Как только Генри ушел, Джем с Уиллом принялись оживленно обсуждать прошения о возмещении, жителей Нижнего мира, Соглашение и Закон. Тесс попыталась их слушать, но быстро потеряла нить рассуждений и тихо ускользнула в библиотеку.
Несмотря на огромные размеры и явную нехватку книг на английском, библиотека оставалась ее любимым местом в Институте. Тесс сама толком не знала, в чем причина. Быть может, в характерном книжном запахе – аромате бумаги, чернил и кожи. А может, в том, что даже пыль тут вела себя необычно: вспыхивая золотыми искорками в свете колдовских огней, она, подобно цветочной пыльце, медленно оседала на гладкие столы. Кот Черч спал на стремянке, прикрыв голову хвостом. Тесс обошла его по широкой дуге: спасенный от Темных Сестер кот обожал только Джема, а на остальных частенько нападал без предупреждения.
Нужную книгу Тесс нашла на нижней полке правого стеллажа. Опустившись на колени, она принялась листать страницы в поисках сцены, в которой отец Кристабель узнает в стоящей перед ним девушке дочь своего когда-то лучшего друга, а ныне злейшего врага.
Увы! Они в юности были друзья,
Но людской язык ядовит, как змея,
Лишь в небе верность суждена;
И юность напрасна, и жизнь мрачна,
И нами любимый бывает презрен,
И много на свете темных тайн.
<…>
Словами презренья обменялись зло,
И оскорбленья выжгли в их душах любовь,
И они разошлись, чтобы не встретиться вновь[10].
– Проверяешь, не ошибся ли я в цитате? – раздался у нее над головой тихий голос. Только один человек так растягивал слова.
Томик Кольриджа выскользнул из рук Тесс и упала на пол. Девушка выпрямилась и замерла, глядя на Уилла, а тот поднял и с подчеркнутой учтивостью протянул ей книгу.
– Уверяю тебя, я помню его наизусть, – сказал Уилл.
«Как и я», – подумала Тесс. Они впервые остались наедине после той ужасной сцены на крыше, когда Уилл недвусмысленно дал понять, что она значит для него не больше, чем уличная девка, да к тому же еще и бесплодная. Ни один из них ни разу не упомянул о случившемся; на людях они вели себя так, будто все в порядке, но при этом старательно избегали друг друга. Если рядом был кто-то еще, у Тесс получалось отодвинуть горькие воспоминания. Но сейчас, когда Уилл стоял перед ней, как всегда неотразимый, с небрежно распахнутым воротником рубашки, из-под которого выглядывали вьющиеся по ключицам и ползущие вверх по горлу черные татуировки, и отблески колдовского огня играли на его лице, Тесс вновь почувствовала, как внутри вскипают стыд и гнев.
Уилл опустил глаза на томик в зеленом переплете, который все еще держал в руках, и поинтересовался:
– Ты возьмешь или я так и буду стоять в этой странной позе?
Тесс молча забрала у него книгу.
– Если тебе нужна библиотека, то я ухожу, – сказала она, поворачиваясь к выходу. – Уже поздно, и я…
– Тесс. – Уилл поднял руку, желая остановить ее.
Тесс посмотрела на него. Больше всего на свете ей хотелось сейчас попросить, чтобы он снова звал ее «мисс Грей». Звук собственного имени на его губах словно развязывал тугой узел в ее груди, и девушке становилось трудно дышать. Тесс останавливало лишь осознание того, как странно прозвучит подобная просьба. Она понимала, что в этом случае ее маска подчеркнутого равнодушия разлетится на тысячи осколков.
– Да? – просто спросила она.
Лицо Уилла на мгновение приняло такое выражение, будто что-то терзало его изнутри. Но с чего бы ему терзаться? Тесс подумала, что он, должно быть, опять разыгрывает ее.
– Ничего. Я… – Уилл покачал головой; прядь темных волос упала на лоб, и он нетерпеливо смахнул ее. – Ничего, – повторил он. – Когда я в первый раз привел тебя в библиотеку, ты сказала, что твоя любимая книга – «Этот большой, большой мир»[11]. Я думал, тебе будет интересно узнать, что я прочитал ее.
Уилл стоял, опустив голову, и смотрел на Тесс сквозь пушистые темные ресницы. Девушка невольно задалась вопросом, сколько раз он подобным образом добивался желаемого. Она постаралась, чтобы ее голос звучал как можно более вежливо и отстраненно:
– И как, тебе понравилось?
– Отнюдь. Я нашел этот роман глупым и сентиментальным.
– Что ж, о вкусах не спорят, – со всей возможной любезностью произнесла Тесс, прекрасно понимая, что Уилл ее дразнит – Что хорошо для одного, для другого смерть, не так ли?
Ей показалось, или он действительно выглядел раздосадованным?
– Не хочешь порекомендовать еще что-нибудь из американской литературы? – спросил Уилл как ни в чем не бывало.
– Стоит ли? – подняла бровь Тесс. – Ты ясно выразил свое мнение о моих вкусах. Думаю, тебе придется признать, что наши предпочтения разнятся во всем, не только в книгах. Так что за рекомендациями обратитесь к кому-нибудь другому, мистер Эрондейл! – девушка прикусила язык, уже жалея о сказанном. Она поняла, что перегнула палку.
И верно, Уилл вцепился в ее последние слова, как паук в жирную муху.
– Мистер Эрондейл? Тесс, я думал…
– Что ты думал? – ледяным тоном поинтересовалась она.
– Что мы можем говорить хотя бы о книгах.
– Мы уже поговорили. И ты не стеснялся в выражениях. Хотя тебе стоило бы знать, что «Этот большой, большой мир» мне просто нравится, как и «Невидимая рука». Но я бы не стала называть их своими любимыми книгами. А может, для разнообразия ты мне что-нибудь посоветуешь? Тогда я смогу составить мнение о твоих вкусах. Иначе получается нечестно.
Уилл сел на ближайший стол и принялся болтать ногами, явно обдумывая ее предложение.
– «Замок Отранто»[12], – сказал он наконец.
– Это там сына главного героя убивает упавший с неба огромный рыцарский шлем? И ты еще «Повесть о двух городах» называл глупой! – хмыкнула Тесс, которая ни за что на свете не призналась бы, что «Замок Отранто» ей очень нравился.
– «Повесть о двух городах», – эхом отозвался Уилл. – Знаешь, после нашего разговора я ее перечитал. Ты была права. Она совсем не глупая.
– Да?
– Да. Она буквально пропитана отчаянием.
Тесс посмотрела ему в глаза; в тот миг они напоминали голубые озера, в которых так легко было утонуть.
– Отчаянием?
– У Сидни нет будущего, – ровным голосом ответил Уилл. – С любовью или без любви – неважно. Он понимает, что не сможет спастись без Люси, но подпустить ее к себе – значит погубить.
– Мы как будто читали разные книги, – покачала головой Тесс. – Он поступил благородно, пожертвовав…
– А что еще ему оставалось? – спросил Уилл. – Помнишь, что он говорит Люси? «Если бы это было возможно… что вы способны были бы ответить на чувство такого беспутного, погибшего, ни на что не годного, спившегося забулдыги, как я, – а вы ведь знаете, что я такой и есть, – то каким бы счастливцем он ни почувствовал себя, он в тот же час, в тот же миг сказал бы себе, что он не может принести вам ничего, кроме горя и нужды, что он обречет вас на страдания, заставит вас горько каяться, погубит вас, опозорит, потащит за собой на дно…»[13]
Громкий треск оборвал его на полуслове: прогоревшее в камине полено упало, взметнув сноп искр и напугав Тесс. Она торопливо отвернулась, в душе казня себя за глупость. Уилл обошелся с ней так ужасно, а она тает, стоит ему процитировать Диккенса!
– Что ж, у тебя, без сомнения, отличная память. Ты запомнил его слова практически дословно.
Уилл оттянул ворот рубашки, обнажая изящный рисунок на ключице. Тесс потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что он показывает ей татуировку над сердцем.
– Мнемосина, руна памяти, – пояснил он. – Если я что-то запоминаю, то навсегда.
Тесс отвела взгляд.
– Уже поздно. Я устала. – Она прошла мимо него к двери, на секунду задумавшись, не обидел ли Уилла ее внезапный уход. Но даже если и так, что с того? В конце концов, это же Уилл – переменчивый, непостоянный, обольстительный в хорошем настроении, и опасный в любом. Для нее. Для всех.
– «Ватек», – произнес он, спрыгивая со стола.
Тесс замерла на пороге, вдруг осознав, что все еще сжимает в руке томик Кольриджа. Впрочем, почему бы и нет? Надо же иногда отвлекаться от Кодекса.
– О чем ты? – спросила она, пристально изучая дверной косяк.
– «Ватек» Уильям Бекфорда. Если тебе понравился «Отранто», то и «Ватек» придется по душе, – сказал он, хотя Тесс точно помнила, что так и не призналась в симпатиях к Уолполу.
– Хорошо, спасибо, – кивнула она. – Приму к сведению.
Уилл не ответил; он по-прежнему стоял возле стола и смотрел в пол, пряча глаза за прядями темных волос. Сердце Тесс смягчилось, и она не смогла сдержаться:
– Спокойной ночи, Уилл.
Он вскинул голову.
– Спокойной ночи, Тесс.
В его глазах мелькнула прежняя мука, но выражение лица было уже не таким безрадостным, как раньше. Он потянулся, чтобы погладить Черча, который благополучно проспал их разговор и все еще валялся на стремянке, раскинув лапы.
– Не надо… – начала было Тесс, но опоздала. Черч уже выпустил когти, стремясь покарать того, кто осмелился потревожить его покой. Уилл чертыхнулся и затряс рукой. Тесс выскользнула из библиотеки, тихо хихикая на ходу.
Дружба – это два тела с одной душой.
Мэн-Цзы
Шарлотта яростно припечатала письмо к столу.
– Алоизий Страквезер – упертый, лицемерный, слабоумный… – Она замолчала, изо всех сил пытаясь побороть свой гнев. Тесс никогда прежде не видела, чтобы губы маленькой женщины сжимались в настолько жесткую линию.
– Принести вам словарь? – услужливо предложил Уилл. Он сидел, развалившись, в одном из кресел возле камина, закинув ноги на низкую скамейку. Грязь с его башмаков медленно стекала на ковер, и в обычной ситуации Шарлотта непременно устроила бы ему выволочку, но сейчас все ее мысли были заняты письмом Алоизия, из-за которого она и собрала всех в гостиной. – Кажется, у вас закончились слова.
– А он и в самом деле слабоумный? – непринужденно поинтересовался Джем из глубин другого кресла. – Ему ведь уже под девяносто, так что он вполне мог впасть в маразм…
– Ну не знаю, – протянул Уилл. – Видел бы ты, что вытворяют некоторые старики в «Таверне Дьявола». Ты бы удивился…
– Если это твои знакомые, то вряд ли мы удивимся, – подала голос Джессамина, лежавшая на кушетке с компрессом на лице. Она все еще мучилась от головной боли.
– Дорогая, с тобой все в порядке? – не на шутку встревоженный Генри обошел стол, за которым сидела Шарлотта. – Ты пятнами пошла…
Он говорил правду: от злости у Шарлотты на лице и на шее проступили красные пятна.
– А мне нравится! – не замедлил высказаться Уилл. – Я слыхал, что горошек сейчас в моде!
Генри похлопал супругу по плечу.
– Может, тебе тоже принести компресс? Что мне сделать, чтобы тебе помочь?
– Поезжай в Йоркшир и снеси голову этому старому козлу! – гневно сверкнула глазами Шарлотта.
– Боюсь, это несколько осложнит наши отношения с конклавом, – совершенно серьезно ответил Генри. – Ты же знаешь, как они реагируют на беспричинное обезглавливание.
– Ох! – в отчаянии откинулась на спинку кресла Шарлотта. – Я сама во всем виновата! Не знаю, с чего я взяла, что мне удастся его переубедить. Это какой-то ходячий ужас, а не человек…
– Что именно он пишет? – спросил Уилл.
– Наотрез отказывается встречаться со мной или с Генри, – мрачно произнесла Шарлотта. – Пишет, что никогда не простит мою семью за то, что сделал отец. Отец… – Женщина вздохнула. – Был сложным человеком. До мозга костей преданным букве Закона. А Старквезеры… ну, скажем так, допускали вольные трактовки. Отец считал их дикарями и не стеснялся говорить об этом вслух. Но как он ухитрился так досадить им, чтобы старик носился со своей обидой до сих пор, я понятия не имею. Ко всему прочему этот твердолобый идиот пишет, что если бы его мнение для меня что-то значило, я бы пригласила его на последнее заседание Совета. Как будто это я решаю, кого приглашать!
– А почему его не пригласили? – спросил Джем.
– Он слишком стар. Ему давно пора уйти на покой, но он вцепился в свое место мертвой хваткой, и Консул Вейланд пока ничего не может поделать. Так или иначе, на Советы он его больше не зовет. Видно, надеется, что Алоизий сам все поймет – или наконец умрет от старости. Но его отец дожил до ста четырех лет! У нас нет столько времени в запасе! – Шарлотта сокрушенно покачала головой.
– Если он не хочет видеть вас, почему бы не послать кого-нибудь другого? – скучающим голосом предложила Джессамина. – Вы же глава Института, члены Конклава должны вам подчиняться.
– Многие из них на стороне Бенедикта, – напомнила Шарлотта. – Они ждут, что я провалюсь. Я не знаю, кому теперь могу доверять.
– Нам можете, – заверил ее Уилл. – Давай мы с Джемом поедем!
– А как насчет меня? – обиженно воскликнула Джессамина.
– Ты что, тоже хочешь поехать?
Джессамина приподняла уголок компресса и посмотрела на собравшихся.
– На вонючем поезде в унылый Йоркшир? – фыркнула она. – Нет, конечно. Я просто хотела услышать, что мне Шарлотта тоже доверяет.
– Я доверяю тебе, Джесси, – устало отозвалась Шарлотта. – Но ты плохо себя чувствуешь. И это крайне прискорбно, поскольку Алоизий всегда испытывал слабость к хорошеньким личикам.
– Тогда я точно должен ехать! – воскликнул Уилл.
– Уилл, Джем… – Шарлотта закусила губу. – Вы уверены? В случае с Темными Сестрами Совет не слишком обрадовался вашей самодеятельности.
– А стоило бы! Мы ведь уничтожили могущественного демона, – возразил Уилл.
– И спасли Черча, – добавил Джем.
– А вот это совершенно напрасно, он вчера вечером меня поцарапал, – недовольно сообщил Эрондейл.
– Напротив, это в очередной раз доказывает, что вы не зря его спасли, – заметила Тесс.
Уилл скорчил рожу, но девушка видела, что он не злится. Точно такие же рожи он корчил, когда его беззлобно подначивал Джем. Может, они действительно смогут нормально общаться. В конце концов, вчера в библиотеке он разговаривал с ней вполне дружелюбно.
– Мне кажется, это пустая затея, – пробормотала Шарлотта. Красные пятна на ее щеках начали бледнеть, но выражение лица оставалось глубоко несчастным. – Вряд ли он что-нибудь вам скажет. Он же будет знать, кто вас послал. Только если…
– Я знаю, как добыть нужные сведения! – вдруг воскликнула Тесс.
– О чем ты? – озадаченно посмотрела на нее глава Института, но через секунду лицо Шарлотты прояснилось. – Отличная идея, Тесс!
– Какая идея? – раздраженно спросила Джессамина. – Я ничего не понимаю!
– Если мы добудем что-нибудь из личных вещей Алоизия, я смогу превратиться в него и заглянуть в его воспоминания о Мортмейне и деле Сейдов. Если, конечно, он что-нибудь помнит.
– Значит, ты едешь с нами в Йоркшир, – подытожил Джем.
Взгляды присутствующих обратились к Тесс. Ошеломленная столь стремительным развитием событий, девушка не сразу нашлась что сказать. Зато Уилл, как обычно, за словом в карман не полез.
– Зачем ей ехать с нами? – спросил он. – Мы сами можем взять что-нибудь у Старквезера и привезти в Институт.
– Но Тесс нужна не какая-нибудь безделушка, а вещь, несущая на себе отпечаток личности, – напомнил Джем. – Если мы привезем что-то бесполезное…
– Тесс говорила, что ногти и волосы тоже сгодятся.
– То есть ты предлагаешь приехать в Йорк и выдрать у девяностолетнего старика клок волос? Конклав будет вне себя от восторга.
– Да нет, просто все окончательно убедятся, что вы не в своем уме, – пожала плечами Джессамина. – Хотя они и так в этом не сомневаются.
– Последнее слово за Тесс, – напомнила Шарлотта. – Это ведь ее способности мы хотим использовать.
– Мы же поедем на поезде? – Тесс повернулась к Джему.
Сумеречный охотник кивнул; в его серебристых глазах заплясали озорные огоньки.
– Поезда на север отходят с вокзала Кингз-Кросс несколько раз в день. До Йоркшира ехать всего несколько часов.
– Тогда я с вами, – решила Тесс. – Никогда еще не путешествовала на поезде.
– И все? Ты только поэтому едешь? – вскинул руки Уилл.
– Да, – спокойно ответила Тесс, зная, как его раздражает ее невозмутимость. – Я очень хочу покататься на поезде.
– Там грязно и душно, тебе не понравится, – пробурчал Уилл.
– Я не узнаю, пока не попробую, – не сдавалась Тесс.
– Я никогда не купался голышом в Темзе, но пробовать не собираюсь.
– Бедные туристы, они лишились такого зрелища! – притворно огорчилась Тесс, и Джем опустил голову, пряча улыбку. – Но я все равно поеду. Когда мы отправляемся?
Уилл закатил глаза, но Джем не обратил внимания на его ужимки.
– Завтра утром, – сказал он. – Так мы прибудем в Йорк до темноты.
– Я сейчас же напишу Алоизию о вашем приезде, – Шарлотта взялась за перо, но к чернилам так и не притронулась. – Мы ведь все делаем правильно? Просто… Я не уверена…
Тесс встревоженно посмотрела на главу Института. На ее памяти Шарлотта впервые усомнилась в собственном чутье, и в этот миг Тесс всем своим существом возненавидела Бенедикта Лайтвуда и его приспешников.
Ситуацию спас Генри. Он положил руку жене на плечо и мягко произнес:
– В противном случае нам останется только опустить руки и сдаться. Да и сама посуди: что может пойти не так?
– Ох, Ангела ради, зачем ты это сказал! – воскликнула Шарлотта и, наконец обмакнув перо в чернильницу, принялась писать.
Во второй половине дня Тесс и Софи предстояла очередная тренировка с Лайтвудами. Переодевшись в форму, Тесс вышла из своей комнаты и обнаружила, что горничная ждет ее в коридоре.
– Что-то случилось? – спросила она, заметив, как хмурится Софи.
– Ну, если хотите знать… Все дело в Бриджет. – Софи угрюмо замолчала.
– Бриджет? – удивленно переспросила Тесс.
Девушка из Ирландии с самого первого дня пропадала на кухне, в отличие от Сирила, который бегал с поручениями по всему Институту, помогая Софи. Новую кухарку Тесс видела в последний раз, когда та сидела верхом на Габриэле Лайтвуде, приставив кинжал к его горлу. Что ни говори, приятное воспоминание.
– А что с ней не так?
– Ну… – тяжело вздохнула Софи. – Она не слишком приветлива. С Агатой мы дружили, а Бриджет… Вы же понимаете, слуги иногда болтают между собой о том, о сем. С Сирилом еще можно поговорить, но Бриджет только гремит кастрюлями и поет жуткие ирландские баллады. Наверняка она и сейчас распевает.
Они как раз проходили мимо комнаты для мытья посуды; Софи махнула Тесс, чтобы та следовала за ней. Девушки подкрались к двери и осторожно заглянули внутрь. Комната оказалась довольно большой; оттуда можно было попасть на кухню и в кладовую. На столе возле стены громоздились продукты к ужину – рыба и овощи, которые еще предстояло почистить и приготовить. Бриджет стояла возле раковины; от горячей воды рыжие волосы закудрявились, лицо раскраснелось. Софи была права – девушка пела. За шумом воды слышался высокий нежный голос:
Матушка локоны ей расчесала,
Отец за порог свою дочь проводил,
Сестрица Анна ее целовала,
А братец Джон в седло посадил.
«Сидишь ты высоко, а я на земле.
Нагнись же в последний раз ко мне».
Невеста с улыбкой к нему наклонилась
И тут же за счастье свое расплатилась.
Брат деву крепко к себе прижал
И в сердце вонзил ей острый кинжал[14].
Перед глазами Тесс тут же возникло лицо Ната; девушка вздрогнула, но Софи ничего не заметила.
– И вот так все время! – прошептала она. – Убийства, предательства, кровь и боль. Сколько можно?!
К счастью, слова Софи заглушили окончание песни. Бриджет начала вытирать посуду и завела новую балладу, еще более печальную:
Чьей кровью меч ты свой так обагрил,
Эдвард, Эдвард?
Чьей кровью меч ты свой так обагрил?
Зачем ты глядишь так сурово?[15]
– Хватит с меня. – Софи развернулась и поспешила дальше по коридору. Тесс едва за ней поспевала. – Теперь вы понимаете, о чем я? У меня мурашки от этой девицы, а приходится жить с ней в одной комнате. Из нее ни слова не вытянешь ни днем, ни ночью, только воет и воет…
– Вы живете в одной комнате? – удивилась Тесс. – Но почему, ведь в Академии столько свободных!
– Они предназначены для Сумеречных охотников, а не для слуг. – Голос Софи звучал так, будто ей приходилось объяснять Тесс прописные истины. Должно быть, у горничной даже мысли не возникало потребовать себе отдельную комнату.
– Давай я поговорю с Шарлоттой, – начала было Тесс, но Софи замахала руками.
– Не надо, пожалуйста! – Они остановились перед дверью тренировочного зала, и Софи повернулась к ней, явно досадуя на себя за длинный язык. – Я не хочу, чтобы она думала, будто я жалуюсь на других слуг.
Тесс собралась заверить ее, что ничего не скажет Шарлотте, когда из тренировочного зала послышались громкие голоса. Тесс поднесла палец к губам и осторожно прижалась ухом к двери. Софи последовала ее примеру. Низкий, грубоватый голос определенно принадлежал Гидеону, другой – его брату.
– Габриэль, рано или поздно придет время платить по счетам. И нужно решить, на чьей мы стороне.
– На стороне отца, разумеется, – напряженно ответил младший Лайтвуд. Последовало непродолжительное молчание. Потом снова заговорил Гидеон:
– Ты знаешь о нем далеко не все и понятия не имеешь, что он натворил.
– Я знаю, что мы – Лайтвуды и он – наш отец, – отчеканил Габриэль. – После смерти Гренвиля Фэйрчайлда он имел все основания претендовать на пост главы Института.
– Ты не допускаешь, что у Консула были причины отказать ему и назначить Шарлотту Бренвилл? Она не так глупа, как ты думаешь.
– В самом деле? – Голос Габриэля сочился ехидством. – Она позволила нам прийти сюда и тренировать своих драгоценных девочек. Неужели она не догадывается, что мы будем шпионить для отца?
Софи и Тесс ошарашено переглянулись.
– Она пустила нас в Институт только потому, что Консул ее заставил. Обрати внимание: нас встречают в дверях, отводят сюда, а потом провожают к выходу. У мисс Коллинз и мисс Грей мы вряд ли выведаем что-нибудь интересное. Так чем же, по-твоему, мы можем навредить Шарлотте?
В зале снова воцарилось молчание. Тесс буквально слышала, как Габриэль раздувается от злости. Наконец его прорвало:
– Если ты так презираешь отца, то зачем вернулся?
– Я вернулся ради тебя, – сердито ответил Гидеон, но договорить не успел: Софи и Тесс слишком сильно навалились на дверь, и та распахнулась. Девушки торопливо выпрямились; Тесс искренне надеялась, что их чрезмерное любопытство осталось незамеченным.
Габриэль и Гидеон стояли друг напротив друга в круге света посреди тренировочного зала. Тесс бросилось в глаза, что Габриэль значительно выше старшего брата. Зато Гидеон был крепче и шире в плечах. Он пригладил рукой светлые волосы и вежливо кивнул девушкам:
– Добрый день.
Габриэль направился к ним. Тесс вдруг поняла, что во время разговора с Лайтвудом ей приходится задирать голову. А ведь она была девушкой довольно высокой и редко смотрела на мужчин снизу вверх.
– Мисс Лавлейс снова отсутствует? – спросил Габриэль вместо приветствия. Он выглядел совершенно спокойным, и только биение жилки под вытатуированной на горле руной боевой отваги выдавало его недавнее волнение.
– Джессамина все еще плохо себя чувствует, – сказала Тесс, проходя в зал. – Не знаю, как скоро она поправится.
– Подозреваю, не раньше, чем закончатся тренировки, – сухо отозвался Гидеон, чем внезапно рассмешил Софи. Тесс недоуменно покосилась на горничную; та торопливо приняла свой обычный серьезный вид, но прежде Гидеон успел бросить на нее взгляд, исполненный удивления – и, как ни странно, благодарности. Видимо, над его шутками редко смеялись.
Габриэль вздохнул и вынул из креплений на стене два длинных шеста.
– Сегодня, – сказал он, протягивая один Тесс, – мы будем учиться блокировать и отражать удары.
Тесс уже забыла, каково это – засыпать, едва коснувшись головой подушки. В последнее время ее одолевали кошмары, главным героем которых обычно выступал Мортмейн. По ночам Тесс преследовали его холодные серые глаза и голос, размеренно повторявший: «Нет никакой Терезы Грей».
Она столкнулась с ним лицом к лицу, но так и не поняла, что ему нужно. Зачем он хотел жениться на ней? Чтобы заполучить ее силу? Но для чего? При воспоминании о змеиных глазах Мортмейна Тесс пробирал озноб, а при мысли, что он имеет какое-то отношение к ее рождению, и вовсе становилось дурно. Вряд ли хоть кто-нибудь, даже добрый, чуткий Джем, понимал, почему Тесс так стремится выяснить, что она за существо. И вряд ли кто-то не догадывался, как сильно она боится узнать правду. Не раз и не два Тесс просыпалась посреди ночи, задыхаясь от ужаса и вцепившись ногтями в собственное лицо, словно во сне она тщетно пыталась содрать кожу и добраться до затаившегося под ней демона.
Она лежала в кровати, когда за дверью послышался шорох и легкий стук, как будто что-то оставили у порога. Выждав несколько секунд, Тесс выскользнула из-под одеяла и медленно прошла через комнату.
За дверью никого не было; коридор тоже был пуст, только из комнаты Джема доносились едва слышные звуки скрипки. На полу лежал небольшой зеленый томик. Тесс подняла его и прочитала золотые буквы на корешке: Уильям Бекфорд, «Ватек».
Аккуратно прикрыв за собой дверь, девушка вернулась в кровать и принялась изучать книгу. Вне всяких сомнений, ее оставил Уилл. Но зачем?
К чему эти дружеские жесты под покровом ночи, эти задушевные разговоры в библиотеке – и подчеркнутая холодность в течение дня?
Открыв книгу на титульной странице, Тесс обнаружила, что Уилл оставил ей послание. И не просто какую-то записку, а целое стихотворение!
Тесс Грей, по случаю вручения ей романа «Батек»
Халиф Батек с его темною свитой
Летят в Преисподнюю, скука забыта!
И веру в меня ты вновь обретешь,
Коль книгу сию немедля прочтешь,
А не на полку небрежно вернешь.
Уилл
Тесс расхохоталась и торопливо зажала ладонью рот «Будь ты проклят, Уилл Эрондейл – подумала она. – За то, что заставляешь смеяться, даже если не хочется. За то, что сердце снова и снова тянется к тебе, хотя прекрасно знает, что твой взгляд, твои слова, весь ты – сильнейший наркотик». Тесс бросила на прикроватный столик «Ватека», дополненного ужасным стихотворением мастера Эрондейла, и зарылась лицом в подушку. Из коридора все еще доносилась скрипка Джема, нежная и печальная. Тесс зажмурилась, пытаясь прогнать из головы мысли о Уилле. И неожиданно у нее получилось: она уснула и в кои-то веки спала без сновидений.
На следующий день с самого утра шел дождь; от зонтика толку было немного – Тесс чувствовала, как взятая у Джессамины красивая шляпка тяжелеет с каждой минутой, плотно облепляя голову и сползая на уши. Они вчетвером – Сирил нес багаж – бежали от кареты к вокзалу Кингз-Кросс. За серой пеленой дождя проступало величественное здание с высокой часовой башней. Флюгер на ее макушке смотрел точно на север; холодный ветер бросал капли воды в лицо Тесс, и девушке приходилось щуриться.
В здании вокзала царил первозданный хаос: люди метались туда-сюда, газетчики выкрикивали заголовки, торговцы с рекламными щитами на груди на все лады расхваливали мыла и средства для укрепления волос. Мальчуган в подпоясанной куртке сновал у прохожих под ногами, с хохотом удирая от матери, которая безуспешно пыталась схватить его за шиворот. На ходу перекинувшись с Джемом парой слов, Уилл растворился в толпе.
– Ушел и бросил нас? – спросила Тесс, борясь с зонтиком, который никак не желал складываться.
– Позволь мне. – Джем без труда справился с несговорчивым механизмом: зонтик щелкнул и сложился. Убрав с лица мокрые волосы, Тесс благодарно улыбнулась Джему, и в ту же секунду вернулся Уилл – оказалось, он ходил за носильщиком. Носильщик, скорчив недовольную мину, забрал у Сирила багаж и прикрикнул на остальных, чтобы поторапливались – поезд ждать не будет.
Уилл посмотрел на трость Джема, потом на голову носильщика и сказал, недобро улыбнувшись:
– Нас подождет.
Его слова не пришлись носильщику по нраву, но холодный взгляд синих глаз удержал служителя вокзала от дальнейших замечаний. Он провел их на забитую людьми платформу; чтобы не потеряться в толпе, Тесс одной рукой вцепилась в Джема, другой придерживая многострадальную шляпу Джессамины. Далеко впереди, где заканчивалась крытая платформа, виднелся клочок серо-стального неба, испачканного клубами дыма.
Джем помог Тесс подняться в купе, потом вернулся за багажом; Уилл расплачивался с носильщиком, перекрикивая окружающих и свистки паровоза. Поезд тронулся, едва они закрыли за собой дверь; застучали колеса, и мимо окон поплыли облака белого пара.
– Ты взяла с собой что-нибудь почитать? – поинтересовался Уилл, устраиваясь напротив Тесс. Джем сел рядом с ней, прислонив трость к стене.
Тесс подумала о «Ватеке» со стихотворением на титульном листе. Она оставила его у себя в комнате, чтобы удержаться от искушения, – как запирают в буфете коробку конфет, чтобы не растолстеть.
– Нет, – она покачала головой. – В последнее время мне ничего интересного не попадалось.
Уилл стиснул зубы, но ничего не сказал.
– Не правда ли, есть нечто удивительное в путешествиях! – Тесс восторженно прижалась носом к стеклу, хотя смотреть было решительно не на что. Поезд окутывали клубы дыма, окна заливал серый дождь, превращавший Лондон в неясную тень.
– Нет, – коротко ответил Уилл, откинулся на спинку сиденья и надвинул шляпу на глаза.
Тесс продолжала смотреть в окно; вскоре ненастный Лондон остался позади, а вместе с ним и дождь. Теперь поезд катился между зеленых полей с крапинками белых овец; время от времени вдалеке мелькали шпили деревенских церквушек.
– Ты что, никогда раньше не выезжала за город? – полюбопытствовал Джем, заметив неподдельное восхищение на лице девушке.
– Нет, – покачала головой Тесс, отвлекаясь от пейзажей. – Только на Кони-Айленд, но это, в сущности, тот же город. Может, мы проезжали мимо деревень по пути из Саутгемптона, но было уже темно, и Темные Сестры закрыли все шторы. – Тесс сняла шляпу, с которой капала вода, и положила ее на сиденье между собой и Джемом. – Но, знаешь, у меня такое чувство, будто я уже видела это раньше. В книгах. Мне все кажется, что вот-вот из-за деревьев выплывет Торнфилд-Холл[16], а на горизонте появятся скалы Грозового перевала…
– Грозовой перевал находится в Йоркшире, – сказал из-под шляпы Уилл, – до которого еще ехать и ехать. Мы пока даже до Грэнтема не добрались. И должен заметить, что ничего интересного в Йоркшире нет Только холмы да долины, не то что в Уэльсе.
– Ты скучаешь по Уэльсу? – спросила Тесс. Она сама не понимала, зачем это делает. Спрашивать Уилла о прошлом было все равно, что тыкать палкой цепного пса.
Сумеречный охотник слегка пожал плечами.
– Было бы по чему скучать. По овцам и песням, что ли? – сказал он. – И по дурацкому языку. Fe hoffwn I fod mor feddw, fyddai ddim yn cofio fy enw.
– Что это значит?
– «Я так надрался, что забыл, как меня зовут». Очень полезная фраза.
– Да, звучит не слишком патриотично, – заметила Тесс.
– Что ты знаешь о патриотизме! – напыщенно воскликнул Уилл. – В память о родине я вытатуировал валлийского дракона у себя на…