– Он – мой старший сын.
– Да, Джей младше, но он не ничтожество. Почему же все должно достаться одному Роберту?
– Во имя его матери, – ответил сэр Джордж.
Алисия буквально прожигала сэра Джорджа взглядом, и Джей понял, до какой степени она его ненавидела. «И я тоже, – подумал он. – Я тоже ненавижу своего отца».
– Так будь ты проклят! – провозгласила она, и гости дружно охнули в шоке от ее слов. – Гореть тебе в адском пламени!
Алисия повернулась и вошла в двери замка.
Близнецы Макэш обитали в доме, где была всего одна комната размером в пятнадцать квадратных футов с очагом у одной стены и двумя занавешенными альковами для кроватей у другой. Дверь выходила на вечно покрытую грязью тропу, спускавшуюся от шахты вдоль склона холма в низину долины, где вливалась в дорогу, ведшую в сторону церкви, замка и внешнего мира в целом. Источником воды служил горный ручей, протекавший позади выстроенных в ряд домов.
На всем обратном пути Мак мучительно обдумывал все, что произошло в церкви, но ничего не говорил, а Эстер хватало такта не задавать ему пока никаких вопросов. Утром перед уходом в церковь они успели сварить кусок бекона, и по возвращении его аромат пропитал всю комнату, вызвав у Мака здоровое чувство голода и слегка подняв ему настроение. Эстер накрошила в кастрюлю с мясом капусты, пока Мак ходил через дорогу в заведение миссис Уейгел за кувшином эля. Оба поели с огромным аппетитом, отличавшим людей, привычных к физическому труду. После того как с едой и питьем было покончено, Эстер сыто отрыгнула и спросила:
– Что ты теперь будешь делать?
Мак вздохнул. Теперь, когда вопрос был задан прямо, он понимал, что на него существует только один ответ.
– Мне нужно уехать отсюда. Я не могу оставаться здесь после всего случившегося. Гордость не позволит. Я превращусь в постоянное напоминание для каждого молодого человека в долине, что Джеймиссонам невозможно бросить вызов, одолеть их произвол. Я должен покинуть деревню.
Он старался сохранять спокойствие, но голос срывался от охвативших его эмоций.
– Так и думала, что ты это скажешь. – Слезы блеснули в глазах Эстер. – Ты превратил в своих врагов самых могущественных людей в этих краях.
– Но ведь я прав!
– Да. Но правду и ложь мало кто умеет различать в нашем мире. Правда торжествует только на небесах.
– Если не сделаю этого сейчас, то не смогу уже никогда, и мне останется только до конца жизни сожалеть о своей нерешительности.
Она с грустью кивнула.
– Наверняка так и будет. Но что, если они попытаются остановить тебя?
– Как?
– Поставят охрану на мосту.
Единственный другой путь из долины проходил через горы, но он не позволял двигаться быстро. Джеймиссоны могли уже поджидать его по ту сторону хребта, когда Мак доберется туда.
– Если они преградят мне переход через мост, я переплыву реку, – сказал он.
– Вода такая холодная в это время года, что ты можешь заболеть и умереть от простуды.
– Река всего в тридцать ярдов шириной. Как я прикинул, мне удастся перебраться на другой берег примерно за минуту или чуть больше.
– Но если тебя схватят, то приведут обратно с железным ошейником, как было с Джимми Ли.
Мак поморщился при этой мысли. Носить ошейник, как собака, было унижением, которого все горняки страшились больше всего.
– Я все-таки поумнее буду, чем Джимми, – объяснил он. – У него кончились деньги, и он попытался устроиться работать на шахте в Клакманнане, а владелец шахты донес на него, поскольку знал по имени.
– В том-то и беда. Тебе потребуется пропитание. Как еще ты сможешь заработать себе на хлеб насущный? Ты только и умеешь уголь добывать.
Мак отложил на черный день немного наличных, но хватило бы их ненадолго. И все же он на эти деньги рассчитывал.
– Я отправлюсь в Эдинбург, – сказал он. Можно было воспользоваться одной из тяжелых гужевых повозок, доставлявших в город уголь, добытый в шахте, хотя безопаснее для него стало бы добраться туда пешком. – Там найду корабль. Мне говорили, что на углевозы постоянно требуются крепкие молодые люди. Через три дня я покину пределы Шотландии. А они не смогут насильно вернуть меня сюда. Их законы не действуют по всей территории страны.
– Корабль, – повторила Эстер мечтательно, но с сомнением. Они никогда не видели настоящего корабля. Только картинки в книжках. – Куда же ты на нем поплывешь?
– Наверное, в Лондон. – Большинство судов с углем из Эдинбурга доставляли свой груз именно в Лондон. Некоторые ходили до Амстердама, как слышал Мак. – Или в Голландию. Или даже в Массачусетс.
– Но для нас это не более чем просто названия мест, – заметила Эстер. – Мы не знакомы ни с кем, кто побывал бы в Массачусетсе.
– Я предполагаю, что люди там едят хлеб, живут в своих домах и ложатся спать по ночам, как и везде по всему миру.
– Вероятно, так оно и есть. – В голосе сестры по-прежнему звучало сомнение.
– И вообще – мне все равно, – сказал он. – Я отправлюсь куда угодно за пределы Шотландии. Куда угодно, где человек может чувствовать себя свободным. Только подумай: жить, как захочешь, а не как тебе велят! Самому выбирать себе работу, зная, что в любой момент можешь уйти и найти другую, лучше оплачиваемую или безопасную, а может, просто более чистую. Стать хозяином собственной судьбы, а не чьим-то рабом. Разве это не здорово!
Теплые слезы заструились по щекам Эстер.
– Когда ты собираешься уходить?
– Задержусь еще на день или на два. Будем надеяться, что Джеймиссоны немного ослабят бдительность. Вот только во вторник мне исполняется двадцать два года. Если в среду я еще останусь в шахте, то отработаю положенный срок в год и один день, как взрослый мужчина, и тогда уже окончательно стану рабом по закону.
– На самом деле ты в любом случае раб, что бы ни говорилось в том письме.
– Но мне нравится считать, что закон пока на моей стороне. Сам не понимаю, почему для меня это так важно, но факт есть факт. Закон делает Джеймиссонов преступниками, пусть они не желают признавать реальности. А потому я устрою побег во вторник вечером.
– А как же я? – очень тихо спросила Эстер.
– Тебе лучше будет начать работать в паре с Джимми Ли. Он – хороший отбойщик, и ему давно нужна надежная помощница, чтобы транспортировать добытый им уголь по шахте. А Энни…
– Я хочу уйти вместе с тобой, – перебила его сестра.
Он был застигнут врасплох и удивлен.
– Но ты ни разу еще не упоминала об этом!
Она повысила голос:
– Почему, как ты думаешь, я до сих пор не вышла замуж? А потому, что если бы завела семью и детей, у меня не осталось бы ни шанса выбраться отсюда.
И ведь верно! Она была самой взрослой одинокой женщиной во всем Хьюке. Однако Мак привык считать, что для нее попросту не находилось в деревне подходящего мужчины. Ему ни разу в голову не пришла мысль о тайном желании сестры однажды сбежать с шахты, которое она вынашивала долгие годы.
– Я даже не догадывался ни о чем!
– А я боялась разговаривать с тобой об этом. Мне по-прежнему страшно. Но теперь, если ты уйдешь, я отправлюсь с тобой.
Мак ясно видел отчаяние в ее глазах, и ему причиняла боль необходимость отказать ей, но иначе поступить он не мог.
– Женщин не берут в моряки. А денег на билет пассажирки для тебя у нас нет. Отработать его ты никак не сможешь. В таком случае мне придется бросить тебя одну в Эдинбурге.
– Но и здесь я не останусь, если ты уедешь.
Мак любил сестру. При любом конфликте они неизменно поддерживали друг друга – от ссор с другими детьми до перепалок с родителями и даже в распрях с управляющим шахтой. Она могла порой сомневаться в правильности его решений, но всегда с яростью львицы вставала на защиту брата. Ему очень хотелось взять ее с собой, но сбежать вдвоем оказалось бы намного труднее, чем одному.
– Поживи здесь еще совсем недолго, Эстер, – сказал он. – Как только доберусь до нужного мне места, сразу же напишу тебе. А потом найду работу, сэкономлю денег и пришлю за тобой.
– Обещаешь?
– Можешь на меня положиться.
– Сплюнешь и поклянешься?
– Да.
Так они поступали еще в детстве, чтобы скрепить любое обещание.
– Я хочу, чтобы ты сделал это!
Он понял, насколько традиция важна для нее. Он сплюнул себе в ладонь, а потом протянул руку через дощатый стол и крепко взял ее за руку.
– Клянусь непременно послать за тобой.
– Спасибо, – простодушно отозвалась она.
На следующее утро была запланирована охота на оленей, и Джей решил в ней поучаствовать. Он чувствовал необходимость пролить чужую кровь, убить хоть кого-то.
Завтракать ему не хотелось. Зато он набил карманы «пирожными с виски» – небольшими шариками из овсяной каши, пропитанными спиртным. После чего вышел из дома, чтобы взглянуть на погоду. Только-только начинало светать. Небо оставалось серым, но облака проплывали высоко, и дождя не намечалось. Видимость для стрельбы будет отменной.
Джей уселся на ступени перед входом в замок и принялся прилаживать новый клиновидный кремень к механизму запала своего ружья, основательно закрепив его с помощью свернутого в трубочку куска мягкой кожи. Возможность уложить пару рогатых самцов могла, наверное, дать хотя бы отчасти выход его гневу, но до чего же ему хотелось всадить пулю не в зверя, а в собственного брата Роберта!
Своим оружием он гордился. Это было заряжаемое со ствола кремниевое ружье, изготовленное прославленным мастером Гриффином с Бонд-стрит в Лондоне. Приклад отдельно доставили из Испании, инкрустировав серебром. Оно намного превосходило качеством простые ружья фирмы «Браун Бесс», которыми вооружили солдат его полка. Он взвел курок и прицелился в дерево, росшее по дальнюю сторону двора. Глядя на мушку и уперев приклад в плечо, он воображал, что видит перед собой могучего оленя с ветвистыми рогами. Он мысленно навел ствол в то место на груди, где могло бы биться могучее сердце животного. Но затем сменил воображаемый образ и увидел перед собой Роберта: угрюмого, упрямого Роберта, жадного и неутомимого, с темными волосами и откормленным лицом. Джей спустил курок. Кремень ударился в сталь, произведя достаточно густой выброс искр, но на полке не было пороха, как и пули в стволе.
Он зарядил ружье уверенными движениями знатока. С помощью мерного колпачка в крышке фляжки насыпал на полку ровно две с половиной драхмы[1] черного пороха. Достал из кармана шарообразную пулю, обернутую в кусок льняной ткани, и затолкал через дуло внутрь. Потом снял с крепления под стволом шомпол и с его помощью загнал пулю как можно дальше вглубь ствола. Пуля была около половины дюйма в диаметре. Ею можно убить наповал самого матерого самца оленя с дистанции в сто ярдов. Она бы сокрушила Роберту ребра, разорвала легкие и врезалась прямо в сердце, прикончив его за считаные секунды.
– Доброе утро, Джей, – услышал он голос своей матери.
Он поднялся и поцеловал ее. Они не встречались с того момента прошлым вечером, когда она прокляла его отца и бросилась вон из зала. Сейчас мама выглядела утомленной и печальной.
– Тебе плохо спалось, верно? – спросил он с сочувствием.
Она кивнула.
– Да, выдавались и более спокойные ночи.
– Бедная мамочка.
– Мне не следовало так ссориться с твоим отцом.
– Ты, должно быть, очень любила его… Когда-то, – не слишком уверенно предположил он.
Она вздохнула.
– Даже не знаю. Он был хорош собой, богат, носил титул баронета, и я действительно хотела стать его женой.
– Но сейчас ты его ненавидишь.
– С тех самых пор, когда он начал слишком явно отдавать предпочтение перед тобой своему старшему сыну.
В Джее снова вскипела злость.
– Мне казалось, даже Роберт мог бы видеть, какая вершится несправедливость!
– Уверена, в душе он все понимает. Однако боюсь, что Роберт слишком алчный молодой человек. Он хочет заполучить все.
– Таким он был всегда. – Джей вспомнил Роберта еще ребенком, получавшим особое удовольствие, если удавалось завладеть игрушечными солдатиками брата или перехватить его порцию сливового пудинга. – Помнишь лучшего пони Роберта по кличке Роб Рой?
– Да, а что?
– Ему было тринадцать лет, а мне восемь, когда он получил ту лошадку в подарок. Я тоже страстно мечтал иметь пони. Причем ездил верхом лучше его уже в то время. Но он ни разу не позволил мне прокатиться на нем. Если сам не хотел кататься, заставлял конюха выезжать Роб Роя у меня на глазах, но меня и близко не подпускал.
– Но ты мог пользоваться другими лошадьми.
– К десяти годам я уже успел посидеть в седлах всех скакунов из нашей конюшни, включая даже охотничьих коней отца. Но только ни разу не ездил на Роб Рое.
– Давай немного прогуляемся по лужайке двора.
На ней было отделанное мехом пальто с капюшоном, а Джей надел клетчатый плащ. Они пошли по лужайке, хрустя ступнями по промерзшей траве.
– Почему отец стал таким? – спросил Джей. – За что он ненавидит меня?
Она погладила сына по щеке.
– Он относится к тебе без ненависти, – ответила мать, – хотя понятно и простительно для тебя думать так.
– Отчего же он так дурно обращается со мной?
– Твой отец был бедняком, когда женился на Олив Дроум. Не имел ничего, кроме маленькой лавчонки в захудалом квартале Эдинбурга, где обитали представители низших сословий. А это место, которое сейчас называется замком Джеймиссона, принадлежало троюродному брату Олив – Уильяму Дроуму. Уильям оставался холостяком, жил совсем один, и когда он заболел, сюда приехала Олив, чтобы ухаживать за ним. В знак своей глубокой благодарности он изменил условия своего завещания, оставив все Олив, а потом, как ни старалась она выходить его, Уильям все-таки умер.
Джей кивнул.
– Я слышал эту историю не один раз.
– И дело как раз в том, что твой отец до сих пор воспринимает это поместье как собственность Олив. А эта усадьба стала основой, на которой он затем сумел построить всю свою деловую империю. Важно, кроме того, что угольные шахты до сих пор остаются самыми прибыльными из его предприятий.
– Это самый стабильный бизнес, как говорит он сам, – добавил Джей, вспомнив вчерашний разговор. – Судоходство подвержено капризам конъюнктуры и порой рискованно, а уголь продолжают добывать равномерно и непрерывно.
– Как бы то ни было, твой отец чувствует, что всем в своей жизни обязан Олив, и, по его понятиям, стало бы оскорблением ее памяти передача хоть какой-то собственности в твои руки.
Джей помотал головой.
– Нет, за этим должно крыться что-то еще. Меня не покидает ощущение, что мы знаем далеко не все.
– Возможно, ты прав. Но я рассказала тебе то, что извест-но мне.
Они дошли до конца лужайки и двинулись обратно в молчании. Джею стало интересно, проводили ли его родители хотя бы редкие ночи вместе. Он догадывался, что наверняка проводили. Отцу могло быть все равно, любит она его или нет, но он считал жену обязанной так или иначе давать ему необходимое утешение. Эта мысль показалась крайне неприятной.
Когда они снова добрались до входа в замок, она сказала:
– Я провела всю ночь, стараясь найти способ исправить твое положение, но пока безуспешно. Но не впадай в отчаяние. Счастливый случай непременно подвернется.
Джей неизменно полагался на силу воли своей матери. Она умела противостоять норову отца и заставлять его делать то, чего ей хотелось. Ей даже удалось убедить сэра Джорджа расплатиться по карточным долгам Джея. Но, как он опасался, на сей раз ее могла подстерегать неудача.
– Отец решил, что мне не достанется ничего. Он не мог не понимать, какие чувства это вызовет у меня. И все же принял такое решение. Нет никакого смысла умолять его передумать.
– Я и не думала ни о чем умолять его, – сухо отозвалась Алисия.
– Тогда как ты собираешься поступить?
– Еще не знаю, но я точно не собираюсь сдаваться. Доброе утро, мисс Хэллим.
Лиззи спускалась по ступеням от двери замка, одетая для охоты. Она выглядела как хорошенькая фея в черной меховой шапочке и в казавшихся до странности маленькими кожаных сапогах. Она улыбнулась и была откровенно рада встрече с ними.
– Доброе утро!
Один только ее вид поднял Джею настроение.
– Вы едете на охоту вместе с нами? – спросил он.
– Я бы ни за что на свете не пропустила бы ее.
Участие молодой женщины в охоте было не совсем обычным, но одновременно и вполне дозволенным в глазах общества, а Джей, хорошо знавший Лиззи, нисколько не удивился ее стремлению присоединиться к мужчинам.
– Превосходно! – воскликнул он. – Ваше присутствие добавит некоторый элемент утонченности и стиля тому, что в противном случае стало бы обычным грубым мужским развлечением.
– Надеюсь, моя роль не сведется только к этому, – откликнулась она.
– Я вернусь в дом, – сказала Алисия. – Хорошей охоты вам обоим.
Когда она удалилась, Лиззи сразу стала откровеннее:
– Мне очень жаль, что ваш день рождения оказался испорчен. – Она с неприкрытой симпатией пожала ему руку. – Но у вас, как я смею ожидать, будет повод забыть о своих огорчениях на ближайшую пару часов этим утром.
Он не смог сдержать улыбки.
– Лично я приложу к этому все усилия.
Она принюхалась к воздуху, уподобившись на мгновение лисице.
– Дует достаточно сильный юго-западный ветер. Как раз то, что нам нужно.
Джей в последний раз охотился на благородных оленей пять лет назад, но помнил ее основные правила. Охотникам не нравились тихие деньки, когда неожиданный капризный и непредсказуемый порыв ветра мог донести запах людей до лесов на склонах холмов и заставить зверей разбежаться.
Из-за угла дома показался егерь с двумя псами на поводках, и Лиззи бросилась к нему, чтобы приласкать собак. Джей последовал за ней, заметно приободрившись. Оглянувшись, он увидел, что мать по-прежнему стоит у дверей замка и пристально смотрит на Лиззи со странным и задумчивым выражением лица.
Собаки принадлежали к той длинноногой, покрытой серой шерстью породе, какую кто-то называет шотландскими борзыми, а некоторые именуют ирландскими волкодавами. Лиззи присела на корточки и по очереди заговорила с каждой.
– Это и есть Бран? – спросила она у егеря.
– Нет, он сынок Брана, мисс Элизабет, – ответил мужчина. – Сам Бран, к сожалению, подох год назад. Его кличка Баскер.
Собак будут держать далеко позади группы охотников, а спустят только после того, как прозвучат первые выстрелы. Им надлежало преследовать и окончательно завалить оленя, подраненного пулей участника охоты.
Из замка показались остальные: Роберт, сэр Джордж и Генри. Джей хотел посмотреть брату в глаза, но Роберт избегал встречи с ним взглядами. Отец вежливым поклоном приветствовал младшего сына, будто успел начисто забыть о событиях прошлого вечера.
С восточной стороны усадьбы егеря соорудили мишень – грубо сработанное чучело оленя из дерева и полотна. Каждый из охотников мог выпустить по нему несколько пуль, чтобы пристреляться. Джея занимал вопрос, умеет ли Лиззи стрелять. Многие мужчины полагали, что женщинам никогда не дано быть хорошими стрелками из-за слабости рук, не позволявшей держать ружье как положено, или просто потому, что у них отсутствовал охотничий инстинкт, чтобы убивать животных. Приводились и другие причины. Любопытно было взглянуть, насколько оправдано подобное мнение.
Сначала все сделали по выстрелу с пятидесяти ярдов. Причем Лиззи вызвалась первой, и ее выстрел оказался великолепен – пуля попала в то самое жизненно важное место чуть ниже плечевого сустава. У Джея и сэра Джорджа получилось ничуть не хуже. Пули Роберта и Генри угодили чуть дальше в «тело» животного – такие попадания наносили оленю тяжелые раны, но могли позволить убежать, чтобы потом где-нибудь в чаще леса умереть медленно и мучительно.
Они повторили попытки с семидесяти пяти ярдов. К всеобщему удивлению, выстрел Лиззи опять оказался редкостно удачным. Как и Джея. Сэр Джордж попал в голову чучела, а Генри – в круп. Роберт же вообще промахнулся, и его пуля высекла сноп искр из каменной стены садовой кухни.
Под конец отмерили расстояние в сто ярдов – предельную дальность стрельбы для такого рода ружей. Теперь уже никто не смог скрыть изумления, когда Лиззи еще раз с превосходной точностью поразила цель. Роберт, сэр Джордж и Генри промахнулись. Джей, стрелявший последним, преисполнился решимости не уступить в состязании с девушкой. Он долго готовился, стараясь дышать ровно, тщательно целясь, а потом задержал дыхание и плавно спустил курок. Его пуля переломила деревянную заднюю ногу чучела.
Вот вам и россказни о неспособности женщин хорошо стрелять! Лиззи превзошла их всех. Джея она привела в восхищение.
– Сомневаюсь, что вы пожелаете служить в моем полку, – отпустил шутку он. – А жаль! Немногие из моих солдат обучены стрелять так метко.
После этого помощники конюха вывели из конюшни пони. В Шотландии на неровной почве крепконогие пони оказывались предпочтительнее лошадей. Охотники забрались в седла и выехали из двора замка.
Пока они рысцой трусили вниз по долине, Генри Дроум завел с Лиззи беседу. Не имея другой пищи для размышлений, Джей обнаружил, что снова впал в угрюмое настроение, вспомнив проявленное отцом пренебрежение к себе. От этих мыслей у него возникало жжение в желудке, похожее на боль от язвы. Как он убеждал себя теперь, ему следовало быть готовым к подобному отношению, поскольку отец никогда не скрывал своей любви исключительно к Роберту. А он тщетно подпитывал свой оптимизм вздорными доводами: он не был незаконнорожденным ребенком баронета, а его мать – все-таки именуется леди Джеймиссон. И почти убедил себя, что на сей раз отец проявит справедливость. Но нет. Его отец не ведал о подлинной справедливости. Напрасные ожидания!
Жаль, он не единственный сын сэра Джорджа. Жаль, что Роберт не умер. Если бы сегодня произошел несчастный случай и Роберт погиб, все проблемы Джея оказались бы решены.
Джей понимал: ему не хватит храбрости и крепости нервов, чтобы самому разделаться с братом. Он прикоснулся к стволу ружья, висевшего на переброшенном через плечо ремне. Он ведь действительно мог все обставить как несчастный случай. Когда охотники начнут стрелять одновременно, будет трудно потом определить, кто именно выпустил смертоносную пулю. И даже если они смогут инстинктивно определить виновника, исходя из очевидного мотива, семья скроет истину. Скандал никому не нужен.
Внезапно его охватил ужас, когда он понял, что всерьез мечтает об убийстве Роберта. «Но ведь мне бы и в голову не пришло ничего подобного, если бы отец оказался справедлив ко мне», – подумал он и стряхнул с себя пугающее чувство.
Шотландское поместье Джеймиссона напоминало большинство подобных усадеб в этих краях. В нижней части долины находились сельскохозяйственные земли, на которых одной общиной трудилась группа фермеров-арендаторов, используя почти средневековую систему мелкой чересполосицы и расплачиваясь с хозяином частью своей продукции. Но основную территорию занимали покрытые лесом высокие холмы, не пригодные ни для чего, кроме охоты и рыбной ловли. Некоторые из соседей земле-владельцев вырубили свои леса и начали экспериментировать с разведением овец. Но разбогатеть, имея поместье в Шотландии, было совершенно невозможно. Для этого необходимым условием становилось наличие залежей угля. Тогда ситуация становилась, разумеется, совершенно иной.
Они проехали примерно три мили, и егеря заметили стадо оленей голов на двадцать или тридцать в полумиле дальше. Животные паслись выше поросшего лесом участка на обращенном к югу склоне. Группа остановилась, а Джей достал подзорную трубу. Олени располагались с подветренной стороны к охотникам, поскольку их повадкой было всегда вставать в сторону ветра, а потому они смотрели в противоположном от них направлении, и Джею в его оптический прибор отчетливо виделся только белый мех их крупов.
Стадо состояло из одних только самок, которые прекрасно годились в пищу, хотя любой охотник предпочел бы завалить крупного самца с его неизменно роскошными рогами. Джей переместил трубу и посмотрел поверх голов самок, причем сразу обнаружил то, что искал, и сообщил остальным:
– Посмотрите, там два громадных самца… Нет, три… Чуть выше места, где пасутся их дамы.
– Да, теперь я их тоже вижу. Над самым первым гребнем холма, – сказала Лиззи. – И еще один! Только что мелькнули рога четвертого.
Ее лицо раскраснелось от азартного возбуждения, и она стала выглядеть еще более красивой. Происходило именно то, что должно было ей очень нравиться – свежий воздух, пони, собаки, ружья. Она вечно испытывала тягу к энергичным действиям, требовавшим напряжения сил, и немного опасным. Разглядывая ее в такой момент, Джей не мог сдержать улыбки. Но при этом он почувствовал себя даже несколько неуютно в своем седле. При виде настолько привлекательной девушки у редкого мужчины не заиграл бы огонь в крови.
Он бросил взгляд на брата. Вот Роберту поездка на пони в холод не доставляла никакого удовольствия, а скорее раздражала. Он сейчас гораздо охотнее сидел бы в своей бухгалтерии, подумал Джей, подсчитывая квартальную прибыль от какой-нибудь ссуды в восемьдесят девять гиней, выданной под три с половиной процента годовых. Какое же несчастье для Лиззи навязанная ей необходимость выйти замуж за Роберта!
Он отвернулся от них, постаравшись целиком сосредоточить внимание на оленях. Изучил склон холма в подзорную трубу, выискивая наилучший путь неслышно подобраться поближе к животным. Охотникам все время нужно было оставаться с подветренной стороны, чтобы добыча не почуяла запахов, исходивших от людей. Лучше всего казалось подкрасться к стаду, взобравшись сначала чуть выше по склону. Как продемонстрировала тренировка на мишени, убить оленя с дистанции в сто ярдов едва ли было возможно. Идеальным расстоянием для стрельбы стали бы пятьдесят ярдов. Поэтому искусство охоты на оленей зачастую сводилось к умению тихо приблизиться к ним настолько, чтобы облегчить попадание в цель. Лиззи уже сама наметила оптимальный путь подхода.
– В четверти мили отсюда мы миновали расщелину, – оживленно заговорила она. На самом деле то, что она назвала расщелиной, было углублением в склоне холма, образованное ручьем, стекавшим вниз вдоль него. Охотники могли укрыться между высокими берегами, совершая подъем. – Мы последуем вдоль нее к самому гребню, а затем двинемся в поперечном направлении.
Сэр Джордж согласился. Он редко позволял другим указывать ему, что нужно делать, но если уж позволял, то исключительно хорошеньким девушкам.
Они вернулись к расщелине, оставили пони внизу и стали взбираться в гору пешком. Тропа оказалась крутой, местами слишком неровной, местами заболоченной, а потому их ступни то увязали в грязной жиже, то попадали в ямы между камнями, заставлявшие спотыкаться. Уже скоро Генри и Роберт начали тяжело дышать и подавать все признаки усталости, зато егеря и Лиззи, привычные к походам по пересеченной местности, выглядели совершенно свежими. Лицо сэра Джорджа покраснело гуще обычного, он тоже страдал от одышки, но его отличала удивительная в таком возрасте выносливость, и хозяин поместья ни разу не замедлил шага. Джей находился в прекрасной физической форме благодаря повседневным тяготам службы в гвардии, но и он через какое-то время почувствовал, как участилось и затруднилось дыхание.
Они пересекли гребень и под его укрытием, невидимые для оленей, пробрались вдоль вершины холма. Здесь дул пронизывающе холодный ветер, посыпался снег с дождем, клубами завихрился морозный туман. Не ощущая больше под собой тепла, исходившего от разгоряченного тела пони, Джей начал всерьез мерзнуть. Его перчатки из отменной козлиной кожи насквозь промокли, влага постепенно проникла в сапоги и пропитала носки из дорогой шетландской шерсти.
Шествие возглавляли егеря, хорошо знавшие окрестности. Когда им казалось, что охотники слишком сближаются с животными, они заставляли всех спускаться чуть ниже. Внезапно они припали на колени. Остальные последовали их примеру. Джей моментально забыл, насколько замерз и промок, ощущая лишь приятное волнение. Охота вступала в свою самую захватывающую стадию, когда возникала перспектива скоро взять на мушку добычу.
Он решился рискнуть и осмотреться. По-прежнему низко прижимаясь к земле, он взобрался вверх и выглянул через скалистый выступ. Когда глаза постепенно сфокусировались на нужном расстоянии, он увидел самцов, четыре смазанных коричневых пятна на фоне зелени склона, беспорядочно разбросанных, но образовавших подобие ломаной линии. Необычно было само по себе расположение рядом четырех крупных особей сразу. Должно быть, они набрели на участок очень сочной травы. Он приложился к подзорной трубе. Самый дальний от него олень горделиво нес благородно красивую голову, отличавшую его от других: рога невозможно было разглядеть отчетливо, но они казались достаточно крупными, чтобы иметь не менее двенадцати ответвлений. Донеслось карканье воронов. Взглянув вверх, Джей заметил, как пара черных птиц кружит высоко над головами охотников, явно инстинктивно понимая, что скоро здесь появятся для них оленьи потроха, которыми они смогут досыта подкормиться.
Рядом кто-то охнул и выругался. Это Роберт поскользнулся, угодив ногой в грязную лужу.
– Дурак набитый, – чуть слышно пробормотал Джей.
Одна из собак издала тихое рычание. Егерь поднял руку предостерегающим жестом, и теперь все умолкли, застыли на местах, вслушиваясь, не донесется ли стук удаляющихся копыт. Но нет. Олени и не помышляли о бегстве, и через несколько секунд группа охотников медленно двинулась дальше.
Вскоре им и вовсе пришлось лечь, передвигаясь ползком. Один из егерей взял собак на себя, завязав им глаза носовыми платками, чтобы они ненароком не залаяли. Сэр Джордж и старший егерь перебрались через гребень и тоже осмотрелись. Когда они вернулись, сэр Джордж начал давать свои указания всем.
Он говорил чуть слышным шепотом:
– У нас четыре самца на пять ружей, а потому в этот раз я не буду стрелять и вступлю в дело, если только один из вас промахнется. – Он при желании умел разыграть из себя гостеприимного хозяина. – Генри, вы возьмете на себя того зверя, что находится правее остальных. Тебе, Роберт, надлежит завалить следующего – он стоит ближе всех к нам и представляет собой самую легкую мишень. Джею достается чуть более дальний. Мисс Хэллим. Ваша цель расположена наиболее далеко, но у этого оленя самые красивые рога, а вы – прекрасный стрелок. Все готовы? Тогда давайте занимать позиции. Позволим мисс Хэллим произвести первый выстрел, не так ли, джентльмены?
Охотники расползлись по склону. Каждый выискивал для себя удобное место, чтобы залечь и основательно прицелиться. Джей последовал за Лиззи. На ней был короткий жакет для верховой езды и свободная юбка без кринолина, а потому он с насмешливым удовольствием мог видеть, как ее обтянутые тканью ягодицы поочередно двигаются прямо перед ним. Немногие девушки позволили бы себе свободно ползти подобным образом, зная, что позади молодой мужчина. Но ведь Лиззи и не походила на большинство знакомых ему девушек.