Есть две вещи, с которыми мне необходимо свыкнуться. И чем раньше я перестану бороться с ними, тем скорее мое эмоциональное состояние придет в норму и вольется в привычный поток спокойной и размеренной жизни.
– Знаю, вы считаете, что всё слишком быстро. И поверьте, я с вами согласна. Но реальность такова, что я безоглядно влюбилась в него.
Во-первых, я должна стать актрисой. Наделить себя фальшивыми желаниями и чувствами и правдоподобно демонстрировать их всему белому свету.
– Он замечательный. С ним я чувствую себя в безопасности. И нам хочется быть рядом друг с другом каждую минуту.
Во-вторых, я должна сменить место жительства. У меня будет своя комната, своя ванная, свой собственный угол. Правда, крыша над головой – общая.
– Я не могла отказать. Потому что я действительно хочу стать его женой. Он тот, о ком я мечтала всю свою… жизнь.
В-третьих, теперь у меня будет муж, с которым через девять месяцев мы будем воспитывать нашего общего ребенка.
– Кристина, милая, – заикается мой папа, бросив на застывшую Натали обеспокоенный взгляд, – ты что, выходишь замуж за… за Алмазова? Кристиана Алмазова?
– Да, – отвечаю с улыбкой. Вымученной, выдавленной с трудом, как остатки зубной пасты из пустого тюбика. – Я люблю его, папа.
– …Кристина, – подключается Натали, – когда ты… когда вы успели прийти к этому решению? Вы ведь познакомились совсем недавно и уже собираетесь пожениться?
– Сколько раз ты говорила мне, что влюбилась в папу с первого взгляда? Признаюсь честно, к твоим словам я всегда относилась с недоверием, пока сама не испытала того же.
– Это как-то связано с тем, что он сделал для тебя? – спрашивает папа чуть посуровевшим голосом. – Натали рассказала мне о том, что случилось между вами с Платоном. Я никогда и подумать не мог, что он способен на такое! Поверь, я буду до конца своих дней благодарен Кристиану за твое спасение. Я у него в неоплатном долгу. Но если ты чувствуешь то же самое и принимаешь это серьезное решение, руководствуясь лишь…
– Папа, нет, – перебиваю, понимая, что разговор может затянуться. А я и без того едва сдерживаю слезы, потому что моя жизнь уже никогда не будет прежней. И кроме, как с Кристианом, я не могу об этом ни с кем поговорить. – Конечно, он мой спаситель. Если бы не Кристиан, меня бы здесь не было. Но не это важно. А только то, что… у меня сердце останавливается, когда я вижу его. Когда он берет меня за руку, я знаю, что не упаду. Когда он обнимает меня, я как будто на своем месте. Как будто если не сейчас, то потом всю жизнь я буду искать именно его руки, потому что они созданы только для меня. Кристиан… он потрясающий, папа. И я знаю, что он любит меня так же сильно, как я его.
Мои самые близкие и родные люди так внимательно и молчаливо смотрят на меня, что играть роль влюбленной дурочки кажется не так уж сложно. Но в душе я плачу. Я рыдаю, осознавая, что вынуждена обманывать их. Я кричу, потому что не о такой жизни мечтала. Муж, ребенок, семья – какого черта?! Я должна быть свободна! Я хочу получать удовольствие от этой жизни! Я хочу путешествовать! Я хочу, чтобы всё вернулось на круги своя!
– Ох, милая! – всхлипывает Натали, взяв меня за руки. – Ты плачешь и я плачу!
Да, сдержать эмоции не удается. Люди плачут от боли, от горя, от неизбежности. А я же плачу от «счастья». От большого и свалившегося на мою голову «счастья».
– Ты уже взрослая девушка, Кристина, – говорит мне папа и поднимается из-за стола, чтобы обнять меня. – Иди ко мне, моя любимая. Я, конечно, рад, что ты счастлива, милая. И я поддержу тебя всегда, ты знаешь. Но мне, как твоему отцу, необходимо познакомиться с мужчиной, которого ты любишь. Особенно, когда ты собираешься выйти за него замуж.
– Конечно, – говорю в его плечо, заливаясь слезами.
– Родная моя, – гладит он мои волосы, заставляя меня страдать ещё больше. – Как же быстро ты выросла. Мы ведь только-только познакомились с тобой, а ты уже собираешься создать собственную семью. Когда ты переехала в свою квартиру, от меня как будто кусок оторвали.
– Это правда, – кивает Натали, шмыгнув носом. – У нас обоих была депрессия. И даже то, что я видела тебя каждый день на работе, не улучшало этого состояния.
– А теперь ты собираешься выйти замуж, – усмехается папа. – Я знал, что когда-нибудь это случится, но и подумать не мог, что так скоро.
– Давайте мы все успокоимся, – предлагает Натали. – Смахнем слезы, сядем за стол и продолжим чаепитие! Кристина расскажет нам о своем… любимом, – с запинкой говорит она, – мы обсудим возможность нашего знакомства… То есть, где было бы лучше нам всем встретиться и…
– Извини, Натали, но я не могу остаться надолго, – перебиваю, немного отпрянув от папы. Мое лицо мокрое от слез и я очень надеюсь, что никому сейчас не придет в голову усомниться в моем «счастье». – Вообще-то, я уже давно должна быть дома. Алина должна приехать. Как-то всё так закрутилось, что мы ещё ни разу толком не поговорили с ней… Я должна ехать, – заключаю, с трудом подбирая слова. – Спасибо вам, что вы… рады за меня.
– А как иначе? – улыбается папа. – Правда, нам необходимо познакомиться с Кристианом лично. Мне, – уточняет он, глянув на Натали, которая уже имеет представление о моем будущем муже.
– Да. Я всё организую, – говорю, обнимая его на прощание. Подхожу к Натали, которая снова начинает всхлипывать. – Перестань, прошу. Завтра увидимся, верно?
– О, да! – пытается она посмеяться сквозь слезы. – Жду тебя в магазине! Милая, я так счастлива за тебя! – шепчет мне на ухо, когда мы обнимаемся. – Кристиан обаятельный мужчина. Папе он понравится.
Конечно понравится. Другого варианта у него нет.
– Альберт, ты можешь быть свободен. Я дома, видишь? – смотрю на него, задрав голову. – Я никуда не собираюсь уезжать. Скоро ко мне приедет подруга, привезет ужин из японского ресторана. Мы поедим, поболтаем и она уедет, а я лягу спать. Пожалуйста, уезжай.
– Сразу, как только мне скажет Кристиан.
– Ты что, не голоден? У тебя нет девушки? Нет личной жизни?
– Не беспокойтесь обо мне. Вы меня даже не заметите.
– Зато тебя замечают мои соседи! Ты каждый день дежуришь у моей двери!
– Это распоряжение Кристиана, – отвечает мужчина и, точно дрессированный пес, моментально реагирует на плавное шуршание лифта, который спускается на первый этаж. – Возвращайтесь домой. Если понадобится помощь, вы знаете, где меня найти.
Мне кажется, что ещё никогда я не чувствовала себя так одиноко, как сейчас. Даже в детстве, когда Игнат изводил кошмарами о детском доме, где я непременно окажусь, потому что никто и никогда меня не полюбит. Но даже тогда я могла поговорить о своих чувствах и переживаниях с вымышленными друзьями, которым всегда давала разные имена. Я ложилась спать и тихонько перешептывалась с ними, наделяя себя энергией и силой перед очередным новым днем. Но теперь такие фокусы не прокатят. Мне необходим собеседник. Мне необходимо высказаться, услышать мнение со стороны, почувствовать поддержку или столкнуться с несогласием человека, который не имеет никакого отношения к моей глобальной проблеме. А может это и не проблема вовсе? Может я просто слишком доверчиво отнеслась к словам Кристиана и его затаенным угрозам? Разве он похож на мужчину, который воспользуется мыслимыми и немыслимыми способами, чтобы забрать у меня моего ребенка? И хотя я ещё не до конца смирилась с мыслью о его существовании в моем животе, мне всё равно страшно подумать, что кто-то сможет отнять у меня то, что принадлежит мне. Я чувствую то же, что и в детстве, когда меня запугивал Игнат – несправедливость, которой я не могу противостоять.
Раздеваюсь до нижнего белья, мой взгляд прикован к собственному отражению в зеркале. Рисую ладонью в воздухе круглый живот, стараясь представить свое тело через восемь месяцев. Вчера я была на приеме у гинеколога и кажется, что всё то время, пока приятная женщина по имени Светлана, собирала обо мне информацию, выписывала направление на кучу анализов, а потом показывала мне на темном экране крошечную точку, уверяя, что это мой будущий малыш, я всё надеялась, что вот-вот проснусь и выдохну с облегчением.
Потому что я не хочу этого ребенка.
Потому что я к нему не готова.
Потому что любому ребенку нужна взрослая, состоявшаяся и осознанная мама, а я не такая. И, тем не менее, я очень боюсь, что его могут у меня отнять. Ведь Кристиан настроен более, чем серьезно. Он слишком внимателен к деталям, держится со мной уверенно и в меру напористо, но я не сомневаюсь, что его природная настойчивость в какой-то момент всё же пересечет эти невидимые границы. Потому что тот Кристиан, что был в зимнем домике, казался мне просто обаятельным мужчиной. Он спас меня от верной гибели, беззаботно смотрел со мной дурацкие фильмы, танцевал… Но здесь он другой. Настоящий хищник, готовый притвориться своим ради определенных целей. Разве ему так уж хотелось провести целые сутки в моей компании, трясясь в поезде? Его телефон обрывали звонки, когда только-только появлялась связь. Всякий раз он выходил из купе, вежливо извиняясь, а через несколько минут возвращался с таким выражением лица, словно не по телефону говорил, а собственноручно перерезал горло своим недругам. Он вырвал себя из своей деловой жизни только ради того, чтобы убедить меня в правильности и выгодности своего предложения. Конечно, такому человеку, как он, нужны наследники. Его семье принадлежит огромный бизнес и он не может быть уничтожен, выкуплен сторонним бизнесменом или раздроблен на части. Такое дело всегда остается в семье, а для этого нужно новое поколение.
Я бы могла сообщить папе и Натали о беременности. Прошлой ночью я только об этом и думала. Всякое ведь в жизни случается. Женщины в силах самостоятельно воспитывать своих детей, обеспечивать их и заручиться поддержкой близких. Это не так страшно, как кажется… Совсем не страшно. И мне почти ничего не мешает оставаться честной с людьми, которыми я очень дорожу. Почти ничего…
Излишнее внимание журналистов.
Грязные сплетни.
Неприятные последствия части этих сплетен на бизнесе Натали и папы.
Их полное во мне разочарование…
Кристиан знал, за какие рычаги нужно потянуть, потому что в зимнем домике я сама рассказала ему о себе слишком много. И его сложно в этом винить. Он спасает свою честь, обеспечивает огромное семейное дело наследником, чье будущее уже предопределено. Мой ребенок уже лишен возможности сделать выбор: в какой школе учиться, в каком университете получать высшее образование, кем стать. Когда ему исполнится три года, мы разведемся. Этот пункт будет прописан в нашем личном договоре о фиктивном браке, Кристиан обещал мне это. Я не знаю, кто этот документ будет составлять и имеет ли он хоть какую-то юридическую силу, но мне очень хочется верить, что Кристиан сдержит свое слово. Ни ему, ни мне не нужен этот брак. Он вынужденный, его формальность каждому из нас играет на руку. Вот только… что будет после?
Развить мысль не получается. Громкий звонок домофона разносится по всей квартире, сообщая о долгожданной гостье, от которой я не смогу скрыть пугающую правду. Набрасываю длинный шелковый халат и спешу в прихожую, чтобы открыть железную дверь. Едва касаюсь круглой кнопки, как тут же одергиваю руку. Внизу Платон. Его физиономия напоминает мне о минутах тихого ужаса. Когда я ехала, не зная куда, когда всё вокруг засыпало снегом, когда я не сомневалась, что моей жизни настал конец. Не отвечаю и просто жду, когда он решит, что меня нет дома и просто уедет. Но Платон звонит снова и снова, а потом пристально смотрит в камеру, будто зная, что я слежу за ним, и медленно указывает мне пальцем на мою машину, припаркованную недалеко от подъезда.
– Что тебе надо? – снимаю трубку.
– Поговорить, Кристина.
– Нам не о чем разговаривать. Уходи немедленно.
– Кристина, пожалуйста! Я пытаюсь дозвониться до тебя уже несколько дней, но ты не отвечаешь! Умоляю, дай мне возможность объясниться с тобой! Я чувствую себя виноватым и… Кристина, – с мольбой смотрит он в камеру, – пожалуйста. Для меня это очень важно.
– Недолго! – сдаюсь, глянув на часы. Вот-вот должна приехать Алина. – У меня есть дела.
Нажимаю на кнопку и с грохотом вешаю плоскую трубку на место. В конце концов, я ведь хотела разнести этого кретина в пух и прах, так почему бы не сделать этого прямо сейчас? Учитывая, что мне так погано на душе, я могу хорошенько оторваться на человеке, который причастен к безумным переменам в моей жизни. Может хоть чуть-чуть сделается легче.
Завязываю халат потуже, фиксирую волосы тонкой резинкой на затылке. Достаю из нижнего ящика тумбы пушистые теплые тапочки и вдруг слышу мужской голос за входной дверью. Вспоминаю, что её охраняет Альберт, который в курсе лишь о визите моей подруги. Остается только догадываться, что он подумает, увидев упрямца, жаждущего попасть в мою квартиру.
– Что ещё за глупости? – раздается голос Платона, когда я открываю дверь. Он смотрит на скалу-Альберта снизу-вверх, пытается сделать вид, что под теплым пальто у него невиданные запасы каменных мышц. – Я приехал к подруге! Ты ещё кто такой, черт возьми?
– Альберт? – обращаюсь полушепотом. Громила поворачивает ко мне голову. – Что ты делаешь? Пропусти его!
– Это невозможно, – отвечает мне, как робот. – У меня есть указания.
– Немедленно отойди! – повышает голос Платон. – Тебе говорю, болван!
– Ради всего святого, не кричи, Платон! – Я в ужасе. Соседи и без того косо поглядывают на меня с тех пор, как Альберт днями и ночами торчит у моей двери. – Альберт, прошу тебя, пропусти его немедленно!
– Вам лучше позвонить Кристиану, – отвечает мне, не реагируя на просьбы.
– «Кристиану»? – спрашивает Платон, глядя на меня из-за массивного плеча Альберта. – Это его рук дело?
Велю Платону ждать меня с закрытым ртом, а сама спешу к телефону, который оставила в спальне. Я не позволяла Кристиану решать, с кем мне общаться, кого приглашать в свой дом и вообще… Что за дурость такая? Мы обговорили основные пункты наших отношений, которые со дня на день будут зафиксированы на бумаге. И я отлично помню, что среди их многообразия не было ничего, что касалось бы моих друзей. Платон повел себя самым возмутительным образом и я его за это ненавижу, но мне вовсе не нужно чье-то разрешение для встречи с ним или кем бы то ни было ещё!
– Наконец-то! – вспыхиваю от злости, когда Кристиан отвечает после бесконечных гудков. – Что ещё за дела, объяснишь?
– Я сейчас немного занят, – говорит он ровным голосом. – У тебя что-то срочное?
– Да, черт возьми! Твой верзила не пропускает моего гостя!
– Если Альберт так решил, значит на то есть причины.
Непоколебимость его приглушенного тона выбивает почву из-под ног.
– …Ты в своем уме? Какого черта твой телохранитель будет решать, с кем мне встречаться? Я у себя дома и ко мне пришел друг, а он не пропускает его, словно защищает какой-то неприкосновенный объект!
– Так и есть. Объект полностью неприкосновенный. Поговорим позже, а пока выпей расслабляющий чай и успокойся.
– Кристиан, ты нормальный?!
Но он уже отключился. Я набираю снова, но линия уже занята. Эмоции переполняют, в висках пульсирует. Снова появляюсь в коридоре, надеясь на понимание Альберта, который пойдет мне навстречу, но уже понимаю, что это бессмысленно.
– Кристина, что здесь, черт возьми, происходит? – спрашивает меня Платон. Его лицо алое от злости и возмущения. – Кто этот тип? Кто его сюда поставил? Этот Кристиан, так?
– Альберт? – обращаюсь я снова с отчаянием в голосе. – Пожалуйста, пропусти ты его! Соседи ведь всё слышат.
Удивительно, но мой телохранитель молча отходит в сторону, даже и глазом не моргнув, когда разъяренный Платон называет его «ослом». Сжалился надо мной или посчитал, что мой невоспитанный гость не представляет для меня никакой опасности?
– Я буду рядом.
– Чего? – возмущается Платон. – Живо убирайся отсюда!
Но Альберт не слышит его, не видит меня и молча заходит в мою квартиру. Он становится рядом с большим зеркалом, складывает руки в замок и смотрит в одну точку перед собой. Я понимаю, что спорить с ним, что-то спрашивать и требовать убраться отсюда бесполезно.
– Кристина, какого черта здесь происходит?
Вместо ответа, нетерпеливо киваю, приглашая войти. Иду на кухню, наливаю себе полный стакан воды, но делаю лишь маленький глоток. Очередная за последние пять минут волна обреченности накрывает с головой, заполняя собой всё мое существование. Такое чувство, будто я нахожусь в коробке, а она с каждой минутой становится всё меньше и меньше.
Мы с Кристианом так не договаривались.
Не договаривались.
– Что тебе надо? – спрашиваю, когда появляется Платон. Мой голос лишен даже толики раздражения. – Говори и проваливай.
– Кристина! – поражается он моим словам. – Что здесь происходит? Кто этот тип?
– У меня уже в печенке сидят подобные вопросы. Что тебе надо? – повторяю, прогоняя пугающие мысли.
Неужели я поторопилась? Мы договорились, что сегодня сообщим родным о наших «отношениях» и желании связать себя узами брака, чтобы это случилось как можно скорее и моя беременность стала приятным «сюрпризом» после превосходного медового месяца. И теперь назад для меня дороги нет, а Кристиан уже ставит для меня ограничения. Да, после случившегося, я уже не смогу относиться к Платону, как раньше, и навряд ли захочу общаться с ним. Но ведь это только мое дело. Я свободна и я вправе решать сама, что мне делать, с кем мне это делать, когда и где!
– Во-первых, я хочу знать, что тебя связывает с этим Алмазовым на самом деле? Это ведь его шавка караулит тебя у двери!
– Советую тебе прикусить язык, Платон. Не думаю, что Альберту запрещено применять силу в отношении тех, кто сначала несет пургу и только потом думает. И если уж ты так хотел встречи со мной, то почему же не приехал в магазин? Знаешь ведь, что я каждый день там нахожусь.
– Я хотел поговорить с тобой наедине. А там полно народу.
– Нет, Платон. Ты просто боишься, что Натали расцарапает тебе лицо за то, что ты со мной сделал.
– Бога ради, я ничего не делал с тобой!
Сдвигаю в сторону край шелкового халата и демонстрирую ему заклеенную рану на бедре, вокруг которой уже фиолетово-желтые пятна.
– Ну, как? Нравится?
– …Кристина, что это? – вытаращивает он глаза.
– Это результат неудачного падения со снегохода. С того самого, на который ты меня усадил. Помнишь? А потом ты бросил меня и умчался в гостиницу, прекрасно зная, что надвигается снежная буря. У тебя что, и впрямь ничего не ёкнуло?
– Да я уехал-то всего на пару минут, Кристина! – подходит он ближе. – Я сделал круг, а когда вернулся, тебя уже там не было! И я решил, что мы просто разминулись, а ты уехала в гостиницу!
– Какой же ты лжец!
– Я говорю тебе чистую правду!
– Ты сказал администратору, что вынужден уехать, а я решила остаться на соседнем курорте, потому что встретила подругу! – смотрю на него в упор. – Ты просто ублюдок, Платон, который не смог смириться с моим отказом, обиделся, как глупый мальчишка, и решил мне отомстить!
– Я не собирался тебе мстить, Кристина! – заикается он. – Я ведь люблю тебя, я…
– Замолчи! – вскрикиваю, сжав кулаки. – У меня был поганый день! Ясно тебе? Поганый! А твоя лживая физиономия делает его ещё хуже!
– Ладно! Хорошо! – сдается он, подняв вверх ладони. – Я признаю, что был не прав! Я был не прав, слышишь? Я просто… Я просто не был готов к такому повороту событий, потому что мне казалось, что между нами всё серьезно!
– Это всё?
– Очевидно, что денек у тебя выдался и впрямь тяжелый.
– Не смею больше задерживать, – указываю на выход.
– Кристина, – усмехается он, поставив руки в боки, – что происходит? Я знаю, что подвел тебя…
– Ты чуть не убил меня!
– Это ненамеренно, поверь! То есть… Господи, Кристина, это даже звучит ужасно! Я бы никогда не причинил тебе вреда, я ведь очень тебя… Слушай, – вздыхает он, увидев в моих глазах ожесточение, – я знаю, что повел себя самым ужасным образом. Я сволочь. Я очень плохой человек. Но, прошу, не ставь на мне крест. Я сожалею, что тогда позвонил тебе и наговорил глупостей. Пойми, те новости, что посыпались о тебе и этом болване Алмазове, поразили меня! Я поверить не мог, что ты могла так поступить со мной. Но потом, поразмыслив, я понял, что это всего лишь сплетни. Этим проклятым и вездесущим журналистам лишь бы откопать кусок грязи, да пожирнее! Мне очень жаль, что ты стала их жертвой только потому, что случайно столкнулась на крыльце гостиницы с объектом их пристального внимания! – нервно усмехается Платон и будто ищет в моих глазах подтверждение своим словам. – А этот сторожевой пес в прихожей – так, для личной безопасности? Его хозяин знает, что виноват перед тобой, и таким образом решил принести извинения?
– Платон, очень тебя прошу, уходи. Мне нечего тебе больше сказать, да и говорить с тобой нет никакого желания. Ты выслушал меня, я тебя – конец.
– «Конец»? Как это? – часто моргает он. – Мы ведь друзья, мы с тобой были близки и…
– Кристина, у вас всё в порядке? – спрашивает Альберт, заглянув на кухню.
Платон поджимает губы и, закатив глаза, оборачивается.
– Вернись на свое место и не вмешивайся! А лучше всего – проваливай в свою будку, пес!
Прячу лицо в ладонях, устав от оскорблений Платона, который всё ещё отказывается понимать степень своей вины и того, что мне понадобится слишком много времени, чтобы вернуть нашим отношениям хоть толику уважения. Возможно, что этому теперь в принципе не бывать.
– Альберт, совсем скоро Новый год, – вдруг раздается низкий с опасной хрипотцой голос. Я судорожно опускаю руки и смотрю, как на кухню медленной хищнической походкой входит Кристиан, для которого привычный для меня простор едва ли вмещает его высокую и крепкую фигуру. – В следующий раз, когда кто-то посмеет оскорбить тебя, советую воспользоваться гирляндой с разноцветными лампочками. Заштопаешь ею чужой рот. Будет весело и празднично. Как думаешь? – оглядывается он на Альберта.
– Отличная идея, босс. Теперь гирлянда будет всегда со мной.
Я с трудом понимаю, что происходит. О чем они говорят? Почему я испытываю стыд за Платона? Не потому ли, что рядом с двумя громилами, один из которых отец моего будущего ребенка, он кажется жалким червяком, с которым я когда-то имела ту самую близкую связь?
Не свожу глаз с Кристиана. Он медленно надвигается на Платона и на его выразительных губах играет злая ухмылка. Но, когда в одно мгновение она превращается в убийственную прямую линию, точно стрела с ядовитым наконечником, я не могу развидеть в нем волка – вожака и защитника своей стаи. Пальто цвета camel сидит на нем идеально. Под ним черный кашемировый свитер с высокой горловиной, подчеркивающей острые лезвия квадратных скул. Натали бы точно восхитилась его сдержанным и модным стилем.
– Значит ты тот самый Платон, – говорит Кристиан почти полушепотом. – Надеюсь, ты приехал сюда, чтобы принести извинения?
– А ты кто такой? – спрашивает его Платон, задрав голову. Он ведь прекрасно знает, кто перед ним, но страх вынуждает задавать глупые вопросы. – Что ты здесь забыл?
– Полагаю, ты очень долго извинялся перед Кристиной, раз она не успела тебе разжевать, кто я такой. Ты ведь извинился, Платон? За свой глупый поступок, я прав?
Обнимаю себя за плечи, отчетливо видя злой сарказм в черных, как самая длинная ночь глазах. Если бы я только знала, что Кристиан заявится сюда, то ни за что бы не позволила Платону войти.
– Во-первых, наш разговор с Кристиной тебя не касается. Во-вторых, для меня ты не более, чем извергнутое дерьмо вездесущей желтизны, в котором теперь плавает и жизнь Кристины!
– Платон! – вспыхиваю я, покраснев до кончиков ушей. – Что ты несешь?!
Мой голос затихает мгновенно, потому что хладнокровное спокойствие Кристиана, замершее на его лице, в миг оживляется. Черные глаза превращаются в острые осколки стекла, ноздри свирепо раздуваются. Не знаю, то ли это обман моего зрения, то ли так играет свет, но кажется, будто мышцы над верхней губой едва заметно подергиваются, как у самого настоящего хищника, не скрывающего своего оскала. Высверлив сотни дыр в лице Платона, Кристиан вдруг расслабляет опасный взгляд и, плавно втянув носом воздух, низким голосом говорит:
– Не подходи к ней больше. Темы для ваших разговоров закончились.
– Ты кто такой, мать твою? Ты мне угрожаешь?
– На выход, парень, – не реагирует на его вопросы Кристиан и отступает в сторону.
Я вижу, как напряжены мышцы его лица и меня это, если честно, пугает. Мне не хочется верить, что мужчина такого ранга станет махаться кулаками с молодым пареньком, чье самолюбие и достоинство в очередной раз задето. Но Кристиан раздражен, а о его поведении в самых разных настроениях я ещё пока слишком плохо знаю.
– Оба развернулись и вышли вон! – повышает Платон свой голос, обращаясь к Кристиану и Альберту. – Вы кто такие вообще? А? – кивает он Кристиану. – Кристина, позвони своему отцу и сообщи, что в твоей квартире находятся посторонние…
– Уходи, – говорю ему, едва сдерживая слезы. Нет, я ни за что не заплачу, из-за того, что мне просто стыдно. Что это ещё такое – плакать, потому что на меня смотрит взрослый, состоятельный и очень серьезный мужчина, который вынужден на время переписать свою жизнь ради девчонки, имеющей в недалеком прошлом сомнительные связи с невоспитанным, нелепым, жалким и вечно прячущимся за спиной своего отца пареньком? – Уходи, Платон.
– Кристина, – смотрит он на меня так, словно я ему сказала что в моем шкафу прячется инопланетянин. – Ты не должна их бояться! Я не понимаю, что здесь происходит, но уверяю, что мы с отцом…
– Замолчи! – мой голос срывается. Чувствую, как вздрагивает мой подбородок, потому что я изо всех сил стараюсь не повести себя, как жалкая и глуповатая девица, которая готова разрыдаться на пустом месте. – Убирайтесь отсюда. Все вы! Уходите!
Хватаю стакан с водой и выхожу на лоджию, с грохотом задвинув стеклянные дверцы. Я растеряна. Кажется, будто уже совсем не могу управлять своей жизнью. Я чувствую себя опозоренной только лишь потому, что человек, вхожий в мой круг, ведет себя так же, как и всегда, но в присутствии Кристиана, его отвратительное поведение будто отражает и часть меня самой! А помимо этого я злюсь, что Кристиан позволяет себе вот так просто заявляться в мой дом и устанавливать свои границы. Я злюсь, что большой лист, расписанный планами на мое будущее, теперь смят и выброшен в глубокую яму, где пропадает всё, чему не суждено исполниться. Я сожалею, что поддалась собственной слабости и бросилась в объятия очаровательного мужчины, который навсегда должен был остаться лишь в моей памяти! Но теперь он здесь – властный, деловой, нетерпеливый. Вместо простой домашней одежды на нем дорогие дизайнерские вещи, а беззаботный взгляд поглотила скрупулезная и ледяная рассудительность. И мне бывает стыдно перед ним. И я опасаюсь, что основная часть сложившегося обо мне мнения, сводится к тому, что я слишком глупа, слишком наивна и несерьезна, чтобы составить ему даже фальшивую партию, не говоря уже о том, чтобы стать достойной матерью его ребенка. Жаль, что желание угодить другим и произвести приятное впечатление, превратилось для меня в привычку. Сумей я её раздавить, как жука, мне бы не пришлось обманывать близких. Я бы просто сообщила им о незапланированной беременности, не боясь осуждения и тонны грязных сплетен со стороны тупорылой общественности. Близкие бы поддержали меня, а весь остальной мир я бы послала очень далеко.
Но ведь я не такая.
Я воспитанная.
Я правильная.
Я хорошая.
Я просто очень боюсь превратиться в большое разочарование.
Альберт выходит в коридор, и я закрываю дверь изнутри. Тишина. Прежде, чем остаться с Кристиной наедине, даю себе несколько секунд остыть. Шея пылает, в висках играет неумелый школьный оркестр. Последний раз у меня так загорались костяшки на пальцах, когда противник на ледовой арене демонстрировал излишне хамское поведение. Но тогда он был моим ровесником, заряженным исключительно на победу. А теперь это кто – молодой парнишка, у которого ещё молоко на губах не обсохло? Да и мне вроде бы ещё далеко до статуса «старпер», но рядом с этим лающим папенькиным сынком, я испытываю всё то же живое желание вмазать ему по нижней челюсти.
Пальто не снимаю. Задерживаться здесь не планирую. Но прежде, мне необходимо убедиться, что с Кристиной всё в полном порядке и разговор с родителями, который должен был состояться сегодня, прошел без сучка и задоринки. А даже если что-то пошло не по плану, назад дороги уже нет. Она будет моей женой и ребенок родится в законном браке.
Она всё так же стоит у панорамного окна, обнимая себя за плечи. Наверное, мне бы хотелось знать, о чем она сейчас думает. Хотя бы для того, чтобы просто понимать её настроение. Потому что на данный момент я теряюсь в догадках.
– Всё в порядке?
Задвигаю за собой стеклянные дверцы. Кристина даже не шелохнулась на звук моего голоса. Только длинные пальчики сильнее вонзились в черную шелковую ткань халата.
– Убери своего телохранителя, – говорит, продолжая смотреть на светящийся ночной город. – Он мне ни к чему.
– События десятиминутной давности доказывают обратное.
– Кристиан, – поворачивается ко мне, а потом снова устремляет робкий с усталостью взгляд на светящиеся впереди огни, – это уже не смешно. Соседи поглядывают на меня косо, потому что огромный мужик круглосуточно стоит у двери моей квартиры, а потом садится в черный джип и едет за мной по пятам.
– В отличие от тебя, меня не волнует чужое мнение. Альберт рядом с тобой, потому что только так я могу быть уверен в твоей безопасности.
– Я в безопасности, Кристиан! Я в своем доме!
– Да, ты в своем доме, куда почему-то приглашаешь людей, которые едва не убили тебя. Этот паренек слишком нервный. У него нестабильная психика. Критику он воспринимает в штыки. Как я могу быть уверен, что он не навредит тебе, когда не так давно просто бросил тебя посреди снежной бури, потому что не смог смириться с отказом?
– Это моя жизнь! – говорит, глядя в мои глаза. – И я вправе сама принимать в ней решения. Я не нуждаюсь в твоих советах, рекомендациях и наставлениях.
– Верно. Не нуждаешься. Но реальность такова, что теперь ты вынуждена к ним прислушиваться, а в определенных обстоятельствах и неукоснительно им следовать. У тебя под сердцем мой ребенок, – напоминаю, сделав к ней шаг, – и я не позволю, чтобы ему и его маме хотя бы на одну крошечную микросекунду угрожала опасность. И мне неважно, что это: шкурка от банана на дороге, метеорит, транзитом пролетающий над нашей планетой или молодой и обиженный паренек, которому ты когда-то отказала. Теперь ты не одна, Кристина. Ты не принадлежишь мне, но я имею полное право на то, что есть в тебе. Если я считаю нужным приставить к тебе телохранителя, значит он будет нести дежурство у твоей двери и днем, и ночью. И так будет всегда, когда я сам не смогу быть рядом с тобой. Повторюсь, я не собираюсь лишать тебя друзей, семьи и привычного тебе окружения. Но Платон в него больше точно не входит.