© Калюжная К., текст, 2024
© Издательство «Союз писателей», оформление, 2024
© ИП Соседко М. В., издание, 2024
Солнце уже клонилось к закату, но еще не скрылось за самыми высокими пиками гор, которые простой люд обычно величает Королевскими. Снежные шапки поблескивали багряным светом в последних, все еще жарких лучах. Вечерний город был, как обычно, суетлив. Смертные сновали туда-сюда, уступая дорогу своим вечным господам, которые где словом, а где и магией прокладывали себе путь к величественному дворцу. Сегодня должен был состояться торжественный прием, на который, вопреки обыкновению, получили приглашение не только те, кто принадлежал к десяти Великим Домам, но и колдуны и колдуньи из родов попроще. В любом случае не обойден был никто, в чьих жилах текла чистая, неразбавленная кровь магов и кто имел право представать пред очи самой королевы. Что бы это все значило, не знал никто, даже приближенные к Ее Светлейшему Величеству Зольде вэр[1] Доре, первой из Правящего Дома даль[2] Хаинэ. Даже родные сыновья королевы Обрас вир[3] Аббо и Джоро вир Като, второй и третий из Правящего Дома соответственно, не были посвящены в тайну.
Слухи ходили самые разные. Одни поговаривали, что Зольда вэр Дора наконец решила сочетать себя узами брака во второй раз. Другие оповещали всех и каждого, будто владычица Единой Империи решила уступить трон одному из своих сыновей. Третьи готовились к самой настоящей войне со своим извечным врагом – духами бесплотными и неимоверно опасными, обитавшими в самых недрах Земли, в адском пекле ядра. Вопреки печатям, установленным еще во времена далеких предков современных бессмертных магов, они нет-нет да и прорывались в подлунный мир. Первым смог осуществить грандиозный замысел по сдерживанию темной силы прапрапрадед нынешней королевы и полный тезка ее старшего отпрыска Обрас вэр Аббо Первый. С тех пор Великий Дом даль Хаинэ стоит у власти, и власть эта незыблема и всеобъемлюща.
Хотя… если быть до конца честными, многие сомневались в том, что Зольда вэр Дора достойна почестей, которых добились ее предки. Не было в королеве ни каких-то особых магических сил, ни политических талантов, ни умения нравиться людям, ни даже красоты, за которую ее можно было бы превозносить, забыв обо всех недостатках. Бледная, болезненно худая, с серыми, неопределенного цвета волосами и блеклыми водянистыми глазами, она была менее привлекательна, чем самая последняя смертная судомойка при ее дворе. Зато высокомерия, хамства и грубости правительнице было не занимать. Именно поэтому многие из числа получивших приглашение на прием шли на него с опущенной головой, проклиная про себя нелегкую, втемяшившую в голову мерзкой Зольды «благую» идею собрать все свое дворянство под одной крышей.
Сама же королева была настроена куда более оптимистично. В широкой белой тунике до пола, подчеркивающей недостатки женщины и надежно маскирующей ее достоинства, она стояла на верхней балюстраде заклинательной башни дворца и смотрела на своих подданных с высоты птичьего полета. Тень от балюстрады надежно скрывала ее тоненькую фигурку от любопытных взглядов. Даже самый зоркий маг из Дома дэль[4] Виварди, славившегося лучшими лучниками, которые умели пустить колдовскую стрелу в муравья, ползущего по темной стене, со ста шагов и не промахнуться, ни за что не заметил бы королевы, прижавшейся спиной к разогретой солнцем каменной кладке.
Зольда прикрыла глаза, презрительно скривив тонкие, бескровные губы. Скоро, очень скоро, прежде чем дворецкий объявит начало внеочередного бала, все изменится. Те, кто недавно косился на немощную, некрасивую правительницу, начнут уважать ее. Те, кто отказывался делить с ней ложе, возжелают близости. Те, кто треплет языками по поводу ее несостоятельности, заткнутся навсегда. Вэр Дора рассмеялась. Но смех получился не веселым, свидетельствовавшим о радости, а зловещим, какой можно услышать в закрытых лечебницах смертных, куда помещают больных духом людей.
Постояв так около получаса, Зольда последний раз окинула взглядом подвластный ей город, столицу империи, так и не принявшую ее. Между тем солнце уже скрылось за вершинами Королевских гор, погрузив улицы в приятный полумрак, который рассеивали разноцветные магические фонарики. Следить за их исправностью вменялось в обязанность младшим из Дома дэль Тайсу, самым сильным огненным магам из всех существующих. Зольда тенью скользнула в узкую дверцу, притулившуюся за спиной королевы. Несколько ступенек, которые требовалось преодолеть в полной темноте, – и женщина очутилась в роскошном, потрясающем своими размерами зале. Зал заклинаний. Комната, где творил свою волшбу еще Обрас вир Аббо Первый, а теперь вот уже сорок девять лет он принадлежал ей.
Несмотря на поздний час, в помещении было светло. Вдоль стен слуги бережно расставили канделябры, в которых одновременно горели сотни свечей. Язычки пламени отражались в хрустальных гранях потолка и кидали зловещие тени на гладкий мрамор пола. В центре помещения горел вечный огонь, опоясывая колдовской круг, где творилась сложная волшба. Зольда немного помедлила, оглядывая свою вотчину, словно в чем-то сомневаясь, а потом сделала первый, неуверенный шаг к кругу.
Огонь вспыхнул неровным зеленоватым сиянием при ее приближении, а потом расступился, пропуская волшебницу. Миг колебаний – и Зольда вэр Дора оказалась внутри огненного кольца. Ее и без того бледное лицо сделалось еще бледнее и теперь напоминало лик мертвеца. Глаза лихорадочно блестели в сонме жидких, слишком светлых ресниц.
Зольда нервно сглотнула и огляделась по сторонам, будто опасалась внезапного приближения врагов. Но в зале никого, кроме нее, не было. Никто без личного дозволения королевы не мог проникнуть в ее личные покои. Она знала это доподлинно и все равно опасалась, что что-то пойдет не так, кто-то более сильный пройдет сквозь магическую защиту и помешает ей совершить то, на что она решилась.
Убедившись, что никакой опасности нет, владычица Единой Империи немного расслабилась.
– Вот и все, – прошептала она одними губами, – час настал…
Руки королевы медленно, преодолевая невидимое сопротивление последних отголосков здравого смысла, поползли вверх. Хриплое дыхание вырывалось из приоткрытых губ. Еще несколько минут, небольшое усилие – и мир перевернется. Она совершит невозможное, раздвинет грани магии, подчинит себе тех, кого так боятся остальные, и тем самым заслужит уважение своих подданных. Она разрушит печати, установленные некогда ее предками, и выпустит на волю духов Зла, но не оставит на свободе… нет… Она не столь безумна, как могли бы подумать иные. Она заставит их служить ей, с помощью их силы увеличит свои возможности, спасет всех смертных и бессмертных от вечного страха перед бесплотными тенями недр.
Представив картину всеобщего преклонения, которую уже несколько лет рисовал перед ней растревоженный разум, Зольда улыбнулась. Сколько раз она мечтала стать такой же, как ее мать, предыдущая королева Элайн вэр Марра, – по-настоящему всемогущей, всеми любимой, желанной… и вот ей представилась такая возможность. Надо только набраться смелости. Произнести сложнейшее заклинание и молиться богам, чтобы ни одно слово не потонуло в пучине вечности, иначе последствия могут быть ужасны. Долгие годы Зольда работала над созданием формулы подчинения, и вот наконец та была готова. Королева тысячи раз проверила и перепроверила каждое слово, сравнила их с тем, что можно было почерпнуть из древних свитков, оставшихся со времен, когда маги еще не были столь трусливы, когда они не страшились рисковать и иногда призывали духов ядра, чтобы те помогли им в их начинаниях. Уже очень давно никто не пробовал совершить черный ритуал, даже мысленно не представлял перед собой картины новых, почти безграничных возможностей, но она смелее остальных и, кто бы ни считал иначе, умнее. Она справится…
Зольда начала свой речитатив. Ее от природы немузыкальный голос постепенно набирал силу, и очень скоро песня заклинания полилась из ее уст, подобно иному шедевру в исполнении искусного барда. Огонь вокруг королевы несколько раз моргнул, выкинув снопы искр до самого потолка, уходящего ввысь не меньше чем на пять метров, а потом разгорелся ровным голубым пламенем в человеческий рост высотой. Внутри огненного кольца стояла хрупкая женщина, в неверном голубоватом свете она казалась почти красивой. Поднятые кверху руки раскачивались в такт словам, белоснежные одежды слегка колыхались от малейшего движения.
Атмосфера в огромном зале накалялась с каждым произнесенным словом. Сам воздух стал густым и потерял прозрачность. Свечи возле стен задрожали, будто оказавшись на сильном ветру. В одном из окон треснула хрустальная мозаика, но королева все не замолкала, призывая силы, с которыми надеялась совладать.
Голубое пламя превратилось в синее. Оно уже не давало света, скорее, наоборот, сгущало в помещении тьму. Дрогнули в последний раз и одновременно потухли свечи. Еще две мозаики не выдержали напряжения и разлетелись мириадами осколков, разноцветными каплями переливаясь в лучах мрачного кострища. Хрустальный потолок пошел трещинами, стены мерно содрогались, но Зольда не обращала внимания на грозные знаки. Она была полна решимости, ничто не могло остановить задуманного королевой. Величие было слишком притягательно, нет, оно было просто необходимо этой женщине, десятилетиями сражавшейся в одиночку против тысяч не принимавших ее людей.
Синее обернулось черным. Последние краски покинули зал заклинаний, погрузив его в непроницаемую тьму. Не было больше видно маленькой женщины в центре кольца из пламени, неразличим стал белый мрамор пола. Воздух замер на миг, а потом словно взорвался. Нестерпимый жар разлился кругом, но Зольда не замолкала. Ее песня лилась все громче, все торжественнее. Голос королевы звенел от напряжения, по лбу стекали капли пота, руки тряслись, но нить заклинания она все еще держала, понимая: если сорвется, не выдержит – цена будет ужасной.
Пламя подступало все ближе. Его черные языки обжигали, не касаясь кожи. Впервые с тех самых пор, как безумная идея покорить духов пришла ей в голову, королеве стало страшно, но она давно перешла тот рубеж, когда можно еще было повернуть назад. Теперь либо все, либо полный крах, третьего не дано… Последний звук сорвался с пересохших губ, руки безвольно обвисли вдоль тела. Заклинание произнесено, оставалось ждать результатов. Почему-то она думала, что все случится мгновенно, но, кроме мрака, сгустившегося в обычно светлом зале, пока ничего необычного не происходило.
Зольда держалась из последних сил, чтобы безвольным кулем не рухнуть на пол. Она призвала духов, теперь ей предстояло сделать самое сложное, а силы уже кончились. Ей необходимо было подчинить Зло, но язык присох к небу, все тело ныло, как после длительной спортивной тренировки, а в голове разлилась звенящая пустота. Даже слов следующего, еще более сложного заклинания она не могла вспомнить. Казалось, мрак из комнаты проникал внутрь ее существа, поглощая все желания, воспоминания, знания.
Шли минуты. Все оставалось без изменений. Королева уже решила, что неправильно прочитала заклинание и печати уцелели. Положа руку на сердце теперь, когда отступать было уже некуда, она очень надеялась на это, но едва ли согласилась бы признаться в охвативших ее сомнениях даже себе. Здравый смысл, покорно молчавший долгие годы, взбунтовался. Раскаяние, страх – вот и все, что испытывала правительница вместо долгожданного триумфа, удовлетворения и чего-то еще, что иные могли бы назвать счастьем и чего никогда не ведала эта практически всевластная женщина, истинная наместница богов на земле, как полагали некоторые ее поданные.
Когда надежда уже почти превратилась в уверенность, мир дрогнул. Воздух, непроницаемо черный, пошел рябью, огонь вспыхнул с новой силой. Хрустальный потолок не выдержал и с громоподобным треском раскололся на куски, с высоты нескольких метров обломки рухнули на пол. Ни один осколок не задел королеву, которая не устояла на ногах и, прикрывая голову руками, скорчилась внутри огненного круга. Она совершенно забыла, что умеет пользоваться магией и способна заставить левитировать любые предметы.
Падение продлило жизнь несчастной на несколько бесконечно долгих секунд. Она не увидела, как из языков угольно-черного пламени родились тени, еще более темные, чем сгустившийся в комнате мрак. Ужасом веяло от этих немых фигур, которые плотным кольцом окружили согбенную фигурку перепуганной женщины. Зольда пыталась бормотать слова заклинания, но допустила не меньше десяти ошибок. Нечто ледяное и беспрерывно извивающееся потянулось к горлу королевы, сомкнувшись на ее шее. Она хотела закричать, но, парализованная страхом, не смела открыть рта. Из-под опущенных век градом катились слезы.
Тень между тем замерла всего на миг, словно поджидая товарищей, а потом склонилась над неподвижной жертвой. Уже через секунду дух ядра исчез, словно его никогда и не было. Глаза королевы распахнулись, но это уже были не глаза живого существа. Будто два кристаллика льда, блестели они на фоне тьмы. Губы той, что еще недавно была Зольдой вэр Дора, первой из Дома даль Хаинэ, наконец распахнулись, но вместо крика из искривленного рта вырвался нечеловеческий хохот. Это смеялась тварь, призванная из земных недр. Теперь, благодаря фатальной ошибке тщеславной женщины, духи Зла получили то, в чем так страстно нуждались. Они могли вновь, как когда-то очень давно, вселяться в тела. Они могли вершить свою черную волю руками из плоти и крови. Это было больше, чем то, о чем тени смели мечтать, если существа, подобные им, вообще способны ощущать что-либо, кроме всепожирающей злобы.
Словно примеряясь к новому телу, дух застыл на месте, сжимая и разжимая пальцы, выворачивая под неестественными углами кисти, а потом сделал первый шаг из круга заклинаний. Языки пламени дрогнули последний раз и опали. Следом за своим предводителем двинулись остальные тени. Они беззвучно шелестели в порывах ветра, доносящегося через разбитые окна и то, что недавно было потолком, с погруженной в вечернюю прохладу улицы. Скоро, очень скоро каждый дух найдет свою жертву, и тогда мир всецело будет принадлежать им. Но Зольде вэр Дора было уже все равно, какие силы она выпустила на волю, ибо душа королевы, преодолевая пространство и время, неслась по пути, которого не минует ни один бессмертный, – по вечному пути предков…
Таким было начало…
На востоке появились первые розовые блики, возвещающие о начале нового дня. Столица Единой Империи, славный город Рагвард, избранный еще первым королем из Великого Дома даль Каинэ Куаро вир Авро в качестве своей резиденции, медленно просыпалась ото сна. В отличие от небольших провинциальных городков, этот монстр, насчитывавший не менее пяти сотен тысяч только смертного населения, обычно открывал глаза не раньше обеда. Люди, привыкшие к сытой жизни и не нуждавшиеся в постоянном труде ради хлеба насущного, ложились в постель далеко за полночь, после многих часов многотрудных празднований, проводимых в угоду знатным господам из колдовской братии, которые в большинстве своем предпочитали жить в столице, поближе к королевскому двору. Даже те, кто не принадлежал к десяти Великим Домам, чувствовали здесь себя на вершине мира.
Первый лучик солнца скользнул по золоченым куполам дворца, перекинулся на витые узоры балюстрад, проник в крохотные брызги многочисленных фонтанов, спустился на крыши сооружений поменьше, и уже через несколько минут весь город был залит ярким светом, который не видел никто из жителей за тяжелыми деревянными ставнями и непроницаемо черными портьерами.
Лишь один человек, никем не замеченный, лицезрел красоту восхода с высокого холма, расположенного за городской стеной, недалеко от грозного замка короля Кайро вир Аббо Первого, в котором причудливо сочеталась позолота и дикий камень, легкомысленные украшения и узкие бойницы, цветы и заметные глазу любого мага сложнейшие охранные заклинания. Отсюда открывался прекрасный вид на спящую столицу, впрочем, тот, вернее, та, что замерла на небольшом плато идеальной треугольной формы, была не склонна любоваться пейзажем, который знала как свои пять пальцев. Она выросла здесь, в самом центре империи, настолько близко от трона, насколько можно было только мечтать. Она была четвертой, младшей из дочерей короля и носила имя Сафира вэр Тара, пятая из Правящего Дома даль Каинэ. Уже почти год она не была в столице, почти забыла, как прекрасен родной город, как величественны башни дворца, как великолепны вечно цветущие сады и густые парки, в которых так приятно прогуливаться в жаркий летний полдень, прячась в тени раскидистых вязов.
Почти год прошел с тех пор, как Сафира вэр Тара разгневала отца и мать и с позором была изгнана в провинциальное имение, принадлежащее ей по праву наследования и находившееся далеко от Рагварда, на севере, где зимы холодные и снежные, а лето никогда не бывает по-настоящему знойным. Почти год она любовалась темным, усыпанным мириадами звезд небосклоном сквозь остроконечную крышу хрустального замка, выстроенного придворным архитектором по ее личному проекту пять лет назад. Это был подарок юной принцессе на окончание длинного пятидесятилетнего обучения в Магической Академии, в которую принимали только отпрысков Великих Домов и где с каждым занимались по индивидуальной программе наставники, специально отобранные для этого именитыми родственниками абитуриента. Почти год Сафира была счастлива, как никогда не смела и мечтать, и ей было все равно, что ее счастье куплено дорогой ценой и едва не привело к очередному конфликту между Правящим Домом даль Каинэ и Великим Домом дэль Хаинэ, потерявшим власть много тысячелетий назад, но так и не смирившимся с этим. Почти год минул, как, презрев условности, поборов страх, отринув осторожность и последние крохи здравого смысла, она сбежала с чужим женихом в Храм Любви, сочетав себя узами брака, узами более вечными, чем самая долгая бессмертная жизнь. Узами, которые не может разорвать даже смерть, ибо души тех, кто решился ступить на алтарь Храма Любви, никогда не попадут на путь предков и будут бесконечно блуждать по миру живых, ожидая, когда вновь родится тело, способное стать вместилищем для неумирающей души. Всего дважды безумные влюбленные решались на столь опрометчивый и чреватый многими неприятностями поступок и, как говорилось в древних легендах, тысячелетиями жалели об этом, пока наконец не находили способ ценой страшных мучений расторгнуть священный союз, чтобы уйти в небытие, но не по вожделенному пути предков, а просто исчезнуть из мироздания, подобно обычному плебею. Уже давно не находилось сумасшедших, готовых испытать свои чувства вечностью, и жрицы Храма Любви успели заскучать, тем более что браки среди магов заключались исключительно по расчету в Храме Справедливости, а смертные не допускались до священного места, созданного и предназначенного исключительно для тех, в ком текла неразбавленная кровь волшебников.
У Сафиры вэр Тара не было иного способа соединить себя с любимым, предназначенным другой, а перспектива стать всего лишь любовницей была непереносима для гордой королевской дочери. Она хотела быть единственной, первой и последней, самой желанной, той, рядом с которой он просыпается по утрам и засыпает по вечерам. Она хотела, чтобы именно с ней, как с законной своей супругой, он открывал ежегодный бал королевы Мирабэль вэр Долёр и именно ей дарил все без исключения ночи. Но ни разу Сафира не заикнулась о своем стремлении всемогущему отцу, ни разу не поделилась своей тайной страстью ни с одной из сестер, даже ее первая дама не подозревала о том, что творится на сердце госпожи. Ибо любые просьбы были бессильны, любые увещевания бесполезны и вся власть, находящаяся в руках ее родителей, не могла изменить неизбежного. Кирвил вэр Шадо, шестой из Великого Дома дэль Виварди, был уже тридцать один год помолвлен с Элайн вэр Сарой, второй из Великого Дома дэль Хаинэ. И через год, по истечении положенного срока, должна была состояться их свадьба. Брак был выгоден для обоих Домов. Дэль Виварди стояли всего лишь на восьмой иерархической ступени из десяти, но являлись самым многочисленным и одним из наиболее влиятельных Домов современности. Дэль Хаинэ не имели никакого влияния из-за давней роковой ошибки, совершенной последней королевой из их рода Зольдой вэр Дора и едва не стоившей человечеству выживания, но продолжали оставаться на второй ступени иерархии волшебников благодаря тому, что почти каждый отпрыск семьи мог использовать не меньше девяти, а чаще все десять колдовских мечей. Объединить влияние, деньги и магическую мощь мечтали все, кроме молодого жениха да еще, пожалуй, невесты. Но она стоически переносила связанные с предстоящим супружеством неудобства ради вящей славы своего Дома. Кирвил тоже не жаловался, пока однажды, пять лет назад, не встретил на ежегодном балу Сафиру вэр Тара, только-только вернувшуюся из Академии и наверстывавшую упущенное после долгих лет, проведенных над пыльными фолиантами или в тренировочных залах оплота древних знаний. Их глаза встретились всего один раз, но этого оказалось достаточно. Уже следующим утром Кирвил проснулся, прижимая к себе стройное молодое тело королевской дочери, и даже не хотел думать о близости с любой другой женщиной.
Они встречались тайно, под покровом ночи, как можно дальше от Рагварда, не жалея сил на телепорты. Их свидания проходили в тропических лесах, в наскоро выстроенной с помощью магии избушке где-нибудь в зоне вечной мерзлоты, в иссушенных солнцем песках пустыни или на крохотном необитаемом островке посреди бескрайних просторов океана. Они говорили обо всем на свете и уже через несколько месяцев знали друг о друге все. Каждый раз, когда им волей-неволей приходилось возвращаться во дворец, влюбленные мучились в ожидании следующей встречи, а Сафира сходила с ума от ревности, наблюдая, как Кирвил на глазах у двора вынужден ухаживать за своей нареченной – белокурой Элайн, и отваживала одного искателя руки и сердца молодой принцессы за другим.
И все же, несмотря на бурю страстей, бушевавшую между ними, влюбленные долго не могли решиться на последний, отчаянный шаг. Лишь когда тянуть стало некуда, Кирвил и Сафира сбежали в Храм Любви, отгородившись его толстыми стенами от всего света, и после трех дней ожидания были допущены к алтарю. Сама верховная жрица из Дома дэль Мирабло, к которому принадлежала мать невесты, проводила пару в огромный мраморный зал и прочла заклинание, которое, как она думала, никогда не будет произнесено здесь на ее веку.
Сафира навсегда запомнила ни с чем не сравнимое ощущение полета, когда душа воспаряет над телом, кружась в серебристом вихре крохотных звезд, и когда, влекомая порывами неземного ветра, она устремляется в заоблачную высь, куда дальше пути предков. А потом там, в непредставимой дали, она соединяется с другой душой, соединяется по-настоящему, на века, и уже ничто и никогда не способно разлучить две половинки, ставшие одним целым. Обратная дорога к бренной, хоть и практически бессмертной оболочке напоминала падение, но даже оно показалось прекрасным той, что теперь отныне и вовеки могла называть своим единственного человека, который был ей дорог.
Когда ритуальный поцелуй скрепил союз двух любящих сердец, Сафира почувствовала, что земля уходит у нее из-под ног. Каждое касание теперь, когда она была в своем праве, стало еще сладостнее, чем самые жаркие объятия, которые втайне вот уже пять лет они с Кирвилом дарили друг другу.
Выйдя из Храма Любви, молодые супруги держались за руки. Прохожие оборачивались им вслед, недоуменно глядя на столь откровенные проявления чувств между пятой из Дома даль Каинэ и тем, кто был обещан в супруги второй из Дома дэль Хаинэ. Маги так вообще застывали изваяниями, поражаясь такому злостному нарушению этикета, которым насквозь был пропитан воздух Рагварда да и других городков, где хоть изредка появлялись бессмертные.
Так, в полном молчании, провожаемые недоуменными и осуждающими взглядами, они добрались до самого королевского дворца. Стража, состоявшая из магов, не принадлежавших к Великим Домам, расступилась перед принцессой и ее сопровождающим, но даже прекрасно вымуштрованные воины не смогли сдержать невольного вздоха, заметив переплетенные пальцы любовников.
Весть долетела до Его Величества Кайро вир Аббо гораздо раньше, нежели его дочь дошла до покоев отца, дабы представить своего супруга. Чувства, которые ее поступок вызвал в расчетливой душе опытного политика, были крайне неоднозначными. Еще раз утереть нос зарвавшимся дэль Хаинэ – это стоило многого, но и вступать в открытую вражду, кое-как замаскированную внешними приличиями и строгим дворцовым этикетом, было весьма рискованно. Смуты внутри огромного государства, в границы которого входил целый земной шар, любой из правящих даль Каинэ пресекал на корню. Но что делать, если обнажила старые, тысячелетиями гниющие раны его собственная, самая младшая и оттого наиболее любимая дочь? Нет, все-таки придется приказать ей оставить в покое этого Виварди, и пусть тот сам улаживает проблемы, которые непременно станут следствием его вопиющей неверности.
Что бы ни решил король Кайро Первый, сбыться его планам было не суждено. Даже он, при всей полноте своей власти, не мог отменить безумного брака, совершенного в Храме Любви. Даже он не мог разъединить связанные навеки души.
В глубокое отчаяние впал Кайро вир Аббо, узнав насколько непоправимый поступок совершила его обезумевшая от любви дочь. И ни при чем были все дэль Хаинэ, вместе взятые, с их неизбежной местью. Причиной горя, которое сжигало короля, распаляя его ярость, в первую очередь стало то, что Сафира, его маленькая девочка, которую каких-то семьдесят пять лет назад он нянчил на руках, никогда не найдет покоя, ступив на путь предков, никогда ее душа не покинет этот мир, пока она сама не возжаждет уйти навеки, раствориться в небытии, исчезнуть.
Одна мысль о том, что горячо любимая дочь променяла бессмертие души на прихоти тела, доводила до исступления. Король, который никогда не терял головы и всегда умел держать в узде даже самые сильные чувства, орал и бранился, подобно смертному пьянице. В конечном итоге, не в силах изменить свершившегося факта, он отправил Сафиру вместе с новоявленным зятем в изгнание. Впрочем, не очень суровое. Им предстояло обитать в замке Массао вплоть до новых распоряжений Его Величества.
С тех пор прошел почти год, время крайне небольшое по меркам людей, живущих тысячелетиями, и Кайро Первый сменил гнев на милость. Или, наоборот, утомившись усмирять праведный гнев Дома дэль Хаинэ, решил, словно своре голодных собак, вместо кости бросить свежее мясо родной дочери? Сафира не знала ответа на это вопрос, как не знал его Кирвил. Одиннадцать месяцев они прожили в полном уединении, не принимая ни друзей, ни врагов, хотя это не было напрямую запрещено. Они сильно отстали от стремительно меняющейся жизни и теперь не могли быть уверены в том, какие настроения бродят при дворе. В любом случае три дня назад Сафира получила написанное рукой самого короля приглашение на большой совет, который должен был состояться сегодня в полдень. К посланию была прикреплена крохотная записка от матери, выражавшей желание видеть свою младшую дочь с супругом на ежегодном балу, который по традиции состоится в день зимнего солнцестояния, то есть через неделю…
Если совет не сильно волновал ветреную Сафиру и уж точно совершенно не интересовал, то бал королевы Мирабэль, на котором она впервые появится в качестве замужней женщины и наконец-то вволю натанцуется не только с родственниками и женатыми магами из Великих Домов, но и со всеми, с кем ей только захочется, хоть со смертным лакеем, взбреди принцессе в голову включить его имя в свою карточку, занимал почти все мысли пятой из Дома даль Каинэ. Она уже представляла завистливые взгляды сестер, вынужденных топтаться на месте с неинтересными государственными мужами и чужими супругами, желающими совершить адюльтер с королевскими дочками, чтобы повысить свой престиж. Нравы при дворе были более чем нескромными, впрочем, на все, включая измены, были наложены строжайшие рамки этикета, и даже сплетни распространялись согласно принятому раз и навсегда регламенту.
Сафира встряхнула головой, подставляя лицо солнцу, которое успело уже высоко подняться над горизонтом. Тяжелая копна черных волос рассыпалась по спине. Смуглая кожа, отвыкшая от солнечных ванн, заблестела в ярких лучах, карие, слегка раскосые глаза в обрамлении густых ресниц томно смотрели на Рагвард, в котором уже начинала просыпаться жизнь. Приоткрыв полные губы, Сафира слегка облизала их язычком. Очень хотелось пить, но на плато, куда она забралась, желая никем не замеченной полюбоваться городом своего детства, не было ни единого ручейка. Колдовать же принцессе не хотелось. Да и времени на то, чтобы устраивать пир, уже не осталось. Надо явиться во дворец, отыскать свою первую даму и, одевшись в ритуальные одеяния, явиться на королевский совет.
Сафира неохотно встала с зеленой, влажной от ночного дождя травы и, сунув в рот пальцы, коротко свистнула. Тут же темная точка, которая мельтешила у самого горизонта с противоположной от Рагварда стороны все то время, что принцесса предавалась воспоминаниям и размышлениям, начала приближаться, и очень скоро перед королевской дочерью возникла огромная летающая рептилия метров восемь в длину с огромными крыльями и длинной вытянутой шеей. На спине ящера было закреплено золоченое седло.
– Привет, Птео, – поздоровалась Сафира, потрепав любимца по крохотной в сравнении с гигантским туловищем головке. Птеродактиль утробно заворчал, косясь на хозяйку черной бусиной правого глаза. Принцесса последний раз окинула взглядом столицу своего отца и ловко вскочила в седло, одной рукой перехватив поводья. Конечно же, она могла открыть телепорт прямо из Массао к воротам города, но почему-то ей захотелось прокатиться с ветерком, любуясь раскинувшимися далеко внизу долинами и горами. Ну и что из того, что вместо двух-трех минут ее путь занял полтора дня? Зато сколько удовольствия она получила да и времени для раздумий с лихвой!
Птео сорвался с места, трава на плато пошла рябью, подобно морской воде, и вот они уже были в воздухе, кружили над стеной Рагварда. Естественно, спускаться к воротам Сафира не собиралась. Если страже угодно, пусть ловят ее в воздухе. Девушка без труда преодолела высокую трехметровую стену, сложенную из дикого камня и окутанную целой сетью охранных заклинаний, которые пропускали без специальной печати исключительно представителей Великих Домов, да и то только тех, в ком текла исключительно волшебная кровь, дабы защититься от многочисленных бастардов, способных без приглашения заявиться в столицу и надоедать потом своим высокородным отцам и матерям. От сторожевой будки ввысь тут же взлетел птеродактиль с сурового вида воином на спине, закованным в полный золоченый доспех. Удирать от него Сафира не собиралась: у него не было никакого права останавливать королевскую дочь, а потому она спокойно продолжила полет, дожидаясь, когда страж врат догонит ее. Очень скоро он поравнялся с нарушительницей порядка и почтительно замер в седле. Сафира окинула преследователя заученно-высокомерным взглядом, каким высший смотрит на низшего, но ее губы уже расползались в довольной улыбке. Перед ней был Митьо Анно – бастард ее свекра, щедро наделенный магической силой своего отца и красотой его сводного чистокровного брата. Еще до внезапно вспыхнувшей между ней и Кирвилом страсти Сафира была знакома с Митьо и всегда была о нем высокого мнения. К тому же взаимоотношения между этими двумя были вполне дружескими и несколько более вольными, чем принято у принцесс и бастардов.