Катерина Сапьян
Белый Лён
В душном офисе Ольга и Марина устроили себе обеденный перерыв. Марина сбегала в соседний магазин и купила мороженое. Мороженое было вкусное, но таяло очень быстро, поэтому пришлось сгрузить его в кружки и выгребать оттуда ложечками. За окном жарило лето. Теректинский хребет, подступающий к селу с юго-запада, синел сквозь пыльную духоту, и его скалистые вершины плавно сливались с ярко-синим небом. Разговор у женщин зашёл о странностях соседей.
– Кузьмич вчера чуть собаку мою не прибил, – жаловалась Марина, – хорошо, что я на огороде была и увидела, как он с палкой за Тяпой бегает. Совсем с ума сошёл! Когда я его остановила, он и на меня наорал. А всё потому, что Тяпа лежал возле его палисадника, представляешь? Пёс даже не на его участке был!
– Надо же. А моя мать говорит, что он очень интеллигентный человек.
– С тех пор, как я здесь поселилась, интеллигентностью своей он меня ни разу не поразил, – хмыкнула Марина, – сама знаешь, как человек с животным обращается – такой он и есть внутри.
– Ну, Кузьмич по сравнению с моими соседями в этом плане практически добряк. Я не про Тагаровых говорю, а про Аржановых, – Ольга мотнула головой куда-то влево.
– Они же, вроде, нормальные.
– Так-то да, нормальные. Но злые. Помнишь, у них конь был – Лён?
– Ну?
– На колбасу его сдать собираются.
– Так он же не старый ещё!
– Не старый – в самом расцвете лет. Восьмой год пошёл. Они его по весне сдали какому-то гиду-живодёру, он конные туры устраивал. Живодёр не досмотрел, и туристы коням спины сёдлами стёрли до мяса. Льна этот гид недоделанный Аржановым вернул, а куда коня теперь? На нём места живого нет.
– Что, так всё плохо?
– Ну, Аржановы решили с ним не возиться. Сама знаешь, им проще пристрелить, чем лечить. Не те это люди, чтобы о скотине заботиться.
Марина кивнула головой и о чём-то задумалась.
– А знаешь, – помолчав, сказала она, – я как раз вчера вечером с мужем говорила, что не плохо бы приобрести коня. До заимки нам далековато пешком ходить, а на коне – в самый раз.
– Велосипед лучше купи, – фыркнула Ольга
Марина улыбнулась и отправила в рот особенно большую порцию мороженого.
Сергей Аржанов – крепкий, ещё не старый алтаец – нехотя повёл Марину в конюшню. Старое деревянное строение советской постройки покосилось, между рассохшимися досками чернели дыры с ладонь толщиной. От конюшни разило навозом, потом и гнилью.
– А чего это вы его в конюшне держите? – спросила Марина.– Лето на дворе, выпустили бы в загон.
– Не надо, – цокнул языком Сергей и открыл тяжёлую дверь.
Из конюшни вырвалась туча мух – чёрных, крупных, жужжащих, как маленькие вертолёты. Марина поборола отвращение и шагнула в тёмное вонючее нутро конюшни. Мух здесь было больше, чем воздуха. От их гудения и мельтешения становилось жутко.
Прикрыв лицо руками, женщина пробиралась вслед за Аржановым. Конюшня казалась пустой – они прошли три стойла и только около четвёртого Сергей остановился. В стойле стоял конь, напряжённо уставившийся на них гноящимися глазами. На коня смотреть было страшно – вся морда опухла, губа слева была порвана, под глазами корочка запёкшегося гноя. Сергей снял с крюка недоуздок, ловко набросил его на лошадиную морду, согнав с неё мух, и потянул коня за собой. Животное с трудом перебирало ногами.
Вышли на улицу. Марина осмотрела коня, и её затошнило – стёртые до мяса спина и холка были покрыты грязной коростой. Круп в воспалённых шишках, опухшие колени, копыта разбиты. По Льну можно было изучать строение скелета лошади, поскольку он был невероятно худой. Картину дополняли грива и хвост, скатанные и прочно сцепленные репейником. Репейник расцарапал шею коня и круп.
– Как договорились, пятнадцать, – обеспокоенно сказал хозяин.
– Какие пятнадцать? – возмутилась Марина, – да за него и на живодёрне рубля ломаного не дадут! Тут даже шкура – и та порченная!
– Хорошо, тогда тринадцать, – согласился Сергей.
– Тринадцать – число несчастливое, – отпарировала Марина, – за десять забираю.
От дома Аржановых до Марининого дома было чуть больше километра. Этот километр показался Марине самым длинным в её жизни. Она медленно шагала, ведя за собой коня, хромающего на все четыре ноги и низко опустившего опухшую морду.
– Ох, только бы по дороге не сдох, – бормотала Марина, – что я с ним дохлым посередь улицы делать буду?
Но Лён оказался не так плох, как казалось, и трудную дорогу он выдержал.
У Марины на заднем дворе стоял большой коровник. В нём вчера вечером Борис, муж Марины, наскоро подготовил денник для коня, засыпал его пол опилками, сверху настелил солому. Лён безропотно вошёл в своё новое жилище. Марина осторожно погладила его, выдала ему заготовленную булку, но конь отвернул морду от угощения. Зато он не отказался от предложенной воды. Пил долго и жадно.
Марина оставила коня одного, чтобы обжился, а сама пошла в аптеку затариваться всяческими мазями и перевязочным материалом. Вернувшись через час, она обнаружила коня лежащим в уголке и крепко спящим. Будить его она не стала, тихонько выбралась из сарая. Едва она присела на порог, к ней тут же подбежал Тяпа, размахивая пушистым хвостом. Так, вдвоём с Тяпой они и сидели, рассматривали облака, выплывающие из-за горизонта и натыкающиеся на величественную Улюту. Вершина Улюты примеряла эти головные уборы, и один за другим разрывала их, раскидывая клочки по небу.
В деннике послышался стук.
– Проснулся, страдалец, – пробормотала Марина, потрепала Тяпу по спине и пошла к коню.
Лён стоял у дальней стены денника. Марина ещё раз осмотрела его, теперь уже решая – с чего начать лечение. Начать решила с морды, хотя самое страшное было на спине. Но если сразу заняться обработкой коросты, конь, испугавшись, может и прибить, и подпускать Марину к себе больше не будет.
Пока Марина обрабатывала раны на морде, конь стоял не шевелясь. Он мужественно, с ангельским терпением перенёс чистку глаз, дал смазать календулой губу, и позволил обстричь колтуны с гривы. Потом Марина долго возилась с его копытами – отмачивала, чистила, смазывала. Борис, придя с работы домой, застал жену, проводящую операцию по очистке спины подрагивающего от боли коня. Марина стояла на табуретке, рядом с ней растопырилась стремянка, на трёх ступеньках которой виднелись ведро с разведённой в ней марганцовкой, коробка с ватой, канцелярский нож, тюбики, баночки и губка.
– Это что – новая пытка для животных? – сказал впечатлённый Борис.
– Это не пытка, а хирургическое вмешательство.
– Знаешь, у тебя уникальные способности находить и покупать такой хлам, на который и смотреть-то противно. Если бы я доверил тебе покупку автомобиля, спорим на что угодно – ты купила бы ржавый горбатый «Запорожец»! А потом вложила бы столько денег в его ремонт, сколько стоит новый «Лексус».
– Лён не хлам. Просто его нужно немножко подлечить.
– Да уж, вижу я твоё немножко, – поморщился Борис, – За сколько ты его забрала?
– За десять сторговались.
– Можно было два велосипеда купить, – усмехнулся Борис.
Марина на секунду оторвала взгляд от раны, посмотрев на мужа, и покачала головой:
– Дались вам эти велосипеды! Конь в тысячу раз лучше велосипеда. Уйди, пожалуйста, а то Лён нервничает из-за тебя. Я, кстати, проголодалась. У нас дома что-нибудь поесть найдётся?
Борис возвёл глаза к потолку:
– И этот вопрос задаёшь мне ты, женщина?!
Марина притворно вздохнула, всем своим видом говоря, что раскаивается, и Борису не оставалось ничего другого, кроме как сжалиться над женой:
– Ну, хорошо, я сейчас что-нибудь приготовлю по-быстрому.
– Спасибо. Я минут через двадцать закончу. Слушай, а ты не знаешь, как избавиться от репейника в хвосте? Гриву-то я обстригла, а лишать коня хвоста жалко – он же от мух отмахиваться не сможет…
– Он и сейчас от них не особенно отмахивается. Таким хвостом скорее медведя прибьёшь, чем муху. Попробуй маслом хвост облить – может, репей соскальзывать будет легче.
– Тащи, – кивнула головой Марина.
– Чего тащить?
– Масло. Дома в левом кухонном шкафчике на второй полке стоит репейниковое масло. Попробуем клин клином вышибить. И простыню захвати – на нижней полке шкафа в спальне лежит такая белая в голубой цветочек.
– Ты хочешь простынку коню подстелить, чтобы ему спалось слаще?
– Иди уже, умник! Простынёй я ему спину прикрою, чтобы мухи не донимали.
Началась в Марининой семье новая жизнь. Марина вставала рано, в начале шестого, шла в денник, обрабатывала раны коня, чистила копыта, кормила, и уже после этого уходила в загон к козам на дойку. Потом готовила завтрак, а из козьего молока заготовку для сыра. Козий сыр был одним из доходов семьи – созревший сыр они отдавали бабе Ире, которая каждый день торговала деревенскими продуктами на Чуйском тракте. Сыр раскупали охотно, почти так же хорошо, как и алтайский мёд с окрестных пасек.
После завтрака все – Марина, Борис и Влад – расходились по рабочим местам. Марина шагала в местную администрацию, Борис – в ДРСУ, а Влад – на мараловодческую ферму, где он подрабатывал в каникулярное время, оказывая «клининговые услуги», а, проще говоря, чистил стойла, подметал дорожки и убирал территорию хозяйственной части маральника. Своей работой двенадцатилетний Влад очень гордился, и мечтал, что заработанные деньги он потратит на покупку нового сноуборда и горнолыжного костюма к нему, благо, для занятия сноубордом у местных детей были все условия – зимой окружающие горы превращались в рай для любителей фрирайда. Снег на горных боках лежал мягкий, пухлый, мощный. Уже несколько лет шли разговоры о постройке в окрестностях села оборудованной горнолыжной трассы, но пока что разговоры в разряд дел не перетекали. Молодёжь от этого нисколечко не страдала, кстати. Даже если бы горнолыжный комплекс был построен, вряд ли они могли бы воспользоваться им чаще, чем раз в год – мало кто в селе был способен оплачивать горнолыжные забавы своих отпрысков.
