Катрин Аполлонова
К центру
Анастасия кивнула и продолжила пустыми глазами вглядываться в струи и брызги, в стылые лужи под брызгами, в серый асфальт.
– Пойдём, – Неть встала и протянула руку. – Я покажу тебе свою силу, красоту своего величия. Ты поймёшь, что это не плохо и не больно.
– Я могу взять тебя за руку?
– Начни с этого. Но именно возьми, а не обопрись. Помни, что опора себе и своему счастью, как и несчастью, только ты сама.
Анастасия кивнула, взяла узкую ладонь Нети в свою грациозно-хрупкую, без усилия поднялась, и вдвоём они направились тихим шагом вдоль тусклых аллей парка.
– Отчего так серо кругом? – спросила Анастасия.
– Так сумерки же, – невозмутимо ответила Неть. – Всё в серых тонах засыпающего неба, пока не включают искусственное освещение. Так природа готовится к погружению в покой – отключает краски. Постепенно. Заполняет всё мудрым серым.
– Мудрым?
– Конечно! Смори, как серый цвет бережен к глазам. Как заботится об их покое. Как добавляет мягкости телу и глубины дыханию. Ты заметила?
– Нет… Но сейчас, когда ты сказала, подсветила эти эпизоды, заметила.
– «Эпизоды» – верное слово, – кивнула Неть. – А «подсветила» – забавное, если учитывать, что я посланник Тьмы. «Возле самого тёмного эпизода тени всегда самый яркий свет». Помнишь это твоё наблюдение и закон вашего творческого мира? Что в живописи, что в музыке, что в литературе он работает безотказно.
– Верно, – вспомнила Анастасия. – Но не хочется сейчас ловить то самое светлое пятно, я начинаю привыкать к тени. И знаешь, от неё на Душе становится светло… Ты слышишь музыку?
В глубине парка стоял одинокий скрипач и под примитивный электронный аккомпанемент выводил незамысловатые мелодии.
– Я хочу, чтобы ты попробовала потанцевать, – сказала Неть. – Станцуй для меня танец своей глубокой боли, которая посещает тебя в этой серости.
– Я стесняюсь, люди же кругом, – ответила Анастасия, оглядывая тропинки.
– Они не заметят. Танцуй так, чтобы они не видели. Остановись телом и умом и начни танец внутри себя. Только не закрывай глаза, не уходи внутрь. Поделись со мной танцем.
Так они стояли, глядя друг другу в глаза. Неть улыбалась тонкой струйкой губ. Глаза же Анастасии лучились движением танца. Танцевала её внутренняя женщина, сплетаясь с Духом, Душой. Едва заметно поводила плечом, поигрывала гибкими ладонями, качала бедрами. Танец просился наружу.
– Подержи его в себе, – сказала Неть. – Дай ему полноценно проявляться. Скажи, что ты чувствуешь сейчас?
– Во мне смешивается грусть внешнего мира и радость мира внутреннего, проявляемая танцем. И я осознаю какую-то тайну вокруг себя. Ведь я танцую, а кроме тебя никто не видит. Это придаёт мне особую психическую форму. Что это?
– Энергия сексуальности. Иногда она звучит так, – ответила Неть мягко. – Это одна из сил Теней – поднимать великие энергии в теле человека. Свет греет, толкает к действию, он и сам есть действие, а Тень есть накопление, подъём, включение энергии великой силы. И это лишь малая часть моих даров. Идём дальше.
– Твоих?
– Да. Тень – это я. И ты, пожалуй, единственная, кто на моей памяти решил не бороться со мной, не побеждать, а принять, отправиться в совместное путешествие и даже танцевать со мной, слушать меня.
– Неть… Тень, мне стало страшно.
– Правильно. Ты пытаешься спрятаться от этой информации, потому что она непривычная. А прятаться негде – всё уже происходит. Как чувствуешь себя сейчас?
– Мне стало тепло. Чувствую совершенство, – сказала Анастасия.
– Совершенство.
– Совершенство мира, покоя, тишины. Себя.
– Это лишь капля силы, которая есть внутри тебя и нашего с тобой танца. Мне ещё многое хочется тебе рассказать, но позже. Тебе сейчас пора.
– Пора?
– Да. Оглянись. Это к тебе. Я приду, когда эпизод сменится.
***
– Это же другая стена, – первое, что она сказала, открыв глаза.
Она обращалась к Ангелу-Хранителю, Старцу, Поражу – кем бы он ни воплотился в этот раз. Представился Пророком. Он стоял у окна в номере отеля, где Анастасия досматривала сны раннего утра. Глядел на большой, красивый город. Стена рядом с ним была выложена красным кирпичом, на ней висела серая доска с подставочкой для мела.
– О, ты осознаёшь своё присутствие в двух реальностях и перемещение в них. Я ждал тебя. Точнее, тебя очнувшуюся.
– Да, я же так недолго гуляла в парке с Тенью. И думала, что вернусь к тебе в пещеру. А оказалась здесь. И как я здесь оказалась, почему-то тоже помню. Но смутно. Я, кажется, поехала одна на поезде… Прошло совсем немного времени.
– Немного. Двадцать один день, – ответил Ангел-Хранитель. Указал в окно, за которым виднелась желтеющая листва старых деревьев.
– Я знаю этот город, – ответила Анастасия. – Знаю этот номер, знаю эти деревья. Не знаю только, как оказалась здесь. Были же в пещере, в иллюзии моря. Это тоже иллюзия?
– Конечно! Но сюда ты добралась сама, а я был рядом. Светил, но всё было как в тумане. Когда ты отвлекаешься на Тень, то не видишь меня.
– Она тоже важна для меня.
– И это правильно.
– Но мне придётся выбирать?
– Возможно. Это не точно.
– Выбирать между Тобой и Ею? Между реальностями, где мне находиться?
– Ты стала мыслить стандартно? Это на тебя не похоже, Анастасия. Куда ты захаживала ещё, кроме своих двух миров? Тебя, видимо, снова сманивали бестолковые тропы, где ты ходила, растрачивая себя понапрасну. Зажигала других людей, отдавая силы, внимание, знания, но ничего не брала взамен. Это не твой Путь.
– А каков мой?
– Тебе ещё предстоит его создать, объединив обе реальности, где есть я и Неть. Мы части одного целого, которое расщепилось.
– Да-да, я помню. Но не знаю, что делать.
– Никто не знает. Наша задача – просто продолжать Путь.
– Тогда давай продолжим, – Анастасия уселась в кровати и притянула к себе столик с лёгким завтраком. – Что я готова узнать сегодня?
– Обратишься?
«Да, прекрасный Крылатый! Я становлюсь внимательной, слушающей, будь же вещающим, глаза на истинную мою жизнь открывающим».
– Как ясно… Начинаю.
И Ангел начал записывать мелом на серой доске: «Осознавая в себе Энтузиазм, становишься более Уверенной. Такой, которая может себе позволить быть Решительной. Чтобы в разуме, подкреплённом чувствами живыми, было больше силы, вплетай в них эти качества: Энтузиазм, Уверенность – решительно».
– Ты видишь, здесь рождается питательный заряд. Тот, который помогает расцветать твоему дереву жизни, объединяя в себе глубокие смыслы бытия твоего личного.
– Почему-то для меня эти слова абстрактны.
– Ты с ними никогда не встречалась осознанно. Душила Энтузиазм, отталкивала Уверенность, разрушая любые их проявления. Давай пока остановимся. Приглашаю тебя пройтись в одиночку по твоему любимому городу. Явлюсь, когда пойму, что абстракция рассеялась. Новые семена лучше высаживать в благодатную податливую почву.
– Да. Я пойду. Пока просто побуду в твоём Свете, справлюсь с бытовыми человеческими проявлениями. Интересно, здесь я человек, женщина. И в том мире тоже. И имя у меня одно.
– Как хорошо, Анастасия, – зазвучал певуче Пророк. – Ты уже начала объединять реальности. Ты ищешь и находишь сходства. Какой великий дар для нас!
***
«Анастасия, домой!» – услышался внутренним слухом голос матери. Она знала этот тон, знала смысл этого имени. Анастасия – погружённая в Тень. Любопытно, почему голос раздался именно сейчас, когда она вышла на прогулку. Флёр этой женщины должен был остаться далеко в прошлом. Двадцатипятилетний перегной в судорогах её слуховой памяти неприятно напомнил о себе, но быстро растворился в медном воздухе.
Она ступала тонкими ногами в тяжёлых ботинках по набережной любимого города. Спустилась по аккуратным ступеням к воде. Там рыбаки, которые ловили рыбу скорее в спортивном азарте, чем ради еды, оставили раскладной стульчик. Она разложила стульчик, постелила шарф, присела.
«Так легче и теплее», – говорила она про себя.
Музыка фоном звучала в ушах. Шумы города отдалились. Внутренний звук вышел на авансцену.
«Анастасия!» – снова услышала она голос матери.
Река, ветерок. Сознание вернулось к картинке на обрыве из её сна. Там были Пораж и Овда. Там же она встретила и приняла Неть, растворив пороки её в огне и воде.
«Это что такое?» – перебил картинку резкий голос родительницы. Анастасия не видела, что именно та имела в виду, на что указывала. Но чувствовала щемящую боль в груди и холод в горле.
«Я сняла шарф», – решительно ответила Анастасия внутри себя.
Картинка, так и не проявившись окончательно, начала разрушаться. Верный признак, что мы освобождаемся от оков прошлого – мы можем вмешаться в ход своей истории. Сцена былой жизни затрещала, и остался только голос, диалогом звучащий в голове, сердце, горле. Во всём существе.
– Какой шарф? – звучала мать.
– С шеи шарф, – ответила Анастасия. – Та удавка, которая мешала мне жить, творить и быть собой все эти годы.
– Ну что ты? – заговорила мать своим редко-ласковым голосом. – Настенька-Крошка, что ты? О какой удавке речь?
Она вспомнила, как приятно было в детстве, когда мать называла её именно Настенька-Крошка. Доброе, манящее прозвище помогало раскрыться навстречу женщине, идущей в её пространство уверенными шагами: «Она говорит ласковое заклинание, доброе инканто, значит, не ударит, не обидит. Значит, я могу откры…»
Горло сдавило плотнее, Анастасия даже мысленно не смогла договорить фразу. Дикое удушье сковало плечи, грудь, шею.
– Надень шарф, Настенька-Крошка, – продолжал звучать голос матери.
Анастасия опустила немеющую руку, потрогала мягкий шарф, на котором сидела. Перебирая пальцами ткань, она заметила, что в руку возвращается сила.
«Видимо, для рывка, – подумала она. – Как ладно складывается – она приказывает, и приходят силы именно на это действие: вырвать из-под себя шарф, чтобы надеть его на шею. Она всё ещё вливает в меня нездоровую энергию. Значит ли это…» – новый приступ удушья и мысль прервалась.
– Долго! – зазвенел голос матери. – Надевай!
Анастасия замерла. Потупила взор, обращённый к реке. Почувствовала, как немеет язык. Такой паралич охватывал её, когда в детстве она боялась материнской бури агрессии.
«Почему она ничего не сделает с этой своей агрессией? Неужели совсем нет сил?»
– Тебе сложно, мама? – сипло, борясь с параличом, спросила Анастасия. Сделала шаг к привычному пониманию и оправданию матери.
– Да! – твёрдо ответила мать. – Мне очень тяжело! Очень!
Речной ветер окатил Анастасию порывом ледяного воздуха так, что из неподвижного её лица, из замёрзших глаз хлынули слёзы.
«Я – Терев, – игриво-певуче зазвучало внутри Анастасии что-то объёмное, но непостижимое, словно эхо в горах отозвалось на фоне её диалога с матерью. – Я хочу дать тебе урок. Когда я тихий – меня нет, когда я сильный – я весь здесь».
«Это так очевидно. Зачем это мне?» – вступила в разговор с ним Анастасия.
«Когда мне тяжело, когда я двигаться не могу, я Терев-тихий, как ты сейчас. Когда я полон сил, когда яростный, я звучу порывами, вызывающими слёзы, как…»
«Я поняла».
– Соберись! – зазвенел с тройной силой голос матери в её голове.
– Мама, тебе точно тяжело? – едва ворочая языком, спросила Анастасия. – Мне кажется, что ты лжёшь.
– Ты дерзишь!
– Нет, что ты! – Анастасия упала на колени в своём сознании, которое проявило картинку, а не только звук, и схватилась за живот. – Я не хотела. Прости. Я не специально.
– Ещё бы ты специально!
На берегу реки сидела одинокая, неподвижная девушка. Слёзы градом катились из глаз. Она не могла их утереть – руки не слушались, застыли. Она плакала и в сцене, разыгрывающейся в её сознании. Обессилившая, она легла перед матерью на пол.
– Встань, когда Я перед тобой стою! – громыхала мать.
– Я не могу. Прости меня…
Мать будто бы подменили. В одно мгновение.
– Не можешь? – переспросила она с улыбкой. – Хорошо. Пока ты живёшь в моём доме, я тут главная. Согласна?
Анастасия молчала.
– Громче! – требовала мать. – Я хочу, чтобы ты отвечала на мои вопросы очень громко и чётко.
«Чтобы слова эти стали заклинаниями, точными инканто», – зазвучал Терев.
– Я не могу… – выдохнула Анастасия и закрыла глаза, готовясь к встрече со Смертью. Закрыла глаза и её фигура, сидящая на стульчике у реки. Бледное лицо словно растворялось в сером воздухе города.
«Ты чувствуешь меня?» – спросил Терев.
«Да», – отозвалась Анастасия.
«Ты можешь держать контакт со мной?»
«Могу».
«Ты можешь. Останься, Анастасия! Останься, останься, останься!» – запел Терев.
– Настенька-Крошка, тебе плохо? – тепло спросила мать, поднимая голову Анастасии, но, испачкавшись в слюне, вытекающей из приоткрытого рта дочери и в её холодных слезах, отдёрнула ладони. Голова с резким стуком упала обратно на пол.
Тревога мелькнула в её глазах. Ей было невыгодно терять подкормку. Она взяла себя в руки, успокоилась и, скинув шаль, засаленную и потную, накрыла ей Анастасию. Грузным телом села рядом на пол. И запела колыбельную: «Пошли детки в лес гулять… ять… ять… Чтоб грибочков там собрать… ать… ать…»
«Успокаивается, – звучал Терев. – Ты всё поняла? Знаешь, что делать? Ты можешь?»
«Я поняла. Это всё был обман. Ей не больно и не страшно», – ответила ему Анастасия.
«Да».
«Она в любой момент может успокоиться, выбрать покой, но делает это, только когда ей самой нужно».
«Да».
«Я мерила по себе!» – голос Анастасии в диалоге с Теревом становился твёрже.
«Да».
«Это мне было бы больно и стыдно, если бы я была такой яростной и жестокой».
«Да».
«А ей… Она может, но не делает».
«А ты?»
«И я могу».
«Делаешь?»
«Сделаю сейчас!»
– Настенька-Крошка, – заговорила мать. – Ты вся горишь. Просыпайся, слышишь, Настенька-Крошка.
– Слышу… Что это? – ответила Анастасия вопросом на вопрос.
– О чём ты? Настенька-Крошка! Где твой шарф?
Анастасия села на полу. Не скрывая отвращения, двумя пальцами сняла с себя оранжевую с коричневой каймой шаль ручной вязки.
– Настенька! – звала мать. – Крошка!
Анастасия открыла глаза и устремила взгляд в лицо матери. Она смотрела словно сквозь неё. Не рассматривала, но приглядывалась к чему-то, что было за этим лицом, вне его. Внутри слов, что звучали от этой персоны сейчас, что-то было.
– Настенька-Крошка, Настенька, Крошка…
– Это проклятие? – прямо спросила Анастасия.
– Ты бредишь, Настенька-Крошка? – дрогнувшим голосом спросила мать.
«Да! – пел Терев в её голове, в её волосах».
– Ты говоришь так ласково. Я думала, ты греешь меня. Но я судила по себе. Это я бы грела такими словами. Что они значат в твоём исполнении?
– Ты почему со мной так разговариваешь! – попыталась повысить голос мать.
– Потому что могу.
– Можешь? – в образе матери появился ужас. – Нет. Ты не можешь. Вспомни, Настенька-Крошка, ты без меня ничего не можешь!
– Могу. Я могу. И я не Настенька-Крошка и не Анастасия. Я Настасья. Этим именем ты меня никогда не называла.
Она встала в полный рост. Огляделась. Осознала себя в коридоре квартиры, где в детстве жила с семьёй. Развернулась лицом к входной двери. И заговорила, не оборачиваясь.
– Настенька-Крошка означает: «Не нужна. Не любима. Мужчин отвергающая, ими отвергнутая. Чувства презирающая. Неверная». Это твоё материнское проклятие, так оно звучит для меня. Я забираю себе и исцеляю светом своего свободного сердца и тёплого горла, которое говорит добрые слова, все ситуации, где ты применяла это проклятие ко мне. Лишала меня жизни, будущего, себя. Я могу! Могу тебя понять, но не стану больше делать этого. Помнишь, что ты отвечала на мои: «Прости, я больше не буду?» Ты говорила: «Больше и не надо». Больше и не будет. Я отрекаюсь от Настеньки-Крошки. Мы больше не служим друг другу. Ничего не должны. Я не Настенька-Крошка и не Анастасия для тебя. Прощай! Делай, что хочешь. Без меня. Меня нет.
Она шагнула к двери, и картинка растаяла.
***
– Здесь тоже всё серо, – послышался голос Нети. – Хотя день. Особое место. Город сумерек. Великая архитектура боли и мытарства. Создавался он под влиянием великого солнца, которое искало свет в тени.
– И нашло, судя по тому, как хорошо мне здесь всегда, невзирая на сумрак, – ответила Анастасия. – Подожди, как ты здесь, если я не сплю?
– А ты меня и не видишь. Только слышишь. Верно? И потом, откуда ты знаешь, что спишь именно в реальности, где есть я, а не наоборот?
– Я хотела сказать, что не ложилась спать, я гулять ушла.
– Твоё сознание засыпает здесь. И я появляюсь. Это иная дрёма, осознанная. Так ты приглашаешь меня в свою реальность этого плана.
– Тебе не тесно здесь? – спросила Анастасия у Нети.
– Нет, конечно! Так же хорошо, как Ангелу, которого ты именуешь Пророком, Поражем, Теплом и Счастьем в реальности, где вы встречаетесь. Давай остановимся на мосточке, посмотрим на мир плотнее.
Они дошли до середины небольшого моста: Анастасия своими ногами, Неть – путешествуя в её сознании. Позади мчались автомобили. Анастасия посмотрела на воду.
– Что ты видишь? – спросила Неть.
– Чёрную холодную воду и облезлый трамвайчик, путешествующий по ней.
– Да. Ещё. Берега… Покажи мне картинку.
– Вода омывает разрушающуюся набережную. Грязные выемки, где когда-то были камни, которые покинули свои места, освободив место для человеческой фантазии. Коей хватило лишь на то, чтобы нашпиговать их сигаретами, упаковками из-под снеков и прочими отходами. Набережная поднимается грязными камнями выше и высаживает на себя в моих глазах голые ветви деревьев. Интересно, что пока я их не увидела, в моём мире их не было. Как легко мыслится в этой меланхоличной неспешности. Неть, это твоих рук дело?
– Да. Я не создаю действий, не мотивирую, но моя лирика сотворяет идеальные условия для новых открытий. В тёмной комнате, желая нащупать дверь, мы изучаем всё подряд, исследуем. Кто знает, что именно нащупаем.
– Значит, ты не создаёшь движения и не производишь счастья, но рождаешь флёр несчастья, который открывает то, что счастью недоступно? Остановка, пристальный взгляд…
– Который открывает счастье, – закончила за неё Неть. – Ведь ты именно его чувствуешь сейчас?
– Да! – воскликнула в мыслях Анастасия. – Я чувствую счастье, глядя на всю эту серую разруху. Потому что позволила себе оглядеться, остановившись. Вслушаться в пространство и свои ощущения. Как же я люблю это, люблю, люблю…
***
– Я люблю…
– Поэтому я здесь, – сказал Ангел. – Ты продрогла, дрожишь.
– Это я от слёз счастья.
– Чудо! Но всё-таки давай пойдем в кафе. Знаю одно идеально подходящее для встречи-разговора о ценном в тебе.
Они шли рядом, крыло к крылу, и дышали счастьем серого воздуха. Их питала любовь. На ступенях кафе прохожие, конечно, увидели её одну – спокойную, красивую, худую. Автоматические двери пропустили их обоих, а приветливый официант предложил столик на одного в самом уголке зала – у окна и широкой колонны, отделяющей это место от остальных в пространстве.
Анастасия сделала заказ. Ангел, готовый вещать, взял мел и начал выводить на тёмной стене:
«Из точки Уважения себя, своего мира и пространства ты целеустремлённо движешься к Открытости для себя и мира. Ты понимаешь, тебе есть, что ему дать и что у него взять. Из этого понимания и Уважения к себе и миру ты лучше видишь цель и конец одного из отрезков Пути, что открывает перед тобой новые тропы. Новые фрагменты, эпизоды, варианты».
– Нужна для твоего танца Духа, Души и Тела именно такая комбинация, – продолжил Ангел вслух. – Ты лишилась уважения к себе с начальной точки пути в этом воплощении. Но вместо того, чтобы принять вариативность развития духовного плана…
– Замкнулась, сравнив жизнь свою с концлагерем, где люди могли выдерживать очень многое, но не унижения, лишающие их самоуважения, – перебила его Анастасия.
– Верно, Хрупкая, и из-за этого ты стала здесь слабее…
«Крылатый, объясни. Как выйти в точку Уважения?»
– Ты в ней сейчас, – заметил Ангел. – Обрати внимание, ты находишься в мыслях только о себе. Купаешься в чувствах личных и балуешь себя действиями, направленными на себя. Так ты создаёшь целостное, здоровое ядро уважения. Затем увеличиваешь его поля. Оно питает, и ты делишься из избытка силой с тем, кто близок для тебя. Пока там есть один, но вскоре… их будет больше. Танцуй с тем, кто рядом, делись и принимай, играя, но не шутя.
– А кто там?
– Он… Любящий тебя и любимый тобой. Тот, из-за кого и начался твой настоящий путь к себе. Из-за него, но ради себя. Рядом с ним, но опираясь на себя. Он в помощь для тебя.
– Я вижу его, Прекрасный Крылатый, я чувствую, что двигаюсь верно. Будь милосерден, поведай и о Целеустремлённости. Я забылась в боли, перестала желать и чувствовать желания свои настоящие и потребности.
«Можно и я поучаствую?» – прозвучал голос Нети в голове Анастасии.
– Я тоже её слышу, – сказал Крылатый. – Мой ответ: да. Если ты согласна.
– Я согласна, – ответила Анастасия.
«Цель звучит в остановке», – начала Неть.
– Раскрывается в движении, – подхватил Ангел.
«Формулируется в глубоком покое и тишине».
– Питая себя теплом и добротой.
– Цели же могут быть очень разными? – уточнила Анастасия. – Крохотными, небольшими и великими?
– Да, – кивнул Ангел.
«Но они всегда формируются возле ядра одной большой цели», – голос Нети зазвучал яснее.
– О, смотри, кто здесь. Смотри, кто проявляется, – Крылатый указал на колонну. Там возник изящный женский силуэт и поднял руку в приветственном жесте.
«Я здороваюсь с вами», – игриво зазвучало в пространстве.
– Вы начинаете существовать в одном измерении, – улыбаясь, сказала Анастасия.
– Конечно! Похоже, это одна из твоих небольших целей – выйти в реальность, где мы существуем в едином потоке. Ты проявила уважение к себе, задавая такие важные вопросы, пусть и неосознанно. И твоя опять же неосознанная цель начала проявляться, – сказал Ангел.
– Я хочу… Хочу делиться с миром…
«Каким именно?» – поинтересовалась Неть.
– С тем, который создаю.
«Именно это я имела в виду: одна цель вытекает из другой – небольшая из крупной».
– В созданном мною мире я хочу делиться с ним тем, что будет во мне, – выговаривала медленно Анастасия. – Тем, чего будет в избытке. Из состояния переполненности. Тем, что будет во мне.
– Тем, что уже есть в тебе, – поправил Ангел. – Уважая себя, ты раскрываешь себя себе же и всему миру. И можешь давать ему то, что идёт от тебя и через тебя. Из точки твоего воодушевлённого, целостного, одухотворённого, понимающего созидания.
– А миру это нужно? – забеспокоилась Анастасия.
«Созданному тобой – да», – вмешалась Неть.
– А как я пойму, что это именно он? И ему подходит, что я ему дам или даю?
– Он тебе сам скажет об этом. Намекнёт. И захочет… – прозвучал Ангел.
«Захочет дать взамен что-то, что тебе нужно», – завершила общую мысль Неть.
– Мне нужны материальные блага, принятие. Мне нужно светить… Любить. Жить в любви.
– Да! И это Путь, ключ к нашей финальной зарисовке. Ты готова?
– Мы обе готовы, – Неть вышла из стены, полностью проявившись в реальности.
– Ваша подруга желает чашку чая? – спросил подошедший к столику официант.
– А вы её видите? – растерялась Анастасия.
– Думаю, так же хорошо, как себя, – добавил приблизившийся Ангел. Он улыбался, выглядел как молодой мужчина, обычный человек. Без крыльев.
– Да-да, мы все будем чай и сладости, – сказала прекрасная Неть, нежно улыбаясь официанту.
За столиком в кафе сидели три близких Души, три части одного целого. Никто из посетителей не мог увидеть их крылья с чёрными, белоснежными, серыми и коричневыми перьями. Но каждый, кто входил в кафе, замечал, что здесь хорошо, чувствовал тепло и уют.
– Я буду действовать, как человек, – сказал Крылатый. – Анастасия, ты же Писатель. Вынь, пожалуйста, купленную недавно тетрадь, ручку с любимыми чернилами и запиши за мной. Сам я, пока твой мир недостаточно окреп и проявился, не могу чувствовать в нём материальные предметы.
– А как же вы заказали чай и сладости? Их же вот-вот принесут.
– Да! Ты права, – улыбнулась Неть. – У нас мало времени. Давай приступим.
– Думаете, я так быстро смогу?
– Как – быстро? – спросил Ангел. – В одном мгновении сосредоточена Вечность. До прихода официанта с заказом у нас бессчётное количество мгновение. Просто возьми ручку.
– Просто слушай, чувствуй, – добавила Неть.
– Просто пиши, – Ангел улыбнулся.
«Из точки Веры… Веры в себя, в мир, в разрешение любых проблем, в то, что все ситуации нестабильны и изменчивы. Когда мы достигаем такого состояния, открывается Путь к глубинной Мудрости тела, мыслей, Духа и Души. Мы понимаем внешний мир лучше, когда открываются лабиринты внутреннего.
Не все наши качества приходят к нам только потому, что мы того пожелали, до каких-то нужно пробираться через обретение особых навыков, например, соединения с Внутренней Мудростью. После нам даруется Великодушие (Великая Душа), которое поднимает над мирским, над всем и вся. И мы понимаем, что всё происходящее в проявленном, иллюзорном мире не важно…»
– Без нужного энтузиазма, уверенности и решительности. Без уважения, открытости, целеустремлённостью вызванной, не откроется Вера, не будут доступны Мудрость и Великодушие, – выводила Неть в воздухе плотные слова.
– Великодушие – не есть твоя финальная цель. Но мудрая Вера в неё создаст питательную почву для раскрытия всех-всех твоих даров и способностей, – добавил Ангел голосом-эхом.
– Я словно радуга из семи цветов Тени: Гнев, Самовлюблённость, Стыд, Ненависть, Жалость, Обида, Страх. Цветов, что я сожгла и утопила, как пустые иллюзии, той ночью. Я приняла их жизнь в себе. Приняла и то, что иногда я, как воплощённый человек, буду обращаться к этим иллюзиям неосознанно. Они будут вставать передо мной в полный рост. Но после того, как я расправилась с ними единожды, я буду знать, как пройти через них снова. Я принимаю их и пропускаю их. Все.
– Этим ты и приняла меня, – звучала Неть. – Дала мне такую красивую, чувственную жизнь.
– И семь цветов Света: Великодушие, Созидательность, Понимание, Принятие, Целостность, Вера, Мудрость. Цвета, из которых я тку реальность, есть и в Свете, и в Тени. И всё это есть я…
– Да! И даже больше! – добавил Ангел.
– Больше?
– Не просто ты! – пела Неть. – Весь твой мир. Новый мир. Настоящий мир!
Анастасия прикрыла глаза, осознавая пришедшую истину.
– Значит, я изначально была всем… и ничем. Всеми цветами и формами проявлений.
– Почти, – сказала Неть.
– То, что в Свете – реально Ты, – сказал Ангел.
– То, что в Тени, – продолжила Неть, – совсем нереально и никогда таким не было. Это всё навязанная иллюзия, дважды иллюзия. Ты была права, когда выделяла реальность Света в свою основную реальность. Ты и правда существовала больше в ней. Но часто гостила, иногда задерживаясь на годы, десятилетия в пространстве Тьмы. В обители умирающей непринятой Тени.
– А теперь? – спросила Анастасия.
– А теперь создан твой настоящий мир, – ответил Ангел. – Где ты есть ты, и почва твоего бытия существует под качествами Света. Ведь ты именно сюда пригласила Неть, а не меня в её пространство.
– И теперь всё, проговорённое и запущенное в пространство – записанное и отражённое – начнёт глубоко и плотно проявляться в твоей новой реальности.
– Как? – удивленно спросила Анастасия.
– Просто перечитывай, пересматривай, переслушивай, – отозвалась Неть.
– Просто продолжай развивать, раскрывать, через Веру, Мудрость, Принятие и Понимание. Дай спектру жить, – снова заговорил Ангел. – Но и про Тень не забывай. Ты должна позволить себе быть собой и чувствовать, знать, делать то, что разумно для тебя, что выгодно.
– Стань центром своей Вселенной через это всё, – звучала Неть. – Присутствуй в жизни, будь Раскрытой и Великодушной. Осознавай этот поток Тени и Света, важность проявления Силы каждого.
– Каждого… Конечно! Всё конечно. Я поняла! – обрадовалась Анастасия.
– Тогда ещё кое-что… – сказал Ангел, поднимаясь. – Вы позволите? – спросил он Неть, впервые обратившись к ней напрямую, протянул ей руку, склонил голову. – Чудесная музыка. Посмотри, Анастасия, на танец двух твоих прекрасных сторон.
Неть улыбнулась, опустила длинные ресницы в знак согласия. Вложила свою тонкую руку в руку Ангела, крепкую и надёжную. Он поднял её, обхватил за талию, и они, не стесняясь людей в кафе, закружились в лёгком танце.
– Люди не видят вас… Что такое? Почему? – прошептала Анастасия. – Неужели моя реальность, мой новый мир стал рассыпаться, не успев создаться?
– Ничего не бойся! – ответили вместе Ангел и Неть. – Просто будь. Просто дыши. Просто живи. Просто люби.
– Я люблю. Я люблю. Я люблю…
Пара кружилась: чёрное и белое, свет и тень, чувства и сила. Отступив дальше, они вспыхнули, ослепив Анастасию облаком переливающихся красок, и из него на ступенях, ведущих в зал, появился Победоносный. Он подошёл к столику, за которым сидела опешившая Анастасия.
– Немного задержался. Ты заждалась меня, наверное. Настасья, ты что?
– Я?
– Да. Ты почему так смотришь?
– Я не знаю. Я тебе рада.
– Люблю тебя, – сказал Победоносный.
– Ваш заказ. Десерт, чай, – произнес официант, выставляя сладости, чайник и чашки на стол.
Катрин
