Выходить из дома было тяжело. И физически (проклятый чемодан!), и морально. Я же с самого рождения жила с родителями, не отдалялась от них еще ни разу. Незамужним девицам оно и не положено, мало ли, какие слухи поползут, но мне сейчас было плевать. Не захотят меня новые женишки – тем лучше!
Уже ковыляя по садовой дорожке, я не удержалась, бросила взгляд на окно. Там тут же дернулась занавеска. Наверняка мама следила за мной и поспешила спрятаться. Она тоже не верила в происходящее. До последнего ждала, что одумаюсь и пойду прощения просить: жить-то мне больше негде.
Точнее, так было раньше, теперь же у меня есть своя половина дома, пускай к ней в придачу и идет заносчивый, ядовитый, как гадюка, фейский хлыщ! Представляю, как будет злорадствовать, что я так быстро вселяюсь. Еще и не одна, а в компании Глаши.
– Да не горюйте, барышня! – заговорила она, легко шагая со своим невесомым узлом. – Когда меня папка решила из дома выпроводить, я тоже лежала и ночь плакала. Думала, погибну в чужом месте. А потом приехала, глядь: работы крохи, еды вдосталь, комната у меня отдельная.
– Глаша, это чуланчик под лестницей, – уточнила я. – Вот в новом доме уже будет вполне приличная спальня. У госпожи Вильхоф их десять. Но да, я тоже хочу верить, что перемены только к лучшему.
– Дом свой – это ж еще какое лучшее! Дом – основа всего. Вот прибьется к вам какой мужичок негодящий, а вы его ухватом за шею, да с крыльца! Потому что вы там хозяйка. А хорошего, конечно, можно и приветить.
– Давай только без женихов. С меня прошлых хватило.
Глаша понимающе кивнула и поправила ползущий вниз платок. Дома ее странная одежда не так бросалась в глаза, а здесь, ближе к центру Тергорода, даже прохожие оборачивались. Женская мода до сих пор была консервативной: те же многослойные юбки и закрытый верх, что и в прошлом веке носили. К счастью, сейчас отошли от турнюров и жестких корсетов, сдавливающих ребра, но все предложения носить женщинам брюки не пошли дальше модных фарузских журналов. Глаша в те точно не заглядывала, а по-простому куталась во все, что попадалось под руку, не заботясь о сочетании цветов и фасонов. Вот сейчас на ней было две цветастые юбки, нижняя длиннее и ярче верхней, объемная вязаная кофта, а поверх – сшитый из лоскутов жилет. Платков она тоже натянула два: тонкий белый и с яркими розами поверх.
– Знаешь, – я вздохнула и решительно поставила чемодан на землю, – в новую жизнь нехорошо идти в старом платье. Пойдем, купим тебе новое.
– Ишь, деньги еще тратить! И это еще не износилось. А в узелке у меня новое есть, не ношенное, из фарузского материалу!
– Который бабушка покупала для кухонных полотенец. Идем, Глаша.
Не слушая возражений, я подхватила ее и потащила к ближайшему магазину готового платья. Чемодан оттягивал левую руку и норовил из нее выскользнуть, Глаша причитала и пыталась выкрутиться из правой. Когда же достигли цели, поток ее жалоб стал еще больше. И ткани здесь негодные, и крой ее полнить будет, и цвета душу не радуют.
В конце концов я не выдержала, выдала ей три платья и почти силком затолкала в примерочную. Девушки-продавцы смотрели на нас недовольно и поджимали губы, но спорить или пытаться выпроводить не решились. И правильно, я после всех событий сегодняшнего дня была совсем не в духе.
– Злая вы, барышня, – протянула Глаша, выходя из примерочной.
Платье она выбрала самое простое, сшитое из светлой ткани в мелкий голубой цветочек. А поверх надела однотонный жилет. Не самые дорогие вещи, но в них она выглядела обычной городскойдевушкой, а не древней старухой.
– Вот отниму платок, тогда и поговорим о моей злобе.
Она снова сжалась в комок и обхватила голову руками, недобро зыркая на меня исподлобья. На оплату этого наряда ушла четверть моей стипендии, но оно того стоило. Глаша, хоть и хмурилась, но выглядела довольной. К тому же со дня на день я закончу один большой перевод и с деньгами станет полегче.
Спорить со мной Глаша не стала, но свои старые вещи тоже унесла. И потом не разговаривала все время, пока мы тряслись в вагоне до окраины города.
Бабушка Рита жила за его пределами, в стороне от дачных поселков и деревень, потому после трамвая нам пришлось идти по тропинке через лес. Вначале Глаша обиженно шагала позади, затем подхватила мой чемодан с другой стороны и пристроилась рядом.
Под ногами шелестела опавшая хвоя, а разлапистые сосны напитывали своим ароматом воздух. Солнце уже медленно клонилось к закату, здесь и там прошивая крону деревьев золотистыми полосами. Приятная бы вышла прогулка, если бы в мою голову не лезли мысли о времени. Пока еще солнце уверенно висело над горизонтом, но того и гляди скроется, выпуская осенний холод и лихих людей. В Тергороде с его близостью к границам никогда не бывало спокойно.
– Вы, барышня, если топиться с горя удумали или там на сосне вешаться, то могли бы и поближе к городу место выбрать, – пробормотала Глаша.
– Не говори глупости, не буду я страдать из-за очередного жениха или ссоры с матушкой. У меня еще дипломная не дописана и материал для диссертации не собран. Хочу сделать большую работу о различиях толкования рун в магических схемах и обычных текстах. Это поможет точнее и проще составлять заклинания.
– Ох и могучий у вас умище! А смекалка житейская хромает. Была бы в порядке, подсказала бы, когда стоит умищем хвастаться, а когда лучше с Глашкой о погоде поболтать али о грибах.
– Все равно я из грибов знаю только мухомор.
– Я про то и говорю, – покивала она. – Ни смекалки, ни хитрости, беда это для девки.
– Глаша, я не девка, а действующий переводчик со старорудского и еще пары мертвых языков. В будущем, возможно, полноценный профессор.
– Была я с вами в бане, точно говорю – девка. А нам хитрость нужна и обаяние. Вы же, барышня, как палка прямая и такая же негибкая. Это плохо.
Я не стала комментировать ее слова. Очевидно, у нас с Глашей совершенно разные взгляды на роль женщины и спорить об этом бессмысленно. Для ее деревни наверняка «могучий женский умище» действительно беда. А вот в нашем Тергороде образованная барышня не такая уж редкость. Бабушка Рита смогла прожить ярко и насыщенно, много добилась в науке и в жизни, вдруг и я так смогу? Тем более и дом у меня уже есть. Половина точнее, вдобавок к которому идет заносчивый и ядовитый, как поганка, Тилль Лайтнер. Даже внешне на нее похож: такой же светлый и тонкий, под темной шапочкой.
Я взглядом зацепилась на растущие вдоль тропинки высокие светлые грибы с тонкими ножками. «Юбочка» на них была совсем небольшой, а шляпки будто бородавками поросли. Большие такие и странные, наверняка ядовитые.
– О, зонтики! – улыбнулась Глаша. – Кабы б не ваш чемодан, насобирали бы сейчас на ужин.
– Угу, у меня как раз есть один кандидат на угощение. Надеюсь, яд в них действует медленно.
– Какой яд, барышня? Мы каждый год такие собирали, по лукошку, еще никто не отравился. Ну разве что дед Василь. Но он столько медовухой баловался, что скорее от нее.
Ладно, и здесь меня Глаша уела. Она определенно ближе к живой природе и больше о ней знает, а мой «умище» здесь бесполезен.
– А вон то, – продолжала она, указывая на грибы с темно-красными шляпками, – сыроежки. Ох и хорошее тут для грибника место, надо будет после ужина прогуляться.
– Глаша, не смей. Добрые люди вечером по лесу не ходят. К тому же здесь волки водятся и кабаны. Не хватало еще влипнуть в историю из-за грибов. Многие ученые мужи считают, что те вовсе и не полезны для организма и плохо усваиваются.
– Так понятно, что не мясо, но вкусно же, – не смутилась она. – Особенно если засолить или там в маринад. На сковородочке, да с лучком, тоже неплохо. Ой, ну вас барыня, разбередили со своими грибами, а собирать запрещаете.
– Взываю к здравому смыслу. Не стоят они такого риска.
– Ладно, утром пройдусь, пока вы спать будете, – простодушно согласились Глаша.
Я покачала головой и не стала спорить. Хочет бегать по лесу за своими зонтиками – пусть бегает. Наверняка такую девицу и медведем не испугать, тем более волками. Те по осени старались не подходить близко к людям, хватало и другой, более простой добычи.
Грибов в лесу действительно было в избытке. Но мы уже подошли достаточно близко к дому бабушки Риты, а ее местные побаивались, считали то ли ведьмой, то ли фейской пособницей. Хотя за все два года общения она не удостоила нелюдей ни единым добрым словом. Была у нее в прошлом какая-то неприятная история, связанная с ними, но подробностей я не знала.
Местных отчасти можно было понять: где это видано, чтобы одинокая женщина в компании двух котов обосновалась в глухом лесу? Притом, высоких заборов бабушка Рита не держала, как и охранников или злобных псов. К ней изредка приходили люди из ближайшей деревни, помогали с работой по дому и привозили продукты, но близко она общалась только со мной и той самой госпожой Крыжевской, которой хотела отдать записную книжку.
И вот оказывается, что у бабушки Риты есть внук! Еще такой взрослый, заносчивый и мерзкий.
– Не любила ваша барыня Вильхоф людей, – первой заговорила Глаша.
– Она была очень милой и сдержанной.
– В глушь забралась, точно ведьма, чтоб ни одной живой души рядом – от милоты или сдержанности?
Я не нашлась, что ответить. Не раз слышала от бабушки Риты ее рассказы о том, как она устала от студентов за годы преподавания, потому такое место для дома и не вызывало удивления. А сейчас после слов Глаши задумалась. Вокруг Тергорода хватает деревень и дачных поселков, бабушка Рита могла обосноваться в любом, но почему так упорно держалась за дом? Он ведь, насколько помню, не ее родовое гнездо. Астрид купила его уже в преклонном возрасте, за пару лет до выхода на пенсию.
– Или же делишки темные проворачивала, – Глаша понизила голос до трагического, почти театрального шепота. – Подальше от чужих глаз и полиции.
– Ох, перестань! Госпожа Вильхоф всю жизнь посвятила переводам с мертвых языков и преподаванию, что такого зловещего она могла проворачивать? Обычная одинокая старушка, живущая в глуши с котами.
– То вы про нее знаете. А как оно на самом деле было – загадка. Уж простите, барыня, но бабушка ваша самоназванная ни про завещание вам не сказала, ни про внука. Отчего ж при милоте своей шарфы ему не вязала или не отправляла посылки с вареньем? Ваша, вон, пусть и бранится, а до сих пор проверяет, по погоде ли оделись и не зачитались ли не евши.
– Глаша, тебе с такими мышлением в следователи необходимо или контрразведку.
Она вздохнула, наверняка замолчав новое замечание о том, как мешает жить умище, и я не стала продолжать разговор. Проклятый чемодан оттягивал все руки, а каблуки туфель постоянно норовили подломиться или застрять в ямке. Вернусь в город, первым делом куплю себе галоши или сапоги специально для прогулок вокруг нового дома. Еще нужно будет одежду потеплее и что-нибудь на голову. Пока шли через лес, я успела здорово продрогнуть. Раньше ведь ходила сюда с корзинами, не такими тяжелыми, потому бежала быстро, сейчас же еле плелась, а без Глашиной помощи уже давно бы бросила чемодан и шагала налегке.
Наконец мы добрались до уже знакомых мне кустов шиповника, за которым начинался небольшой парк рядом с домом. Яркие ягоды казались особенно крупными и оттягивали ветки, Глаша снова запричитала, что надо оборвать их на отвар, а то такое добро пропадает, но к самим кустам не полезла. Затем мы прошли еще немного по узкой дорожке и остановились.
– Ух, да здесь целая усадьба!
– Десять спален, – ответила я.
Дом действительно был большим, при этом несколько бестолковым. Бабушка Рита рассказывала, что его построили веков семь-восемь назад, когда на этих землях вовсю резвились феи, а территория будущего Тергорода принадлежала гальтам. Вообще это место столько раз меняло хозяев, что по одному ему можно отследить всю историю этой части континента.
В те времена строили основательно, крепко. Людям было непросто выживать в суровых краях рядом с феями и другой чудью. А еще были дикие звери, разбойники, соседи, могущие прийти с набегами в неурожайный год. Оттого часть дома была сложена из больших и крепких камней, окна имела маленькие и узкие, сейчас ползущие к земле.
Но годы шли, мир менялся, в него приходило более совершенное оружие, а феи с их магией постепенно исчезали, уходили восточнее, в глухие леса. Тогда хозяева дома решили добавить к дому еще одно крыло. Побольше, со спальнями, купальней, каминами.
Верхний же этаж надстраивали в конце прошлого века, лет пятьдесят назад. Тогда в моду вошло все открытое и летящее, воздушное и невесомое. Так у дома появился круговой балкон и вычурный флюгер с играющей на флейте феей. Более старые части дома попытались замаскировать плетущимися розами и диким виноградом, но те все равно проступали, как шрамы у старого бойца. Это место определенно хранило свои тайны и не собиралось их так просто раскрывать.
С Астрид Вильхоф, бабушкой со стороны матери, Тилль виделся редко. Она обосновалась в Руде, где очень долго преподавала в университете, мать с отцом – в столице Норнга, поближе к Королевской магической академии. А в пригороде жила бабуля Хигге, румяная и добродушная владелица собственной сыроварни. Она обожала Тилля и всегда искренне радовалась встрече, а не поджимала брезгливо губы, как Астрид. Та не смогла простить единственной дочери короткую интрижку с феем, в результате которой и родился Тилль.
Будучи беременной, Альма встретила Ганса Лайтнера, обстоятельно владельца нескольких магазинчиков. Он всем сердцем принял пасынка и никогда не попрекал происхождением. С возрастом Тилль проявил тягу и способности к магическим наукам, а Ганс не поскупился на его обучение. Тогда же Астрид вконец разругалась с дочерью по неизвестной причине. Через пару лет они все же помирились и с тех пор поддерживали нейтралитет, но и близости между ними не было.
Тилль же всегда чувствовал, что раздражает и злит бабушку, поэтому не рвался к ней в гости, обмениваясь дежурными телеграммами. И тем не менее не ожидал, что она завещает половину своего дома какой-то посторонней профурсетке! И не просто половину, а еще припишет дурацкое условие о записной книжке.
В самом доме Тилль не нуждался: не любил бывать в Руде, кроме того, уверенно делал карьеру в столичном университете и мог позволить себе какое угодно жилище. Но библиотека! У Астрид было собрано столько редких и важных книг о магии и феях, что подумать страшно. Они бы здорово пригодились для его работы и не только.
Тилль и сам собирался приехать и навестить Астрид, заодно поискать в ее библиотеке ответы на свои вопросы. Но не срослось. С работы его отпускали неохотно, да и сам постоянно откладывал встречу. Эти недовольно поджатые губы той, что приходилась ему бабушкой, презрительный взгляд, разговоры о том, как оступилась его мать… Столько лет прошло! Альма Лайтнер – уважаемая женщина, известный переводчик с фейского, а Астрид все не могла простить той ошибку далекой молодости.
И словно бы в наказание за нее же решила поделить дом и библиотеку между Тиллем и этой аферисткой. Госпожа Белокосова и сама отчасти походила на фею: вся такая тонкая и изящная, как статуэтка, и глаза такие выразительные, особенно когда злится. Неудивительно, что одинокая и больная Астрид поддалась на ее чары и решила оставить такое солидное наследство.
В пекло бы дом, но библиотека! Тилль не мог упустить это сокровище, поэтому прямиком от нотариуса отправился искать треклятую книжку. Астрид была уже немолода, не могла спрятать ее далеко.
За несколько часов он проверил все ящики письменных столов, комоды, пролистал скопившуюся за пару недель почту и нашел даже неоправленное письмо к нему, которое Астрид переписывала трижды, судя по черновикам. Она расплывчато намекала на разногласия между ними, интересовалась его делами на работе и просила приехать для важного разговора, но затем перечеркнула все и так оставила.
И от этого было тяжело на сердце. Вдруг если бы он поторопился, то успел бы поговорить с Астрид? Помириться. Узнать, почему же она его так ненавидела.
Но судя по тому, что завещание она переписала незадолго до кончины, Астрид не рвалась налаживать отношения с внуком. Наоборот, скорее поиздевалась напоследок, заперев его в доме вместе с Белокосовой, рыжеватой на самом деле с россыпью веснушек по тонкому носу. Которые наверняка сама и подрисовала! Нельзя верить таким прожжённым обманщицам!
Тилль со злостью задвинул ящик шкафа, в котором хранилась целая груда каких-то бумажек, но ничего похожего на записную книжку. Итого за половину дня работы он откопал две поваренных книги, одну с адресами знакомых, одну для счетов и целую стопу блокнотов с расписанием занятий и оценками студентов, которые наверняка уже давным-давно ходят с проседью и нянчат внуков.
Еще за ним везде ходил подозрительный белый с темными лапами кот. Такой любопытный наглый, что и не отпихнешь! Зато сам кот постоянно норовил потереться о Тилля, а то и упасть под ноги, чтобы лишить равновесия.
– Надеюсь, рыжая госпожа Белокосова будет тебя кормить, потому что мне этим заниматься некогда, – Тилль поднял наглеца на руки, чтобы хоть так успокоить и тут же почувствовал чужое присутствие.
На пороге гостиной стояла крайне злая Ярина в компании еще одной девушки. Та была чуть выше и крепче, с длинной темной косой и выразительными голубыми глазами.
– Здрасти, барин! – добродушно улыбнулась та. – Мы к вам на постой.
– К себе, – змеей прошипела на нее Ярина. – И никакая я не рыжая! В модных фарузских журналах такой цвет называется «медовый блонд». В наших – «цвет пшеничного колоса».
Тилль недоверчиво покачал головой, затем подхватил аферистку под руку и дотащил до зеркала, а сам стал с ней рядом.
– Вот это каштановый, – он указал на свои почти темные с красным отливом волосы, – можно сказать – темно-рыжий, а у вас – светло-рыжий. Можем даже пряди сравнить…
Он потянулся к ленте, которая удерживала волосы Ярины, но та споро отскочила и стукнула его по пальцам.
– Что вы себе позволяете?
– Всяко я видала, – влезла ее спутница, – но чтобы барин с барыней косами мерились – впервые. Вы милуйтесь тут, а я пойду чего приготовлю на кухне.
Тилль собрался было возразить ей, и Ярина тоже приоткрыла рот, но в итоге вдвоем промолчали. Не дело спорить с единственным человеком, готовым стряпать.
– Это кто вообще? – поинтересовался Тилль, когда они остались в одиночестве.
– Глаша, моя… подруга, – неуверенно ответила Ярина, затем подобрала складки светлого, по фарузской моде сшитого платья, и изящно присела, чтобы погладить кота.
– Боль ты мой бедненький, Болюшка мой сладенький, оголодал тут за день…
– Да, покормите его, заодно подумайте над суммой откупа, за который согласитесь забрать кота и переселиться в город, подальше от дома Астрид.
Вышло грубовато и не за тем госпожа Белокосова ехала в такую даль, чтобы так просто сдаться, но попробовать-то стоило!
– Вы тоже можете паковать свои надраги и убираться. Я проводила здесь куда больше времени, наверняка быстро найду записную книжку. И громить все подряд мне для этого не придется.
Она оставила кота, выпрямилась, задрала нос и отвернулась к шкафу. Тилль тоже не стал возражать и продолжил поиски. Библиотека Астрид была так обширна, что не вместилась в специально отведенную комнату и медленно расползалась по дому. Шкафы с книгами ютились в коридоре, втискивались в спальни и захватили солидный участок гостиной. Даже на кухне нашлась целая полка, уставленная потрепанными томами. Их Тилль осмотрел в первую очередь, но нашел только потрепанное домоводство и несколько сборников рецептов. Один даже написанный лично Астрид, как будто она умела и любила готовить.
Ярина плавно двигалась вдоль шкафов, просматривая полки. Затем подошла к столику и переворошила корзину для рукоделия, лежанки для кота, даже заглянула под цветочные горшки. Возможно, она действительно лучше знала Астрид, и та на старости лет повредилась умом, но Тилль придерживался более стандартной схемы поиска.
Они так и двигались по гостиной, как два дуэлянта, присматриваясь друг к другу и оценивая перед очередным ударом. Ярина была опасным противником: хитрым, стойким, волевым. За почти час она не проронила ни слова и не попыталась давить на жалость, просто методично осматривала все уголки гостиной и краем глаза следила за успехами Тилля.
А самым значительным из них был словарь старорудского, где отыскались таинственные надраги, они же портки. Надо же какая образованная девица! Но нотариус и говорил, что их знакомство с Астрид завязано на университете. Возможно, Ярину направили помочь бывшему профессору, и она тут же на месте сориентировалась, как очаровать беззащитную старушку. Ведь просто так половину дома не оставляют!
– Баре, пойдемте ужинать! Пока эти демоны проклятущие все не пожрали поперед вас!
– Раньше вас, – поправила ее Ярина, а Тилль остановился, пропуская ее на выход первой.
Хотелось снова отпустить какую-нибудь колкость, но магическое слово «ужин» заставило его прикусить язык. Своей еды Тилль не захватил, а добираться отсюда до ближайшей харчевни или ресторана не меньше часа. Все же Астрид ценила уединение. Это, кстати, натолкнуло его на одну мысль.
Тилль догнал Белокосову и спросил:
– Вы говорили, что часто навещали бабушку. И позвольте спросить, как же вы сюда добирались?
– На метле, – огрызнулась она.
– Дык у нас по городу трамваи ездят, а барышня обращаться с ними обучена, – Глаша чуть замедлилась, чтобы вклиниться в разговор. – Это транспорт такой. Ездит на магдвижетеле, вагончики в нем есть и сиденья жесткие. Едешь и трясешься, чух-чух, чух-чух. А от остановки можно и пешком пробежать, что те пару верст по лесу? Мы за грибами бывало и по пять в одну сторону ходили.
На это Тилль не нашелся, что ответить. Действительно, почему он не додумался до такого простого варианта? Наверное не привык к тому, что молодые девушки в Руде свободно перемещаются по городу и не думают о сопровождении. Но они и учатся здесь наравне с мужчинами, в Норнге такое пока не практикуют.
– А если разбойники попадутся, барышня, видимо, ругает их на старорудском?
– Так она и стрелять обучена. Из этого, риволера.
– Револьвера, – снова поправила ее Ярина. – Хотя винтовка мне привычнее и дальность у нее лучше.
Тилль хотел хмыкнуть, затем вспомнил, что рудский царь Павел Иоанович как-то постановил обучить всех девиц до тридцати стрельбе из огнестрельного оружия и всячески содействовать его покупке. Решил таким образом побороться с грабителями на улицах и вызвал всплеск преступлений на бытовой почве. Споры насчет закона до сих пор велись, но и лихих людей в Руде поубавилось.
И все равно хрупкая Белокосова плохо представлялась с тяжелой винтовкой в руках. Снесет болезную отдачей, а то и кости переломает.
– А вы тоже умеете стрелять? – на всякий случай поинтересовался Тилль у Глаши.
– Что вы, барин! У нас на всю деревню одно ружье было, у старосты, какая уж там стрельба? Но могу по-простому сковородой огреть али лопатой по хребту. С серпом еще обращаюсь ловко, да и цеп…
– Уже начинаю думать, что рудских девиц втайне тренируют для похода на Норнг.
– Что мы не видали в том Норнге? Колбасы да пиво? Вот как бы б на Фарузу, за духами и бельем кружевным, новомодным…
– Обещаю, что как только найду записную книжку, то куплю вам обеим по комплекту, – заверил ее Тилль.
Ярина остановилась, сжала кулаки и почти налетела на него.
– Скорее это я куплю вам кружевные панталоны! Можете начать присматривать цвет и фасон в каталоге!
Можно было бы еще поспорить, но они как раз добрались до столовой. Тилль остановился у стола, а обе барышни последовали дальше, к кухне.
– Вы не собираетесь накрывать на стол? – спросил он.
– Думали, по-простому посидим, – невозмутимо отозвалась Глаша. – Но коли вам не по чину, то препон чинить не будем, и руками кривыми деревенскими красоту портить.
«Хочешь возиться с сервировкой – можешь начинать, а мы тебе не прислуга» – вот что прозвучало в ее голосе. Но спорить Тилль не стал: желудок и так сводило от голода, а еще он жутко вымотался и хотел просто вытянуться на кровати.
На кухне стоял большой и длинный стол, на котором заботливая Глаша уже расставила тарелки и приборы. Затем она засуетилась вокруг плиты и разлила по тарелкам густой ароматный суп с небольшими кубиками мяса.
К нему подала целую гору ароматных лепешек с сыром и зеленью, а еще поставила рядом с каждым по чашке горячего травяного отвара. Пахло все это просто одуряюще, Тилль с трудом дождался, пока девушки займут свои места и только тогда зачерпнул суп ложкой.
На вкус тот тоже не подкачал. Был в меру наваристым, овощи и приправы хорошо сочетались по вкусу, а мясо легко жевалось. Тем более его было столько, что одной тарелкой Тилль вполне наелся, а лепешку прихватил от жадности.
– У вас определенно талант, Глафира, – похвалил он.
Барышня Белокосова свою порцию так и не одолела, но выглядела довольной и даже откинулась на спинку стула.
– Аглая, – поправила она. – Спасибо на добром слове, меня бабушка готовить учила. У нас-то дома столько народу, что хоть мешку поросячью на стол поставь – разметут в мгновение, мамка потому никогда и не старалась особо.
– Все равно, вы прекрасны, – здесь Тилль не слишком и лукавил. Пускай Глаша и выглядела довольно простой, при этом словно светилась изнутри. А уж как готовила! Замечательная девушка, не чета пронырливой Белокосовой. – И немного примиряете меня с мыслью ночевать под одной крышей с этой смазливой аферисткой.
– Вы за свое достоинство боитесь или кошелек? – ехидно поинтересовалась Белокосова.
– Чего бояться-то? – поинтересовалась Глаша. – Вы дверь-то на щеколду и шкафом подоприте, так и спать будет спокойнее, и Ярине с разбегу не вынести. Пока ломиться будет, вы через окошко да в лес, ноги вот длинные, бегаете хорошо. Али выберите себе комнату за библиотекой. Барышня книги как увидит, так и нападает на них, как упырь на маковые зерна. И пока не перечитает все, с места не двинется.
– Нашему дорогому соседу и так не о чем волноваться.
Ярина встала и начала собирать тарелки. При этом бахала им так, что стало понятно, долго сервиз не протянет.
– И то верно, вы ж и с собой половину чемодана книг взяли. – Договорив, она повернулась к Тиллю: – Спите спокойно, барин! На сегодня у нее запас есть, а до завтра еще дожить надо.
– Глаша! – возмутилась Ярина. – Да с чего бы нам не доживать?
– Не знаю. Место здесь неспокойное, мрачное. Идешь по коридору, а от стен будто могильным холодом веет, особенно вот там.
Она указала на отрезок коридора, ведущий к винному погребу. Тот действительно выглядел так себе: пыль, лохмотья из паутины и заржавевшая посуда, которую туда сваливали, как в кладовку.
Тилль взмахнул рукой, мысленно проговаривая нужные слова, и бросил поисковую сеть на нечисть. Заклинание было совсем простым, для первокурсников, но у него тут же заломили виски и зубы свело от боли. Колдовать ему запретили врачи, убеждали ждать восстановления. Только время шло, а оно все никак не наступало. Потому Тилль время от времени срывался и призывал магию.
Сейчас от заклинания его чуть не накрыло приступом мигрени, зато и никакого отклика от нечисти не последовало. Дом был чист, если не считать неправильного магического фона. Предвидя бессонную ночь, Тилль запустил еще одно заклинание и увидел серьезную магическую защиту на доме, которая сейчас была завязана на него и Ярину, как хозяев. Спасибо Астрид, удружила напоследок.
Одно было хорошо: при таких слоях защиты можно пару дней в осаде просидеть. От местных разбойников она точно укроет, как и от случайных воров. Но от тех и свора псов неплохо спасает или пара слуг с милыми сердцу барышни Белокосовой винтовками. Оттого оставался вопрос, зачем же Астрид отвалила целое состояние за такую защиту?
– Призраков здесь точно нет, – заметил Тилль. Провел рукой по носу и почувствовал горячую и липкую кровь под ним. Доколдовался. Надо было головой думать и вызвать профессионала из Тергорода. Подумаешь, заплатил бы тому пару золотых, зато не опозорился бы так перед девушками.
Те сейчас стояли напротив и испуганно хлопали ресницами. Что более высокая и нескладная Глаша, что миниатюрная Ярина.
– У меня есть много знакомых специалистов по магическим недугам, – внезапно ответила она. – Могу дать рекомендации и контакты.
– Со мной все в порядке, – огрызнулся Тилль. – И хотел бы я знать, откуда у неодаренной такие знакомства.
Всех студентов постоянно проверяли, и раз Белокосова до сих пор не носила значок мага, то и способностей в ней не наблюдалось. Тилль сейчас тоже ходил без такого: комиссия забрала после того, как его признали негодным к дальнейшей службе.
– Все хорошие заклинания пишут не современным языком, предпочитают старые наречия. Вот оттуда у меня такие знакомые. И доброй ночи вам, сударь. Пусть приснится что-нибудь о родном Норнге, чтобы тоска по нему заманила обратно.
– А вам – женихи и вышивка, надеюсь, тоже куда-нибудь заманят.
От его слов Ярина покраснела, сжала кулаки и молнией выскочила из кухни, оставив Тилля наедине с грязными тарелками. Глаша тоже изобразила неловкий книксен и извиняясь произнесла:
– Интересный вы, сударь, колдун, но барышне моя солидарность важнее. Отбуду. Ей завтра вставать рано, чтобы в город добраться, а я хоть завтрак сделаю. Что предпочитаете? Барыня моя всеядная. За книжками бывает и не заметит, что на тарелке. На прошлой неделе похвалила мои оладьи, а то были печеночные котлеты.
– Глаша, ты какое-то чудо. Если сделаешь сырники, я на тебе женюсь.
– Скажете тоже, барин, – она слегка покраснела и опустила взгляд. При этом Тилль чувствовал, что за этим нет особого интереса, скорее смущение от самой темы.