Кашеварова Ирина
Проклятый шедевр
Часть первая. Под гипнозом
Резкий порыв ветра хлестнул по лицу, едва Иван распахнул дверь такси. Осенняя морось, противная и колючая, наполнила душу тоской и безысходностью. Иван поёжился, судорожно втягивая голову в плечи. После чего он поплотнее запахнул куртку, тщетно пытаясь защититься от пронизывающего холода.
Элитный небоскрёб, словно ржавый гвоздь, разрывал нависшие над городом тучи. В огромной луже перед входом в подъезд, словно в осколке разбитого зеркала, отражалось тоскливое, под стать настроению Ивана, хмурое октябрьское небо.
«Строить высотки – все горазды, а вот тротуары нормальные сделать – не судьба», – выругался Иван, на пятках пробираясь к подъезду. Отрывисто пискнул домофон, пропуская Ивана в спасительное тепло подъезда. Сонная консьержка, лениво оторвалась от экрана смартфона, и опознав в Иване гостя, поинтересовалась номером квартиры. Пробурчала: «тридцать девятый этаж», – и вернулась в виртуальный мир.
Мелодия, льющаяся из динамиков лифта, убаюкивала. Иван закрыл глаза и мысленно вернулся на неделю назад.
***
Он сидел с Жекой в любимом пивном ресторане. Традиция обсуждать проблемы за кружкой пива зародилась у них ещё в студенческие годы. Правда тогда это были забегаловки с дешёвым пойлом и пересушенной таранькой. Теперь же успешный писатель Иван Царевич мог позволить себе крафтовое пиво с раками.
Интерьер ресторана, выдержанный в стиле кантри, располагал к задушевной беседе. Грубая, но удобная деревянная мебель, клетчатые скатерти. Мягкий свет ламп под текстильными абажурами создавал атмосферу безмятежности. Ароматы свежего хлеба и копчёностей витали в воздухе, пробуждая аппетит и желание не спеша насладиться вкусом настоящего пива.
Иван особенно любил этот ресторан за живую музыку. Здесь популярные мелодии обретали новое звучание благодаря искусным аранжировкам для банджо. Обхватив изящную пивную кружку, наполненную янтарным напитком, Иван задумчиво разглядывал внутренний дворик за окном.
Прикончив третью кружку, Жека решительно отодвинул тарелку с аккуратной горкой хитиновых останков:
– Хватит тянуть кота за мяу. Давай, колись, что случилось.
Иван оторвался от созерцания заоконного пейзажа и хмуро уставился на свой, едва ополовиненный, бокал. Ещё три месяца назад он был на коне. Популярный писатель, новый прорыв в жанре фэнтези, договор на серию из шести книг. Читатели в соцсетях требовали продолжения.
Форбс включил его в десятку писателей с самым высоким гонораром в стране. Казалось, будущее из зебры превратилось в белого единорога. И вдруг нарисовался хвост. Всё, что Царевич ни напишет, на следующий день, оказывалось плоской шаблонной безвкусицей.
Жека задумался, потом кивнул и достал портмоне. Перед столиком возник официант:
– Господа желают счёт?
Жека отмахнулся:
– Ещё ноль пять. И принеси чего-нибудь посерьёзнее этих членистоногих. Колбасок, что ли.
Почти мгновенно на столе материализовалось аппетитное мясное ассорти. Скорость обслуживания – ещё один плюс, за который Иван ценил этот ресторан.
Наконец Жека откопал в закромах портмоне потёртый прямоугольник. Он протянул приятелю визитку, попутно загребая себе на тарелку львиную долю колбасок.
– Бабкина Ядвига Васильевна, психолог-гипнолог, – прочитал Царевич. Он скривился и бросил визитку на стол. – Мне только психолога не хватало. И так, все, кому не лень, мозг выедают. А ты ещё одного мозгоклюя предлагаешь. Ты же знаешь, как я отношусь ко всей этой братии – психологам, коучам и прочей шушере…
– Зря ты так. Это совсем другое. Поверь мне, – Жека постучал пальцем по визитке и придвинул её обратно. – Помнишь мои подвиги пять лет назад? Ната мне тогда ультиматум поставила, или я иду к этой гипнотизерше, или она забирает Катюху и уезжает к матери. А ты же знаешь, мои девочки для меня – это…
От избытка чувств Жека залпом допил бокал и дал знак официанту повторить. Иван хмыкнул. Пять лет назад, когда бизнес Жеки процветал, контракты сыпались на него, не успевал уворачиваться. Постоянные фуршеты, праздники в честь очередной сделки, незаметно перетекали в продолжительные загулы.
– Только она не кодирует, она реально лечит, – продолжил приятель. – Вот, не поверишь, три сеанса, и я как новенький. Это я только тогда понял, что чуть не стал алкоголиком.
Жека забрал бокал у официанта и сделал большой глоток.
– И самое главное, я теперь могу пить без проблем. Даже водочку по праздникам. Легко. А в запой не ухожу, – Жека отставил бокал в сторону и пододвинул к себе блюдо с оставшимися колбасками. – В какой-то момент прямо как отрубает, и больше не хочется. Ты сходи. Хуже-то не будет.
Иван с сомнением повертел визитку. А ведь и правда, Жека тогда практически в один момент из заядлого кутилы снова превратился в добропорядочного гражданина. И сунул визитку в карман.
Ещё три дня растворились в муках творчества. Все попытки начать книгу терпели оглушительное фиаско. Текст сыпался, стоило лишь перейти к следующему эпизоду. Печатаешь и стираешь, печатаешь и стираешь… А количество глав не растёт.
Иван откинулся в кресле и, растирая покрасневшие от недосыпа глаза, подошёл к окну. Квартира в историческом центре досталась ему от деда. Знакомые крутили пальцем у виска и обвиняли в непрактичности. Иван легко мог обменять эту квартиру на достойное жильё в новостройке, да ещё осталось бы жить на проценты. Но Царевич отказывался от любых предложений. И пусть здесь лифт ломался чаще, чем работал, а зимой приходилось кутаться в свитер. Зато какой завораживающий вид открывался из окна.
Никаких высоток, только скатные жестяные кровли, отражающие прощальные лучи солнца. Озорной солнечный зайчик прыгнул Ивану на плечо, вызвав на усталом лице мимолётную улыбку. Недовольно буркнул желудок, напоминая, кто здесь главный, и зайчик испуганно пропал. Иван задёрнул шторы и отправился на кухню.
В холодильнике стройными рядами выстроились контейнеры с блюдами разных национальных кухонь. Зоя, приходящая экономка, заметила, что у Царевича пропал аппетит. И, как ни убеждал Иван её в обратном, восприняла это на свой счёт. Записалась на кулинарные курсы и теперь с азартом средневекового алхимика колдовала над рецептами.
Иван оглядел контейнеры, пытаясь выбрать наиболее безопасный. Потом решительно сдвинул их в сторону и достал кусок ароматного копчёного сала. Обжарил до хрустящей корочки пару ржаных ломтиков бородинского. Посолил, положил пёрышки зелёного лука и увенчал всё это великолепие толстым ломтём сала. Таким бутербродам Ивана научил дед, называя их панацеей от всех бед и печалей. И был прав. Прикончив скромный ужин, Царевич прошёл в прихожую и решительно вытащил из кармана куртки заветную визитку.
***
Искомая дверь выделялась бархатной чернотой. Даже номер квартиры был прикреплён около звонка, чтобы ничто не нарушало её идеальную черноту. Ивану подумалось, что именно так и должна выглядеть бездна, в которую не нужно долго вглядываться. Он нажал звонок. В ответ раздалось неожиданное «Каррр». Замок щёлкнул, и дверь приоткрылась, давая Царевичу последний шанс передумать.
Иван шагнул внутрь. Светлая прихожая встретила писателя ростовым зеркалом в изящной бронзовой оправе. На стене висели настоящие, потемневшие от времени ходики с кукушкой и гирьками, на удивление гармонично сочетавшиеся с современным дизайном прихожей. Ивану показалось, что поверхность зеркала подёрнулась рябью, но в следующий момент Царевич снова смотрел на своё отражение.
На просьбы, опишите себя, Иван обычно отшучивался: «неопределённый». Неопределённо средний рост. Неопределённо средний возраст. Ему давали от тридцати двух до сорока восьми, заставляя истину болтаться где-то посередине. Неопределённого цвета глаза, тёмно-какие-то, меняющие оттенок в зависимости от освещения. Левая бровь всегда вздёрнута, что придавало лицу выражение то ли обиды, то ли удивления.
Самым приметным в его облике были большие наушники. Иван слушал музыку везде и всегда, отгораживаясь ею от окружающих. Хотя меткое прозвище Ушан, приклеилось к нему вовсе не из-за наушников, а благодаря удивительному сходству с одноимённым персонажем из мультика про Алису Селезнёву.
Перестук каблуков вывел Ивана из задумчивости. Высокая, ухоженная особа лет пятидесяти внимательно рассматривала гостя. Крупный рот с тонкими губами, очерченными вишнёвой помадой, смягчал резкие, слегка грубоватые черты лица. Брюки палаццо выгодно подчёркивали худощавую фигуру. Женщина напомнила Ивану бывшую жену. Нет, не внешне. Внешне они как раз похожи не были. Но от них обеих исходила аура властности. Они всё знают лучше, спорить бесполезно. Не нравится – вот выход. Так Иван однажды и ушёл.
– Добрый день, – поздоровался Царевич. – Ядвига Васильевна?
– Просто Ядвига. Вешайте куртку и проходите, – кивнула хозяйка, возвращаясь в комнату.
Иван невольно отметил, что женщина слегка прихрамывает, и подумал: «Нелегко ей, наверное, ходить на шпильках».
Пройдя в кабинет, Царевич невольно залюбовался открывающимся из окна видом. Парк, раскинувшийся вдоль речной излучины, был полон контрастов. Яркие краски осени соседствовали с темной зеленью елей, создавая неповторимую мозаику.
Мягкий голубой оттенок стен наполнял пространство воздухом. Дорогая мебель из ценных пород деревьев лаконично дополняла интерьер. Иван мысленно кивнул, скандинавский стиль очень подходил его хозяйке. Сочетание практичности и эстетической привлекательности.
Ядвига молча указала на светло-серое жаккардовое кресло, утопающее в пушистом ковре с геометрическим узором. Сама же она расположилась за небольшим письменным столом, где кроме ноутбука ничего не было.
Ядвига не сводила пристального взгляда с Царевича. Иван же не спешил начинать разговор, чувствуя некую неловкость. Он заметил, что психологиня так и не поздоровалась с ним. И вообще, тут все странные какие-то. В квартире витал манящий запах хорошего кофе, а ему даже не предложили.
Упрямо уставившись на стену за спиной Ядвиги, Иван пытался собраться с мыслями. Начинать сразу жаловаться не хотелось. А о чём другом говорить – не понятно. Затянувшуюся паузу нарушало тиканье часов в прихожей, отчётливо слышное через открытую дверь. В кабинете часов не было. На невидимых полках теснились книги. Иван скользнул взглядом по корешкам, все на профессиональную тематику.
Прямо за головой Ядвиги висела большая картина, приковывающая взгляд. Написанная с поразительной реалистичностью, она сначала показалась Ивану фотографией. Но нет, это была именно картина, на которой был изображён дом. Не то, чтобы дом – скорее, полуразвалившаяся хибара среди болота. В этой странной картине было что-то зловещее, отталкивающее и манящее одновременно. Иван не мог оторвать взгляд от ветхих стен, покосившихся окон, темных провалов дверей.
– Любопытная у вас картина – не выдержал Царевич.
– Интересуетесь живописью? – Ядвига приподняла бровь.
– Не то, чтобы очень, – Иван замялся. Зря он начал разговор с этой темы.
Ядвига развернулась в кресле лицом к картине. Затейливый узел, стягивающий светлые, почти белые волосы в строгий пучок, на мгновенье отвлёк внимание Ивана.
– Это мой домик… Дачный… Он мне дорог как память. От прабабушки достался. Вместе с ходиками, вы их в прихожей видели, – в голосе Ядвиги промелькнуло что-то ностальгическое.
Иван снова взглянул на картину. Высокая лестница, ведущая в дом, выглядела так же стрёмно, как и сама хибара.
Иван невольно представил, как Ядвига ранним утром, с чашечкой кофе и на шпильках выходит из «дорогого как память» домика. Нижняя петля отваливается от двери, и та со стоном опирается на косяк. Ядвига, не обращая внимания на жалобы пострадавшего предмета интерьера, делает первый шаг. Мшистая, полусгнившая ступенька с ехидным треском подламывается. Ядвига, выставив руки вперёд, скатывается с лестницы как с горки, оставив в ступеньке туфлю с застрявшей шпилькой. А чашка, уже без кофе, падает на затылок, прямо на этот вычурный узел.
Иван моргнул, прогоняя наваждение. Детская привычка, от которой он никак не мог избавиться – в моменты волнения на лету придумывать развитие сюжетов, связанных с окружающими предметами.
Ядвига тем временем снова развернулась к Ивану. Её взгляд стал колючим, а голос пресекал любую попытку пошутить:
– Кстати, очень способствует воображению. Особенно через полгода отшельничества.
Иван поперхнулся от неожиданно открывшейся перспективы:
– Странный фундамент у вашего домика. А где он находится?
– Вы ведь не планируете туда отправиться? – задала встречный вопрос Ядвига и, получив утвердительный кивок, подняла крышку ноутбука.
– Итак, вы – Иван Царевич, популярный писатель. На текущий момент издано двенадцать книг. Хм, неплохо.
Оторвавшись от экрана, Ядвига с интересом взглянула на Ивана:
– И что, вы, правда, Иван Царевич?
– Это псевдоним. Мой литературный агент, решил, что так будет атмосфернее. Кому интересен Иван Григорьевич Кукушкин?
– Логично, – Ядвига кивнула. – И, как я понимаю, с тринадцатой книгой у вас возникли проблемы? Рассказывайте.
Иван рассказал. О том, как поддался на уговоры главреда и подписал договор на шеститомную серию, хотя изначально задумывалась трилогия. О том, как серия неожиданно стала бестселлером, но уже на пятой книге посыпались разгромные рецензии: исписался Царевич, не выдержал бремени славы. А ведь конкуренция в литературном мире – зверская! Чуть расслабишься, и редактор уже подписывает договор с каким-нибудь молодым выскочкой. А ты с рукописью остаёшься у разбитого корыта потому, что по договору у издательства ещё пять лет полные права на твоих героев. Вот и выходит, чтобы заткнуть рты завистникам, Царевичу теперь нужен шедевр. А не выходит у Данилы-мастера каменный цветок.
Выговорившись, Иван ощутил одновременно облегчение и опустошение от нарисованной им же самим безысходности. В течение всего монолога Ядвига сидела неподвижно, лишь слегка наклонив голову на бок. Когда Иван замолчал, она откинулась на спинку кресла.
– Думаю, я могу вам помочь. Как вы относитесь к гипнозу?
Иван пожал плечами. Он никогда всерьёз об этом не задумывался. Да, Жека говорил, что ему гипноз очень помог. Но сколько было книг про негодяев-гипнотизёров, превращавших людей в марионеток. Кто знает, что тебе могут внушить под гипнозом? Ядвига, уловив сомнения пациента, протянула открытую вверх ладонь:
– Настаивать не буду. Можете подумать, а когда решитесь, запишитесь снова.
Иван представил, как возвращается домой и снова всю ночь бесполезно долбит по клавиатуре, накачиваясь энергетиками. Эх, была, не была. Главное, написать книгу, а там разберёмся.
– Согласен, – выдохнул Иван. – Что надо делать?
Ядвига достала из ящика заполненный заранее бланк.
– Подпишите согласие, снимайте обувь и ложитесь, – она закрыла ноутбук и достала из ящика стола медальон.
Присев на кушетку, Иван похолодел. Он вспомнил, что утром, спросонья, надел дырявый носок. Собирался поменять перед выездом и забыл. Лечь в ботинках? Иван с сомнением покосился на мягкий велюровый чехол кушетки. Нет, не вариант.
Ядвига, будто читая его мысли, усмехнулась:
– Не стесняйтесь, Иван. У меня тут столько мужчин в рваных носках побывало. Пару раз даже на босу ногу приходили. Если смущаетесь, возьмите бахилы.
Ядвига протянула упаковку бахил и придвинула к кушетке своё кресло. Когда она начала неторопливо раскачивать перед лицом Царевича медальон, Ивану показалось, будто в комнате заурчал кот.
– Не отвлекайтесь, следите за движением, – тихо попросила Ядвига.
На медальоне красовались два зубчатых восьмиугольника. Малый, с зубцами, обращёнными внутрь, словно защищал сокровенное. И большой, внешний, с зубцами, направленными наружу, готовый отражать любые атаки.
Иван напрягся, пытаясь вспомнить, где же он видел этот символ. В одной из книг по славянской мифологии, которые он перелопатил, работая над серией. Но что означает этот знак Иван никак не мог вспомнить. Веки наливались тяжестью и вскоре сомкнулись, оставляя загадочный символ гореть в темноте красным цветом.
Резкий щелчок разорвал мрак. Символ рассыпался, словно высохший песчаный замок. Иван открыл глаза. Таким свежим и выспавшимся он себя не чувствовал уже давно. А красочные, наполненные необычными сюжетами сны, он не видел даже в детстве, и уж тем более не запоминал их так ярко.
Мысли роились в голове, обгоняя друг друга. Пальцы чесались – ему бы сейчас родную клавиатуру, мембранную, с коротким ходом. Иван подскочил и впопыхах начал обуваться прямо на бахилы. Быстро попрощавшись с Ядвигой, он схватил куртку и, пританцовывая в ожидании лифта, вызвал такси. В его голове уже рождались первые строки тринадцатой книги.
Закрыв за Иваном дверь, Ядвига скинула утомившие за день туфли и нырнула в уютные тапки с лягушатами. На сегодня это был последний клиент. Остановилась перед зеркалом и, прищурившись, всмотрелась в своё отражение. Приняв популярную у фотомоделей позу классического поворота – вполоборота, с одной рукой на бедре, а второй у плеча, – Ядвига окинула себя критическим взглядом. Поверхность зеркала на мгновенье подёрнулась рябью. Положительно оценив результат, Ядвига довольно усмехнулась:
– Можешь не пыжиться, а то амальгама осыплется, – затем игриво подмигнула отражению. – Профессиональный пластический хирург и хороший косметолог – вот настоящее чудо, а не твои фокусы. Понятно, анахронизм несчастный?
Из комнаты выплыл хмурый кот породы сфинкс – этакий лорд в оранжевой вязаной шапочке с ушами. Двухцветная дымчатая морда, с песочными ртом и надбровными дугами, выражала крайнюю степень недовольства. Кот уселся посередине коридора и, вытянув лапу, начал усиленно вылизываться.
– Похоже, у нас всё получилось, – Ядвига с улыбкой потянула вниз гирьку на ходиках, и скрылась на кухне. – Тебе кофе, как всегда, с молоком?
Зеркало снова подёрнулось рябью, и в нем отразился крупный, холеный, явно столовавшийся не на помойке, котяра. Шерсть дымчатого окраса лоснилась. Когти острые, морда сальная. Только взгляд цепкий, тяжёлый. Смотрит, будто прицеливается. Отражение кота фыркнуло и тенью последовало за отражением хозяйки
Впрочем, в этой квартире отражения никого не интересовали.
***
Настойчивый трезвон выдернула Царевича из объятий беспамятства. Иван наощупь выключил дьявольское изобретение, по недоразумению названное будильником, но звонок не унимался, продолжая терзать барабанные перепонки. Иван перевернулся на спину. Всю ночь он играл клавишами на клавиатуре, словно виртуоз на любимом инструменте, торопясь выплеснуть видения и образы, навеянные гипнотическим сном.
Персонажи обретали характер, а локации наполнялись цветом и ароматом жизни. Закрой глаза, и ощутишь на щеке поцелуй ветра, услышишь перешёптывание листвы и пение птиц. Древняя магия разливалась по страницам, обретая структуру и форму. Она проникала в каждую букву, в каждую строчку, оживляя придуманный мир и делая его реальным.
