Елена Чертилина
Любовь в былинном стиле
Но сердце-то ещё молодое истосковалось по веселию. И тут вот вдруг попалась в деревне девушка… Ну до чего хороша! Вся стройная, нежная, точно молодая веточка. А взгляд игривый, будто огонёк какой внутри горит! И слушала так внимательно, так смотрела! И отвечала мудро на все рассуждения. Никогда ещё такую не встречал Чернобор. Хотя не был девичьим вниманием обделён. Но Марашка… Особенная она какая-то была! Не такая, как все. И запала в душу. Глаза закроешь – а она всё будто перед тобой стоит, улыбается. Вот бы хоть дотронуться до неё… Ладони запустить в чёрную копну волос. И дальше вниз пробежаться кончиками пальцев по белой коже от щёк по шее. И ниже, ниже… Да обхватить потом тонкую талию… Ох! Но Марашка за всю ночь даже руки своей коснуться не позволила! Даже танцевала так, чтобы не дотронуться лишний раз. Вот до чего достойно себя ведет! Вот это непорочная девица!
Уж и до дома дошёл Чернобор и на печь завалился – поспать бы. Да всё покой не приходил. О Марашке были все думы. Так и маялся бы, если бы не помощь домового. Тот почуял, что у хозяина мысли пляшут, а тело отдыха просит. Вот и нашептал что-то своё волшебное. Дрёма на избу опустилась. Сначала Чеснок самый первый захрапел у входа. А следом и Чернобор.
Уже ближе к вечеру проснулись все. У молодого ведуна много дел имелось. Нужно было разных зелий изготовить, водицы святой во флягу отлить. Ночью предстоял поход в лес, на морок охота. Нужно было Чернобору начинать и дело делать. Кого сразу уничтожить святой водицей. А кого сначала допросить. Ведь у любого зла всегда причина есть. И пока ты тот главный корень не выкорчуешь – ничего толку иметь не будет. Одного чёрта победишь – другой родится. Нужно было разгадать, где же первоисточник. Первое лихо, с которого всё началось. А местные говорят, что уже примерно сто лет тут нечисть копится. Значит, и искать надо ту нежить, ту гадость, которой примерно столько по возрасту.
Но сначала с Марашкой погулять. Служба ведовская, она ещё ночью успеется. А вот девушка обещала на закате прийти. Всё заранее к ночи приготовил Чернобор, вышел во двор и уселся на завалинку – свиданья ждать.
Марашка маялась весь день. Как же так? Впервые за сто лет сердце, как живое, забилось, и всё забыть теперь? Тосковала душа у мавки. Слонялась Марашка по тёмной чаще, ничего не замечая. Тянулось сердечко на свиданье сбегать, хоть ведьма и запретила.
Всегда и так немило Марашке всё было в лесу, и так тяготил её всегда вид топей зловонных, и так скучно ей было чертей лохматых на посиделки в своем логове принимать… А теперь и вовсе будто почернело всё.
Но чувства-то они разуму не подвластны, сколько не запрещай им, всё равно побеждают. Вот и подсказало сердце хитрость. На свидание сходить, но якобы не развлечения ради. А вроде как на разведку. Хоть и скучно жилось Марашке среди нечисти лесной, но всё ж друзьями те ей были. А кто захочет друзей терять, пусть они и черти? Вот и придумала себе мавка, что сходит на свиданье, тайны все выведает. Да своих предупредить успеет. Один раз Чернобор своего не добьется, два, три… А потом и сдастся, глядишь. Оставит лес в покое… Будет всё как было…
С теми рассуждениями собралась. Снова щеки и губы приукрасила, волосы гребнем вычесала. Да пошла на свидание.
Пришла, а Чернобор её ждёт уже. Сидит на завалинке, травинку жуёт. А сам в руках венок какой-то крутит. Это он ей, Марашке, оказывается, подарок такой приготовил. Опечалилась она вчера, когда Чеснок её толкнул и венок испортился. Вот Чернобор ей новый и сделал. Да так старательно, красиво всё сплел – загляденье. Сами не заметили Марашка и Чернобор, как разговорились. Теперь уж не отвертеться было ему – рассказал про свое ведовское ремесло. А Марашка слушает и на ус мотает.
Время текло, будто волшебное. Сидишь, кажется, медленно тянется. А оно на самом деле летит быстрее урагана. И чувствуют два сердца, будто созданы они друг для друга. Говорить им не наговориться – вот сколько тем общих. Да и смотреть обоим друг на друга приятно. Один взгляд кто на кого, так аж сразу кровь разгоняется.
Но мавка за всеми этими страстями разума не теряла. Так и выведала всё нужное у Чернобора. И как он станет по самым туманным лощинам рыскать. Как там на нюх всякую злобищу выискивать будет. А уж где лихо почувствует, там и наворотит ворожбы светлой всякой. Пометит всё вокруг болот камушками заговорёнными или иные странные места водицей святой обрызгает. На дурных деревьях, где морока явно много скопилось, ленты с вышивкой особой повяжет на ветви. «Чур» на тех лентах вышит. Такой узор всякую нечисть мигом из укрытий погонит – только повесь рядышком.
Главное, только зловонное лихо верно учуять, а там уж за Чернобором не постоит! Уж он каждую нечисть без обиталища оставит. А кого из темных уголков выманит – того сразу же поймает. Расспросит хорошенько. И потом сожжёт. Да так после себя всё обворожит, чтобы иной нечисти неповадно было лиходействовать отныне.
Слушала Марашка, и будто две души в ней друг с дружкой шептались. Одна глядела на Чернобора и налюбоваться не могла. До чего ж хорош! И смел, ничего не боится, на всякое лихо управу знает! Да рядом с таким, как в неприступном укрытии. Хоть тебе ураган, хоть любая иная беда – он в обиду не даст. А другая – всё ужасалась тому, экий мастер в лес пожаловал! Так он, пожалуй, и правда, всех мавкиных друзей истребит. И как же жить тогда дальше? Да как самой в его пути не попасться? И главное, что волновало Марашку… Раз Чернобор так всякий морок чует… Так почему в Марашке-то ничего не замечает? Уж она-то, мертвец ходячий, вообще – первый его враг… Странно…
Так нагулялись оба до глубокой ночи. И Чернобору пора было уж в лес идти. Марашка снова не позволила себя до дому проводить. Но просто так он её отпускать не хотел. И за руку было взять пытался, и словом ласковым обольстить. Но мавка от всего того увернулась, пообещала завтра снова на свидание прийти да сбежала восвояси.
За первым же поворотом нырнула в лес. Бросилась бегать и кликать всех жителей проклятой чащи. Мол, ведун к вам идёт. Рыскать по лощинам и тёмным уголкам станет. Дух ваш злой вынюхивать. А где лихо какое учует – там такую ворожбу светлую сотворит, что конец вам придёт. И принялась чаща гудеть, друг другу весть дурную передавать. Так вот и вышло, что попрятались черти и нежить всякая куда подальше. Кто сбежал из лесу на время. Кто на самые верхние ветки высоченных сосен залез. Кто из болот вылез и под землю зарылся. Каждый, как мог, спасался. Да и мавка сама выбралась на широкую полянку, среди высоченной травы укрылась – там, на лунном свету, Чернобор уж точно никого искать не станет.
Всю ночь бродил молодой ведун по проклятому лесу. Ничего понять не мог. Вроде жуть в лесу чувствуется, и топи зловонные повсюду размножились. И звери озлобленные все кругом. То и дело от них защищаться приходилось. И деревья сплошь почерневшие, умирающие… Ну все, как и бывает обычно в самых проклятых местах. Да только… ну никто не попался Чернобору! Ни одного чёрта не словил! Сколько ни искал, сколько заговоры всякие разные ни читал, сколько на подозрительные места святой водой ни брызгал – ничего… Никто не выпрыгнул от страха из укрытия и ведуну не попался… Опечалился и насторожился ведун от таких загадок. Даже Чеснок приуныл – любил он со всякими чудищами в догонялки поиграть.
Вернулся домой, стал думы думать. Что за наваждение такое? Надёжная догадка только одна у Чернобора родилась. Бабка Мгла, ведьма, видела ведуна на празднике. Только она и могла всякую нечисть предупредить. Но зачем? Ведьмы обычно границу миров оберегают, за равновесием следят. Если тут в лесу морок разбушевался, то бабка тоже должна была бы хотеть всех приструнить.
Не мешкая, отправился Чернобор ко Мгле на разведку. Коли дружит ведьма с нечистью, коли равновесие не соблюдает, так оно сразу почувствуется. Стоит только в дом зайти, где лихо всякое часто гостит – так сразу сердце дурной дух почувствует. Не нужно и ведуном для этого быть. Даже простой человек такое замечает.
Сходил Чернобор к Бабке Мгле в гости. Старушка приняла его радушно. В доме её много чудного имелось. Но Чернобору оно понятно было. Травки разные сушёные – для лЕкарства. Нити всех цветов в катушках – для вышивки защитных оберегов на одёжке. Свечи – для просьб к высшим силам. Перья разные птичьи (и петуха, и ворона, и сокола) – для защиты от злых сил. Камушки чудные разноцветные – чтобы судьбы менять. Куклы тряпичные – для всякого житейского чародейства. У Чернобора и самого всё это среди вещей валялось. Поговорил Чернобор малость с бабкой Мглой, ничего толком не разузнал… Нечисти никакой в доме не встретил. Так и ушёл ни с чем… Ещё больше задумчивый, чем до этого был.
Решил ближайшей ночью ничего не предпринимать. Дать мороку всякому успокоиться, выдохнуть, да снова проявиться.
В тот вечер только с Марашкой он себе позволил погулять. Ох, до чего мила ему эта девица стала. Вот даже и стало Чернобору мечтаться: может, бросить своё ремесло опасное? Осесть тут, в деревне, жениться на мудрой красавице Марашке, детишек настругать… А мороком всяким пусть иные люди занимаются. Те, кто любовь свою ещё не встретил. Ведь он-то, Чернобор-Светозар, своё сердце потерял уж совсем, кажется. Полюбил он загадочную Марашку всей душой. Так желал её, как никого ещё никогда не хотелось. От одной её походки плавной уже голова кружилась у молодого ведуна. А уж когда поворачивалась она вот так, на ходу, шею белую тонкую изгибала… Да на щёчках у неё ямочки от скромной улыбки появлялись… Ох, тут и закипало всё естество мужское… Но одной красоты было бы мало Чернобору, чтобы влюбиться. Ещё и разговоры у них были добрые, мудрые – о вечном о светлом. Разве со многими девицами о том потолковать можно? Иные красавицы только о суете мирской и кудахчут. Обзеваешься рядом с такими… А Марашка и умом острым отличалась и рассуждениями добрыми. Уж точно решил Чернобор, что эту девицу добьётся во что бы то ни стало. Но сначала дело сделает. Нечисть в лесу победит!
И так захотелось Чернобору поскорее от работы освободиться, что разгорячился он.
Наутро, выспавшись, встал и принялся трудиться. Настругал осины, попросил у деревенских бабенок всяких нитей белых и красных да побольше. Перьев в курятниках наподбирал. Да сделал ловушки для любой нечисти. Таких в местных землях ещё не видывали. Но Чернобор этот инструмент на чужбине приглядел. Там, в далеких странах заморских, назывались они «ловцы снов». Их вешали над дверями, чтобы нечисть в дом не могла проникнуть. Здесь, на родной земле о силе подобных вещичек никто толком не знал. Ну то ведуну и на пользу. Раз люди не видали, значит, и нечисть тоже. В новинку им будет – мигом попадутся! Чернобор ещё и своих ухищрений добавил. Прикрепил бубенчиков всяких и ленточек с чуром, в рамку осиновую маслом ладана намазал – то вообще сильным средством от любого лиха считалось.
Наделал ловушек таких, да прям среди бела дня пошел в проклятый лес. И развешивал диво заморское во всяких подозрительным местах. Не знает местная нежить таких ловушек. Пройдёт мимо – сразу попадется, как зверь в капкан! И вырваться не сможет. А от масла ладана так и гибнуть вовсе начнёт. Медленно будет умирать, мучительно, будто на костре сгорает. Вот тогда-то Чернобор объявится да сделку жертве предложит. Расскажи ты, мол, мне, чёрт косматый, кто у вас тут главное зло? Ради чьей дружбы сбежались вы все сюда? Коли расскажешь, так я тебе смерть лёгкую подарю. А коли смолчишь, так и будешь маяться еще долго в жгучей ловушке, пока совсем не сгинешь.
Вот такую хитрость придумал Чернобор. Да так распалился, что быстро-быстро всё обошёл, развесил, где только мог с десяток таких ловцов снов. И довольный вернулся домой.
Сидит радостный опять на завалинке. Весь в предвкушении. Вот-вот должна снова Марашка явиться! Уж теперь-то Чернобор её одну домой не отпустит! Не отделается она больше отговорками. Коли намерения у мужчины серьезные, то незачем его чураться больше! Должен он и с семьей познакомиться, и у матушки с батюшкой разрешения на ухаживания спросить.
Так и сидит Чернобор, а время идёт. Темнеет уже. Закат кончился. А Марашки всё нет… Чует любящее сердце – что-то не так. Ночь началась, а красавица так и не явилась. Али не мил ей стал? Нет уж! Знал всем своим нутром Чернобор, что чувства его небезответны. Видел, как смущалась от него Марашка, как улыбалась, как смотрела с нежностью. Наверное, случилось что-то по пути с девицей. Выручать надо! Но, куда ж податься?
Встал Чернобор и принялся расхаживать взад-вперед, раздумывая. Чеснок почувствовал, что хозяин тревожится, а может, тоже беду учуял и тоже заскулил. Точно! Чеснок поможет!
Наказал Чернобор псу своему по нюху Марашку попробовать сыскать. Ведь волкодаву тоже девица понравилась, всё он к ней приставал, смелее хозяина даже, только шею и подставлял, чтобы шёрстку ему девушка потрепала.
– Ищи, друг! Ищи Марашку. Сможешь найти?
Пёс с надеждой гавкнул и приняться землю обнюхивать. Походил, покружил да скоро помчался куда-то. В самую что ни на есть проклятую чащу. Ну точно, беда приключилась! Сердце у Чернобора так и грохотало, будто молот в кузне: «Не успел, не успел я морок победить! Утащило мерзкое лихо возлюбленную мою! Что ж будет с ней теперь! Жива ли ещё?».
Мчался по лесу Чеснок, а следом Чернобор не отставал.
– Ищи, друг, ищи!
Попалась им по пути ловушка одна. Угодил в заморский ловец снов какой-то дух злой. Ёрзал пыхтел, стонал, а вырваться не мог. Позабыл молодой ведун все свои хитрые планы, да бросился о возлюбленной расспрашивать:
– А ну, говори, мерзкий! Не похищал ли кто из твоих недавно девушку молодую, красивую, с чёрными косами до пояса. Роста невеликого, сама тоненькая, как веточка. Слыхал о такой? Говори, да не лукавь! Иначе обреку тебя на гибель ещё мучительнее, чем тебе сейчас уготована!
Чёрт простонал:
– Да не знаю я никакую девку молодую! Многих нежить местная утаскивает в лес, кровушки свежей попить. Что ж я всех вижу что ли? Дурак ты совсем, ведун!
– Ну может хоть по имени, – отчаялся Чернобор. – Марашка её звать!
Тут чёрт вздрогнул и нахмурился:
– Дурак – он всегда дурак! Марашку одну только на всю округу встречал. Но никакая она не девушка, мавка она! Все её тут черти знают. На посиделки к ней в топи бегают. Она мудра больно, любому понравится с ней поболтать. А ещё всех рассудит, коли мы поспорим. Живет вон там: на север иди шагов 500.
Отшатнулся Чернобор. Что за ересь услышал? Ушам не верит! Но чёрт свою пользу принес, сжалился над ним ведун – подарил смерть легкую, от серебряного клинка.
Сделал дело, а сам идёт дальше, на север. Как раз куда Чеснок бежит. Ступает и не верит. Али снится ему? Могла ли милая девица нежитью поганой быть? Мавки – они же существа ужас какие пакостные! Младенцев из деревень воруют и кровь их пьют! Вот какие мерзкие. Но сие лиходейство на любом существе след оставляет. Смердит потом злым духом. От Марашки же и намека на подобное не было! Добрые у неё глаза были. Только вот кожа белая такая, будто и не живая… О той странной белизне Чернобор задумался. Ах, и зря он скромничал и ни разу девицу хоть за руку не взял. Была бы ледяная – так всё бы сошлось сейчас. А так совсем не ясно ничего.
Мелькали мимо кусты и деревья, а Чернобор не видел ничего, весь в раздумья погрузился. И тут кольнула его в самое сердце ужасная догадка. Вот кто мог всю нечисть в лесу предупредить об охоте! Вот кому ведун по глупости всё рассказал! Она же хитрая выведала планы и побежала своих оповестить. Теперь всё сходится. Ох и плохо стало Чернобору от таких мыслей. Аж шаг замедлил. Ну как же так быть может? Ведь не злая Марашка была – сердце любящее чуяло!
Сам не заметил Чернобор, как Чеснок вывел его на опушку у самых болот. Да там увидел он меж ветвей хрупкую фигурку. Попалась она в ловушку мудрёную, как в капкан! Вырваться не могла. Тонкостанная, хрупкая, волосы в две черные косы убраны… Марашка…
Разбилось сердце у Чернобора на мелкие осколочки.
Марашка впервые за 100 лет ощущала боль. Обычно нежить почти ничего не чувствует. Тело ведь ни живо, ни мертво, ни холодно ему, ни жарко – всё одно. Но тут, ух, как в кипятке варилась она! Что за пакость такая, понять не могла! Увидала у себя недалеко от любого болотца на ветвях диковинку занятную. Осиновая рамочка, а на нее нити намотаны, ленточки, бусинки – красиво! Что за диво? Сорока что ли откуда-то притащила? Эти барахольщицы только и таскали из деревни всякие побрякушки. Ну как тут девушке устоять? Вот и подошла, поближе разглядеть.
А оно раз! Да как затянуло, будто зверя в капкан! Да как защипало! Как зажгло! И почувствовала тут же несчастная мавка, как тает она. Прям как снег под солнцем плавится. Только снег не погибает, а в водицу превращается. А Марашка исчезала насовсем. Уж не ходить ей больше по родной чаще. Не разнимать споры между Лешим и Водяным. Не болтать о том о сём с чертями лохматыми. Всё! Конец настал. Да только медленный такой. Мучительный конец. Как-будто по косточке в час её сжигали.
Мало было этого страдания, как добавилась и вторая беда… Увидала меж ветвей Марашка какого-то человека и с ним пса. Кем же им ещё быть, если не Чернобором и Чесноком? Ох, срам-то какой! Весь мавкин обман разрушился. Как в глаза доброму молодцу смотреть? Убьёт он её теперь… Да не столько смерть страшна, сколько стыд. Ведь ещё вчера так смотрел на Марашку Чернобор! Так скромно любовался ею, так вздыхал… Влюблён был – это точно. Так и она в него влюблена по самую макушку! Сильно влюблена, как ни в кого никогда не влюблялась! Возненавидит теперь молодой ведун проклятую мавку. А это хуже всякой смерти! Ох, мерзкая ловушка! Ох, убей побыстрее! Чтоб в глаза любимому не пришлось смотреть.
Заплакала Марашка от отчаяния. Горько-горько. И слёзы-то ей не положены были, нежити хладной. Но так больно стало мавке в самой груди, что застучало сердце, загромыхало. Разогналась кровь. И слёзы хлынули из глаз.
– Не смотри, Светозар, не смотри на меня! – только и смогла она простонать. – Убей, убей лучше поскорее.
– Я бы не смог убить тебя, Марашка, – сам чуть не плакал Чернобор. – Не хватило бы духу мне руку поднять на тебя… На самое прекрасное существо, какое я только встречал. Но ты уже умираешь, Марашка. Ладан тут в ловушке. Он для тебя всё равно, что яд.
– Ох, сладки твои речи… и сам ты слишком уж для меня хорош, для нежити проклятой. Сотню лет я уж тут маюсь в этом дурном лесу. Ни жива, ни мертва. Ни памяти у меня, ни дома, ни семьи – ничего нету! За какие преступления наказана я, и вспомнить не могу… Ох, не смотри на меня! Не смотри глазами своими добрыми, сгорю я под твоим взором…
– Как же так получилось, что так хороша ты? Так мила мне стала? Я ведь всех преступников, собратьев твоих, за версту чую! Всякую нечисть сразу замечаю. Как околдовала ты меня? Как смогла ко мне в сердце проникнуть? Так, чтобы и спать я не мог, только о тебе и думал! Даже жениться уж на тебе удумал…
Зарыдала мавка пуще прежнего от таких слов. И ладан жёг ей плоть хуже огня, и боль душевная изнутри раздирала.
– Так не совершала я зла-то никакого! Хоть и хотелось мне, но совесть не позволяла… Веришь? Бывает такое. Редко… может быть, очень даже редко. Но бывает! Что мерзкое с виду существо.., живущее среди сплошного зла, само внутри чистым остается! Живёт, само не марается, но и замаравшихся не судит!
– Сколько странствовал я по свету, не видел такого ни разу… – замотал головой Чернобор. – Загадка ты для меня Марашка…
Говорить мавке всё тяжелее становилось. Чувствовала она, как плоть её тает, исчезает, в туман обращается. Но на последние слова хватило сил:
– Если б злом я была, то почуял бы ты – сам же сказал. Если бы злом я была… То сердце моё хладно было бы хуже камня. И не полюбила бы я тебя ещё с самой первой встречи! И не мучилась бы теперь от такого стыда… Прости, Чернобор, что про себя всё утаила. Прости и уходи, смерть моя уже близко, чувствуя я. Оставь мерзкую мавку! Оставь нежить поганую умирать тут. Хороша твоя ловушка – славно услужила тебе…
Не выдержал Чернобор такой муки. Схватил Марашку крепко-крепко и поцеловал.
Вздрогнул мир. Отродясь никто на земле такого не видывал. Чтобы мавку, нежить хладную, кто-то бы из мира живых полюбил. Да так сильно, искренне! И чтобы она же в ответ так же! А любовь-то она сильнее урагана, сильнее землетрясения, сильнее условий любых. Коли одна хилая искорка может мрак разогнать, то на что же способен большой костёр? Зашумели два мира – Явь и Навь – задрожали, спутались, раскололись. Что за диво? Куда девать теперь эту чудную любовь-то? Чувства ведь никогда никуда не деваются. Они живут с людьми в их сердцах, и никуда не исчезают даже после смерти. Но с такой-то любовью что делать? Куда девать запретную? Когда жизнь вдруг полюбила смерть?
***
Затрясло мироздание косматой головой: «Чур меня, чур меня! Встань Всё на свои места!». Сказано – сделано. Всё как смогло, так и встало.
***
Почувствовала вдруг Марашка, как сердце по-новому забилось, как кровь потеплела, как грудь вдруг задышала. И боль жгучая прошла, и плоть из ловушки освободилась. Отшатнулась от объятий изумленная Марашка. И принялась сама себя разглядывать.
А пес Чеснок вдруг начал радостно лаять. У Марашки от испуга мурашки по коже побежали! Подул ветерок лесной, и стало ей холодно! И Чернобор во все глаза на неё смотрел. Увидел, как зарумянились у возлюбленной щеки. Как губы до того бледные вдруг покраснели, стали красные, будто бычья кровь. Глаза по-новому заблестели. Ещё краше стала, чем прежде. А ведь и так было глаз не оторвать!
– Что же это со мной, Светозар? – только и смогла она вымолвить.
– Ожила ты, Марашка… – сам едва верил в свои слова Чернобор.
Ущипнула себя она – ух больно!!! Ну точно – ожила! И тут же принялись в голове воспоминания мелькать. Вся жизнь прошлая к ней вернулась в разум.
– Не Марашка я, – замотала девушка головой. – Морошкой меня матушка назвала. В честь любимой ягоды… Это я потом вспомнить не могла ни как звать, ни откуда родом. Вот и придумала себе, что на ум пришло…
А уж кто имя свое наречённое вспомнит, тот и связь с родом своим обретает. Тут уж и всё остальное на место встаёт! Вспомнила тогда Морошка всю свою судьбу. Как жила она на краю леса в доброй избушке. Той самой, что нынче проклятой зовётся. Той, где Чернобор обосновался. Много юношей за Морошкой ухаживали, да никто не мил ей был. Кругом подружки замуж выскакивали. А через полгодика уже животом вперед ходили. Морошке грустно было одной, но и абы за кого она тоже замуж идти не хотела. Знало сердце, верило, что предназначено настоящую любовь обрести. А все в деревне меж тем начали над Морошкой насмехаться. Засиделась, мол, в девках – что с ней не так-то? Однажды на праздник так и вовсе зло подшутили. Привязали к ноге бревно и заставили так по деревне весь день ходить, позориться. Тут уж Морошка совсем расстроилась… Пошла к подруге своей за советом. Подруга та ведьмой была. Неразумной ещё, молодой. Слова ещё не умела верные подбирать. Заглянула в Морошкину судьбу, да дурной знак там увидела. Взяла и брякнула подруге всё как есть! Мол, встретишь ты свою судьбу, да нескоро! Через 100 лет только любовь настоящая к тебе придёт! А пока суженный твой даже не родился ещё…
Как услыхала о такой печальной судьбе своей Морошка, так будто удар в самое сердце получила. Кто же сможет столько ждать свою любовь? Целых 100 лет? Да через столько времени кожа одряхлеет, спина горбом обрастёт, немощи измучают – кто ж её тогда такую полюбит? И что это за любовь такая будет? А до того? Всю жизнь без любви маяться? Выбежала от подруги Морошка вся в слезах. Так ей было плохо, что аж задыхалась она. Куда податься? Домой? Чтобы опять родные за разборчивость журили? Или прочь из деревни – где первые же разбойники над ней надругаются? Не знала, куда идти, как от самой себя убежать, от судьбы своей горестной. Бросилась в лес! Да с отчаяния и разум потеряла. От ужаса окоченела плоть, стёрлась память, сердце стало еле биться, а грудь только вздёргивалась по привычке, бездыханно. Бродила по лесу Морошка, всё больше в нежить превращаясь. Вот что боль душевная может с нежной душой сотворить! Не была Морошка ни на кого обижена, от того и злой не стала. Но и в мир людей не могла больше вернуться. Так и прошло сто лет.
А теперь вот случилось чудо. Пришла любовь настоящая, взаимная. И расколдовалась страдалица.
– Кто же та ведьма была? – спросил Чернобор. – Кто та твоя подруга? Помнишь её ещё?
Охнула Морошка. Это ж та, что ныне бабкой Мглою зовётся! Мудрее стала небось за 100 лет… Раз до сих пор жива и здорова.
– А ведь права твоя ведьма оказалась, – усмехнулся Чернобор. – Ровно через 100 лет я тебя встретил. Сбылось пророчество!
– Ох, – вздохнула Морошка. – Подругами же мы были… Не со зла она мне такое сказала… Пойти бы надо к ней, помириться…
Так и сделали. Пошли в гости к бабке Мгле. А та уже ждала их у входа. Знала ведь, что в этот день Морошкина судьба должна свершиться… Обнялись подруги:
– Не держу на тебя зла я, подруга! – сказала Морошка. – Не хотела ведь ты беды, по недомыслию лишнего сказала.
Заплакала на то старушка:
