– А у меня есть. Есть уверенность, что не использует ни для чего хорошего.
– Ты его близко знаешь.
– Ближе, чем хотелось бы. – Мэдди бросила беспутную жизнь раньше, чем сенатор. Совесть не позволила: не могла смотреть деду в глаза, пока он был жив. А потом поняла, что не может и после.
– Я тоже. Институту требовалось финансирование, и сенатор вложился, чтобы получить в распоряжение все, что я могу ему дать. Вот только я, как дурочка из старой сказки, пообещала ему, не зная в точности, чем именно придется расплатиться.
Филлис выругалась. Мэдди и не думала, что эта рафинированная с виду ученая может знать такие слова.
– Но в голове-то у тебя остались знания.
– Это будет уже не то. Есть разница между оригинальным, пусть и дефектным, видом, и восстановленным искусственно.
– Ну, по факту, конечно есть. Не буду спорить. Но, смотри, оригинал Моны Лизы сейчас где? И я не знаю. А цифровые копии ты можешь скачать в сети. Хоть весь компьютер ими заполони. И что? Это делает улыбку Моны Лизы менее загадочной? Искусство есть искусство, и никакой носитель его не умаляет и не… как бы это сказать?
– Профанирует. – Филлис вздохнула. – Я не уверена.
Девушки, наконец, покинули коридор. Филлис снова щелкнула пальцами – на сей раз ей потребовалось сделать это несколько раз кряду, прежде чем система догадалась открыть ворота и протянуть лестницу на этаж выше. Взбираясь по ней, обе девушки нервничали, чувствуя, насколько непрочны ступени под их ногами. Взрыв имени Джилл повредил систему, и теперь какая-то ее часть работала с перебоями.
– У тебя кровь. – Сказала Мэдди, когда они с Филлис выбрались наверх. Теперь, при ярком свете, она заметила: очки ученой разбились, видимо, при падении. И осколок стекла впился в щеку.
Филлис не почувствовала, как порой бывает, когда ранишься идеально-острым срезом, но теперь, проведя ладонью по запыленному лицу, разбередила ранку. С пропитанным кровью воротником ее лабораторного халата сделать было уже ничего нельзя, да и на Мэдди остались капли прощального привета Джилл, но открытую рану стоило подлатать.
– Да, нехорошо. Цветочки будут рады, а я – нет. Даже теперь не хочу дать им понять, что я тоже – потенциальная их еда. Нет, теперь – особенно.
Оранжерея пострадала больше, чем хотелось бы. Какие-то лампы взорвались, электрическое поле забора покосилось. Трава колыхалась, как море. Мэдди бросила взгляд, когда они проходили мимо: мясистые стебли напоминали ей пальцы или щупальца, жадно ищущие вслепую.
– Близко не подходи. Все они связаны с первым образцом. И теснее, чем ты думаешь.
– То есть, они гурманы-мясоеды? Каждый цветочек? Ясно-понятно.
Мэдди достала из нагрудного кармана кровоостанавливающий карандаш, но прежде, чем провести им по щеке Филлис, облизнула палец (что было рискованно негигиенично!) и провела им под глазом ученой (еще рискованней!), пытаясь стереть ту кровь, что уже успела размазаться по коже.
Филлис нахмурилась, злясь куда больше на саму себя, нежели на Мэдди. Слишком уж ты податлива, обругала она себя мысленно. Хоть и понимала: долгое одиночество, вот и всё. Потому и деловитые прикосновения Мэдди казались Филлис чуткой лаской.
– Если есть вывихнутые пальцы, не стесняйся сообщать. Вправлю, как на Земле еще делали. Будет больно, зато прикольно хрустнет.
– Откуда подобные навыки?
– Бандитское прошлое. Не все же время разграблять и угрожать. Учишься и такому.
Филлис мотнула головой, отворачиваясь, и пальцы Мэдди стекли с ее щеки.
– Одно предложение, bandida. Скажу один раз. Я знаю, где мы можем переписать наши личности, став невидимыми для сенатора. Это потребует времени, денег и убедительных аргументов. Я располагаю только последним. Однако, это все-таки возможность.
Мэдэлейн ухмыльнулась, не отрывая взгляда от царапины Филлис.
[Часть текста выпущена по соображениям цензуры согласно Федеральному закону от 05.12.2022 № 479-ФЗ]
Филлис разочарованно покачала головой: что за ребячество! Поразительно, что в такой рискованной профессии женщина столь легкомысленная дожила до ее лет. Махнув рукой, Филлис поспешила вперед, оставив Мэдди думать. Что же она еще могла поделать? Только положиться на теорию вероятностей, пожалуй.
Миновав оранжереи, девушки вышли в залу под куполом. Под ногами что-то хрустнуло, и Мэдди сперва подивилась, как это разрушения от Джилл докатились аж досюда. Потом вспомнила, что пострадали какие-то части системы – и кто знает, до каких капилляров дошли повреждения. Слишком многое стало теперь состоять из «лазеров», «полей» и прочих штук, прочных, только пока кто-то не отжал нужную кнопку.
А потом Мэдди посмотрела себе под ноги.
Кости, как романтично.
Она подумала о том, как завораживало ее дядю все мертвое. Ее отдали тому на попечение, надеясь, что он заменит ей отца. Некому стало делать это после смерти деда. Но нет, дядя только рассказывал ей о костях.
Ее саму все это оставляло равнодушной.
– Не все ученые улетели с Ллеверии, так?
– Ну… да. Некоторым очень сильно не нравился Пушистик. Так что он… просто дал отпор.
Мэдди поняла, что Филлис имела в виду, говоря, что «не позволила дать потомство»: то, что издалека можно было принять за ширму, вблизи оказалось матовым толстостенным цилиндром из чего-то… довольно прочного. Мэдди постучала пальцем по поверхности: наощупь стекло, но по звуку металл. Наверняка очередная полулегальная подачка от сенатора.
Филлис провела пальцами по кодовому замку.
– Что, если дверь не откроется?
Никто не хотел думать, что осталось от кабинета, в котором Джилл распылило на атомы.
– Ну, всегда можно справиться… в старом землянском стиле. – Мэдди поддела ногой что-то, подозрительно похожее на берцовую кость. – Вполне сгодится для рычага.
Филлис ввела код, и замок щелкнул. Но ученая не торопилась проверять, открылась дверь или нет. Она прислонилась лбом к прохладной поверхности цилиндра и вздохнула.
– Я заплачу, сколько ты хочешь. Но мы должны доставить его на корабль. Пушис… образец А-0001 связан со всей экосистемой планеты. Я не давала ему распылять споры, но через грибницу Пушистик связан со всеми остальными…
Мэдди схватилась за голову.
– То есть, это венерина мухоловка, кусающаяся как животное, а еще и гриб! Рехнуться можно.
«Этому не место на моем корабле,» – читалось в ее взгляде.
– Я не могу его тут бросить! Пусть извращенное, но это наследие Земли.
– Да, типа как инквизиция. И чума. И Гиммлер. Или Гитлер, я не сильна в истории, не помню, кто из них был хуже.
Филлис вздохнула.
– Ты даешь мне советы, а сама не можешь похоронить деда сколько? Десять, двадцать лет?
– Он не жрет людей.
Филлис взялась за створку двери, приоткрывая ее ровно настолько, чтобы одной проскользнуть внутрь.
– Кстати об этом. Пушистик не очень любит чужих… То бишь, всех кроме меня. Найди пока, чем себя занять.
И с этими словами Филлис исчезла внутри зала Пушистика, оставляя Мэдди одну в коридоре.