Кен Фоллетт
Место под названием «Свобода»
Глава четвертая
Джея тоже вывела из себя бурная сцена в церкви. Его неизменно бесило, когда он видел, как люди забываются и превышают полномочия, отведенные их общественным статусом. В конце концов, на то была воля божья и закон страны, чтобы Малакай Макэш весь свой век добывал из-под земли уголь, а Джей Джеймиссон вел значительно более возвышенный образ жизни. И жаловаться на естественный порядок вещей значило поступать порочно. А у Макэша к тому же выработалась предельно раздражавшая Джея отвратительная привычка разговаривать со всеми, как с равными себе, независимо от сословной принадлежности.
Вот в колониях раб всегда оставался рабом, и там не городили чепухи об отработке года и одного дня, даже речи не заводили об оплате труда. По мнению Джея, именно такую систему следовало ввести повсеместно. Без принуждения люди не стали бы добросовестно работать, а что принуждение часто оборачивалось жестокостью, то это только делало организацию производственного процесса более эффективной.
Когда он выходил из церкви, несколько фермеров поспешили поздравить его с двадцать первым днем рождения, но ни один шахтер не обратился к нему. Они стояли толпой рядом с кладбищем, беседуя между собой приглушенными, сердитыми голосами. Джей тоже злился на них, посмевших омрачить для него праздничный день.
Он торопливо прошел по снежному покрову туда, где конюх присматривал за оставленными господами лошадьми. Там он застал Роберта, но Лиззи с ним не было. Джей огляделся, высматривая ее. Ему хотелось отправиться домой вместе с ней.
– Где мисс Элизабет? – спросил он у конюха.
– У крыльца церкви, мистер Джей.
Он увидел, как она ведет оживленный разговор о чем-то с пастором.
Роберт на удивление враждебно ткнул Джея пальцем в грудь.
– Послушай, Джей. Тебе лучше оставить Элизабет Хэллим в покое. Заруби это себе на носу.
При этом лицо Роберта приобрело не на шутку агрессивное выражение. Когда он находился в таком настроении, вступать с ним в пререкания становилось порой просто опасно. Но злость и расстройство придали Джею смелости.
– О чем, черт тебя побери, ты толкуешь? – спросил он.
– Не ты собираешься жениться на ней. Ее жених – я.
– Я вовсе не хочу жениться на ней.
– Тогда прекрати с ней флиртовать.
Джей знал, что Лиззи считает его привлекательным мужчиной, и ему самому нравилась легкая болтовня с ней, но он и не думал о попытках завоевать ее сердце. Когда ему было четырнадцать, а ей тринадцать лет, она казалась ему самой красивой девушкой в мире, и он мучился из-за того, что она им совершенно не интересовалась (как, впрочем, и никаким другим юношей). Но это было уже так давно. Отец желал женить на Лиззи Роберта, и ни Джей, ни кто-либо другой из членов семьи не пошел бы против воли сэра Джорджа. А потому Джея удивил мрачный настрой и жалоба Роберта. Это выдавало чувство неуверенности в себе, а ведь Роберт, как и его отец, крайне редко не ощущал своего превосходства над всеми.
Джею даже доставила удовольствие столь откровенная обеспокоенность брата.
– Чего ты опасаешься? – прямо спросил он.
– Ты прекрасно понял, что я имею в виду. Ты крал мои вещи еще в детстве – игрушки, одежду и все остальное.
Застарелая неприязнь заставила Джея заявить:
– Потому что ты получал все, чего желал, а мне не доставалось ничего.
– Чепуха!
– Как бы то ни было, мисс Хэллим гостья нашего дома, – продолжал Джей уже более сдержанным тоном. – Я не могу совсем обходить ее своим вниманием, верно?
Губы Роберта сжались в тонкую линию и побелели.
– Ты хочешь, чтобы я обсудил это с отцом?
То были магические слова, положившие в свое время конец их многочисленным детским размолвкам. Оба брата знали, что их отец непременно вынесет решение в пользу Роберта. Прежние обиды и горечь комком подкатили к горлу Джея, но он лишь сказал:
– Так и быть, я постараюсь не мешать твоим ухаживаниям.
Он вскочил в седло и поскакал прочь, предоставив Роберту сопроводить Лиззи до замка.
Замок Джеймиссонов представлял собой настоящую крепость из темно-серого камня с башенками и подобиями бастионов вдоль линии крыши, и он подобно многим замкам в загородных усадьбах Шотландии возвышался над округой символом могущества и власти хозяев. Его возвели семьдесят лет назад после того, как первая шахта, начавшая работать в долине, стала приносить значительную прибыль своему владельцу.
И хотя Джей мог по праву считать его домом своего детства, ему не нравилось это место. Огромные, продуваемые сквозняками комнаты первого этажа – холл, столовая, гостиная, кухня и помещения для прислуги – окружали просторный внутренний двор с фонтаном, вода в котором замерзала каждый год с октября по май. Замок невозможно было прогреть. Камины в каждой спальне, где в огромных количествах сжигали уголь, добывавшийся в шахтах Джеймиссона, почти никак не влияли на вечно холодный воздух необъятных размеров комнат с каменными полами, а в коридорах стоял почти мороз, и приходилось даже надевать плащ, если ты хотел пройти из одного помещения в другое.
Десять лет назад семья перебралась в Лондон, оставив здесь лишь самый минимум слуг для поддержания в порядке дома и охраны дичи в окружавших его лесах. Какое-то время они возвращались каждый год, привозя с собой гостей и нанимая дополнительный обслуживающий персонал, арендуя в Эдинбурге лошадей и кареты, привлекая фермерских жен, чтобы отмывать вечно грязные полы, поддерживать огонь в очагах и опустошать за гостями ночные горшки. Но постепенно отец все более и более неохотно соглашался оставить свой столичный бизнес, и визиты в Шотландию сделались событиями очень редкими. Возрождение старой традиции в этом году не принесло Джею ни малейшей радости. Но вот повзрослевшая Лиззи Хэллим стала для него приятным сюрпризом, и не только потому, что давала ему возможность помучить ревностью своего всегда более привилегированного старшего брата.
Он объехал с тыльной стороны конюшни и спешился. Потрепал по шее мерина.
– Для скачек с препятствиями он, конечно, не пригоден, но конь отменно выезжен, – сказал Джей конюху, отдавая ему поводья. – Я был бы не прочь иметь такого в своем полку.
Конюх выглядел польщенным.
– Спасибо на добром слове, сэр, – с поклоном отозвался слуга.
Джей прошел в главный зал замка. Это были мрачные палаты с темными углами, которые почти не освещали свечи в канделябрах. Угрюмая шотландская борзая разлеглась на старом ковре перед камином, в котором пылал уголь. Джей носом ботинка отпихнул пса в сторону, чтобы самому пристроиться поближе к огню и согреть замерзшие руки.
Над камином висел портрет первой жены его отца, матери Роберта, которую звали Олив. Джей ненавидел эту картину. На ней женщина представала торжественной и надменной с напускным видом святой, и ее взгляд поверх слишком длинного носа высокомерно встречал каждого, кто приближался к очагу. Когда она подхватила лихорадку и скоропостижно скончалась всего в двадцать девять лет от роду, отец женился вторично, но никогда не забывал о своей первой любви. С матерью Джея – Алисией – он обращался скорее как с любовницей, с игрушкой, не наделенной ни семейным статусом, ни какими-либо правами, что заставляло порой Джея ощущать себя чуть ли не незаконнорожденным сыном. Роберт был первенцем, наследником, объектом особых забот отца. Джея по временам так и подмывало язвительно спросить, не было ли его зачатие непорочным, сохранившим девственность матери.
Джей повернулся к портрету спиной. Лакей принес ему графин горячего глинтвейна, и он с удовольствием принялся потягивать напиток. Возможно, он поможет унять напряженную тяжесть внизу живота, преследовавшую его с утра. Ведь именно сегодня отец должен объявить, какая доля наследства предназначается для Джея.
Он заранее понимал, что не получит ни половины, ни даже десятой части отцовского состояния. Роберту достанется и эта усадьба, и богатые углем шахты, и целая флотилия кораблей, которой он уже управлял. Мать Джея давно уговорила сына не вступать по этому поводу ни в какие споры: она знала, насколько упрям и неумолим в своих решениях его отец.
Роберт по сути не только официально мог считаться чуть ли не единственным сыном сэра Джорджа. Он стал точной копией отца, его вторым воплощением. Джей принадлежал к совершенно другой породе, и потому отец пренебрегал им. Уподобляясь отцу, Роберт был умен, бессердечен и жаден, когда речь заходила о деньгах. Джей, напротив, тратил их легко, считаясь в семье мотом. Отец ненавидел людей, небрежно обращавшихся с деньгами, особенно его собственными. Уже не раз он устраивал Джею скандалы, в ярости крича: «Я потом и кровью добываю средства, которые ты попросту бросаешь на ветер!»
А Джей лишь все еще более испортил несколько месяцев назад, когда наделал крупных карточных долгов: целых девятьсот фунтов. Ему пришлось уламывать матушку, чтобы она уговорила отца погасить задолженность. Конечно, это было целое состояние. Примерно таких денег стоил, например, замок Джеймиссонов. Но сэр Джордж мог позволить себе подобные расходы. И все равно он устроил представление, трагедию, словно его собирались по меньшей мере лишить ноги. С тех пор Джей проигрался снова, хотя отец пока ничего не знал об этом.
«Не пытайся возражать отцу, – увещевала мама, – но попроси о чем-то, что покажется ему разумно умеренным и скромным». Младших сыновей часто отправляли в колонии, а потому существовала вероятность получения от отца в наследство сахарной плантации на Барбадосе вместе с господским домом и африканскими рабами. И он и матушка уже поднимали эту тему в разговорах с сэром Джорджем. Тот не ответил положительно и не отказал, а потому Джей питал определенные надежды на желательное для себя решение вопроса.
Через несколько минут в зал вошел отец, притоптывая ногами, чтобы стряхнуть снег с сапог для верховой езды. Лакей помог ему снять плащ.
– Отправь сообщение Рэтчету, – обратился отец к слуге. – Мне нужно, чтобы двое людей дежурили у моста двадцать четыре часа в сутки. И если Макэш попытается удрать из долины, им надлежит схватить его.
Через реку действительно был переброшен только один мост, но существовал и другой путь, чтобы выбраться из долины.
– А вдруг Макэш попробует скрыться через горы? – спросил Джей.
– В такую-то погоду? Пусть только решится. Как только мы узнаем, что он пропал, пошлем конный отряд по объездной дороге, чтобы шериф и солдаты поджидали его на противоположной стороне, когда он доберется туда. Сомневаюсь, однако, что ему это удастся.
Джей не питал столь твердой уверенности в этом. Шахтеры обладали силой и закалкой оленей, а Макэш отличался редкостным упорством. Но он не стал спорить с отцом.
Следующей в замок прибыла леди Хэллим. Темноволосая и темноглазая, как и дочь, она не обладала ни малой толикой яркого, искрометного и темпераментного характера Лиззи. Она уже заметно располнела, и сейчас на ее мясистом лице читалось крайне неодобрительное выражение.
– Позвольте мне снять с вас шубу, – обратился к ней Джей и помог ей вылезти из-под тяжести плотных мехов. – Подойдите ближе к огню. У вас руки просто заледенели. Не желаете ли выпить немного глинтвейна?
– Какой же вы милый мальчик, Джей! – сказала она. – Да, я с удовольствием выпью чего-нибудь горячего.
Постепенно появились и все остальные, кто ездил в церковь, потирая замерзшие руки и роняя капли от таявшего снега на каменный пол. Роберт с собачьим упрямством навязывал Лиззи разговор на пустяковые темы, переходя от одной банальности к другой, словно загодя составил их список. Отец принялся обсуждать деловые вопросы с Генри Дроумом, коммерсантом из Глазго, приходившимся родней его первой жене Олив. Мать Джея беседовала с леди Хэллим. Пастор и его супруга не прибыли. Судя по всему, их слишком расстроила бурная сцена, случившаяся в церкви. Присутствовала и небольшая группа других гостей. В основном родственников. Сестра сэра Джорджа с мужем. Младший брат Алисии с женой. Двое или трое соседей. Разговоры между ними неизменно сводились к обсуждению Малакая Макэша с его глупейшим письмом.
Через какое-то время общий приглушенный гул голосов перекрыло громкое восклицание Лиззи, и постепенно она привлекла к себе всеобщее внимание.
– Но почему бы и нет? – вопрошала она. – Я хотела бы все увидеть своими глазами.
С очень серьезным видом ей ответил Роберт:
– Угольная шахта совершенно неподходящее место для леди, уж поверьте моему мнению.
– О чем это вы? – заинтересовался сэр Джордж. – Неужели мисс Хэллим высказала пожелание спуститься в шахту?
– Я считаю, мне следует знать, как там все устроено, – объяснила Лиззи.
Роберт нашел новый довод:
– Помимо прочих причин, женское платье сделает это неосуществимым на практике.
– Тогда я переоденусь и притворюсь мужчиной, – последовал мгновенный ответный «выстрел» Лиззи.
Сэр Джордж тихо рассмеялся.
– Мне известны девушки определенного сорта, которым это сошло бы с рук, – сказал он. – Но вы, моя дорогая, слишком красивы, чтобы притворяться мужчиной.
Он явно счел, что сделал ей утонченный комплимент, и оглянулся, ища поддержки у остальных. Все покорно захохотали ему в тон.
Матушка Джея привлекла внимание его отца и сказала ему что-то очень тихо.
– Ах да, конечно! – произнес сэр Джордж. – Надеюсь, всем наполнили бокалы? – И не дожидаясь ответа, продолжал: – Давайте же выпьем за здоровье моего младшего сына Джеймса Джеймиссона, известного всем как просто Джей, по случаю исполнения ему двадцати одного года. За тебя, Джей!
Они выпили под этот тост, после чего женщины удалились, чтобы привести себя в порядок к ужину. А беседа среди мужчин неизбежно свелась к теме бизнеса.
– Не нравятся мне новости, поступающие из Америки, – сказал Генри Дроум. – Все это может стоить нам немалых денег.
Джей понимал, о чем завел речь делец из Глазго. Английское правительство обложило налогами различные товары, импортировавшиеся в американские колонии: на чай, бумагу, стекло, свинец и красители. Колонисты возмутились новыми поборами.
Сэр Джордж тоже высказал свое мнение с негодованием:
– Они ведь хотят, чтобы наша армия защищала их от французов и краснокожих, но не желают платить за это. Подумать только!
– И не станут платить, насколько я понимаю, – подтвердил Дроум. – Недавно в Бостоне был наложен бойкот на весь британский импорт. Они отказываются от чая и даже готовы экономить на черной ткани, отказавшись от ношения траурных одеяний!
– Если другие колонии последуют примеру Массачусетса, половина нашего торгового флота останется без грузов, – добавил реплику Роберт.
А сэр Джордж сердился все сильнее.
– Эти колонисты – проклятые бандиты, вот они кто! А бостонские производители рома самые отпетые из них. – Джея удивила подобная горячность отца. Он должен был терять действительно крупные суммы, чтобы до такой степени разъяриться. – Закон обязывает их покупать черную патоку из сахарного тростника на британских плантациях, но они контрабандой приобретают ее у французов, сбивая цену на товар.
– В Виргинии дела обстоят еще хуже, – подлил масла в огонь Дроум. – Тамошние табачные плантаторы никогда не платят своих долгов.
– Мне ли не знать об этом? – подхватил сэр Джордж. – Один из моих должников там только что обанкротился, оставив мне никому не нужную плантацию. Это место называется Мокджек Холл.
– Слава богу, что не обложили дополнительным налогом импорт в Америку преступников, – заметил Роберт.
Раздались дружные одобрительные возгласы. Наиболее прибыльной частью судоходного бизнеса Джеймиссона была транспортировка в американские колонии приговоренных в Великобритании преступников. Ежегодно суды приговаривали к высылке многие сотни людей. Это считалось равноценной альтернативой смертной казни, например, за воровство, и правительство платило владельцу корабля пять фунтов за голову каждого доставленного им в Америку заключенного. Причем девять из десяти таких преступников пересекали Атлантику именно на судах, принадлежавших Джеймиссону. Но правительственная дотация не оставалась единственным способом зарабатывать на заключенных. По прибытии в колонии они обязаны были принудительно трудиться бесплатно в течение семи лет, что давало возможность, по сути, продавать их в семилетнее рабство. Мужчины стоили на таком рынке от десяти до пятнадцати фунтов, женщины восемь-девять, а за детей давали поменьше. Забив трюм под завязку ста тридцатью или ста сорока заключенными, как сельдями бочку, Роберт мог получить до двух тысяч фунтов чистой прибыли на одном рейсе – сам корабль столько не стоил. Более выгодного и доходного предприятия придумать было невозможно.
– Так-то оно так, – кивнул отец, опустошая свой бокал, – но только и этому может наступить конец, если вовремя не обуздать зарвавшихся колонистов.
А жалобы от колонистов поступали постоянно. Хотя они и продолжали покупать приговоренных из Англии для работы на себя, поскольку рабочей силы остро не хватало, им не нравилось, что метрополия сбрасывает им на руки отбросы общества, считая заключенных главной причиной роста на своих территориях уровня преступности.
– Хотя бы шахтеры – народ надежный, – сказал сэр Джордж. – На них одних мы можем в эти дни целиком и полностью положиться. Вот почему Макэша необходимо своевременно устранить.
Каждый имел свое мнение о Макэше, и образовались небольшие группы, заведшие свои отдельные разговоры по его поводу. Однако сэру Джорджу, как показалось, эта тема окончательно надоела. Он повернулся к Роберту и, сменив тон на шутливый, спросил:
– Ну, как тебе юная Хэллим, а? Маленькое сокровище, если хочешь знать мое мнение.
– Элизабет весьма темпераментная особа, – несколько двусмысленно отозвался о ней Роберт.
– Это точно, – со смехом сказал его отец. – Помню, когда мы застрелили последнюю волчицу в этой части Шотландии лет восемь или десять назад, она настояла на том, что сама вырастит ее щенков. И расхаживала повсюду с двумя маленькими волчатами на поводке. Вы в жизни не видели ничего подобного! Егеря просто с ума сходили, утверждали, что однажды волчата подрастут, сбегут и станут опасны, но вот только они умерли, к счастью для нас всех.
– Из нее может получиться слишком своенравная жена, – с некоторым беспокойством заметил Роберт.
– Обожаю объезжать норовистых кобылок, – отозвался на это сэр Джордж. – Кроме того, за мужем всегда остается последнее слово, какой бы ни была жена. Ты мог сделать и гораздо более плохой выбор. – Он понизил голос. – Леди Хэллим держит свое имение как приданое для дочери. А поскольку все имущество любой женщины переходит к ее мужу, в день свадьбы все эти земли станут собственностью жениха.
– Знаю, – сказал Роберт.
Джей ничего не знал об этом, но не был удивлен: немногие мужчины согласились бы оставить обширное поместье во владении женщины.
Сэр Джордж продолжал:
– А в недрах Хай Глена должны залегать миллионы тонн угля – все не разработанные, но уже разведанные пласты ведут в том направлении. Девушка просто сидит на огромном состоянии, о котором не знает. Уж прости, если это звучит немного вульгарно.
И он ухмыльнулся.
Но это не развеяло обычного скептицизма вечно мрачного Роберта.
– Не уверен, что вообще нравлюсь ей.
– А что ей может в тебе не нравиться? Ты молод, скоро станешь богат, а когда я умру, унаследуешь титул баронета. Чего еще может пожелать девушка?
– Романтической любви, – ответил Роберт. Он произнес эти слова с неприязнью, словно говорил о какой-то неизвестной ему денежной единице, которой с ним пытался расплатиться чужеземный купец.
– Мисс Хэллим не может себе позволить романтических чувств.
– Кто знает? – сказал Роберт. – Леди Хэллим живет в долг, сколько я себя помню. Не вижу, почему бы ей не продолжать такую жизнь и дальше.
– Поделюсь с тобой секретом. – Сэр Джордж оглянулся, проверяя, чтобы никто не мог подслушать его. – Ты знаешь, что она заложила все свое имение?
– Это всем известно.
– Вот только я один выяснил, что ее кредитор не хочет продлевать сделки с ней.
– Но у нее всегда остается возможность одолжить денег у другого банкира, чтобы расплатиться с прежним, – возразил Роберт.
– Наверняка, – согласился сэр Джордж. – Хотя она еще не догадывается об этом. А ее финансовый советник не даст ей подсказки – уж об этом я лично позаботился.
Джею оставалось только гадать – подкупом или угрозами удалось их отцу подчинить себе поверенного в делах леди Хэллим.
Сэр Джордж захихикал.
– Понимаешь теперь, Роберт, почему юная Элизабет не может себе позволить отвергнуть тебя?
В этот момент Генри Дроум покинул свою компанию и присоединился к троим мужчинам из семейства Джеймиссонов.
– Прежде чем мы сядем за ужин, Джордж, есть нечто, о чем я должен тебя уведомить. Я ведь могу свободно обсуждать деловые вопросы в присутствии твоих сыновей, не так ли?
– Разумеется.
– Проблемы в Америке действительно нанесли по моим финансам серьезный удар. Плантаторы не платят долгов, как я уже упомянул, и возникли другие проблемы. Боюсь, в текущем квартале я не смогу выполнить своих обязательств перед тобой.
Стало ясно, что сэр Джордж ссужал Генри деньгами. Обычно отец обходился с должниками практично и круто: плати или садись в долговую тюрьму. Но сейчас он неожиданно мягко сказал:
– Я все понимаю, Генри. Настали тяжелые времена. Расплатишься со мной, когда сможешь.
У Джея челюсть отвисла от изумления, но он почти сразу понял причину нежданной доброты своего отца. Дроум приходился родственником матери Роберта – Олив, – и сэр Джордж проявлял снисхождение к Генри ее памяти ради. Джей испытал настолько глубокое отвращение, что поспешил отойти в сторону.
Вернулись дамы. На лице матери Джея играла сдержанная улыбка, словно она узнала какой-то занятный секрет. Но прежде чем сын смог поинтересоваться у нее, чему она улыбалась, прибыл еще один гость – незнакомец в сером одеянии священника. Алисия побеседовала с ним, а потом подвела к сэру Джорджу.
– Это мистер Чешир, – представила его она. – Он пришел, чтобы заменить пастора.
Новый визитер был молодым еще человеком с изрытым оспинами лицом, с очками на носу и в старомодном завитом парике. Хотя сэр Джордж и мужчины его поколения по-прежнему носили парики, более молодые люди прибегали к ним теперь крайне редко, а Джей вообще никогда.
– Преподобный мистер Йорк просил меня принести за него извинения, – сказал мистер Чешир.
– Не стоило тревожиться. Право же, не стоило, – отозвался сэр Джордж и отвернулся, не питая интереса к никому не известным и явно мелким служителям церкви.
Все отправились к накрытому для ужина столу. К ароматам пищи примешивался неприятный запах, исходивший от старинных, тяжелых и вечно влажных портьер. Зато длинный стол радовал глаз тщательным подбором блюд: телятина, говядина, ветчина, запеченный целиком огромный лосось, несколько пирогов с разнообразными начинками. Но Джей с трудом мог заставить себя съесть хоть что-нибудь. Передаст ли ему отец плантацию на Барбадосе? И если нет, то что он получит взамен? Трудно было спокойно усидеть на месте, поедая телятину, когда вскоре предстояло определиться всему твоему будущему.
Он ведь в каком-то смысле почти ничего не знал о своем отце. Хотя они жили вместе в семейном доме на Гровнор-сквер в Лондоне, сэр Джордж проводил почти все время на складе в Сити в компании Роберта. Джей целыми днями находился при своем полку. Они порой ненадолго встречались за завтраком или за ужином, но зачастую сэр Джордж предпочитал ужинать у себя в кабинете, продолжая работать с документами. И потому Джей понятия не имел, как поступит отец. Он играл вилкой в тарелке с едой и ждал.
Мистер Чешир оказался человеком неловким и смущал остальных гостей. Он несколько раз громко рыгнул за столом, опрокинул бокал с кларетом, разлив вино, а позже Джей несколько раз ловил его на том, как он излишне откровенно пялится на декольте сидевшей рядом с ним женщины.
Они начали ужин рано – часа в три пополудни, а к тому времени, когда женщинам настала пора выйти из-за стола, зимний день за окном уже начал переходить в сумрачный вечер. Как только представительницы прекрасного пола удалились, сэр Джордж заерзал в кресле, а потом с вулканическим грохотом выпустил газы.
– Вот так-то оно лучше, – заявил он затем.
Слуга подал бутылку портвейна, круглую жестянку с табаком и коробку с глиняными трубками. Молодой священник набил одну из трубок и заявил:
– Леди Джеймиссон чертовски хорошенькая женщина, если сэр Джордж позволит мне высказать свое мнение. Просто красавица, чтоб мне не сойти с этого места!
Он был явно пьян, но и это не извиняло дерзких слов, на которые следовало ответить должной отповедью. На защиту матери поспешил встать Джей.
– Я был бы весьма признателен, сэр, если бы вы прекратили отпускать неуместные ремарки по поводу леди Джеймиссон, – произнес он ледяным тоном.
Священник поднес к своей трубке огарок свечи, раскурил ее, вдохнул дым и тут же закашлялся. Стало очевидно, что он никогда прежде не курил. Слезы выступили у него на глазах, он задохнулся и снова зашелся в кашле. Причем все его тело так сильно сотрясалось, что с него свалились очки и парик. Джей мгновенно понял – это вовсе не священник.
И зашелся в приступе смеха. Остальные посмотрели на него с недоумением. Они пока ничего не смогли разглядеть.
– Неужели вы не видите, кто это на самом деле? – спросил он.
Роберт стал первым, кто распознал мнимого гостя.
– Боже милостивый, да это же мисс Хэллим, переодетая мужчиной! – воскликнул он.
Наступил момент изумленного молчания. А потом и сэр Джордж покатился со смеху. Остальные мужчины, увидев, что хозяин склонен отнестись к происшествию как к доброй шутке, тоже начали хихикать.
Лиззи выпила немного воды и еще некоторое время продолжала откашливаться. Пока она восстанавливала дыхание, Джей с восхищением рассматривал ее хитро придуманный наряд. Очки спрятали выразительные темные глаза, а завитки парика по бокам частично скрыли ее прелестный профиль. Белый полотняный воротник придал шее толщины и сделал невидимой нежную кожу ее девичьего горла. С помощью древесного угля или чего-то еще она нанесла на щеки подобие следов от оспы и пририсовала несколько редких волосков на подбородке, создававших видимость пушка юноши, еще не привыкшего к ежедневному бритью. В вечной полутьме замка, в мрачный зимний день, типичный для Шотландии, никто не узнал ее в столь искусной маскировке.
– Да уж, вы доказали, что смогли бы выдать себя за мужчину, – признал сэр Джордж, когда она окончательно перестала кашлять. – Но вас все равно не пустят в шахту. Будьте любезны, сходите и пригласите сюда остальных женщин. Нам пора вручить Джею подарок ко дню рождения.
Джей на несколько минут забыл обо всех своих тревогах, но теперь они сразу же вновь овладели его мыслями.
Мужчины сошлись с дамами в главном холле. Мать Джея и Лиззи продолжили смеяться вместе. Алисия явно была посвящена в замысел девушки, чем объяснялась ее лукавая и таинственная улыбка, замеченная сыном перед началом ужина. А вот мать самой Лиззи ни о чем не догадывалась и теперь смотрела на дочь с холодной неприязнью.
Сэр Джордж возглавил общее шествие наружу через парадную дверь замка. Сгустились сумерки. Снегопад прекратился.
– Вот, – сказал сэр Джордж. – Это и есть твой подарок к совершеннолетию.
Во дворе перед домом конюх держал под уздцы самого красивого коня, какого Джей когда-либо видел в жизни. Белого жеребца лет двух от роду с изысканными чертами чистокровного арабского скакуна. Появившаяся внезапно перед ним толпа людей заставила его занервничать, и он инстинктивно подался в сторону, но конюх натянул поводья и принудил коня к неподвижности. В его глазах отражалась неистовость норова, и Джей сразу понял, что он способен скакать быстрее ветра.
От восхищения Джей совершенно забылся, но голос матери рассек его мысли подобием острого ножа.
– И это все? – спросила она.
Отец отозвался:
– Что ты имеешь в виду, Алисия? Надеюсь, ты не проявишь неблагодарности…
– И это все? – повторила она, и Джей увидел, как ее лицо исказила гримаса гнева.
– Да, это все, – подтвердил он.
До Джея до сих пор не дошло, что этот подарок он получил взамен плантации на Барбадосе. Он непонимающе смотрел на родителей, постепенно осознавая смысл происходящего. Им овладела такая глубокая горечь, что он не сразу обрел дар речи.
За него продолжала говорить мать. Никогда прежде не видел он ее настолько разъяренной.
– Но он же твой сын! – воскликнула она визгливым от злости голосом. – Ему исполнился двадцать один год. Он должен получить часть наследства, чтобы вести достойную жизнь… А все, что ты ему даришь, – это всего лишь конь?
Гости наблюдали за ними, заинтригованные и испуганные в одно и то же время.
Сэр Джордж побагровел.
– Мне вообще никто ничего не подарил к моему совершеннолетию! – сказал он сердито. – Я не унаследовал даже пары поношенных башмаков…
– О, во имя всего святого, оставь свои лицемерные речи, – процедила она презрительно. – Мы все вдоволь наслушались душещипательных историй о том, как твой отец умер, когда тебе было всего четырнадцать лет, и ты вынужден был работать на мельнице, чтобы содержать сестер… Но разве это причина повергать в бедность собственного сына?
– Бедность? – Он развел руки в стороны, как бы указывая на замок, на земли вокруг него и на ту жизнь, какую можно было здесь вести. – О какой бедности ты толкуешь?
– Но он нуждается в независимых источниках существования. Бога ради, передай ему в дар плантацию на Барбадосе.
– Это моя собственность! – поспешил заявить Роберт.
Джей почувствовал, что охвативший его паралич миновал, и к нему вернулся голос.
– Той плантацией никогда по-настоящему никто не управлял, – сказал он. – Я рассчитывал, что стану командовать там, как командуют полком, заставлю ниггеров работать усерднее и так далее, чтобы сделать ее более прибыльной.
– Ты действительно считаешь себя способным на это? – спросил отец.
У Джея даже сердце зашлось: возможно, отец еще передумает.
– Да, я так считаю! – пылко ответил он.
– А я не разделяю твоего мнения, – резко сказал его отец.
Джей почувствовал, словно его с силой ударили ниже пояса.
– Я не верю, что ты имеешь хотя бы малейшее понятие о том, как управлять плантацией или любым другим предприятием, – с зубовным скрежетом произнес сэр Джордж. – По моему мнению, тебе лучше оставаться в армии, где тебе всегда подскажут, что нужно делать.
Джей был совершенно ошеломлен. Он снова посмотрел на роскошного белого скакуна.
– Я никогда не сяду в седло этого коня, – сказал он. – Уведите его прочь.
Алисия обратилась к сэру Джорджу:
– Роберт получает от тебя замок, угольные шахты, корабли и все остальное. Неужели так необходимо передавать ему и плантацию тоже?
