…я оказалась права.
Тот же цеппелин кружил над башней, пытаясь пристроиться к швартовочному шпилю, а сала Терес вполголоса матерился. Не на меня. На криворукого пилота, не способного выполнить элементарную стыковку.
С Маром прибыли трое.
Грузный, отягощенный немалым весом и долгом, чиновник, на сером пальто которого мышиным хвостом болталась ранговая лента. Маров поверенный, человек редкой степени занудства, но в целом весьма полезный. И рыжий тип в мятом костюме.
Та самая служба безопасности?
Или всего-навсего надзор?
Тип представляться не спешил, он позевывал и ежился под порывами пронизывающего ветра, а еще кРутил головой, и длинные волосы его то поднимались облаком, то опадали, закрывая глаза. Тип убирал их, но местные ветра слетелись на новую игрушку.
– Терес, засранец ты этакий, – дружелюбно сказал толстяк, вытирая пот со лба. – Чего ты творишь?
– Чего хочу, то и творю, – отозвался хозяин Ольса. – Я в своем праве.
– Только если оно не вступает в противоречие с законом.
…их пустили в замок.
И рыжий, будто очнувшись ото сна, встрепенулся, отряхнулся и вытащил из рукава золоченую бляху, от которой пахнуло силой. Все-таки служба безопасности. Та самая, королевская, от которой человеку здравомыслящему стоит держаться подальше.
– У меня есть ордер на обыск замка, – сказал он мягко, будто извиняясь и за ордер, и за бляху, и вовсе за свое здесь присутствие. – А потому, может, не будем тратить ваше и наше время. И вы сами во всем признаетесь?
Толстяк поморщился.
Мар посмотрел на меня преснисходительно: мол, я тебя, глупенькую, предупреждал. Не вняла? Сама виновата. Но если очень и очень попросишь, я тебе помогу.
– В чем? – уточнил сала Терес, которого, кажется, ни бляха, ни рыжий не впечатлили. А ведь все знают, что в СБ не берут бездарей.
Рыжий икнул, прикрыл рот ладонью и поинтересовался.
– А в чем можете?
– Вино, – сала Терес подумал и сказал. – Имперское. Белое. Легкое. Девять бочек… без королевской печати. Для собственного потребления.
– Все девять бочек? – рыжий вновь икнул и скривился. Укачало его, что ли?
– Так ведь… чем здесь еще заняться? И красного полдюжины.
– Альежское? – толстяк потер руки. – То самое…
– То самое.
– А коньячок?
– И коньячок имеется…
– Хватит, – рявкнул Мар. – Нас интересует совсем не вино. Где лаборатория?
– Там, – сала Терес указал направление. – Прямо по коридору, а потом наверх…
Двести семьдесят восемь ступеней, причем не самых низких. Лестница извивалась змеей. Местами проход становился донельзя узким, а ступени высокими. В принципе, здесь и подъемник имелся, но… сломался.
Старый ведь.
– Я… не думаю… что во всем этом… – толстяк остановился, переводя дух. Он вытащил платок и вытер лоб. – Есть… хоть какой-то смысл… сала Терес мой давний… знакомый.
– Вижу, – сквозь зубы процедил Мар.
А я что?
Я вообще держалась позади, ведомая исключительно любопытством. Что поделаешь, женщины слабы и излишне любопытны, впрочем, кроме любопытства они подвержены многим иным порокам. Все так говорят. И не стоит людей разочаровывать.
– Сомневаюсь… что вы там… найдете… хоть что-то…
Мар лишь фыркнул. Вот… а раньше мне казался человеком неглупым. Подъем продолжился. И закончился перед дверью, которую перечеркивали две железных полосы. Оба замка были заперты, засов задвинут, но когда такие мелочи останавливали службу безопасности.
Небрежный взмах руки, и замки слетели на раз.
И вот к чему ломать было? Попросили бы, сала Терес и открыл бы…
– Что за… – Мар все-таки добавил пару нехороших слов. А он запыхался… стало быть, пробежки забросил, да и на полигон времени не осталось. Вот и сказывается. – Что это?
– Лаборатория, – миролюбиво произнес мэтр Терес. – Как просили.
– Но она ж…
– Это еще от моего деда осталась, – он вытащил плитку жевательного табака и, отломив кусок, сунул за щеку. – Любитель был поковыряться… сотворить что-нибудь этакое. Потом, правда, в грозу пришибло, но сам виноват, окна закрывать надобно. Мы и закрыли. Окна тоже.
Здесь пахло сыростью, пылью и тленом.
Тихо ржавел древний анатор. Покрылись слоем окалины бронзовые чаши, заросла зеленью медь. И толстый слой пыли покрывал стеклянную посуду. Пыль лежала и на полу, свисала с углов клоками, прикрывая клубки проводов. Старый осциллограф, похожий на полудохлого паука, ютился в углу.
Высилась стопка лабораторных журналов, надо полагать, изрядно поеденная мышами…
Башня исправно хранила свои секреты.
– Сюда почитай никто и не заглядывает… лет десять уже точно, – сала Терес старательно пережевывал табак. – Оно, конечно, вроде и место, а издохнешь, пока доберешься. Сперва думал перестроить, а после… на кой ляд оно сдалось? Дом не любит, когда его без нужды беспокоят.
А это уже было предупреждением. Но разве ему вняли?
– Он над нами издевается, – Мар повернулся к сала, но взгляд его почему-то остановился на мне. – Они сговорились… моя жена и этот…
Я опустила взгляд в пол.
И стиснула подол платья, всем видом своим изображая несчастную, забитую жизнью женщину. Много усилий не потребовалось: с обрезанными волосами и кожей, на которой местные ветра оставили свой след, я выглядела в достаточной мере жалкой, чтобы рыжий отвел взгляд. А вот чиновник покачнулся, встав между мной и Маром. И видит Эйте, движения его, еще недавно неловкие, нелепые, вдруг обрели характерную текучесть.
– Это она, – Мар злился. На себя ли, на меня, на весь этот дерьмовый мир, который не дает просто жить так, как хочется. – Она делает те цацки, а этот… вывозит и продает. Это ведь просто проверить, верно?
Я тоненько вздохнула.
И скрестила руки на груди.
– Полегче, парень, – в голосе чиновника прозвучала угроза. – Нечего тут кричать.
– Позвольте ваши руки, – рыжий теперь разглядывал меня. И в светлых его глазах – надо же, почти прозрачные, как местное небо, хотя с характерным отливом, выдающим огневика – не было ничего. Ни раздражения. Ни желания поскорей закончить с неприятным делом. Ни ожидания…
Равнодушие?
Пожалуй.
Небу ведь глубоко наплевать на то, что происходит там, ниже. Разве что острые шпили горных пиков способны ненадолго потревожить его покой.
– Вы не обязаны, – толстяку не нравился и рыжий тоже. – Без судебного предписания.
…которое они получат ближе к вечеру. Если не получили загодя, в чем я почти не сомневалась. А потому молча протянула руки.
– Надеюсь, концентрация соблюдена? – уточнила я, глядя на темную склянку, появившуюся из внутреннего кармана пиджака. Пиджак был мят, слегка кривоват и сидел так, что плечи рыжего казались непропорционально огромными, а руки – коротковатыми. – Не хотелось бы остаться без кожи…
Толстяк засопел.
Надо бы узнать, как его зовут. Наверняка еще один старый и крайне полезный знакомый сала Терес. Рыжий продемонстрировал печать.
Разломил ее.
Пробку вытаскивал зубами, что делать, к слову, крайне не рекомендовалось. Но я промолчала. Кто я давать советы целому королевскому псу? А вот и платок. Запечатанный, как водится… и снова печать трескается при прикосновении к ней узкого перстня.
Жидкость полупрозрачна, а вот запах у нее до крайности резкий, аммиачный.
Она впитывается в платок, впрочем, рыжий довольно экономен, а может, не впервые проводит процедуру. Платок касается моей ладони. Левой.
И правой.
Две влажных полосы краснеют моментально. И Мар подпрыгивает, надо полагать, от радости. А вот рыжий хмурится. В отличие от Мара он знает, что ни один реагент, оседающий на коже, не оставит такого плотного и, главное, равномерного поля.
– Сала Терес, – мой голос звучал тихо, виновато даже, – позволите ли вы…
Он молча протянул руку. А рыжий также молча провел по ней платком. И хмыкнул, когда след окрасился алым. Во взгляде его появилось… любопытство? Пожалуй.
– Соль, – сказала я и ресницами хлопнула, потупилась, старательно глядя не на рыжего, а на собственные туфли, тоже пострадавшие от соли, впрочем, как по странному совпадению, и прочая моя одежда. – Здесь ветра такие… соленые… к вечеру на коже прямо корка образуется. И на волосах. И на одежде…
…а ионы натрия весьма неплохо вступают в реакцию Каррье.
– Гм, – произнес рыжий, с сомнением разглядывая свою бутылочку, будто прикидывая, имеет ли смысл тратить остатки реагента.
А он, к слову, недешев.
Но мне ли печалиться о чужих расходах?
Сестра великого и ужасного Корна была похожа на воробья.
Мокрого.
Слегка облезлого.
Донельзя нервного. Она изо всех сил старалась казаться спокойной, но… нервозность ощущалась. Во взглядах, которыми девица одаряла супруга, в быстрых движениях пальцев, в… да во всем! А главное, было совершенно непонятно, что Мар в ней нашел. Это же…
Недоразумение.
Мелкое.
С кожей, настолько густо усыпанной веснушками, что казалась она рыжей. С неприлично короткими волосами и слегка оттопыренными розовыми ушками. На ней было мешковатое платье из грубой неровно выкрашенной ткани. Чересчур широкое, мятое и украшенное неожиданно замысловатой вышивкой, это платье раздражало сильнее всего.
Кто сейчас носит такие, длиной в пол?
Со шнуровкой?
С рукавами узкими до того, что, кажется, вот-вот треснут?
А еще девица точно знала, что некрасива, но почему-то знанием этим не тяготилась. То есть, она нервничала, но отнюдь не по поводу внешнего вида и своего несоответствия высокому титулу супруга. И вот это вот… недоразумение, оно действительно артефактор?
Перспективный?
Да ладно…
…правда, тест Каррье она обошла.
Именно обошла.
Что бы ни было у нее на ладонях – а нельзя работать в лаборатории и не замараться – оно надежно смыто морской водой. А дело именно в воде, что бы там ни говорили. Только… не докажешь ведь.
…и лабораторию, настоящую, а не ту обманку, в которую их носом ткнули, им не найти, если Кирис правильно понял это место.
Все равно обидно.
Как щенка… могли бы предупредить.
Девица, словно догадавшись о нелестных этаких мыслях, дернула плечиком и фыркнула, мол, думай, что хочешь, а я…
…додумать Кирис не успел: живот болезненно сжало.
– Прошу прощения, – он развернулся и, протиснувшись мимо толстяка, от которого за милю разило особым корпусом разведки, бросился вниз по ступеням.
Только бы…
…но нет, спазм отпустил, позволив дышать.
И что дальше? Обыск устраивать придется, Ильдис ждет помощи, вот только Кирис не уверен, что должен эту самую помощь оказывать. Могли бы, право слово, дать точные инструкции, а то тычешься, как слепой котенок.
…который того и гляди обгадится, вот весело будет. А ведь казалось, что отпустило. Три амулета стандартных извел. За них еще и отчитаться надо будет и так, чтобы правда не всплыла, ведь засмеют…
На плечо легла чья-то рука, заставив Кириса вздрогнуть.
– Не обманывайся, – тихо произнес Ильдис. – Она не такая простушка, какой кажется. Вот увидишь, мы здесь ничего не найдем…
– Тогда зачем?
Он пожал плечами.
– Интересно было… взглянуть. А еще надеялся, что ей надоело. Женщины… ты же понимаешь, до чего они непостоянны…
…Ильдис держался просто.
Пожалуй, именно эта простота и подкупала.
Кирис ждал… он и сам толком не знал, чего ждать от субъекта, у которого не было причин симпатизировать какому-то там агенту, навязанному, возможно, силой. А он первым руку подал. И кривиться не стал, что одет Кирис как-то не так…
Наоборот, даже поинтересовался, кто костюм шил.
Кирис честно сказал, что понятия не имеет, потому как в лавках готовой одежды портные не имеют обыкновения представляться. Но костюм хороший.
Крепкий. И цвета немаркого. Вот прошлый Кирис по глупости светлым купил. Красиво, да, только после первого же дела выкинуть пришлось. Пятна крови и магией плохо выводятся.
Ильдис еще посмеялся, но не обидно, и сигарой угостил. А пока до острова добирались, рассказывал… всякое. Кирис тоже рассказал. Ничего такого, что было бы запрещено, но… во поддержание беседы. И вполне себе получилось контакт установить.
…заодно от бурления в животе отвлечься.
– Да, в свое время я совершил ошибку, – Ильдис вытащил серебряный портсигар и, раскрыв, протянул Кирису. – Глупость… кто застрахован от глупостей?
Никто.
Вот только, судя по докладам, глупости Ильдис совершал с завидной регулярностью, меняя одну любовницу на другую, а другую на третью. Правда, был с бабами щедр, и что еще надо?
…мысли были злыми. От боли, не иначе.
– Она обиделась… я просил прощения, – Ильдис оперся на подоконник. Это, конечно, зря. Местные строения выглядели так, будто готовы были развалиться от любого пинка. Оно, конечно, иллюзия, но… – Она решила показать характер. Если бы не вмешательство вашего начальства, все закончилось бы еще пару лет тому. Мы бы сумели договориться. А теперь что?
– Что? – послушно повторил вопрос Кирис.
…и все бы хорошо, почти правильно…
Но не отпускало ощущение некоторой неправильности, легкая нотка фальши, как в той несчастной тушенки, которая слегка горчила, почти даже совсем незаметно, но в итоге Кирис третий день животом маялся, едва вылет не пропустил.
И Вельма обозвала идиотом.
Полным.
Может, права была, но ведь срок-то хороший стоял, а что банка слегка вздулась, так Кирис в иные времена и не такое ел. Разбаловался он тут… на казенных харчах.
…может, стоило послушать и попросить замену, но… гордость не позволила. Да и показалось, что полегчало… три амулета, как-никак…
В животе опять противно заурчало, но Ильдис сделал вид, что не слышит.
– Ничего хорошего. Она заперта в этой тюрьме, – он стряхнул пепел, но ветер, подхватив комок, закружил его, швырнул в лицо, правда, не попал. – Растрачивает свою жизнь… свой талант… ты видел, на кого она стала похожа?
Живот потянуло.
И кажется, рано Кирис обрадовался, что отпустило. Вот же… хорош он будет, если вдруг… он оглянулся, пытаясь вспомнить, где здесь уборная.
– Моя жена должна жить в нормальном доме. Носить нормальную одежду. Я боюсь представить, что с ней будет лет через пять! Я не хочу для Эгле такой судьбы…
– Я… – Кирис сглотнул, представив глубину своего падения, если… – Я постараюсь… поговорю с ней… извините.
Ильдис рассеянно кивнул. Кажется, мыслями он был далеко отсюда.
И когда Кирис отступил, осторожно, – что-то подсказывало, что резкие движения чреваты, – бочком, даже не обернулся в его сторону.
…повезло.
Он успел добраться до уборной.
И даже не задержался в ней слишком уж долго, большей частью благодаря тому, что за последние три дня он потреблял лишь воду. Вот и…
…а ведь остальной ящик выбросить придется. Благо, тушенки осталось едва ли на треть, но все равно жаль. Или не в тушенке дело, а в фасоли? С фасолью сложнее, она сама по себе темная, а еще в соусе этом, который не понять, кислый потому, что сам по себе такой, или потому как испортился.
Но если и фасоль…
Этак разориться можно.
Из уборной Кирис сперва выглянул. И почти не удивился, увидев сала Терес, который ловко ухватил Кириса за шкирку и в уборную запихнул.
– Мальчишка, – рыкнул он, обдав смесью запахов: острого перца, табака и камня, а еще старой крепкой крови, которая привязывалась к тем, кто изрядно ее пролил. Этот запах, как и запертая внутри тела сила, ощущались шкурой. И напрочь отбивали всякое желание сопротивляться. – Корн совсем из ума выжил, пацанье горькое отправлять?
– Я не пацанье.
Стоило бы обидеться.
В конце концов, Кирис не вчера на службу пришел. И не позавчера. Он уже два года как при конторе.
…и не с конторы начинал, кто ж туда с улицы берет-то? Нет, сперва были южные рубежи с несуществующей, но вполне реальной их войной. Она началась давно и закончится еще не скоро, а может, и не закончится, но будет тянуться до самого окончания мира.
Была рекомендация.
И перевод во внутренние войска… служба охраны порядка с нудными патрулями и морем, которое отчего-то отмеченных короной не любило.
…короткие рейды и снова кровь, берега, вылизанные морем добела, но все равно меченые.
Удача.
Предложение, от которого Кирис не думал отказываться. Пара месяцев на Забытом острове, где из него, мнившего себя умелым магом, лепили и вправду мага. Практика… пара заданий… Вельма и вот. Только сала Терес это, если и видел – а видел, стоило признать, он куда больше, чем следовало бы – все равно всерьез Кириса не принимал.
И по лбу щелкнул.
Больно.
– Дал себя заморочить.
– Я не дал…
Лоб гудел, живот опять урчал, причем так громко, что не услышать это урчание было решительно невозможно.
– Дал, дал, – сала Терес отпустил Кириса и пиджак ему одернул, смахнул несуществующие пылинки. – Ходишь по пятам, в рот разве что не заглядываешь.
И вовсе Кирис не…
…разве что немного. Так у него задание. Следить. Ему еще отчет писать, между прочим, а как его писать, если он объект из поля зрения выпустит?
– Но не твоя вина, тут кто поопытней быть должен, а ты… щенок. Так вот, щенок, ты ищи, но не заискивайся. Делай, чего поручили, но если я тебя куда не пущу, головой о стену не бейся. Стены тут крепкие, не одну голову на них положили…
– Если я найду… следы лаборатории… я буду обязан доложить…
Второй щелчок по лбу заставил замолчать.
– Не найдешь. Ты лучше за своим придурком приглядывай, а то совсем мне девочку запугали. А ей, между прочим, еще работать… и вот что…
Он распахнул полы пиджака, пощупал ткань и скривился:
– Купил бы ты себе нормальной одежды, что ли. Я Корну отпишусь, чтоб пригляделся. Не дело это, когда агент выглядит, будто вчера пугало обобрал…
Во внутренний карман пиджака скользнул камешек.
– Носи с собой. И пойдем, отведу, Гедре подлатает. А ты больше всякую дрянь не жри.
Хотелось ответить, резко и всенепременно так, чтобы стало ясно: вовсе Кирис не юнец желторотый, а маг немалой силы. И место свое он получил не по протекции. И службу знает. Его даже ранили… правда, скорее по собственной глупости – надо было щит ставить – но все равно…
…он бы, может, и награду получить мог бы.
А тут…
В животе заныло, а рот наполнился тягучей слюной. И когда сала Терес взял его за шкирку, Кирис только и смог, что штаны придержать.
Без штанов воевать как-то… неприлично.
Тащили его по лестнице.
Впихнули в комнатушку, где было тесно, пыльно и пахло травами. А потом женщина со строгим взглядом матерого целителя, привыкшего к общей безалаберности и наплевательскому на себя отношению, сунула в руки склянку, велев:
– Пей.
И Кирис выпил.
Зелье было кислым, и еще горьким, и тягучим. Оно как-то долго текло по пищеводу, чтобы упасть в желудок тяжелым комом. И тот сжался, грозя избавиться от этакого лекарства, но на живот легла ладонь, а женщина сказала:
– Сейчас полегчает. Вот что у вас, молодых, за привычка тащить в рот всякую гадость?
Кирис икнул.
Тепло от ладони проникало внутрь и становилось легче. Настолько легче, что получалось даже дышать. Ну и икать.
– И главное, каждый второй… это чайки и камни переварить способны, а вы, обалдуи…
Она добавила пару слов покрепче, а после протянула флягу.
– Как почувствуешь прилив дурноты, сделай глоток. Если не почувствуешь, то каждый час по глотку. И так пока не закончится. Дня два посидишь на овощных бульонах, а там потихоньку на нормальную еду переходи. Ясно?
Кирис кивнул.
С целителем спорить – оно себе дороже. Целители… помнится, в прошлый раз его просто в сон погрузили за то, что встал раньше положенного.
– Сколько амулетов извел?
– Три, – пришлось признаться, потому как врать целителям тоже не стоило.
– Напишу бумагу, что инфекция… передашь старику. Все еще занудствует?
Кирис опять кивнул.
– Правильно. Во всем порядок быть должен, – Гедре протерла пальцы тряпицей, смоченной в темном травяном растворе. – С девочкой нашей ты поаккуратней. Я ее месяц восстанавливала… а тебе, считай, повезло.
Она взялась за виски, заставив вывернуть голову. Шея и то заныла.
– Сложно заморочить человека, который думает о том, как бы не обделаться… так что, скажи спасибо.
Кирис сказал.
Богам.
И за везение это странное, и за то, что все-таки не обделался.
Замок все-таки обыскали, потратив на это остаток дня. А после, убравшись с острова – сала Терес решил, что не собирается проявлять гостеприимство к людям столь оскорбительно недоверчивым – вернулись на следующий день расширенным составом.
Пара алхимиков.
Еще один поверенный, озаботившийся захватить связку судебных решений, которую он попытался было всучить сала, но был послан по батюшке. Впрочем, это не помешало сала сформулировать протест. И его он лично передал рыжему, потребовав зарегистрировать оный согласно общему положению о вольностях и правах сала…
…пара дней и еще пара.
Все похожие один на другой, словно отражения друг друга в кривом зеркале, том самом, что висело внизу, в темном закоулке, медленно зарастая пылью. Его дурной нрав был известен всем обитателям дома, вследствие чего зеркало обходили стороной. Мало, знаете ли, удовольствия вдруг узнать, что твой нос велик, а под первым подбородком появился второй, что платье тебя полнит, а и без платья вес далек от идеального… в общем, говорю же, характер у зеркала был на редкость поганый. Уж не знаю, что оно показало Мару, но супруг от него отшатнулся, схватившись за родовой амулет. А вот рыжий перед зеркалом задержался надолго, едва ль не обнюхал, после и снять велел.
Это он, конечно, зря.
Тайные ходы в замке имелись, я сама знала с дюжину, но эта стена была обыкновенной. А весило зеркало прилично, там вон рама из холодного железа с литьем, полагаю, не просто так ставленая.
Но стену рыжий простучал.
И обратную сторону зеркала осмотрел, вооружившись огромной лупой с розовым стеклом. Мне даже стало любопытно, что он такого заметил.
– Проклято, – рыжий покосился на меня, будто полагал виноватым.
– Это не я.
– Давно уже…
– Тещенька моя, небось, – сплюнул сала Терес, – та еще ведьма была, упокойте боги ее душу. Она его приволокла. Все зудела, что только в нем правда и видна…
– Правда? – Мар вцепился в мою руку и подтолкнул к зеркалу, – ну-ка…
Правду я уже видела, а потому не испугалась, увидев блеклое недоразумение с испуганным взглядом. Отражение мое было пыльным, каким-то неуверенным, будто зеркало само не способно было решить, стоит ли тратить на него силы.
– Что ты себе позволяешь, сопляк? – рев сала Терес заставил замок содрогнуться. – Вон пошел… с моего острова.
– Вы права не имеете, – Мар вздернул подбородок, а рыжий убрал лупу во внутренний карман. Жаль. Я бы не отказалась разглядеть ее поближе. Почему стекло розовое?
Цвет – это банальное колорирование стекла?
Или дело во внешнем эффекте наложенных на лупу чар? А если так, то каким образом они умудрились воздействовать на глубоко нейтральное вещество? Или… конечно, логичнее предположить, что стекло – вовсе не стекло, но минерал, тот же кварц…
Темный и плотный.
Или же… алмаз? Фантазийный алмаз с высокой степенью сродства к энергетическим потоком. Но алмазы в принципе удобны в работе именно в силу этой самой высокой степени сродства. Конечно, получается, что исходный камень для подобной линзы должен быть огромным. Но если предположить, что камень искусственного происхождения…
…тип решетки один, и еще во времена моей учебы среди наших ходили упорные слухи, что в Гарваальде давно уже усовершенствовали печи Крейца. Неужели, правда? Печи я видела, и даже сама проводила первичный синтез, отслеживая стабильность потоков, правда, получить удалось только алмазную пыль, а энергии на это ушло… но это ведь учебная печь, пусть и вполне себе рабочая.
Можно предположить, что где-то есть и другие, более совершенные.
Способные создавать алмазы, в том числе и розовые…
…как они это делают?
Для синих достаточно добавить алюминий, коричневые требуют железа, а зеленые – хрома… вот только истинно розовые, сколь помню лекции профессора Лённрота отличаются лишь внутренней структурой. А потому получить искусственно их…
Невозможно.
Или не невозможно?
Я посмотрела на рыжего с немалым интересом.
Вот если бы…
…нет, красть что-либо у человека, состоящего на службе, нехорошо. Более того, неразумно, а я уже достаточно совершила неразумных поступков, чтобы стать осмотрительной. Если я попрошу… всего-навсего попрошу…
Сала Терес что-то выговаривал.
Мар не оправдывался – он ненавидел оправдываться, и поэтому априори не признавал себя виноватым – но держался нарочито отстраненно, всем видом своим показывая, что к сала и людям его, и ко всему происходящему отношения не имеет. А вот рыжий наблюдал за этой парой слегка склонив голову. Интересно, что еще у него в карманах прячется…
– Вон! – рявкнул сала Терес, и замок заворчал, задрожал, отзываясь на гнев хозяина. Стало быть, и вправду старика допекли. – Чтоб ноги твоей на моей земле не было!
– Полагаю, – рыжий счел возможным вмешаться, – нам всем стоит просто поговорить.
– Поговорить? – в голосе сала Терес слышался грохот камней. – Когда вы унизили мою гостью? Меня, как хозяина? Когда перерыли все здесь, будто я в чем-то виновен, когда…
Рыжий поднял руки и белое пламя окутало его ладони.
– Прошу прощения, – сказал он тихо, – это дело получилось несколько более… беспокойным, нежели я предполагал. Эйт Ильдис немедленно покинет ваш дом…
– Но… – Мар не был согласен с подобной постановкой вопроса.
– Подождет. А мы побеседуем с эйтой Эгле… и возможно, достигнем компромисса.
Мар убрался.
Молча.
Он был зол, и я кожей ощущала его готовность вспыхнуть.
Удержался. Но я не сомневалась: он запомнит и не простит. Пугало ли это меня? Нисколько. Я привыкла к этому месту, к камню и холоду, к морю и скалам, к ощущению покоя и безопасности. Я… пожалуй, я могла бы назвать Ольс домом. И в тот момент действительно была готова остаться здесь до конца дней своих.
– Эйта…
– Нейта, – поправила я рыжего.
– Согласно Уложению о браке вы приняли титул супруга, – пояснил рыжий, а я подумала, что столько времени прошло, но он так и не соизволил представиться. Быть может, сала Терес и знал его имя, точнее наверняка он знал.
Как и другие.
Я же…
К чему тратить внимание на женщину?
– Надеюсь, суд в скором времени исправит это… недоразумение, – у меня хватило сил смотреть в глаза. Светлые. Прозрачные… а если действительно заказать партию искусственных алмазов? Не фэнтезийных, но самых обыкновенных. Использовать их вместо природных кристаллов. Камни брать мелкие, на четверть карата. В таком размере дефекты решетки маловероятны, следовательно, настроить потоки будет куда как легче…
Сала Терес держался за моей спиной этаким молчаливым гарантом безопасности. Сомневаюсь, что он не доверял рыжему, все же королевские псы были известны своей репутацией. Безжалостны. Напрочь лишены сочувствия. Однако при всем том болезненно справедливы. А я… я не делала ничего дурного.
Я просто пыталась жить.
Как умела.
Нам подали чай.
Северная гостиная. Окна здесь – пластинки цветного стекла в свинцовой оправе, правда, поверх свинца нанесен тончайший рунный узор, что позволяет выдержать им таранные удары ветра. Из местных окон не тянет. А еще они не покрываются льдом и сохраняют удивительную для стекла прозрачность. Если приглядеться, можно увидеть, как по ту сторону вытянулось розоватое небо, в котором уже проступили первые крупные звезды.
– Думаю, – рыжий первым заговорил. Он взял на ладонь чашку чая, но благоразумно не стал пробовать. И правильно. Местные весьма неплохо разбирались в травах. – Вся эта ситуация изрядно вас утомила.
Я наклонила голову, демонстрируя всяческую готовность слушать.
Утомила.
Верно подмечено.
В гостиной сумрачно. И пусть горят свечи – на Ольсе не используют силу там, где можно обойтись без нее – но совокупного света их недостаточно, чтобы отпугнуть приближающуюся тьму. А еще я остро ощущала близость бури.
– И что вы можете предложить? – чай слегка горчил.
И не совсем, чтобы чай. Гедре совершенно искренне не понимала, к чему тратить золото на какую-то траву, когда на Ольсе собственных трав изрядно.
Зверобой.
Мята или мелисса? Или и то, и другое? Кажется, черничные веточки и ягоды шиповника. Толика медового аромата, стало быть, без таволги не обошлось.
– Перемирие… вы показались мне разумным человеком.
Вот как-то не нравится мне подобное начало. Я коснулась полированного подлокотника, на котором проступили белесые пятна морской соли.
Ее здесь и вправду хватает. Иногда эта вездесущесть изрядно портит жизнь, но сейчас я вынуждена была признать, что в соли есть своя польза. И немалая.
– Я разумный человек, – согласилась я, хотя и не сразу. – И потому я прекрасно осознаю, что меня ждет, если я поддамся.
– И что же?
– Положение откупной жены. Слишком полезной, чтобы избавиться от нее, и слишком… не такой, чтобы отнестись всерьез. Да, он даст мне дом, определит нормальное содержание. Даже, полагаю, будет закрывать глаза на любовников, если таковые появятся.
Приподнятая бровь.
А удивление у него получается отвратительно. Все-таки, как его зовут-то? И не будет ли с моей стороны вольностью спросить… хотя… мы тут о любовниках говорим, так что, думаю, именем поинтересоваться можно.
– Мне даже позволят родить ребенка, чтобы не чувствовала себя ущербной. Но и он, и я… мы всегда будем напоминанием о великой жертве, на которую пришлось пойти ради семейного дела. Нас никогда не признают равными…
– Это вас беспокоит?
Я пожала плечами.
– Не слишком.
– Тогда в чем причина вашего… упрямства?
– Быть может, в том, что я хочу, чтобы ко мне относились с уважением? Любви… любви уже не надо, спасибо, наелась, но хотя бы уважения я заслуживаю?
Молчит.
И я молчу, разглядываю чашку. Не фарфор, хотя и он найдется. В замке Ольс спрятаны немалые сокровища. С другой стороны обожженная глина – тоже неплохо. Тепла и уютна, а что еще нужно осенним вечером?
– Для него и его семьи я – всего-навсего средство. Инструмент. Капризный, как оказалось…
– Вы… понимаете, что государство в принципе не способно гарантировать счастливую семейную жизнь?
А разве я требовала у государства гарантий?
– Но оно, – я решительно посмотрела в светлые глаза, – может предоставить свободу…
– Далеко не всегда.
Молчание.
Вязкое, как овсянка, к которой и я притерпелась, а вот сала Терес каждое утро ворчит, что большей дряни он не пробовал, только все равно ест, потому что иначе Гедре обидится.
– Будем откровенны, – рыжий к чаю так и не притронулся. – Даже если вы подадите прошение в канцелярию короля… лично Его Величеству, вам откажут.
– Из-за патентов?
– В том числе. Судебный спор весьма осложнит жизнь и не только вашему мужу.
– А если… я подпишу отказ от претензий?
Рыжий развел руками. То есть, этого недостаточно?
– Видите ли… дело не в патентах, но в технологии, которая позволит королевству во многом упрочить свое положение в мире. В настоящий момент политическая ситуация такова…
…что развода мне не видать.
– …и мы не можем допустить, чтобы часть технологий попала, скажем, в империю… или еще куда.