

– Отец согласился? – Я чуть не выпрыгнула из воды в его объятия, наплевав на приличия, но в последнюю секунду спохватилась. – Поверить не могу, что ты весь вечер скрывал от меня!

Я откинулась обратно, и внимание Томаса переключилось на то место, где мои плечи выглядывали из воды. Его глаза опасно потемнели, разбудив во мне растущее желание.

– Хотя бы будь джентльменом и отвернись.

Выражение его лица намекало, что в данный момент он далеко не джентльмен, а моё выражение лица лишь подтверждало, что мне это нравится. Меня переполняло возбуждение. Я не могла отрицать, что наслаждаюсь силой его дедукции, когда она направлена на меня, и задумалась, каково будет ощущать его предельное внимание к деталям, если оно полностью сосредоточится на моем теле.

– Как помолвленной паре нам позволены некоторые вольности. Например, мы можем находиться наедине, за закрытыми дверями. – Он нарочито оглядел ванную комнату и кивнул на дверь. – Жаль было бы не воспользоваться этой возможностью.

Прохвост имел наглость намекать, что готов присоединиться ко мне. От подобных мыслей все мое тело охватил жар, и причиной тому была вовсе не горячая вода. Идея о совместном приёме ванны показалась мне… Я побрызгала водой на лицо. А когда снова посмотрела на Томаса, заметила у него на лбу легкую морщинку.

– Случилось что-то еще?

– Кроме необходимости сообщить тебе, что мы наконец-то по-настоящему помолвлены, дорогая невеста?

Слово «невеста» вызвало легкий трепет. Я кивнула. А Томас, словно вспомнив, что пришел с более важной целью, чем флирт, достал из кармана небольшой ярко-синий мешочек и сосредоточился на нем.

– Моя сестра привезла подарки.

Я снова чуть не выпрыгнула из ванны, но только вытянула шею, чтобы посмотреть за спину Томаса. Не явится ли в мои комнаты и его сестра?

– Дачиана здесь?

– Они с Иляной приехали вскоре после ужина. Я хотел преподнести тебе сюрприз.

Он провел большим пальцем по бархатному мешочку, будто потерявшись в другом месте и времени.

– Кресуэлл? – осторожно окликнула я с возрастающим беспокойством. – Что это?

– Письмо.

Его голос звучал так печально, что у меня чуть не разорвалось сердце. Я показала на мешочек, пытаясь отвлечь Томаса от грустных мыслей.

– В жизни не видела такого странного письма.

Он быстро отвёл полуопущенный взгляд, полный смеха.

– Вместо того чтобы испытывать ужас перед неминуемой смертью и думать только о тьме, моя мама писала нам письма. Она не надеялась дожить до наших свадеб, но… – Он покачал головой и сглотнул ком в горле. Сейчас он не прятал своих чувств, как во время вскрытия, когда казался холодным и отстраненным. – Одно из них она написала, чтобы я прочитал его, когда обручусь.

Забыв обо всех правилах в мире, я протянула руку и, заливая водой шестиугольные плитки, переплела наши пальцы.

– О, Томас. С тобой все хорошо?

Он кивнул, а по щеке скользнула одинокая слеза.

– Я почти забыл, каково это. Слушать мамины советы. Ее голос. Легкий акцент, который не был ни британским, ни румынским, а чем-то средним. Я скучаю по ней. Ни дня не проходит, чтобы я не мечтал провести с ней хотя бы мгновение. Я бы вечно хранил его, зная, насколько оно драгоценно.

Я ласково сжала его ладонь. В этих печальных обстоятельствах мы слишком хорошо понимали друг друга. Я и сама ужасно скучала по маме. Несмотря на восторг от согласия отца, готовиться к свадьбе без нее будет сложно. Ее отсутствие – как и отсутствие матери Томаса – сыграло большую роль в нашей второй просьбе к отцу. Я надеялась, что и на нее он тоже согласился.

– Письма от нее – это дар, – сказала я. – Бесценные мгновения – доказательство того, что некоторые вещи по-настоящему бессмертны. Например, любовь.

Томас вытер нос и улыбнулся, хотя на мой взгляд, его лицо еще оставалось мрачным.

– За гранью жизни, за гранью смерти. Моя любовь к тебе бесконечна.

– Как красиво. Это было в письме?

– Нет. Это мои чувства к тебе.

Клянусь, мое сердце на мгновение остановилось. Юноша, которого лондонское общество считало всего лишь бесчувственной машиной, сочинил стихи. Томас быстро открыл бархатный мешочек и вытряхнул его содержимое на ладонь. Золотое кольцо с большим алым камнем, похожим на густую каплю разлитого мерло или отвердевшую каплю крови. Я ахнула, когда Томас поднес его к свету. От совершенства камня действительно захватывало дух.

– Красные алмазы – самые редкие в мире. – Томас повертел камень из стороны в сторону, демонстрируя его великолепие. Я не могла отвести глаз. – Мама говорила мне следовать зову сердца, невзирая на советы других людей, и отдать это кольцо той, кого я выберу в жены. Она сказала, что этот камень олицетворяет вечный фундамент, построенный на доверии и любви.

Он глубоко вдохнул.

– Я уже набросал для тебя эти строки: «За гранью жизни, за гранью смерти, моя любовь к тебе бесконечна». – При этом признании он покраснел. – Когда Дачиана отдала мне это письмо – сегодня, в день, когда твой отец дал нам свое благословение, – и я прочел эти слова, мне показалось, будто мама рядом и тоже благословляет не только меня, но и тебя. Она с радостью приняла бы тебя в качестве дочери.

Глядя мне в глаза, он взял мою левую руку. Я хорошо его знала, чтобы оценить, насколько он серьезен, какими важными будут следующие слова. Его отчужденность днем, в импровизированной лаборатории, была самозащитой, он готовился открыться больше, чем труп, который мы исследовали.

Я сидела неподвижно, как будто любое неожиданное движение могло спугнуть Томаса.

– Это кольцо – дар от моей матери, который достался ей от ее матери и так далее. Когда-то оно принадлежало Владу Дракуле. – Не отрываясь от моего взгляда, он кивнул на кольцо. – Теперь оно твое.

Мои руки покрылись гусиной кожей, и Томас тут же это заметил.

– Я пойму, если ты предпочтешь другой бриллиант. Наследство моей семьи весьма…

– Грандиозно и невероятно.

Я сжала его лицо в ладонях, почувствовав легкую дрожь. Я знала, что это не из-за воды. Томас Кресуэлл все еще не верил, что достоин любви. Считал свое происхождение сродни страшному проклятью. Я думала, что к концу нашего путешествия сюда он избавился от этих сомнений. Но похоже, некоторых чудовищ победить сложнее.

– Томас, у меня мурашки, оттого что ты поделился со мной своими самыми глубокими страхами, это большая честь. – Вместе с этим кроваво-красным алмазом он отдал мне еще и кусочек своего сердца. Дар более редкий и драгоценный, чем камень, который он хотел надеть мне на палец. – Я буду носить его с гордостью и всегда дорожить им.

Я сняла мамино кольцо, перенесла его на другую руку и с колотящимся сердцем следила, как Томас надел семейную реликвию на мой безымянный палец. Кольцо подошло, словно предназначалось именно мне. Томас поцеловал каждый мой пальчик, потом завел мою руку себе на шею, не заботясь о том, что я промочу его рубашку.

– Я люблю тебя, Одри Роуз.

Без подсказки я обняла его второй рукой. Теперь мои плечи полностью выглядывали из воды, и я была опасно близка к тому, чтобы показать еще больше, но мне было все равно. Крепко прижимавшееся ко мне тело Томаса было одновременно щитом и утешением.