Кай Майер
Время библиомантов. Противостояние
Трилогия
Книга вторая
Все права защищены. Любое копирование разрешено только с письменного согласия правообладателей
Перевод с немецкого Милены Арутюновой при участии Петра Абрамова
Издание исправленное
Original published as: Kai Meyer «Die Seiten der Welt. Nachtland»
© 2015 by Kai Meyer For German edition © 2015 S. Fisher Verlag GmbH, Frankfurt am Main
© ООО «Издательство Робинс», перевод, издание на русском языке, 2017
* * *
Часть первая
Форнакс
Глава первая
Вот уже несколько недель Фурия благоухала книжным ароматом: она была на верном пути превращения в первоклассную библиомантку. Её веснушчатая кожа пахла бумагой и переплётным клеем, от длинных светлых волос веяло типографской краской. Этот запах она полюбила ещё ребёнком, когда часто проводила время в залах, полных книг. Можно было подумать, что она впитала аромат своего окружения. Но нет: он исходил от её тела, как если бы она сама превращалась в фолиант.
Даже сейчас на улице она улавливала этот запах.
Всё выше и выше карабкалась она по низкому каменному отвесу, оставляя внизу узкие улочки Либрополиса. В городе сгинувших книжных лавок бесчисленные столбы дыма дорастали до самого серого неба и, словно плющи, уходили корнями в кирпичные трубы домов. Перед Фурией зияла трёхъярусная пропасть. Там, внизу, в гетто, через толпу чёрного рынка просачивались экслибры, выпавшие из разных сочинений.
– Ты точно сумеешь? – спросила Изида Пустота. В прошлом агент Адамантовой Академии, она стояла теперь на коленях бок о бок с Фурией и вглядывалась в переулок внизу.
– Саммербель меня здорово натаскала.
– Конечно, – в голосе Изиды послышались нотки пренебрежения, – Саммербель – блестящая библиомантка. Но всё может обернуться значительно хуже того, чего она нахлебалась в повстанческом лагере у братьев-бородачей, которых называют и братьями-бардами.
– Она утверждает обратное.
– Просто выпендривается.
Фурия взглянула на Изиду искоса:
– Я справлюсь, правда!
Изида скривила рот – в последние часы её мимика выдавала всё то же истощение, как и любое движение. В уголках глаз прорезались новые морщинки, по одной на каждый из шести месяцев, которые миновали со дня её поединка с Интригой. Её белокурые волосы были затянуты в тугой хвост, а волоски на руках стали почти прозрачными. Это была красивая женщина лет тридцати пяти, но в её чертах обозначилась преждевременно старящая её суровость, особенно после того, как она переметнулась на сторону противника и примкнула к движению сопротивления против Академии.
Вот и теперь в её взгляде читалась тревога. Очевидно, её мысли вращались вокруг того, что происходило в переулке внизу. Или, лучше сказать, вокруг того, чего там не происходило.
– Уже давно пора бы начать, – пробормотала она. – Что-то Финниан опаздывает.
– Пока не вылупятся пиявки, у него связаны руки, – возразила Фурия, нахмурив лоб. Ей казалось, она непременно должна взять Финниана под свою защиту после того, что он вынес за последние три месяца.
Hirudo librorum, пиявка книжная обыкновенная, является прожорливой родственницей книжного червя Vermis librorum, и горе той библиотеке, которую она изберёт для своей трапезы. Пару недель назад Финниан распространил несколько килограммов икры в комплексе зданий на противоположной стороне улицы, и сегодня как раз настал тот день, когда книжные пиявки должны были появиться на свет. Жизненный цикл этих микроскопических паразитов-однодневок можно было рассчитать до минуты, однако лишь при условии, что точно известно время, когда были отложены яйца. В этом отношении Фурии и Финниану пришлось положиться на сведения жадного до наживы коротышки, разводившего пиявок в одном из убежищ внизу. Без лишних вопросов он заграбастал увесистый гонорар и растворился в толпе базара, где состоялась сделка.
Соответствуй его информация истине, Hirudo librorum полагалось бы вылупиться уже девять минут назад. Всё было готово, каждый на своём посту, оставалось лишь воспользоваться предстоящим хаосом. Вот только хаос никак не хотел наступать. Своих сомнений относительно их миссии Изида не выдавала ни единым намёком. По-видимому, это объяснялось тем, что шансы на успех и без того равнялись нулю. Фурия, как и Изида, отлично осознавала, что их предприятие могло потерпеть фиаско, толком даже не успев начаться. Иллюзий по этому поводу не питал никто: ни Фурия с Изидой, ни Кэт с Саммербель, ни тем более Финниан, который нёс наибольшую ответственность.
Над лабиринтами переулочков в поселении навис гул: бесчисленные голоса смешивались с сонмом шагов на мостовой, хлопаньем дверей и окон, звяканьем велосипедных звонков и стуком лошадиных копыт. В поселении экслибров редко когда мелькнёт оснащённая мотором повозка, бывает, то там то сям прогудит мопед, ещё реже прогрохочет грузовик. Зато частенько нет-нет да и протиснется сквозь густую толчею улиц трёхколёсный скутер «Пьяджо»[1], изящный ровно настолько, чтобы не застрять в пробках.
В переулке, над которым Фурия и Изида облюбовали наблюдательный пункт, уличные торговцы самоотверженно защищали свои прилавки. Чёрный рынок предлагал всё, что с большим трудом можно было достать в поселении. За духи и косметику, за модные украшения и сигареты многие экслибры готовы были выложить весь свой скудный месячный заработок. Особенным спросом пользовался такой товар спекулянтов, как старые видеокассеты с экранизацией литературных произведений. Экслибры обожали фильмы, снятые по мотивам романов, из которых они сами когда-то выпали. Ни от чего они не испытывали большего восторга, чем от актёров, игравших кого-нибудь из их знакомых. А поскольку высокие технологии в убежищах не прижились – здесь не было ни компьютеров, ни СD-дисков, – жители находили утеху в допотопных кинескопных телевизорах, а также кассетных видеомагнитофонах первого поколения. Если же кому посчастливилось обзавестись и тем и другим, у голубого экрана собирались все соседи и под звучный хохот наслаждались старыми добрыми экранизациями.
Изида в нетерпении перевела взгляд с наручных часов на застывшее во мгле небо:
– Ничего хорошего: книжные пиявки всегда вылупляются только при свете дня, а теперь стало угрожающе темно.
Изида и Фурия, чтобы стать менее приметными, оделись в тёмные пальто с капюшонами. В переулке на противоположной стороне просматривались лабиринты зданий, будто вросших одно в другое. Пристройки разрастались вправо и влево: солидная кирпичная кладка, навесы из досок на крышах и даже башни с бойницами. Мардук, опаснейший король преступного мира в Либрополисе, превратил весь квартал в военный бастион, после первой магистрали захватив вторую и третью. За пределами поселения просто не допускали мысли, что какие-то новостройки нарушат живописную архитектуру Либрополиса: весь город напоминал британскую деревушку, дома которой пестрели средневековыми решётчатыми окнами и эркерами. Однако по этому поводу Мардук особенно не переживал: он снёс неказистые задворки и построил складские помещения из красного кирпича в самом сердце своих владений. С занятой позиции Фурия могла видеть только крыши, похожие на гигантские баржи в гавани. Именно там маячила их цель, в последнем из трёх павильонов. Единственный путь туда вёл через штаб-квартиру Мардука.
– Вынь-ка сердечную книгу, – посоветовала Изида.
Фурия сунула руку в карман своих штанов и нащупала петушиную книгу. Та дрожала.
– Что с тобой? – тихо спросила Фурия, вытащив её из-под пальто.
Клювик, обычно забавно высовывавшийся из кожаной обложки на шее-шланге, втянулся вовнутрь так, что между складками кожи торчал лишь его жёлтый кончик. Сторонний наблюдатель принял бы его за забавный книжный орнамент или декоративную накладку, – никому и в голову не пришло бы, что этот маленький красный томик живёт своей собственной жизнью. Петушиную книгу опять затрясло, но она не выдавила из себя ни звука.
– Это всё из-за Мардука, – высказала предположение Изида. – Он часто устраивает бои петушиных книг, чтобы поддержать дух своего народа. Турниры, длящиеся дни напролёт, во время которых от сотен книг остаются одни потроха. – Она бросила на сердечную книгу Фурии молниеносный взгляд. – Ты, похоже, слыхала про него?
В знак согласия клювик кивнул: вниз-вверх.
– Ты моя бедненькая! – вырвалось у Фурии сочувственно.
Она приласкала книгу и хотела было аккуратно раскрыть, но страницы не желали отделяться друг от друга – они словно склеились.
– Да что с тобой такое? Я же рядом! Чтобы высвободить библиомантическую энергию, надо расщепить страничное сердце, а это возможно, только если раскрыть сердечную книгу.
– Ст-т-тр-р-ра… – затрещала петушиная книга.
– Ну же, мне нужна твоя помощь, – сказала Фурия вкрадчиво. – Без тебя как без рук.
– П-п-панич-ч-ческая… ат-т-так-к-ка…
– Чего-чего?
– Судя по всему, у м-м-меня… п-п-паническая ат-т-така!
Изида насмешливо смерила взглядом съёжившуюся книгу.
– Похоже, у неё сдают закрепки!
Клюв с тоской высунулся из переплёта. Что-что, а упрекать хозяйку книжка умела.
– Я и мне подобные – из породы натур чувствительных, – произнесла она с горечью. – Наше существование – это долина слёз, тернистый путь лишений. Кому, как не тебе, дано постичь тонкий эмоциональный мир книги, Изида Пустота?
Та только буркнула что-то в ответ (Фурия не разобрала) и опять сосредоточила внимание на противоположной стороне улицы.
Фурия улучила минуту, когда книга отвлеклась, и одним махом распахнула томик. Клюв ударился о черепичную крышу.
– Вот! Что я говорила! – всхлипнула петушиная книга, словно мировая скорбь легла тяжким бременем на её плечи.
«Жизнь и похождения Авеля Скромного Аксбриджа» значилось у неё на обложке, но это была лишь конспирация. Для чтения петушиная книга не предназначалась. Она была стойким маленьким воякой, обратившим в свою пользу не один книжный поединок на задворках Либрополиса. Множество рубцов да пара выдранных страниц – вот и всё её наследство от карьеры на рингах. С тех же пор как она излила душу Фурии в качестве сердечной книги, Фурия держала её при себе день и ночь. Наготове. Когда бы её наставница Саммербель ни занималась с Фурией, книга всегда была готова сослужить добрую службу.
– Ты видишь их? – спросила Фурия, листая сердечную книгу и стараясь размять напрягшиеся страницы.
Вытянув шею, Изида пыталась заглянуть за угол Мардуковых бастионов. Где-то там, впереди, находился главный вход, вблизи которого Кэт и Саммербель заняли свой пост. Они тоже ждут не дождутся, когда же наконец операция начнётся.
– Нет.
Фурия сморщила нос от вони, поднимавшейся из переулка. Постепенно эта вонь перекрыла даже книжный аромат, исходивший от её кожи.
– Разве можно себе такое представить, когда мечтаешь о приключениях, описанных в книгах? Сидя в уютном кресле, грабить коммивояжёров с Фантастико Фантастичелли или плыть к острову сокровищ с Джимом Хокинсом[2] – это совсем не то, что копошиться здесь, в грязи.
Два месяца назад Фурии стукнуло шестнадцать. Раньше в день рождения на столе, накрытом к завтраку, она всегда находила превосходный пряник Паулины. Но кухарки больше не было в живых, и потому девочка в этом году получила совсем другие подарки: от Кэт – кусок лавандового мыла из лавки в Уинчкомбе (с тех пор как подруга стала регулярно мыться, она придерживалась мнения, что и другие обязательно должны следовать её примеру), от Изиды – складной нож («Тридцать две функции! Из нержавейки! Гарантия!»), а от младшего брата Пипа – предпоследний кухаркин пряник, который он полгода прятал для Фурии под матрасом.
Игнорируя ворчание петушиной книги, Изида спросила:
– А кто, собственно, кормит Замзу, когда тебя нет?
– Пип. И уже довольно давно.
Изида скептически повела бровью:
– И ты отпускаешь его одного к этому вредителю меланхолику?
– Ему уже одиннадцать. Как-нибудь разберётся.
Изида открыла было рот, чтобы возразить, но слова застыли у неё на губах. На противоположной стороне улицы раздался крик, за ним последовали другие. Возбуждённый рёв смешался с сигналами тревоги. Вооружённая охрана, наблюдавшая за крышами Мардуковых бастионов, встревоженно переглянулась, после чего патрули ринулись к входам в здание.
Изида мгновенно присела на корточки. Её глаза горели решимостью, а в насмешливых чертах забрезжила улыбка. Мягкое мерцание просачивалось сквозь её узкий корсаж. Уже несколько недель она не носила ничего белого, как раньше, напротив, – только иссиня-чёрные вещи.
Фурия расправила капюшон. Под пальто на ней была водолазка навыпуск, штаны с накладными карманами, а светлые волосы она собрала в пучок на затылке. Указательный палец правой руки девочка держала между страницами своей сердечной книги.
– Книжные пиявки! – сердечная книга тяжело вздохнула. – Какая гадость! Они прогрызают книги, как червяки – яблоко. Это просто безответственно – тащить меня с собой. Слышите? Без-от-вет-ствен-но!
Изида метнула один уже забытый бестселлер через улицу. Книга приземлилась на противоположной крыше. Едва Фурия успела нагнуться за вторым экземпляром романа, как он сам уже взмыл ввысь. Изида прикрыла правой рукой картинку на обложке, а Фурия рукой слегка поддержала том снизу. Они едва касались книги. И вдруг её очертания стали размываться.
Вместе с книгой растворились в воздухе и Фурия с Изидой, вначале оказавшись в пустоте между страницами мира, но через какую-то долю секунды они снова появились, уже на крыше Мардуковых укреплений, в двух шагах от первого экземпляра, потускневшего у их ног, а в следующий момент исчезнувшего окончательно.
Фурия оценивала обстановку, пока Изида проворно расстёгивала крючки своего корсажа; лишь один – посередине – она оставила застёгнутым. Волна света прорвалась сквозь чёрную материю, мягко пульсируя в такт сердцу.
– Готова?
Фурия кивнула.
– Не знаю, интересует ли это кого, но меня мутит, – прошуршала петушиная книга.
Фурия сочувственно потрепала её за обложку, после чего покорно последовала за Изидой к невысокой башне, стоявшей не более чем в десяти шагах от них. Они остановились перед узкой стальной дверью. Изида нажала на ручку. Дверь была заперта изнутри.
– Финниану уже пора появиться, – сказала Фурия. – Для него всегда уговор дороже денег.
Изида вертела головой, озираясь по сторонам, но смотрела при этом не на Фурию, а куда-то мимо неё, на крышу. Её глаза широко раскрылись, а в зрачках, словно в ускоренной киносъёмке, сверкнуло отражение пламени из ствола.
– Ложись! – скомандовала она, одной рукой оттолкнув Фурию в сторону, а другой дёрнув последний крючок корсажа.
Спустя долю секунды просвистел выстрел, раздался чей-то крик, а Изида озарилась светом ледяных звёзд.
Глава вторая
Несколькими минутами раньше Кэт и Саммербель стояли в глубине тенистого переулка, нетерпеливо наблюдая за суетой перед главным порталом бастиона. Одни торговцы возводили палатки, другие предлагали свои товары на дощатых лотках; особого трепета перед гвардией или полицией здесь никто не испытывал. Большинство нелегальных сделок в гетто Мардук вёл сам, Адамантова Академия глядела на всё сквозь пальцы, коль скоро он не наступал слишком откровенно на ноги её лакеям. В народе поговаривали, что король клоаки располагает каким-то орудием давления, благодаря которому учреждения идут на уступки, и тот, кто видел, сколь невозмутимо Мардук выставляет на продажу запрещённый товар, находил в сплетнях рациональное зерно.
Толпа напоминала восточный базар. Между домиками стоял густой аромат кореньев и мыла, смешанный с испарениями мужских и женских тел, напирающих друг на друга, с запахами жареной свинины и свежего конского навоза. Хотя английский был в Либрополисе ходовым языком, до Кэт постоянно доносились обрывки фраз на французском, итальянском и немецком. Вне всякого сомнения, здесь встречались экслибры и из восточной, и из африканской литературы, но так же, как и на пёстрых лондонских толкучках, большинство из них старалось говорить на едином наречии, чтобы грамотно предложить товар или поторговаться о цене.
– Нельзя было доверять этому гаду! – фыркнула Кэт с презрением. – Тоже мне, пиявковод! – Она выплюнула это слово с таким пренебрежением, словно ему и во рту не место. В гетто она провела без малого три года, а за это время – чаще всего со смаком – Кэт хотя бы раз произнесла все мыслимые и немыслимые ругательства.
Основная забота Кэт – тревога за Финниана, находившегося внутри укрепления, а осуществление их с Саммербель плана было делом второстепенным. Как-то, около семи месяцев назад, она проникла в это здание одна. Тогда она выкрала из легендарного собрания Мардука мумифицированную руку библиоманта. Она и на этот раз порывалась попробовать пробраться внутрь самостоятельно, но потом всё же была вынуждена признать, что ситуация порядком изменилась. С одной стороны, предмет их поиска находился в дальнем павильоне, за теми залами, где у Мардука был знаменитый кабинет библиомантических редкостей и куда не добирался ещё ни один вор. С другой стороны, после вторжения Кэт число караульных постов утроилось.
Её напарница Саммербель опустила пониже на лоб капюшон своей куртки, хотя дождь прекратился уже давным-давно. Молодая библиомантка обладала необычайно белой кожей и своими филигранными чертами напоминала фарфоровую статуэтку. У неё были короткие белоснежные волосы, зато брови – почти чёрные. Саммербель – отпрыск Ирла из Сассекса, дворянская дочка до мозга костей. Её папаша, учёный-коллекционер средневековых рукописей, не стесняясь, критиковал Академию, и ему не очень-то улыбалось плясать под дудку трёх семейств. Как и многих из тех, кто открыто выражал свой протест, однажды ночью его увели представители гвардии и по сфальсифицированному делу бросили в застенок. Больше семья его не видела, пока наконец несколько месяцев спустя родным не выдали его труп. Согласно официальной версии Ирл скончался в тюрьме от инфаркта.
Через некоторое время Саммербель примкнула к движению сопротивления и стала первой библиоманткой, перешедшей в ряды повстанцев. Кроме неё у братьев-бардов подвизался ещё один библиомантический талант – в прошлом лицо духовное. Однако пару недель назад он порвал с резиденцией, и след его простыл где-то в убежищах. За время, проведённое в подполье, в Лесу мёртвых книг, Саммербель нисколько не утратила своих утончённых манер. Она постоянно расхаживала с высоко задранной головой. В семнадцать у неё уже красовалась морщинка скепсиса на переносице, а изъяснялась она, как правило, так, словно только что явилась с королевского бала.
Вначале от встреч с ней в резиденции Кэт просто уклонялась – так она вела себя раньше почти со всеми библиомантами. Но в один прекрасный день нервы не выдержали, и Кэт принялась искать повода для ссоры с воображалой Саммербель. Та, к безграничному изумлению Кэт, извинилась и сообщила, что ни в коем случае не причисляет себя к высшим существам. К такому вежливому и уступчивому обращению за годы жизни в гетто Кэт не привыкла. В довершение всего Финниан просветил её относительно прошлого Саммербель, после чего между девушками воцарилось хрупкое перемирие. Кэт смотрела сквозь пальцы на жеманство дочки благородных родителей, а Саммербель всякий раз прикусывала себе язычок, едва задумав отпустить какое-нибудь едкое замечание насчёт уличного жаргона своей соперницы. Ни одна из них этому миру по-настоящему не доверяла – это был договор между «низами» и «верхами», между фешенебельным Сассексом и клоакой-гетто, между леди по крови и безродной хамкой.
Перед Мардуковой штаб-квартирой патрули вспугнули коротышку экслибра, который пытался загнать прохожим беспошлинные сигареты Smoke & Mirrors[3] – излюбленную марку большинства библиомантов. Немного умения – и дым от них воспроизводил ключевые сцены из недавно прочитанных книг. Порой это глубоко потрясало, порой вызывало чувство неловкости, но всегда было предметом безудержного хвастовства и гордости. Очевидно, торгаш не заплатил дань или же по какой-то иной причине оказался у Мардука в чёрном списке.
Патрули – все как один неотёсанные коновалы – были вооружены огнестрельным оружием и саблями: в убежищах клинки всё ещё рассматривались как символ социального статуса, пусть даже на практике они давно вышли из употребления. Охрана состояла сплошь из экслибров: библиомантами Мардук не окружил бы себя никогда в жизни. И хотя он коллекционировал связанные с ними артефакты и их реликвии, его терзала зависть, что ему как экслибру никогда не обрести библиомантических способностей – ибо так некогда завещал Зибенштерн в скрижалях творения. Изида была единственным известным исключением из этого правила, да и то благодаря Фурии.
Кэт снова бросила взгляд на часы с грубым мужским браслетом (их она умыкнула в свой самый первый день в гетто и с тех пор ни разу не снимала):
– И чего они никак не вылупятся?
– Может быть, уже вылупились… – Саммербель потёрла свой остренький носик. – А тебе известно, Кэт, что против Hirudo librorum разработаны очень даже эффективные средства? Саммербель обожала начинать предложения своей коронной фразой: «А тебе известно…» Это было одной из её «утончённых» глупостей, доводивших Кэт до белого каления. Но сегодня Кэт пропустила это мимо ушей. Как ни соблазнительна была мысль схватить Саммербель за её белую лебединую шею и хорошенько потрясти, но отвлекаться от вещей действительно важных – вроде тревоги за Финниана – всё же не хотелось.
– Вечно он так… – бубнила она себе под нос. – Втемяшит себе что-нибудь в башку и рискует ради этого жизнью. Ему решительно наплевать, что его гибель причинит кому-то боль!
Саммербель тронула её за плечо:
– Ничего с Финнианом не случится. Он знает, что делает.
Три месяца прошло с тех пор, как он проник в преступные круги Мардука, чтобы обстоятельно подготовить сегодняшнюю акцию. Три месяца – с тех пор, как они виделись в последний раз. Всё это время от него не было ни слуху ни духу, лишь пара строк в заброшенном почтовом ящике на окраине гетто. Она так сильно по нему тосковала, что по ночам с замиранием сердца просыпалась и часами лежала, не в силах думать ни о чём, кроме ужасов, которые с ним могли бы приключиться. «Да ведь это не я», – внушала она себе снова и снова. В тринадцать она свалила из дому и с той поры очень дорожила своей независимостью, годами тусуясь в поселении экслибров, и даже успела заработать себе репутацию надёжной наёмной воровки. Она – и о ком-то беспокоиться? Да никогда! Она не волновалась даже за себя, а что уж говорить о ком-то постороннем!
– Что ж, вполне понятно: он тебе нравится, – продолжала Саммербель, поглядывая на нагромождение укреплений Мардука.
– Что ты имеешь в виду?
Саммербель украдкой улыбнулась.
– Парень он смышлёный. Видный… Ну может, конечно, на любительницу – с перебитым-то носом и рваным ухом… Но было бы беззастенчивой ложью утверждать, что в нём вообще нет ничего привлекательного.
Кэт сверкнула глазами на Саммербель.
– А главное – у него есть подруга, ясно?
– В течение трёх месяцев у него никакой подруги не было.
Если бы она сюда ещё добавила: «по крайней мере такой, о которой мы бы знали», Кэт показала бы ей здесь и сейчас, как оно – с перебитым-то носом, и вряд ли он сделал бы её более привлекательной, чем Финниана. Кэт, конечно, упускала из внимания тот факт, что с библиомантки станется в наказание обратить её в какую-нибудь книжную пиявку.
Вот это-то и было, пожалуй, основной загвоздкой: сердечная книга пришла к Саммербель уже в двенадцать лет, неслыханно рано, и с тех пор библиомантика была для неё пустяком, как для других девочек её возраста – экзамен по конному спорту.
Кэт перевела дух, взъерошила свои короткие чёрные волосы и сделала вид, будто ей надо срочно проверить все молнии на кожаной куртке. Из-под неё торчали длинные ноги в полосатых лосинах. Она была обута в тяжёлые кожаные ботинки, с которыми никак не желала расставаться.
– Внимание! – скомандовала Саммербель. – На старт!
Внутри бастиона загудел колокол тревоги, за ним последовал вой сирены. Кэт вытащила из-под куртки книжку, которую она всё это время там прятала. Такой же экземпляр держала наготове Саммербель. Они пролистали первые странички и шёпотом прочли каждая себе под нос заклинания. Кэт, от рождения лишённая библиомантической жилки, почувствовала, как её захватывает сила книги. К этому она никак не могла привыкнуть: в ней будто бы просыпалось второе сознание – сознание книги, соединявшееся с её духом. За короткий миг книга просканировала её мысли. В тени узенького переулка девушки опустили перед собой на землю фолианты – каждый размером с альбом по искусству, в твёрдом, словно камень, кожаном переплёте – и раскрыли их посередине. Встав обеими ногами на распахнутые страницы, они отдали букбордам приказ оторваться от земли и взмыть вместе с ними в воздух.
