Carmen Mola
LA NOVIA GITANA
La novia gitana © 2018, Carmen Mola
This edition published by arrangement with Hanska Literary&Film Agency, Barcelona, Spain
Russian Edition Copyright © Sindbad Publishers Ltd., 2023
© Издание на русском языке, перевод на русский язык. Издательство «Синдбад», 2023
Когда ты здесь со мной,
исчезают стены,
в комнате встают деревья,
бесконечный лес[1].
Поначалу это было похоже на игру. Кто-то запер мальчика в кромешной темноте, и он должен был выбраться оттуда самостоятельно. Первое, что надо было сделать, – найти выключатель, но мальчик не стал его искать, он думал, что дверь вот-вот откроется.
Дверь не открывалась.
Это могло быть частью испытания – побеждает тот, кто дольше продержится молча, тот, кто не попросит о помощи. Мальчик прильнул ухом к щербатой деревянной двери. Он услышал треск заводимого мотоцикла, потом звук стал удаляться. Тогда он понял, что остался совсем один. Если закричать, в этом мрачном затхлом и пыльном пространстве отзовется только эхо, но он был так напуган, что даже не плакал.
Теперь он начал искать выключатель. Ощупал стену. Пошел вдоль нее, медленно, чтобы не споткнуться и не упасть. На потолке должна быть лампочка. В помещении было узкое, длинное окно, в верхней части стены, но солнце зашло час назад, и в окне виднелась только черная ночь.
Он не знал, почему его закрыли.
В темноте он на что-то наткнулся, ему показалось, на стиральную машину. Он мог бы проверить, работает ли она, – по крайней мере, тишину разогнал бы шум воды, крутящейся в барабане, – но он не стал проверять, а продолжал исследовать помещение, поглаживая стену рукой, как слепой. Он искал выключатель, но пальцы нащупали деревянный черенок. Лопата, понял он, и тут же она с грохотом упала.
Мальчик заплакал и не сразу услышал глухое рычание, доносящееся из угла. Нет, он не один. Тут спрятали животное. Он слышал его раньше, знал, что по ночам оно бродит по участку, его стоны и завывания были страшны, мальчику пришло в голову, что это волк. Но нет, успокоил он себя, это просто собака, которая пробралась в старый сарай, тот, что он видел из окна своей комнаты. Ходить туда ему не разрешали. Так вот где его заперли – в запретном сарае, поэтому он и не узнал помещение и никак не мог освоиться в темноте.
Он вдруг увидел две светящиеся точки в черной глубине и инстинктивно отступил. Ему показалось, точки приближаются, но точно он не знал, может, так казалось от страха. Разве могут быть видны только две маленькие искры? И вдруг он перестал их видеть. И сразу почувствовал сильную, острую боль. Животное впилось ему в ступню.
Обеими руками ребенок оттолкнул зверя. Но последовала новая атака, мальчик стал брыкаться и попал ногой животному в морду. Он лупил руками и ногами и слышал частое прерывистое дыхание, а потом вдруг наступила тишина. И в этой тишине стало еще страшнее.
Он украдкой отступал к двери, готовый отразить атаку, если собака бросится на него снова, и тут нащупал рукой выключатель. Очень странно, что он не нашел его раньше, но по какой-то причине он пропустил именно эту часть стены.
С потолка на кривом шнуре свисала голая лампочка. Она освещала достаточно, чтобы понять, что изнутри сарай загромождают ящики со старыми одеялами, кассетами, книгами и сельскохозяйственными инструментами, стиральная машина, ржавый велосипед с одним колесом и еще какой-то хлам.
Собака сидела под раковиной с краном, небольшим умывальником. Это была дворняга без одной лапы.
Не отводя взгляда от животного, мальчик схватил лопату, ту, что недавно уронил. Собака зарычала. Мальчик поднял лопату. Он удивился, что у него так много сил, что он так легко справляется с тяжелой лопатой. Должно быть, это действовал инстинкт самосохранения, что-то подсказывало ему, что в этом заточении вдвоем им не выжить.
Животное встало и с трудом захромало к ребенку. Оно шло так медленно, что это не выглядело угрожающим. Но подойдя, оно вцепилось ему в лодыжку, словно в кость, из которой хотело добыть весь мозг до последней капли. Мальчик нанес удар лопатой, и животное упало с легким хрипом. Он стукнул собаку по голове несколько раз, пока не почувствовал, что больше ему лопату не поднять. Тогда он сел на пол и заплакал.
У него болела лодыжка, на ней остались отметины от зубов. Ботинок был в крови. Он снял его и обнаружил первый укус. В тот раз он от страха не понял, что псина его укусила.
Свет погас.
Эхо удвоило звук дыхания, и мальчик замер, чтобы понять, не собака ли это дышит. Но нет, собака была мертва.
– Су-са-на! Су-са-на! Су-са-на!
Подруги Сусаны кричали, хлопали в ладоши, танцевали от души, и точно так же вели себя подружки других пятнадцати или двадцати невест, которые собрались в пятницу в Very Bad Boys[2] на улице Оренсе. Никаких мужчин, исключительно женщины праздновали скорое наступление замужней жизни своих подруг; одни надели смешные диадемы с пенисом; у других грудь пересекали широкие нарядные ленты, как у участниц конкурсов красоты, с именем виновницы торжества; около одной из невест веселились девушки в одинаковых футболках с ее портретом. Подруги Сусаны выглядели скромно: всего лишь надели поверх одежды розовые балетные пачки.
– Су-са-на! Су-са-на! Су-са-на!
Сусана давно боялась того момента, когда окажется в центре внимания, и вот он настал. Вышли два танцора, один – блондин, швед с внешностью викинга; другой – мулат, похоже бразилец. Начали они свой танец в костюмах полицейских, но, постепенно сбрасывая одежду, оказались почти обнаженными; оба выглядели очень привлекательно: широкие в плечах, мускулистые, с выбритыми висками и подобием ирокеза, с полностью депилированными телами, блестящими от масла, которым они, должно быть, намазались перед выходом на сцену. На них остались только маленькие стринги, красные у мулата и белые у викинга. Сусана опасалась, что ее попросят снять их зубами, как это успели проделать несколько невест, которые уже поднимались к танцорам на сцену. Видел бы отец! Его такие вещи приводят в ярость.
– Не волнуйся, мы тебя не обидим, – успокаивающе шепнул ей мулат на хорошем испанском.
Сусана не угадала, он был не бразилец, а кубинец.
Вот она уже на сцене, музыка гремит, ее усаживают на стул; оба танцора вьются вокруг, задевая ее гениталиями, скользя руками по всему ее телу. Едва войдя в клуб, все приглашенные дали обещание: что бы ни произошло в Very Bad Boys, это останется здесь, никто из подруг ничего никому не расскажет, тем более Раулю, который через пару недель станет ее мужем. Она ни за что не повторит того, что проделала одна из невест, по имени Росио, – это ее подружки напялили диадемы с пенисами: один из танцоров, вытащивших ее на сцену, наряженный пожарным, разделся и выдавил взбитые сливки себе на член, а она стала их слизывать, пока не слизала все без остатка; все это время подружки визжали от восторга. Она на такое не согласится, как бы и кто бы ее ни просил. Даже если подруги опять назовут ее святошей. Они и считают ее святошей, а отец – отъявленной шлюхой; но она – не то и не другое.
Ей не было видно подруг, но она слышала, как они кричат и смеются, все, кроме одной – Синтии. Надо будет потом поговорить с ней, напомнить, что это ничего не значит, что Сусана ведет себя так, как положено невесте на девичнике.
Мулат сдержал слово – ни он, ни швед не предлагали ничего такого, что заставило бы ее отказаться и испортить всем удовольствие. Что ж, танцоры видят десятки невест каждую неделю, они, наверное, при первом взгляде на девушку понимают, насколько далеко можно с ней зайти. Раздевшись, они танцевали, извиваясь и скользя вокруг нее, а потом помогли спуститься со сцены. Несмотря на обстановку, они были вежливы и почтительны.
Марта, самая отвязная из ее подруг, считавшая невозможным выходить замуж без девичника и сама его устроившая, прошептала ей на ухо:
– Тебя в гримерку не позвали?
– Нет.
– Фигово… Вот я, когда выходила замуж, после танца пошла в гримерку с твоим блондином.
– И чем там занималась?
– Тем самым, о чем ты думаешь. Я уверена, у него в два раза больше, чем у твоего Рауля, хотя у Рауля я, конечно, не видела. А Росио, та, что перед тобой была, трахалась и с двумя пожарными, и с обоими твоими полицейскими.
Нет, Сусана не такая, у нее и в мыслях не было трахаться со стриптизерами, пусть это и делают другие невесты, даже Марта; неудивительно, что брак подруги продлился всего пять месяцев. Испуганно оглянувшись, Сусана так и не увидела Синтию, единственного человека, который был ей сейчас нужен.
– А Синтия?
– Она ушла, когда ты была на сцене. Где ты только откопала такую зануду?
Среди гостей только Синтия не училась с Сусаной в одной школе. Она другая, можно было догадаться, что она не поладит с остальными. Но не позвать ее Сусана не могла. Жаль, ей не пришло в голову устроить два девичника – один для всех, другой только для Синтии. Чтобы та была единственной гостьей.
«Почему ты ушла?»
По дороге к «Эль Аманте», где они собирались выпить – по словам Марты, это самое модное место в Мадриде, – проезжая в такси по улице Майор, Сусана отправила подруге сообщение, но и два часа спустя Синтия еще не прочитала его: вторая синяя галочка так и не появилась. Выходя из бара, Сусана снова посмотрела на экран и огорчилась – ответа не было.
За эти два часа к ним подходили парни, приглашали выпить, ее подталкивали к туалетной комнате, предлагая поделиться кокаином, но Сусана отказалась; потом они увидели известного футболиста на пенсии и сфотографировались с ним – с одной стороны подруги, всей оравой, с другой – она, приобняв его за талию. Футболист предложил ей уйти вместе: может, она ему понравилась, а может, им двигало нездоровое желание переспать с невестой накануне свадьбы. Сусана без труда от него отделалась: красивая – настолько, что одно время подумывала стать моделью, – она уже успела привыкнуть к мужской назойливости.
– Давайте поедем в одно секретное местечко неподалеку от площади Алонсо Мартинеса, – предложила Марта. – Оно не закрывается до утра, и я знаю кодовое слово, чтобы впустили.
– Давайте поедем домой, уже пора, – ответила Сусана. Так твердо, что подруги сразу перестали доказывать ей, что в такую ночь надо развлекаться.
Выйдя из такси, которое увезло подруг, продолживших погоню за весельем, она обнаружила, что так и не сняла розовую балетную пачку. Ладно, дома снимет. До него еще два квартала, нужно много раз повернуть по запутанным улочкам, чтобы подъехать к самому дому, и она отпустила водителя. Вздохнув, взяла телефон. Синтия так и не прочитала сообщение, которое она отправила, когда вышла из Boys. Сусана набрала новое: «Возвращаюсь домой, устала. Ты не сердишься? Скучаю по тебе».
Все посмеивались над сообщениями Сусаны. Она писала их, добросовестно следуя правилам Королевской академии испанского языка – без ошибок, без сокращений, со всеми знаками препинания. Синтия обычно отвечала со смайликами, без гласных, тарабарщиной, которую иной раз и сама не могла расшифровать. Сусана вдруг поняла, что за весь вечер она ни разу не подумала о Рауле, но это ее не удивило и не поколебало решения о замужестве. Она все равно выйдет за него, даже если отец перестанет с ней разговаривать, даже если Синтия смертельно обидится. Это ведь не любовь, это не имеет ничего общего с любовью.
На улице Министрилес, где в маленькой квартире жила Сусана, не было ни души. Любой бы побоялся пройти там ночью по тротуару, на котором муниципалитет почему-то забыл установить фонари. Но Сусана привыкла и не испытывала никакого страха, она вообще не желала жить в страхе, как бы мать ни призывала ее к осторожности. Нет, хватит прислушиваться к ее наставлениям и советам, с ней ничего не случится, их семья уже исчерпала свой злой рок на несколько веков вперед. Как говорилось в одном фильме, две бомбы в одну точку не падают и при обстреле нет места безопаснее, чем воронка от снаряда.
Когда до подъезда осталось каких-то два метра и она уже доставала из сумочки ключ, предвкушая, как ляжет в постель и прочитает сообщения от Синтии, Сусану ударили сзади по голове и заткнули рот платком. Она даже не успела среагировать, только почувствовала, что теряет силы, что ее тащат и бросают на заднее сиденье машины, возможно микроавтобуса. И больше ничего.
Эпохой расцвета для комплекса Ла-Кинта-де-Виста-Алегре в Карабанчеле явился девятнадцатый век, когда дворец с его роскошными садами стал местом летнего отдыха королевы Марии Кристины де Бурбон, а позже резиденцией маркиза де Саламанка – того самого, который организовал постройку одноименного района в Мадриде.
– Я даже не подходил, чтобы не наследить. Как только ее увидел, сразу позвонил вам. – Сотрудник дворцовой охраны нервничал, что полицейские никак не убирают тело. – На труп я наткнулся впервые, но рано или поздно это должно было случиться: место тут больно заброшенное.
Помощник инспектора Анхель Сарате поступил на службу в местный полицейский участок недавно и еще не успел побывать в королевском поместье, так что теперь с интересом смотрел по сторонам. Миновав дворец, они шли по садам, где время, казалось, остановилось и где скорее ожидаешь увидеть воскресшую даму девятнадцатого века, чем мертвую женщину двадцать первого.
– Совсем как парк Ретиро, – восхищенно заметил Сарате.
– Нет, лучше, чем Ретиро, но за ними никто не ухаживает. Знаете этих политиков, у них никогда нет денег на то, что не приносит им выгоды. А на свои пышные банкеты и шикарные тачки, на это да, на это у них есть. Здесь два дворца, старый, королевский, и новый, маркиза, а еще дом престарелых и сиротский приют. Обещали все передать в аренду Нью-Йоркскому университету, мол, они все приведут в порядок, но нет, сами видите, в каком все состоянии.
Люди, которые ругают политиков, пусть даже справедливо, на Сарате наводили скуку. Куда проще винить других, чем сделать хоть что-то самому. И не так уж тут неухоженно, куда лучше, чем в любом окрестном парке. И ни тебе бандитов, ни наркоторговцев, ни даже сломанных качелей.
– Вы сказали, вас зовут…
– Рамон, к вашим услугам, – поспешил ответить охранник. Фамилии он не назвал.
– Когда вы нашли тело, Рамон?
– Меньше получаса назад. Хорошо, что я поехал сюда, в зону старого приюта. Я, знаете, в нем вырос. Правда, я уже несколько дней слоняюсь без дела. Обычно ночью сюда пробираются нищие, но в последние дни они не приходили.
– Я не вижу связи.
– Всё со всем связано, сеньор инспектор. Ничего не происходит просто так, одно всегда ведет к другому. Разве вы не слышали о том, что взмах крыльев бабочки в Австралии может вызвать здесь землетрясение?
Сарате совсем не хотел слушать про эффект бабочки в исполнении охранника парка. Сейчас его это не интересовало. Он направился к трупу.
– Ваш напарник идет, – сказал охранник. – Простите, я слишком много болтаю, мне не с кем поговорить, я провожу дни в одиночестве, а с тех пор, как скончалась жена, и ночи тоже. Здесь только нищие да я. Ну теперь и эта мертвая, конечно.
К ним приближался напарник Сарате – Альфредо Коста. Если бы Косте пришлось повторно сдавать конкурсные экзамены, чтобы попасть в полицию, еще вопрос, сдал бы он их или нет. Он рассказывал Сарате, что в его возрасте вместо занятий спортом валял дурака, и теперь, когда дело шло к пятидесяти, он не смог бы при необходимости догнать собственную бабушку.
– Ты видел труп? – Сарате был возбужден – молодым полицейским редко выпадает возможность расследовать убийство. Сальвадор Сантос, его наставник с юности, человек, который вдохновлял его и помог поступить в полицию, любил повторять: убийств в Мадриде почти не бывает.
– Да, видел, но не подходил. – Коста, не новичок в полиции, не разделял мнения Сальвадора: на его взгляд, убивали в Мадриде слишком часто, а главное, слишком часто в его смену. – И ты тоже не подходи, потому что потом криминалисты обвинят нас в уничтожении улик. От них полиции один вред, вот что я тебе скажу.
– Ты им звонил?
– Сразу после тебя, они должны уже приехать.
Оба подошли к месту, указанному охранником, и встали в нескольких метрах от мертвой девушки. На талии у нее виднелось что-то розовое.
– Что это?
– Балетная пачка. Когда у тебя будут дочери, замучаешься покупать такую фигню. – Дочерей у Косты было две, четырнадцати и десяти лет, и когда он рассказывал о них, желание иметь детей у собеседника пропадало начисто.
– Надо бы подойти поближе.
– Не нарывайся. Когда ты поймешь, что лучше не создавать себе проблем? Повышение дают за выслугу лет, а не за топтание в грязи.
Сарате и шагу сделать не успел, как появились криминалисты. Приехал Фуэнтес, один из самых опытных оперативников. Надо же, оказался в одной обойме с такими матерыми профессионалами!
– Труп опознан? – осведомился Фуэнтес.
– Мы еще не подходили.
– Мать вашу! – вскинулся он. – Откуда же вы знаете, что она мертва?
Все трое подошли к телу. Сарате внимательно разглядывал девушку: брюнетка, наверняка цыганка, красивая, но лицо сильно разбито. Пачка грязная и в крови, как и остальная одежда, и все изорвано.
Криминалист приступил к осмотру: приподнял веко, чтобы увидеть зрачок, и вскрикнул от неожиданности. Из глазной впадины выполз червь, но поразило Фуэнтеса не это.
– Она жива! Мой саквояж! Скорей!
К нему кинулся один из помощников, но по телу девушки пробежала последняя предсмертная судорога. Кто знает, приди они раньше, может, ее удалось бы спасти. Фуэнтес вздохнул и покачал головой.
– Все, она мертва, но в любом случае жить ей оставалось недолго. Мы напишем в отчете, что нашли ее мертвой, чтобы вам было меньше геморроя.
– Что тут произошло? И что за червь? – Сарате растерялся.
– Ничего не трогайте, боюсь, это дело не вашего уровня, – предупредил Фуэнтес. – Звоню комиссару Рентеро.
Сарате посмотрел вокруг. Внезапно парк утратил красоту и превратился в страшное место, где из глаз мертвых девушек выползают черви.
– Баррита с помидорами, сеньора инспектор?
Элене Бланко совсем не нравилось, что Хуанито, румынский официант, – эффектный, бойкий, ярый болельщик «Барсы», – каждый день при всех называет ее инспектором, но делать ему замечания она уже перестала.
– На мне что, написано, что я хочу барриту с помидорами?
При этих словах Хуанито доставал из холодильника под барной стойкой бутылку молодой фриульской граппы «Нонино», которую она любила за кристальную прозрачность и терпкий свежий вкус. Пить граппу на пустой желудок не полагается, но Элена Бланко не первый год начинала с нее утро, завершая этим напитком бессонную ночь.
– Он был здесь рано утром, Диди, сторож с подземной парковки. Попросил у меня бокальчик вашей граппы.
– Надеюсь, ты не дал.
– Нет, я налил ему другой, из виноградных выжимок. Он рассказал мне, что прошлой ночью на третьем этаже парковки трахались.
– В красном «лендровере»?
Румын улыбнулся, ему нравились шутки Элены, и поэтому он сообщал ей все сплетни, которые, по его мнению, имели к ней отношение. Время от времени он пытался к ней клеиться, хотя знал, что это совершенно бесполезно.
– Может, это вы и были, инспектор?
– Нет, не я, но я всегда думала, что, если мне и случится потрахаться на третьем этаже парковки под моим домом, я сделаю это только в красном «лендровере». Видишь, мои фантазии исполняются, хотя и без моего участия. Диди оставил тебе что-нибудь для меня?
Хуанито, изобразив беспокойство, внимательно огляделся по сторонам и быстро сунул ей в руки пакетик, словно это была страшная колумбийская контрабанда.
– Не бойся, Хуанито, ведь полиция – это я, а я не собираюсь тебя задерживать.
– Будьте осторожны.
– С красным «лендровером» или с наркотой?
– И с тем, и с другим.
– Не представляю, как ты решился пересечь всю Европу, с твоим-то благоразумием.
В пакетике было всего несколько граммов марихуаны, Диди выращивал ее в саду своего дома в Камарма-де-Эстеруэлас. Кустов у него росло мало, не хватало даже двум-трем клиентам на полгода. Элене нужно было совсем немного, она курила очень редко и не больше одного косяка, обычно утром, как сегодня, после пьяной ночи в баре и посещения парковки с каким-нибудь владельцем большого автомобиля. К себе она гостей обычно не приводила.
– Получи с меня, Хуанито, я иду спать.
Жить на Пласа-Майор – и роскошь, и головная боль. Роскошь, потому что стоит выйти на балкон и увидишь старый город, каким он был и сто, и двести, и даже четыреста лет назад – именно такую годовщину недавно отпраздновала площадь. Говорят, раньше на ней проводили бои быков, шествия, мессы, аутос сакраменталес[3], суды святой инквизиции и даже сожжение еретиков. С балкона Элены были видны удивительные красочные фрески на Каса-де-ла-Панадерия и самые разные праздничные шоу. В том и состояла головная боль: все, от фестиваля чотиса[4] в День святого Исидро до рождественской ярмарки, происходило под ее балконом. Конечно, с него она могла бесплатно любоваться гарцующими андалузскими лошадьми, но шум был гарантирован круглый год.
Туристы, наводняющие площадь, фотографировались с толстым Человеком-пауком и танцорами фламенко, бросали монеты в бронзовую статую короля или в деревянного козла, и никто даже не догадывался, что за одним из этих старых фасадов скрывается современная, элегантно минималистичная квартира площадью более двухсот квадратных метров. Из невзрачного помещения, беспорядочно заставленного старой мебелью, которое Элена унаследовала от бабушки, получилось такое, что его фотографии могли бы украсить любой глянцевый журнал по дизайну интерьера.
Но для Элены главная ценность квартиры состояла в другом: внутренний угол балкона скрывал незаметную с площади, укрытую от посторонних взглядов камеру наблюдения. Камера, установленная на штативе позади выступа стены, была направлена на одно и то же место – на арку, что ведет на улицу Филиппа III. Камера, подключенная к компьютеру, делала снимки каждые десять секунд и функционировала в таком режиме уже несколько лет. Время от времени Элена их просматривала. Со вчерашнего утра, когда она прокручивала их последний раз, новых снимков накопилось несколько тысяч, а с тех пор, как она установила камеру, перед ее глазами прошли миллионы фотографий. Некоторые она сохранила из чистого любопытства, не рассчитывая, что когда-нибудь они ей пригодятся.
Перед тем как сесть за компьютер, она включила музыку на айпаде. Ту же, что и всегда, песню Мины Vorrei che fosse amore[5]. Она слушала, тихонько подпевала и время от времени потягивала косячок от Диди. Потом медленно разделась, осмотрела в зеркале царапину, оставленную на плече хозяином «лендровера», и, окинув себя взглядом, не без удовольствия отметила, что ее телу не нужны долгие тренировки в спортзале, что в свои без малого пятьдесят она выглядит практически так же, как в тридцать, что формы ее прекрасно сохранились при полном отсутствии лишних килограммов, и направилась в душ.
Нежась под струями воды, она думала, что, возможно, сегодня ей повезет, что, может быть, на одной из тысяч фотографий окажется лицо, изрытое оспой, которое она так долго искала. Зазвонил телефон, она не пошевелилась: пусть звонит. Только когда он зазвонил снова, она поняла: что-то срочное. Завернувшись в полотенце и оставляя за собой мокрые следы, она взяла трубку.
– Рентеро? Сегодня у меня выходной… Ла-Кинта-де-Виста-Алегре? Нет, я не знаю, где это, но навигатор знает… Карабанчель? Отлично, это двадцать минут, или лучше заложи тридцать. Пусть моя команда меня там ждет.