bannerbannerbanner
Вне зоны доступа

Келли Хармс
Вне зоны доступа

Полная версия

Миа

Иногда я не могу поверить, что прошло всего три месяца с тех пор, как мы с Такером решили #пожениться. Я обожаю каждую секунду подготовки к свадьбе. Этот пост моих воспоминаний о помолвке. Лучший сюрприз на свете. #благословинасбог

День Х приближается, и я просто на седьмом небе от счастья. Скоро мы опубликуем #свадебноеплатье из #vintagegown.com, и вы, ребята, будете в шоке – ну я надеюсь! Пишите в комментарии, какое платье, по-вашему, я выбрала из той примерки в прошлом месяце! Ссылка на платья из поста в комментариях. Всех целую. Миа.

К счастью для меня, у нас должна была быть частная церемония: Такер, я, наши родители, мировой судья. А значит, мне не придется тратить следующие двадцать четыре часа на звонки кузенам, которых я едва знаю, с просьбой разворачивать свои машины, потому что Такер считает, что «мы не должны этого делать».

Гораздо хуже то, что я взяла большую сумму денег у спонсоров за то, чтобы разместить каждую деталь свадьбы, от начала до конца, на моем канале Pictey, чтобы ее посмотрела большая часть из моих пятисот тысяч подписчиков.

Если я скажу своим спонсорам, что мы с Такером не поженимся, у меня не будет денег, более того, мне придется залезть в долги. Давайте будем честны: я никогда больше не увижу ни одного из моих свадебных долларов. Если я скажу своим подписчикам, что Такер считает, что «мы не должны этого делать», они его растерзают. Наверное, это преувеличение, но я не настолько уверена, чтобы проверять. Мои подписчики нуждаются во мне, чтобы быть счастливыми. Они очень переживают за меня, но думаю, им стоило бы переживать за своих собственных дочерей, сестер, друзей. Однако всю свою заботу они сваливают на меня. Они разговаривают со мной и друг с другом каждый день, их слишком много, чтобы уследить за всеми, так что они становятся в моем сознании одной большой амальгамой личности, полной проблем, печалей и селфхарма, и они рассчитывают, что я буду вести себя хорошо каждый день. Чтобы они были счастливы, я должна делать все идеально.

И я не хочу их подводить. Я многим им обязана. В конце концов, только посмотрите, сколько всего они мне дали.

Несколько лет назад, когда всем порядком наскучили привычные соцсети, я пошла на свидание с парнем, который только что получил работу в социальной сети и был этим немало доволен. Стартап назывался Pictey, и абсолютно никто им не пользовался. У меня был аккаунт в соцсетях, где я демонстрировала своим друзьям по колледжу свою жизнь, поддерживала связь с ними и без особого энтузиазма размещала рекламные материалы своей студии йоги. На фото обычно была только я в различных позах, как правило, из-за отсутствия бюджета на рекламу, и я не знала, как еще привлечь йогов на свои занятия.

Я не видела ничего такого в дублировании сообщений из моей ленты в эту соцсеть на самом ее старте, отчасти потому, что парень так и не пригласил меня на второе свидание, а значит обязан был увидеть, что я могу вытворять со своими ногами.

В соцсетях у меня было около тысячи подписчиков, и за мной следили не менее пяти тысяч человек. Моя лента была беспорядочной, и я проводила дни без единого поста, а потом могла запостить сразу десять. Я, мягко говоря, вела странную политику в социальных сетях. Иногда я размещала цитаты из Далай-ламы или Пема Чодрона, наложенные на фотографии цветов.

Сейчас мне стало очевидно, что я была на дне.

Но Pictey начинался с сообщества программистов, а они в то время были «братанами» самого высокого уровня. Они состояли из парней, нанятых компаниями, и парней, которые старались попасть в эти компании, но не получили работу, парней, которые читали Wired, и парней, которые занимались йогой, чтобы познакомиться с девушками.

Итак, мои посты на Pictey, ровно того же содержания, что и те, которые продолжали разлагаться в старых соцсетях, получили много лайков, вернее столько, сколько вы можете получить, когда находитесь на платформе, которая имеет менее десяти тысяч пользователей. Мне нравилось это. Все любят лайки, верно? Поэтому я выложила больше информации на Pictey. Потом я начала выкладывать туда все больше и больше. Я пробовала разные хэштеги, написала о Pictey в старых соцсетях. Некоторые из моих подписчиков пришли оттуда и последовали за мной в новую соцсеть, а потом я начала писать о Майке.

Майк был очень фотогеничен. События развивались быстро. В первый год существования Pictey количество пользователей выросло до двухсот тысяч. Двадцать тысяч из них были моими подписчиками. В масштабах Pictey я была звездой.

Оглядываясь назад, можно сказать, что это было не только начало чего-то большего, но и единственный год, когда социальные сети были для меня просто веселыми. В тот первый год в моей студии йоги началась настоящая суета. Я наняла персонал, подняла цены настолько, чтобы быть в состоянии покрыть арендную плату, и уменьшила количество своих собственных сеансов до трех занятий в неделю.

Вместо того чтобы разложить свои коврики как можно дальше от сцены, мои ученики толпились у моей низкой платформы, маты практически соприкасались, посетители соревновались за место под солнцем.

Я вела мастер-классы, и люди приходили. Я завела новых друзей в Интернете и сходилась с ними все ближе. Мой мир стал очень большим, и мое положение укрепилось.

А потом в том же году ко мне обратился «эксперт по монетизации», который посоветовал мне создать «пассивные потоки дохода» и присоединиться к команде спикеров. Мне нравилось говорить. Мне нравилось делиться тем, что я узнала в процессе «расширения» своих знаний, и я любила говорить о Майке в конце беседы под громовые аплодисменты. Майк обожал громовые аплодисменты.

После своих выступлений я сидела в задней части маленьких библиотечных залов и клубов для медитации, подписывала коврики для йоги и продавала майки для тренировок ручной работы моей подруги по колледжу, собранные по частям из тех, что ребята из старшей школы выбрасывают как ненужные. Она – ее звали Линнси – разрезала верхнюю часть спины на три части и заплетала ее в косу. Затем она сшивала части по бокам и превращала бывшее старье в шикарные топы для йоги, а потом печатала на них логотип моей студии, который в то время был плохо прорисованным изображением тупоносой трехногой дворняжки, смотрящей вниз. Эти топы должны были кануть в лету, когда я продала студию пару лет спустя, но тогда, просто взглянув на логотип, я преисполнялась гордости.

Когда в блоге набралось около ста тысяч подписчиков, я начала выступать в более значимых местах. Я больше не произносила речи на тренингах для учителей йоги и в садоводческих клубах. Я выступала на женских выставках, в больших конференц-центрах, с наушниками и звукооператорами. Линнси больше не могла справляться с заказами, просто не хотела делать что-то для расширения масштабов – работать с новыми материалами, использовать оффшорную фабрику, передавать производство на аутсорсинг. В конце концов, она сказала мне, чтобы я двигалась дальше без нее. По совету моего эксперта по монетизации я отказалась от своего «слишком милого логотипа» и начала продавать бутылки для воды @Mia&Mike по пятнадцать долларов за штуку, и это действительно стало приносить гораздо большую прибыль. И даже сейчас часть прибыли с каждой проданной многоразовой бутылки я отправляла в фонд Красного Креста. Порой мне срывает крышу от всех этих вещей.

Затем в моем Pictey стукнуло уже 250 000 подписчиков, и по мере того, как росла я, рос и Pictey, но в разы быстрее. Моя «ниша», как ее называл директор по развитию и изменениям Pictey, переполнилась. Все новые, более молодые девушки публиковали новые, более гибкие позы йоги, на шелковых лентах в воздухе, на батутах, на веревках для тарзанки, да и делали они вещи, на которые я бы и не замахнулась. Но это не имело значения, потому что к тому времени я уже была в состоянии перерасти свою «нишу». Я не ограничивалась разговорами о йоге, ссылками на уроки медитации или рецептами коктейлей, улучшающих микрофлору кишечника. Мои подписчики хотели видеть все, что я публиковала, до тех пор, пока Майк был каким-то образом вовлечен в это. И на улице ко мне обращались с просьбами писать как можно чаще, два раза в день, три раза. Четыре! Занятия йогой были прекрасны, но у меня больше не было на это времени. В отчаянии я фотографировала свой латте, свою новую палочку для туши, свои поездки и новое приложение для медитации. Но больше всего я писала о Майке.

И именно тогда я начала получать спонсорские деньги.

Раньше компании присылали мне свой особый вид мела для йоги или новый совершенно ненужный реквизит или роскошное кашемировое одеяло, и если мне это нравилось, я использовала все эти штуки, а если нет – я раздавала этот товар своим подписчикам.

Но в социальных сетях все изменилось. Я была совершенно потерянной дурочкой, как мне говорили другие, более опытные инфлюенсеры. Реклама одеяла по цене одеяла! Возмутительно. С тех пор, если мне не платили, я не публиковала это. Высококачественная эспрессо-машина, которую вы видели в моей ленте, принесла мне тысячу баксов за то, что я ее распаковала. Серьги, которые я носила на одной фотографии, обошлись бы моим зрителям в двести долларов, но мне принесли две тысячи. Но самые дорогие товары, бренды, которые выписывали крупные чеки, должны были обязательно фигурировать на фотографиях с Майком.

Майк любил фотографироваться. Он вилял хвостом и буквально визжал, он никогда, никогда не лаял, а иногда он как бы подпрыгивал на всех своих трех прямых лапах, в биомеханике которых я по сей день так и не смогла разобраться. Я всегда говорила компаниям, что если их продукт будет на фотографии с прыгающим Майком, он непременно получит вирусный эффект. И я всегда была права.

С тех пор у меня почти не было времени выступать или вести занятия. Мне платили за то, чтобы я ставила свое имя на вещах, публиковала посты о них, показывала фотографии, писала подписи к ним, делала что угодно, кроме того, почему, собственно, я и начала все это делать. Я продала свою студию йоги и потратила большую часть денег на фотооборудование. Я купила дом в районе, который мне не очень нравился, по той простой причине, что он был очень фотогеничным. Я перестала есть углеводы. Я начала красить волосы. Я повсюду таскала за собой штатив.

 

А потом, в один из самых мрачных и одиноких моментов в моей жизни, я влюбилась в Такера. Может быть, Такер был совсем немного, только поначалу, способом продвинуть мою карьеру вперед, в тот момент, когда казалось, что проще всего было бы просто остановиться. Может быть, Такер и сам знал это, немного, по-своему. Потому что, когда мы впервые встретились на онлайн-свидании, сообщение о котором я опубликовала всего за десять минут до того, как вошла в бар, он точно знал, кто я и чем занимаюсь. Если бы он не хотел участвовать в этом, он мог бы развернуться и выйти за дверь еще тогда. Но он этого не сделал, совсем наоборот. На самом деле, первое, что он сказал мне, самая первая фраза, которую он произнес, была следующей:

«А ведь я отличный фотограф!»

###

Вернувшись в гостиницу, где должна была состояться моя свадьба, я распаковала пластиковый пакет с дурацкими продуктами без глютена и очень хорошей бутылкой бурбона. Сегодня вечером мне придется работать в многозадачном режиме – продвигать свой канал Pictey, заедая свои чувства. Что ж, не впервой. В жизни с Такером были свои взлеты и падения, особенно в последние несколько месяцев, когда он начал говорить о том, что Pictey стал слишком важным в моей жизни, и я мол слишком озабочена своим брендом. На это я могу ответить: «Ну и что? Конечно, я беспокоюсь о своем бренде. Это моя работа! Он тоже должен больше заботиться о моем бренде, так как это и часть его бренда тоже».

Я имею в виду, его имя пользователя @Tuckerlovesmia! Его зарплата фотографа оплачивает только половину его нынешнего образа жизни со мной. Он хотел торговать моим именем, моими подписчиками и моим охватом, но он почему-то также хотел, чтобы я была более «настоящей» и «в моменте». «Где в моем описании профиля написано «живу в моменте»?» – спрашивала я его. Правильный ответ: «Нигде».

Надо полагать, это последнее большое разочарование, через которое Такер меня проведет, и я должна была быть рада этому. Но до этой стадии я ещё не дошла. Я по опыту знала, что в состоянии пережить потерю, если буду отвлекаться на что-то. Я знала, что все равно переживу это.

Только я не хотела делать это на публике.

Но публичность – это теперь мой образ жизни. Я открываю свой аккаунт с фотографиями и начинаю прокручивать последние комментарии. Их сотни.

Подавляющее большинство из них – это как раз то, что, по моему мнению, характерно для моей целевой аудитории. Вместо того, чтобы просто нажимать кнопку «нравится», многие пользователи также пишут мне что-то приятное, например, «Как здорово!» или «Отличная фотография»! Я точно не знаю, что побуждает людей прилагать такие усилия, но очень благодарна им за это, потому что алгоритмы Pictey автоматически делают мой пост более популярным для других пользователей. Если подписчица пишет нечто более важное, что-то очень личное или задает вопрос, я стараюсь ответить в течение пары дней. Обычно это пара слов и подходящий смайлик, но иногда я действительно вовлекаюсь в беседу.

Сегодня наверняка будет один из таких дней. В моем посте о пешем туризме есть упоминание величия и красоты Скалистых гор, а также тема о любимых ресторанах в этом районе. Мои подписчики не знают точно, где я нахожусь, но я упомянула, что мы поженимся недалеко от национального парка Арапахо, думая, что это достаточно большая территория, чтобы никто не смог меня выследить, даже если бы они попытались: на то, чтобы объехать такую большую область, потребовалось бы почти три часа езды. Какой-то маленький кусочек моего мозга, который сейчас не хотел слишком усердно думать о моей отменившейся свадьбе, внимательно следил за кафе и художественными галереями рядом с гостиницей. Эта часть моего мозга шептала: «Давай, Миа, найди себе новых хороших спонсоров».

Но затем я нашла в аккаунте кое-что еще, гораздо более тревожное. Это сообщение от подписчицы, которую я, кажется, видела в аккаунте раньше, хотя и не могла вспомнить, в каком контексте. В этом не было ничего необычного – некоторые из моих подписчиков комментируют каждый отдельный пост, общаются друг с другом в комментариях и даже заводят знакомства за пределами Pictey. Однажды группа из четырех женщин, которые познакомились на моем аккаунте, пошли вместе на ретрит по йоге и прислали мне фотографию в директ. Мне это так нравилось! Кажется, это было сто лет назад.

Но эта девушка, @thatjessica17, не планировала ретрит по йоге. На самом деле, судя по тому, что она написала, она практически планировала самоубийство. Я с облегчением отметила, что несколько других подписчиков уже написали ей ободряющие слова, и я надеялась, что они ее немного успокоят. Я наблюдала, как росло число комментариев и как люди делились рассказами о тяжелых временах в своей жизни, публиковали номера горячих линий и рассказывали о том, как оправиться от депрессии. Я и раньше была подавлена, ужасно, ужасно подавлена, но я знала разницу между этим и неуправляемой клинической депрессией, которая вообще-то является опасной для жизни болезнью, и ее не вылечить, просто замутив с новым веселым парнем. Я боялась рассуждать о том, чего никогда лично не испытывала, поэтому путалась в словах, пытаясь дать несколько слишком уж веселых ответов, каждый раз удаляя их, прежде чем нажать Enter. Тем не менее, я снова и снова обновляла пост, чувствуя огромную благодарность своим подписчикам, которые, кажется, намного сильнее меня. Похоже, они не стеснялись рассказывать истории о своих худших днях, не писали радужных банальностей. Они были так уязвимы и искренни, наверное, именно у них должно быть сто тысяч лайков на их постах.

Но сейчас писать должны были не они. Все хотели услышать ответ именно от меня. И она тоже хотела услышать ободрение от @Mia&Mike. Я налила себе еще немного бурбона, положила большие пальцы на клавиатуру и напечатала лучший совет, который я смогла придумать.

@Thatjessica17, буду честна, лично у меня никогда не было мыслей о самоубийстве. Мне так жаль, что тебе приходится проходить через это. Я думаю, что другие комментаторы под этим постом смогут оказать тебе большую поддержку в этом вопросе, чем я. Я скажу только одно: умоляю тебя, попытайся найти друга прямо сейчас. Это даже не обязательно должен быть друг-человек. В прошлом я находила в Майке много силы, которая помогала мне пережить самые тяжелые дни. Может быть, то, что тебе сейчас нужно, – это твой собственный Майк, который будет слизывать твои слезы, когда ты плачешь, и прижиматься, когда тебе так нужны объятия. Целую тебя, Миа.

Я посмотрела на свой стакан. Он был пуст, а на дне остались последние капли крепкого напитка, угрызения совести и слезы из-за рассказа о моем лучшем друге.

Я настроила уведомления от Pictey, чтобы сразу увидеть, когда @thatjessica17 ответит мне, затем бросила телефон, включила телевизор и попыталась отвлечься от разочарования чипсами и очередным просмотром сериала «Вице-президент». Это сработало, до определенного момента, и я провела остаток ночи в каком-то оцепенелом тумане. Но я не забывала об этом комментарии, и когда она не ответила мне в течение пары часов, я решила, что лучше перестраховаться. Я нашла исходный пост и комментарий, перечитала его еще раз. «Наверное, это ерунда», – убеждала я себя.

Но на всякий случай я ткнула на комментарий. Выпало небольшое меню, предлагавшее мне отметить этот комментарий как вызывающий беспокойство. Я задумалась, пожала плечами, а затем нажала «Да».

Пейдж

На следующий день после инцидента с пенисом я пришла в свой офис и села за рабочее место, посмотрев на выключенный экран моего компьютера.

Это довольно неожиданно. Кто мог выключить экран компьютера? Кто вообще сейчас выключает экраны компьютеров? Я подумала о своем отце, профессоре статистики, который летом работает дома. Когда он все еще жил с моей матерью, он звонил мне в офис каждый летний день в 15:30 и радостно объявлял: «Пора заканчивать!» Затем он дул на клавиатуру, выключал монитор и пододвигал стул к своему столу так, как будто команда уборщиков могла прийти в любой момент, чтобы пропылесосить, а он не хотел им мешать.

Мой отец, который сейчас живет в штате Вашингтон, вряд ли мог быть здесь, в офисе, и, конечно, он не трогал мой компьютер, а это значило, что тут был кто-то еще настолько же взрослый. Полагаю, это была Кэррин. Она – единственный пожилой человек в радиусе десяти миль от офисов Pictey, да и на самом-то деле не очень и старая. У нее еще полжизни впереди, если она вдруг не закурит. Она просто слишком взрослая для такого стартапа, взрослая для этой компании, и я уверена, что мы для нее все равно что дети. Она и относилась к нам как к детям.

Вздохнув, я встала и направилась в гостиную. Я не хотела идти в кабинет Кэррин из-за такого незначительного поступка, как выключенный монитор, но в то же время я не знала, чем еще себя занять. Я знала, что она была здесь, или кто-то был. Кэррин не знала, как выполнять удаленную работу. Она видела компьютер как вещь, коробку с какими-то штуками внутри. Если она хотела посмотреть, над чем я работала вчера, до того, как я вышла из системы, она подходила к моему компьютеру, включала его, вводила свой пароль с особым допуском и запускала приложение, которое показывало ей каждый момент моего сеанса в ускоренной перемотке вперед.

Неважно, что эта функция работала через любой компьютер в офисе или любой защищенный ноутбук компании, из которых у нее есть по крайней мере два, стоящих в углу в ее офисе. Это Кэррин.

Кэррин наняли не за ее интеллект. Вернее, так оно и было, но я не разделяю мнение о том, что у нее в голове и правда что-то есть. Конечно, у нее есть эмоциональный интеллект, но ни одно серьезное научное исследование не доказало, что существует какой-либо конкретный способ его проверить[1]. В зависимости от того, кто проводил тот или иной тест, все ученые получали совершенно разные результаты. Поэтому я пришла к выводу, что эмоциональный интеллект – вещь сомнительная.

Показатель, который я нахожу более точным, – это сайт, посвященный кодингу, который ежечасно составляет рейтинг пятидесяти лучших программистов. Я очень хорошо подходила под эти стандарты. Я была в первой полусотне в течение шести недель, и я была женщиной, что делало меня очень привлекательной кандидатурой для компаний, которые пытаются создать хотя бы видимость гендерного равенства. Pictey нашли меня и предложили место в любой сфере в их компании. Они не ожидали, что я выберу «Безопасность», где я вообще почти не занимаюсь написанием кода. Они недооценили мою любовь к одиночеству.

У меня есть основания полагать, что Кэррин не сможет даже зарегистрироваться на сайте, посвященном кодированию. Ее должность – менеджер по работе с персоналом, и она должна спасать нас от попоек с летальным исходом, а ведь несколько специалистов по безопасности до ее прихода усердно работали в этом направлении. С тех пор как она здесь, больше не было никаких чрезвычайных ситуаций с реабилитацией после приема веществ, и Кэррин воспринимала это как личную победу. Лично я объясняла это 6-процентной прибавкой к зарплате, дополнительными тремя днями оплачиваемого отпуска и доступом к туристическому агентству компании.

Кэррин любит «слушать» нас. Мы должны заходить в ее офис примерно раз в месяц и рассказывать ей о самых тревожных вещах, которые мы видели, а затем слушать ее «рецепт по уходу за собой». Мой рецепт по уходу за собой ровно такой же, как и с тех пор, как я была подростком: высокие дозы антидепрессантов, стабилизаторы настроения и бензодиазепины по мере необходимости. У Кэррин также есть листок из блокнота с некоторыми инструкциями. Инструкции, например, такие: «Найдите время, чтобы подышать». Я ответила ей, что, к великому счастью, преспокойно могу дышать, занимаясь другими делами. Она рассмеялась, как будто я шутила.

Во многом я находила Кэррин препятствием для быстрого выполнения моей работы и опасностью для будущего моей карьеры. Она не совсем понимает, как работает программное обеспечение, в котором мы нуждаемся, и всегда пристает к начальству, чтобы заставить их писать предупреждения о возможном триггере перед каждым потенциально тревожным постом. Я все время повторяю ей то же, что отвечают в компании, но менее терпеливо: не получится заставить компьютер предупреждать вас о чем-то, пока он не узнает, что это такое, и если бы компьютер всегда понимал, на что он смотрит, мы все давно остались бы без работы.

 

Кэррин была в общей комнате.

Я развернулась и начала двигаться к своему компьютеру, но было уже слишком поздно. «Пейдж! Потрясающе, как раз тебя и хотела видеть!» – кричит она неприятно громко. Я продолжила идти, размышляя о том, что я знаю о Кэррин. Она ценит одиозные «навыки общения с людьми». Она не будет говорить со мной об эскалации при всех, хватать меня за руку, чтобы не отставать от меня, или кричать через весь офис, что мне нужно немедленно с ней поговорить. Она бы расценила любое из этих действий как «неуважительное». Так что теперь я могла вернуться на свое рабочее место, включить монитор и начать просматривать посты.

Но когда я села, меня продолжал мучить вопрос – чего же она хотела. Была ли эскалация? Неужели я действительно ошиблась? Во вчерашних постах не было ничего невероятно ужасного. На самом деле, неделька в Pictey выдалась довольно спокойная. У пользователей было несколько захватывающих событий. Несколько наших крупнейших звезд на этой неделе публиковали посты практически ежечасно. Скоро начнется что-то грандиозное, и я планирую заработать целое состояние на ежедневных бонусах, если приеду на работу в эти выходные. В частности, любимый инфлюенсер моей сводной сестры @Mia&Mike и ее гораздо менее известный жених @Tuckerlovesmia женятся на Pictey в эти выходные. Подготовка была именно такой, какой вы могли бы ожидать от женщины, которая зарабатывает на жизнь, фотографируя себя: скучной, коммерческой и исключительно красивой.

О, там будет много постов, на которые будут жаловаться.

Насколько мне известно, это первая крупная свадьба Pictey. Это также первая свадьба, на которую меня пригласили за многие годы, если считать обеспечение безопасности в Сети во время мероприятия приглашением, с чем я была абсолютно согласна.

Я включила свой монитор. В поле входа в систему я ввела 7, первую цифру идентификационного номера пользователя, а автозаполнение автоматически дополнило идентификатор пользователя Кэррин. Я бы узнал его где угодно. Проклятье.

Я снова вернулась мыслями к прошлой ночи. Что, если эскалации не произошло? Что, если я пропустила вопрос в анкете эмоциональной безопасности прошлой ночью, и теперь мне нужно пройти сеанс удаленной терапии или, что еще хуже, онлайн-семинар по психическому здоровью, прежде чем я смогу вернуться к своей работе? Что, если я не смогу работать в эти выходные? У меня не было в планах навещать своего отца. Что бы я делала вместо этого?

Я встала и прошла через весь офис. Мне показалось, что несколько пар глаз следили за мной. Я подозреваю, что люди в этом офисе смотрят на все в мире и мысленно щелкают «Да» или «Нет». Я стараюсь не обращать внимания на их взгляды. Кабинет Кэррин расположен в углу рядом с уборными. Я могла бы пойти и туда, что необычного в пользовании уборной? Я почти собралась так и поступать, но любопытство пересилило.

– Хорошо, – произнесла я, входя в кабинет Кэррин. – Ты победила.

Кэррин разговаривала по телефону, который был подключен к стене. То, что она пользовалась проводным телефоном, так раздражало! Я сочувствовала ее коллегам-менеджерам среднего звена, которым, вероятно, пришлось обзавестись офисным телефоном, чтобы она могла позвонить им по нему. Ее стационарный компьютер с удобной клавиатурой находился всего в двух дюймах от нее. Она могла бы написать им в чат, или позвонить по Zoom, или отправить письмо на электронную почту. Почему она всегда настаивала на навязчивом, нарушающем границы телефонном разговоре?

– Хорошо. Что ж, похоже, мы готовы это сделать, – сказала она в трубку. Я постучала в дверной косяк и жестом попросила ее повесить трубку.

– Хорошо, – сказала она, делая мне небольшой жест рукой, ладонью вверх, боком, что, я думаю, означало «входи, садись». – Правильно, правильно. Я вас услышала, – ответила она, хотя я сижу здесь и жду, и это меня она должна слушать. – Я, разумеется, понимаю, о чем вы говорите, – добавила она.

Я закатила глаза и скрестила руки на груди, потому что она, вероятно, должна быть экспертом по языку тела. Она заметила это и сделала мне небольшую гримасу, которую я даже не хочу интерпретировать.

– Я ценю ваше время, – убеждала она, и я понадеялась, что она обращалась ко мне. – Мы вернемся к этому позже, чтобы я могла сделать первый шаг, – продолжила она. Это она говорила в телефон, я совершенно уверена. – До свидания. Ага. Спасибо.

– Вот видишь, – заметила я, когда она наконец положила трубку на рычаг. – Если ты не будешь звонить, то не увязнешь в разговоре. – Я уже пыталась объяснять ей это раньше.

– Я просто люблю хорошую беседу, – ответила она мне. – И для меня легче понять другого человека и выразить свою мысль словами. Это более личное, ты же знаешь. Если бы я могла просто встать и пойти в офис Говарда, я бы так и сделала, но для этого потребовался бы билет на самолет.

– Почему ты разговаривала с Говардом? – спросила я. – Говард – наш главный операционный директор[2]. Он находится на вершине блок-схемы по безопасности, и он невероятный человек. Я даже была немного разочарована, узнав, что он тоже пользуется телефоном.

– По той же причине, по которой я с тобой разговариваю, – пояснила Кэррин. – особенный случай.

– Ты имеешь в виду какую-то картинку или текст, – предположила я.

– Да.

– Эскалация – то, что происходит, если пропустить что-то жуткое. Я пропустила что-то?

– Нет, ты этого не делала.

– Я могла что-то упустить. Через мои руки проходят тысячи странностей. Постоянно. Каждый день, – заметила я.

– И всякий раз, когда я спрашиваю тебя, как ты себя чувствуешь, ты делишься лишь своим желанием покинуть мой офис, – ответила она с улыбкой. – Так что я не буду спрашивать тебя об этом сегодня. Вместо этого я спрошу, было ли что-нибудь запоминающееся во вчерашних постах.

В памяти всплыл вчерашний день.

– Ну, был пенис, который программа распознавания лиц приняла за человека. Не то чтобы очень тревожно. На двенадцатилетнего подростка была совершена крупная атака с нескольких учетных записей, которая соответствовала определению кибербуллинга. Я стерла все это и сделала четыре предупреждения о соблюдения правил. Была еще какая-то детская порнография, но я сделала все отчеты для ФБР по поводу этого, – вспомнила я. Я ненавижу детскую порнографию, которая обычно сопровождается адским количеством дополнительной бумажной работы. – Был еще закодированный разговор о межштатных продажах оружия. Сначала я подумала, что на самом деле они говорят о кокаине. Но потом все прояснилось. Похоже, наркоторговцы все-таки умнее торговцев оружием.

– Звучит как вполне обычный день, – согласилась она. – Что-нибудь еще?

Я задумалась.

– Да нет. Все как всегда. Соски, угрозы, какие-то фальшивые новости.

Кэррин на мгновение замолкла.

– Мне нужно, чтобы ты кое-что увидела, – сказала она и протянула мне листок бумаги.

– Ты можешь просто показать мне на мониторе, – раздраженно заметила я ей. – Тебе не обязательно все распечатывать.

– Иногда это помогает мне, – ответила она.

– Как скажешь, – отмахнулась я и взяла в руки лист бумаги. Это сообщение с жалобой, датированное вчерашним днем. Я не узнала его, но в этом не было ничего необычного. Это из аккаунта популярного инфлюенсера – @Mia&Mike – и когда я посмотрела на него более внимательно, я увидела, что он находится в туманной области, которую мы называем «суицидальные намерения». «Суицидальные намерения» – упоминание о намерении совершить самоубийство в посте – мой кошмар кодирования. Даже с самым лучшим программным обеспечением для распознавания настроений, которое у нас есть, просто невозможно автоматически определить разницу между тем, что психиатры описывают как «крик о помощи», и пустой угрозой.

Я должна была понять.

– Это суицидальное намерение, – сказала я Кэррин. – Пункт седьмой, часть б. – Если на странице знаменитости возникают посты о суицидальном намерении, комментарий пользователя, опубликовавшего его, будет удален, а пользователь автоматически получит ссылки на ресурсы для предотвращения самоубийств по своему электронному адресу, указанному при регистрации.

1 Эмоциональный интеллект – способность человека распознавать эмоции, понимать намерения, мотивацию и желания других людей и свои собственные, а также способность управлять этим в целях решения практических задач.
2 Главный операционный директор – аналог исполнительного директора в России.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23 
Рейтинг@Mail.ru