Катя Моссин
Пробуждающий
Эпические истории из жизни Гулаб Сингха
…Индуистский календарь Викрама Самвати[40], основанный на солнечных годах и лунных месяцах, опережает западный григорианский примерно на 57 лет. Как и вся страна, их семья жила по индийскому календарю; когда дед рассказывал о военных приключениях в 1976 году, все понимали, что события происходили на рубеже веков.
Во времена британского владычества их прадед Тахат Сингх был джагирдаром княжества Кайтхал. Тогда джагир был разновидностью феодального землевладения или пожизненного поместья. Назначенному джагирдару предоставляли полномочия управлять поместьями и собирать налоги; часть собранных податей составляла его доход, а остальное шло в казну. Могущественный владелец земель, казначей и защитник границ, джагирдар отвечал за благополучие подданных. Тахат Сингх относился к своим обязанностям очень серьезно.
…В тот день, возвращаясь с рутинного объезда полей, он наткнулся на группу британских солдат, пытавшихся надругаться над деревенской девушкой. Джагирдар вмешался, вмешательство переросло в сражение, и вскоре семеро английских солдат были мертвы – Тахат Сингх владел мечом мастерски. Рыдающая девушка убежала в деревню; спешившийся джагирдар успокоил лошадь. Он ни о чем не жалел. Тела солдат были повешены перед главными воротами форта Кайтхал, и лорду Дафферингу, тогдашнему вице-королю Индии, это совсем не понравилось. В Кайтхал отправили войска, и небольшая армия Тахат Сингха потерпела поражение. Ему с семьей приказали покинуть город до заката.
Обычно джагиры со всеми подданными переходят по наследству, однако Тахат Сингх, де-факто правитель Кайтхала, навсегда потерял право на княжество. Семья выехала из города с наспех собранными пожитками.
К тому времени Тахат Сингх уже был дедом. У его сына Бхагавана Сингха было трое сыновей, и Гулаб Сингх был младшим. Он хорошо запомнил день, когда дед выехал из форта, ведя за собой небольшой караван. Сидя в седле с прямой, как обычно, спиной, Тахат Сингх даже не оглянулся на оставленный форт.
Нищенствовать им не пришлось, у семьи были средства к существованию. В 1888 году, после потери княжества, прадед купил в районе Агры пять деревень, снова став землевладельцем. Фермерство приносило достаточно средств для удовлетворения базовых потребностей, и все же мужчины семьи не могли себе позволить бездельничать. Столкнуться с новыми реалиями жизни пришлось каждому, и в какой-то момент Гулаб Сингх устроился на службу. Он получил хорошее образование, и потому был незамедлительно нанят телеграфистом в отдаленный район Ассама. Но вскоре там началась Кала-азар, черная лихорадка. Сначала заболел один из его слуг, а затем люди начали умирать десятками. Гулаб Сингх посылал отчаянные сигналы SOS начальству, однако помощь так и не пришла. Хотя в округе умерло много народу, он выжил. Проведя поминальные ритуалы для умерших, Гулаб Сингх телеграфировал в главный офис об отставке. И зашагал в сторону Бирмы, подальше от эпидемии. Никаких определенных планов у него не было.
Добравшись до одного из приграничных городов, измученный долгой дорогой, он сел в тени дерева, чтобы дать наконец отдых натертым ногам.
…Богатый торговец наблюдал за бесплодными усилиями работников усмирить только что купленного необъезженного жеребца. Видя, что горе-наездники не могли, да и не так уж старались обуздать разъяренное животное, он впал в сильнейшее раздражение.
Гулаб Сингх обратился к нему: «Могу я попробовать, сэр?».
Торговец с сомнением взглянул на худого юношу с впалыми щеками: «Ты же вот-вот от голода умрешь, тебе ли укрощать скакунов…».
«Позвольте мне попробовать, и убедитесь сами». Гулаб Сингх принадлежал к знатному роду и, помимо прекрасного образования, владел мастерством верховой езды. Мягко уговаривая жеребца, он начал водить его по кругу, успокаивая. Затем, выбрав подходящий момент, одним прыжком взлетел в седло, и жеребец сорвался в бешеный галоп. Проскакав километров десять, оба утомились. Жеребец перешел на медленную рысь и вскоре полностью подчинился всаднику. Подъезжая к площади, Гулаб Сингх потерял сознание от усталости, но со взмыленной лошади не упал. Купец распорядился отнести юношу в свой дом и дать ему отдохнуть. Вечером они разговорились, и торговец впечатлился тем, насколько бегло его гость говорил на санскрите, фарси и английском. Гулаб Сингха немедленно приняли на работу управляющим по экспорту древесины, а в дополнительные обязанности входило чтение Бхагавата-пураны пожилой матери босса.
Прошло несколько месяцев. Однажды вечером он, как обычно, читал вслух. Сидящая в кресле пожилая женщина мерно дышала, и было непонятно, слушала она или спала. Его это и не волновало, он был поглощен звуками санскритских шлок, оказывавших на него одновременно трансовый и отрезвляющий эффект. Дойдя до той части, где Шри Кришна наставлял Уддхава[41], Гулаб Сингх испытал прилив духовного озарения и погрузился в состояние вайрагьи[42]. Его охватило странное безразличие и отрешенность от всего мирского. «Аскетическая незаинтересованность» во всем, что могло вызвать привязанность или даже зависимость у большинства людей, наполнила его до краев. Подобно укусу осы, это ощущение пронзило сердце иглой тоски: по иной жизни, иным знаниям, по отречению от боли бытия и от мирских удовольствий. Вскоре он покинул Бирму, отправившись на Кумбха Мелу[43] в Аллахабад[44]. На поиски гуру.
В то время в Аллахабаде жил знаменитый мудрец, духовный наставник махараджи[45] Патиалы, Раджендра Сингх. Гулаб Сингх попытался посетить его даршан, но получить аудиенцию Гуру было почти невозможно, – ему отказывали раз за разом. Судьбу Гулаб Сингха изменила телеграмма, посланная махараджей Патиалы своему наставнику. Сообщение было на английском, и принесший телеграмму садху не смог ее прочесть. Поняв, что это его шанс, Гулаб Сингх вызвался перевести послание.
«Просто сделай это!»
«Я прочту ее Гуру только лично».
Его привели к мудрецу, и Гулаб Сингх без запинки перевел телеграмму с английского на безупречный санскрит – и попросил посвящения. Он его получил. Прошло еще несколько месяцев, он переехал вместе с Гуру в ашрам в Патиале и остался там надолго. Учитель был молчаливым и скромным человеком, носившим только набедренную повязку и проводившим дни в наблюдениях за муравьями, детьми, птицами и играющими щенками. Однако мудрость Гуру была безмерна, и все, чему он обучил Гулаб Сингха, осталось с учеником до последнего вздоха.
Обладавшего живым умом и сильным рвением Гулаб Сингха через некоторое время назначили махантом (главой) ашрама в Патиале. Шептались, что он может даже стать преемником Гуру. Теперь он носил одежды из прекрасных тканей, еду ему подавали на серебряных блюдах, но внутренняя неудовлетворенность и беспокойство нарастали. Он спрашивал себя: «И что дальше? Здесь нет и следа вайрагьи, все это имитация, маскарад. Что я здесь делаю?». Он попросил разрешения уехать на некоторое время, и Гуру сказал: «Поезжай. Чему быть, того не миновать».
…В поезде его опознал контролер, и Гулаб Сингха задержали на станции под незначительным предлогом, а контролер связался с его семьей, разыскивавшей его все это время. Подоспевшие братья почти силой отвезли блудного сына в родительский дом, где его тепло встретили счастливые отец и мать. Но отрекшийся от мира странствующий монах никого особо не интересовал, и через месяц его насильно женили.
Прошло время, и Гулаб Сингх вернулся в ашрам, чтобы рассказать Гуру о неожиданных переменах в жизни. Мудрец сказал: «Теперь это твоя судьба. Выполняй свои мирские обязанности, а потом, когда захочешь вернуться в ашрам, приходи». Учитель видел судьбу Гулаб Сингха и знал, что карма иногда бывает слишком сильна, чтобы с ней бороться. Сделать садху из странствующего брамина с душой кшатрия было такой же безнадежной затеей, как попытка напиться воды из сита.
Для Гулаб Сингха началась так называемая нормальная жизнь, и он честно пытался к ней приспособиться. Пять деревень, купленных прадедом, приносили кое-какой доход. Но прохладный ветер отречения ерошил мысли Гулаб Сингха, вайрагья все еще гнездилась в его сердце, и в какой-то момент он передал землю фермерам.
…Ему представилась возможность поступить на престижную должность, и Гулаб Сингх решил заручиться поддержкой принца Джодхпура, бывшего одноклассника и хорошего друга. Принц представил его отцу, махарадже Джодхпура. Его величество сказал, что данная позиция не соответствует статусу сына джагирдара, но он может назначить его полковником конной кавалерии. Гулаб Сингху было чуть за двадцать, и адреналин авантюриста бешено пульсировал в его крови. Он принял участие в Афганской войне 1892 года, и собственноручно написанное королевой Викторией письмо гласило, что «…полковник Гулаб Сингх – герой Афганской войны, обладающий всеми выдающимися военными качествами…».
Однако полковник Г. Сингх не был последователен в карьерном росте. После войны он оставил службу и вернулся в деревню. И вскоре снова стал испытывать внутреннее беспокойство. В это же время он познакомился с подпольным движением, участники которого боролись с британским владычеством и планировали ограбление банка. Или, точнее, мирную экспроприацию.
В Калькутте Гулаб Сингх умудрился имитировать подпись важного британского чиновника так ловко, что по поддельным векселям заговорщики получили 200 000 рупий, – для того времени баснословные деньги. 170 000 рупий передали революционному лидеру Рас Бехари Бозе, который позже бежал в Японию, а Гулаб Сингх вернулся в деревню с кругленькой суммой в 30 000 рупий.
В Шиврам-ки-гархи (их родовом поместье на берегу Ямуны) долго скрывать такое богатство было невозможно, и завистливые родственники донесли на него в полицию. Векселя и большую часть денег конфисковали, а Гулаб Сингха арестовали и отправили в Калькутту для публичного суда.
Индийских националистов обвиняли в «ведении боевых действий против правительства», и грандиозный процесс по делу революционеров длился целый год: с мая 1908 по май 1909 года. В деле Гулаб Сингха обвинение не смогло доказать, что подписи принадлежали именно ему – они были подделаны так искусно, что отличить их от оригинала никто не мог. Неубедительность доказательств привела к полному снятию обвинений. Арестовавший Гулаб Сингха полицейский тоже присутствовал в зале суда. Покидая скамью подсудимых и проходя мимо этого офицера, Гулаб Сингх негромко сказал ему: «Я сделал это, а теперь выхожу на свободу». Офицер ответил: «Счастливчик…». И действительно, удача ему сопутствовала практически во всем.
Ожидая суда в Калькутте, Гулаб Сингх познакомился в тюрьме со Шри Ауробиндо. Там будущий знаменитый йогин и основатель интегральной йоги испытал первые мистические и духовные переживания. В деле Ауробиндо также не было обнаружено веских улик, и будущего махариши освободили. Вскоре Ауробиндо Гош оставил политику ради духовного пути и перебрался в Пондичерри, а Гулаб Сингх вернулся к себе в деревню, но поддерживал переписку со Шри Ауробиндо еще долгие годы.
Вся жизнь Гулаб Сингха была чередой вызовов самым необычным обстоятельствам. Однажды махараджа Джодхпура готовился к встрече с вице-королем Индии, где должен был предстать в полном церемониальном облачении. Ему принесли парадный меч, но тот плотно застрял в ножнах. Рослые раджастанские гвардейцы охраны проблему решить не смогли, и случайно оказавшийся во дворце в тот день и наблюдавший за безуспешными попытками Гулаб Сингх вызвался: «Ваше сиятельство, могу ли я попробовать?». Офицеры сдержанно улыбнулись: по сравнению с широкоплечими дюжими охранниками полковник Сингх был довольно худощавого телосложения. Повесив меч на потолочный крюк ножнами вверх, Гулаб Сингх всем весом повис на рукояти, и клинок выскользнул с мягким звуком пробужденной стали. Махараджа зааплодировал. Гулаб Сингх всегда верил в смекалку.
Худощавый, среднего роста, полный энергии, он был обладателем шикарных густых усов и неугасимого энтузиазма. Однажды кто-то принес новую двустволку, и он одним выстрелом сбил воздушного змея, приговаривая: «Отличное ружье…». Полковнику Сингху тогда было около 92 лет, и он все еще любил покрасоваться. В общем, стиль его жизни полностью соответствовал фамилии, означавшей «лев».
В семнадцатом веке один из предков спас махараджу Биканера от тигра и был удостоен почетного титула «Сингх». Традиционно он предназначался только для кшатриев, но их предок, очевидно, был особым брамином, и титул перешел к потомкам, став фамилией.
От историй Гулаб Сингха веяло славой эпических сражений, острым ароматом приключений и смертельных опасностей, в них сквозила горечь поражений и сладость нектара побед. Дед прожил долгую жизнь, напоминающую тропический шторм или циклон: порывистые ветры и ливни чередовались с солнечными днями и полным штилем, и Гулаб Сингх наслаждался каждой минутой.
…Полное имя внука звучит так: «Шайлендра Бахадур Сингх Шарма». Опустив почетный титул «Сингх», который с гордостью носил его дед, он подписывает свои книги просто «Шайлендра Шарма». Со временем люди стали обращаться к нему по имени, полностью созвучному избранному им пути: «Гуруджи», Учитель.
Гангстер, паан и визит в тюрьму
В последний год его учебы в школе окрестности Гвалиора и несколько других областей, Бхинд и Морена, прославились на всю Индию благодаря бандитским формированиям дакойтов. Два самых известных лидера бандитов, Мохар Сингх и Мадхо Сингх предпочитали, чтобы их называли «баагис», – повстанцами. Они не грабили бедных, а в лучших традициях Робин Гуда брали в заложники богачей и распределяли полученный выкуп среди нуждающихся сельских жителей.
В конце концов, в 1972 году Мохар Сингх и его соратники сдались известному лидеру социалистов Джаяпракашу Нараяну по договоренности, подтвержденной самой Индирой Ганди. Это соглашение освобождало их от смертной казни. Однако все юридические обязательства и формальности должны были быть соблюдены в соответствии с индийским законодательством, и бандитов временно водворили в тюрьму Гвалиора. Эта новость произвела фурор, в газетах даже напечатали интервью с Мохар Сингхом.
«Спор из-за моего земельного надела длился так долго, что в 1958 году я восстал против системы и был вынужден взять в руки оружие, чтобы бороться за справедливость. Мы были загнаны в угол изнурительной правовой системой, лишившей меня и многих других людей элементарных законных прав». После того, как Мохар Сингх убил человека, выкуп за его голову достиг 300 000 рупий. По тем временам это была довольно большая сумма.
…Забросив домашнее задание, он читал интервью и представлял себе великана, современного супер злодея, ожившего героя комиксов. История невероятно увлекла его, Мохар Сингх был живой легендой, и он должен был увидеть этого дакойта! Один из его дядьев был государственным прокурором и часто приезжал из Морены в гвалиорскую тюрьму для подготовки рассмотрения дела дакойтов в суде. Когда дядя навестил их в очередной раз, он обратился к нему: «Возьми меня с собой в тюрьму, хочу увидеть этих знаменитых разбойников, отнявших сотни жизней…». Дядя нерешительно возразил: «Ты слишком мал, чтобы смотреть на преступников». Но он был непреклонен, и в конце концов решили, что через пару дней за ним пришлют полицейский джип. Других членов семьи эта идея совершенно не вдохновила, и он отправился в тюрьму один.
По прибытии выяснилось, что дядя был очень занят. Зарывшись в тонны папок и бумаг вместе с другими представителями обвинения, он обрабатывал дела бандитов. Провести экскурсию и показать племяннику основных «персонажей» взялся один из младших офицеров.
В тюремном дворе его глазам открылся настоящий пикник: одни бандиты отжимались и упражнялись, другим делали масляный массаж; еда и сладости готовились в гигантских котлах тут же, под присмотром многочисленной челяди, а скучающие полицейские были скорее наблюдателями, чем охранниками. Все это напоминало большой праздник, просто проходящий в тюрьме. Сопровождающий офицер показал ему самых известных бандитов и даже представил некоторым из них. На лицах людей лежал отпечаток совершенно особой, спокойной уверенности, граничащей с готовностью отнять жизнь без малейшего колебания. Глаза их были пусты и невыразительны, взгляд скользил медленно и оценивающе, как у торговцев скотом, бесстрастно оценивающих состояние стада. Он ощутил себя ягненком. Видеть в одном месте такое скопление преступников, отнявших множество людских жизней, было крайне дискомфортно. Атмосфера тюремного двора больше не казалась праздничной, внутри шевельнулось приглушенное эхо страха. Стоя у ворот, он поджидал полицейский джип, который должен был отвезти его домой, и совершенно не был готов к сюрпризу: Мохар Сингха везли в больницу на медосмотр на том же джипе. Из-за того, что дакойт сдался добровольно, особой суеты по поводу безопасности не было, заключенного сопровождали четверо полицейских и инспектор, и все выглядели довольно расслабленно. Решили, что сначала Мохар Сингха доставят в больницу, а затем уже подбросят до дома племянника прокурора…
В машине Мохар Сингх уселся прямо напротив. От него веяло опасностью и уверенностью. У бандита было мощное тело борца, а бандитская гордость – огромные усы, – были замысловато закручены в кольца. Узнав, что сидящий напротив него юноша – племянник прокурора, дакойт дружелюбно обратился к нему, называя его «лаллу», «молодой человек». Ему еще больше стало не по себе.
Джип подъехал к больнице. Рядом с воротами стоял киоск с пааном[46], и бандит скомандовал инспектору полиции: «Остановись и купи паан для лаллу». Машина затормозила. Лаллу, которого бандит решил угостить пааном, замер, не решаясь возразить. Все вышли из машины: четверо дюжих полицейских, здоровенный Мохар Сингх и испуганный лаллу. Заказали паан. Через несколько минут весть о присутствии самого Мохар Сингха распространилась как пожар, и вокруг их небольшой группы начали собираться горожане. Дакойт, смотревший на зевак, как волк на овец, обратился к нему: «Лаллу, тамаса те хоге? – хочешь посмотреть шоу?» и повернулся к продавцу паана: «Дай стакан воды». Тот повиновался, протянув стакан трясущимися руками. Осушив его в несколько глотков, дакойт сделал угрожающее движение пустым стаканом в сторону толпы, проревев: «Ну что, задроты?!» Толпа отхлынула, как волна; несколько человек в панике упали на землю, и через минуту улица была абсолютно пуста. Дакойт рассмеялся: «Видишь, лаллу, понял, как оно?». От этого шоу у лаллу перехватило дыхание.
Остальная часть поездки прошла без происшествий. Главаря бандитов сопроводили в больницу, а его самого довезли до дома. Приключение было скорее тревожным и будоражащим, но в тот день он увидел нечто уникальное: силу человеческой воли, рассекающую волю других, словно нож, проходящий через мягкое масло. Волю, создающую и человека, и его репутацию.
…В архиве районного полицейского отделения Бхинды до сих пор хранится потрепанная папка с документами. Пожелтевшие от времени страницы досье сухо констатируют, что Мохар Сингх был «безжалостным, жестоким и закоренелым преступником, которому было предъявлено обвинение в 325 преступлениях, в том числе в 85 убийствах». Отбыв в тюрьме восемь лет, бывший бандит стал председателем поддерживаемого партией БДП[47] муниципалитета Нагар в своем родном городе Махегаон, но политику так и не полюбил. В газетном интервью он открыто говорил: «Я понял, что есть гораздо большие преступники – политики». В 2020 году человек, который мог разогнать толпу пустым стаканом, умер в возрасте 92 лет.
…Читая о смерти Мохар Сингха, он вспомнил вкус паана, перепуганную толпу и торжествующий смех разбойника. По кармическим законам, забравших человеческие жизни должен судить астральный суд, но ему почему-то казалось, что дух Мохар Сингха был настолько силен, что мог выдержать любой приговор, даже астральный.
Прошлые жизни. Махадев
В индуизме традиция сбривать первые волосы ребенка очень важна, почти обязательна. Церемония мундан – один из 16 ритуалов очищения, известных как Шодаша Самскара. Считается, что ритуал избавляет ребенка от всего негатива прошлой жизни и способствует умственному и духовному развитию, ведь волосы, с которыми родился ребенок, хранят кармические воспоминания, поэтому их лучше быстро удалить. Если их не срезать, ребенок может не «принять» «новых» родителей. Повторяющиеся воспоминания маленьких детей о странных местах, именах или событиях обычно воспринимаются как память о прошлой жизни. Порой эти вспышки воспоминаний причиняют беспокойство и должны быть «исцелены».
Существует поверье, что, если посадить ребенка на гончарный круг и вращать против часовой стрелки семь или одиннадцать раз, воспоминания о прошлых жизнях будут стерты. И тогда все опыты прежних воплощений, вместе с привязанностями, болью, желаниями и ментальными отпечатками не окажут тормозящего воздействия на развитие души в нынешней жизни.
Церемония Мундан состоялась, когда ему было три или четыре месяца, не слишком рано и не чересчур поздно. Никаких признаков связи с прошлым он не обнаруживал, но с пяти лет постоянно повторял два слова (или имени): Бартоли и Мартоли, и никто не знал, что они означают. Играя с собаками, он давал им эти имена; слова были абракадаброй, волшебными кодами, таинственными мантрами из прошлого (или будущего). В Гуджарате, Одиссе и Уттаракханде существовало несколько небольших деревень с такими названиями, но искать какие-либо зацепки или исследовать возможные связи никто не собирался.
Примерно в том же возрасте он заявил, что будет писать книги, когда вырастет. О чем будут эти будущие произведения, сказать затруднялся. Наверное, комиксы, поскольку представить, что его сможет заинтересовать какой-то другой жанр, он не мог. Также он сообщал всем интересующимся, что будет жить в огромном доме, похожем на дворец и окруженным стеной, где неподалеку будут три строения и пруд со ступенями. И еще там будут люди, много людей. На протяжении следующих 3–4 лет, во время семейных праздников, он рассказывал гостям о будущих дворцах… Нет, он не утверждал, что станет королем, так как уже был полноправным владельцем этого места. Сказать, где именно расположен этот дворец и по какому делу к нему будут приходить посетители, он не мог, но уверенность в том, что это случится, была непоколебима. Удивляясь размаху детского воображения, взрослые улыбались, и, конечно же, никто не воспринимал эти истории всерьез. Но он был непреклонен. Кусочки мозаики будущего были настолько реальны, что он считал ниже своего достоинства доказывать очевидное.
Иногда к его дяде, известному врачу-аюрведисту, приходили садху, и время от времени дядя сам навещал этих аскетов – и брал его с собой. Садху частенько курили чиллумы[48], набитые не табаком или гашишем, а какими-то аюрведическими травами. Однажды, когда ему было восемь или девять лет, один садху дал ему почистить трубку. Гладкая керамическая трубка легла в ладонь так естественно, будто он держал ее раньше. Странное ощущение охватило его, словно что-то изнутри нашептывало: «Это было частью твоей жизни, помнишь?».
А еще был эффект огня. С раннего возраста, всякий раз, когда он сидел перед огнем, ум становился пустым, сосредоточенным только на танцующем пламени, и лишь непроизвольные движения полузакрытых глаз вторили этому танцу. Такой транс мог продолжаться часами. В этом не было ничего уникального, поскольку любой человек происходит от собирателей и охотников, издавна подвластных гипнотической силе древнейшего из богов, Огня. И все же… Сценарий каждой судьбы пишется до рождения тела. Подсознательно и сознательно, он знал о предстоящем пути, и о том, кем был. Но слов, чтобы выразить это, не было. Кроме того, делиться этими чувствами и мыслями с кем-то означало стать уязвимым, излишне открытым. К десяти годам он прекратил упоминать дворцы, посетителей и будущие книги. Все это было слишком личным.
Летом 1971 года ему исполнилось 14, и вся семья отправилась на отдых в Гималаи. Жена старшего брата была принцессой Джамнагара, и ее семье принадлежало поместье Девалдхар недалеко от Багешвара, куда они и были приглашены.
Гималайский хребет, увенчанный двумя величественными вершинами, Тришулом и Нанда Деви, был хорошо виден на километры вокруг, и от этой панорамы перехватывало дыхание. Верхняя терраса большого дома занимала почти 300 акров яблоневых садов; идиллический, живописный вид обрамляли далекие снежные вершины. Обычно он поднимался на верхний ярус фруктового амбара, и часами наслаждался потрясающими видами. По утрам Гималаи становились золотыми, а в сумерках окунались в красновато-золотистый жидкий янтарь заката – фантастическое зрелище. Волшебное время, проведенное в поместье, пролетело незаметно: семья готовилась возвращаться в Гвалиор, а он уже чувствовал ностальгию по этому месту.
Однажды после обеда он вышел на террасу. И, взглянув на уже привычные силуэты вершин, вдруг понял, что смотрит на Самого Господа Шиву. Одной ногой Махадев[49] наступал на пик Нанда Деви, другой попирал Тришул. Зажмурившись, он потряс головой. Когда открыл глаза, спутанные пряди волос Шивы рассыпались по небу, как пламя. Бедра Махадева опоясывала белая тигровая шкура, и гирлянда черепов на Его шее слегка сместилась от движения правой руки. Сжимая золотой трезубец, Махадев смотрел прямо на него; третий глаз божества был закрыт.
Видение возымело страннейший эффект: он почувствовал, что какая-то сила тянет его к Шиве, что он вот-вот достигнет вершин, на которых стоял Владыка Вселенной. А затем наваждение исчезло. Была ли это игра воображения? Трудно сказать. Им овладело чувство беспокойства, будто ему необходимо немедленно действовать. Однако ничего не оставалось, как загрузиться вместе с членами семьи в машину и вернуться к мирской жизни.
Три месяца спустя необычное видение повторилось. В тот день, вернувшись из школы, он машинально пообедал и прилег на кровать у себя в комнате, рассматривая новый комикс. Рассеянно перелистывая страницы, он вдруг увидел ту же яркую картину – над Гималаями возвышался Шива – и это видение продлилось около минуты. Сев на кровати, он намеревался немедленно вернуться в Багешвар, уверенный, что Шива ожидает его. Но объяснить все это взрослым было невозможно, и порыв пришлось подавить.
Как показали дальнейшие события, ему не нужно было устремляться к стопам Махадева. Спустя 25 лет Разрушитель придет к нему сам, и в этот раз бедра Повелителя Вселенной будут обернуты кожей слона, третий глаз будет полуоткрыт, и пот разгоряченного Божества коснется его собственной кожи, навсегда оставив невидимую метку.