Карин Кнайсль
Реквием по Европе
* * *
© Кнайсль К., 2024
© Политическая энциклопедия, 2024
* * *
Владимиру, Игорю, Дидье, Дмитрию, Елизавете, Крису, Динаре, Елене, Тане, Даниилу, Виктору, Анне, Кириллу, Олегу, Каролине, Муртазе, Микаэлю, Леониду, Александре и всем, кто был рядом в тяжелую минуту.
Мы должны четко осознавать тот факт, что наша сегодняшняя Европа смертна.
Она может умереть.
Эммануэль Макрон. (Из выступления в Сорбонне 25 апреля 2024 г.)
Трудно быть европейцем «в сердце своем»: следуя Августину, Лютеру, Паскалю сердце здесь следует понимать просто как центр бытия, как динамическое средоточие жизни в человеке, где кроются воля и страсть, мощнейшие и страшнейшие силы.
Очень многие, и именно из тех, что вверху, вряд ли знают свое сердце; случись война, катастрофа, кризис – и они вдруг понимают, что сердце пробуждается не только в смятенном народе, не только в низах, но и в них самих.
В единый миг образованнейшие, культурнейшие добрые европейцы превращаются в адептов ненависти, в сеятелей злобной пропаганды, инженеров гражданских, и не только, войн.
Фридрих Герр. Европа: мятежники, еретики и революционеры. (Вена: Бёлау, 2003. С. 31)
Предисловие к новой охоте на ведьм
Той Европы, за жизнь в которой я так благодарна судьбе, больше не существует. Не знаю точно, когда не стало этого благословенного места. На смену свободе, равенству и человеческому достоинству пришли цензура нового образца, экономический раскол и ужасающее презрение к человеку, причем произошло это ошеломляюще неожиданно и быстро.
Почему во имя безопасности, а потом и здоровья начали пренебрегать правами человека? Стала ли толчком всеобщая растерянность во время пандемии, или же правовое государство опочило еще раньше, на этапе борьбы с терроризмом? Политзаключенный Джулиан Ассанж дорогую цену заплатил за то, что предал огласке преступления, совершенные (не в последнюю очередь) британцами во имя борьбы с терроризмом. Точной даты я назвать не могу, но с определенного момента тот, кто критиковал чрезмерную страсть Европейского союза к регламентированию, кто требовал упорядочить миграционные процессы, кто понимал защиту окружающей среды шире, чем просто изменение климата, или пренебрегал гендерным паритетом в языке, очень быстро становился изгоем. С весны 2022 г. истерзанная ура-патриотизмом, санкциями и обнищанием Европа сама копает себе могилу.
Живя в переломное время, много раз начиная все с нуля и возвращаясь назад, я написала реквием в прозе по той Европе, в которой выросла, в которой мне были даны все возможности, на благо которой я всю жизнь работала не за страх, а за совесть и… которой больше не существует. Я писала его в Ливане, куда добровольно эмигрировала и откуда осенью 2023 г. перебралась в Россию. Эта книга – очень личная оценка заката всего того, что составляло исконную суть Европы: правовой безопасности и свободы. Их больше нет.
С 2021 по 2022 г. я из политических соображений переезжала дважды за несколько месяцев: сперва из Австрии во Францию, а потом, в июне 2022 г., в Ливан. В горах Ливана, в местности, которая называется Алей, я тем летом и взялась за рукопись. Я рассчитывала начать во Франции новую жизнь, но по распоряжению французских властей была вынуждена уехать. То, что меня выслали, стало настоящим шоком. Если покидая Австрию осенью 2020 г., я успела собраться как следует, то Францию пришлось оставить впопыхах, всего лишь через четыре месяца после того, как в ноябре 2021 г., потратив немало времени, я смогла найти для себя и своих животных дом в деревне близ Авиньона.
Черные списки ломают жизнь
На смену законам пришли списки. Содержание этих списков, в которых фигурирует и мое имя, мне неизвестно. Когда я попыталась открыть во Франции банковский счет, добрая дюжина банков известила меня, что, после консультаций с Парижем, они отказывают мне в праве стать их клиентом. Переговоры с Центральным банком Франции «Banque de France», обязанным найти банк для клиента, от которого все отказываются, не дали результатов. Никаких письменных разъяснений я не получила. Высылали меня из Франции также исключительно по устному распоряжению. Представители разведслужбы побывали у крестьян, сдавших мне дом, и потребовали выставить меня вон, таким образом вынуждая меня покинуть пределы французского государства, при этом им было сказано буквально следующее: «Foutez-la devant la porte. Elle doit quitter le territoire francais» («Выгоните ее. Она должна покинуть французскую территорию»). Бывший однокурсник, с которым мы в 1992 г. вместе учились в Париже, в Национальной школе администрации, кочевал по французским ток-шоу, утверждая, что еще в том самом 1992 г. рекомендовал меня российской разведслужбе КГБ, на которую сам работал во время учебы как советский гражданин. Вероятно, клевета этой весьма сомнительной личности, которой, тем не менее, СМИ глядели в рот, а равным образом и многочисленные угрозы в мою сторону, полученные из Австрии префектурой, послужили главной причиной для действий французских властей.
Во время одного из ток-шоу на BBC в мае 2023 г. мне, основываясь на словах этого типа, сообщили, что я уже в 1992 г. была «за Путина»[1]. Да и это ток-шоу больше походило на допрос. Если кто забыл: Советский Союз тогда развалился, КГБ приказал долго жить, а никому пока не известный Владимир Путин начал работать в команде мэра Санкт-Петербурга. Но причудливая фантазия журналистов BBC не имеет себе равных. Чтобы продемонстрировать всю абсурдность ситуации, можно вспомнить историю, произошедшую со мной летом 2023 г., когда глава небольшого сельского поселения в России сказал мне: «Я прочитал в Википедии, что Вы уже тридцать лет работаете на КГБ. Я сам служил в КГБ, но Вашего имени в нашей базе данных не видел».
Чаще всего в таких случаях я лишь улыбаюсь, но когда в Австрии поднимается очередная волна ненависти в мой адрес, у меня просто опускаются руки. Видно, конца этому не будет даже после моей смерти.
Вследствие постоянно повторявшихся клеветнических нападок весной 2022 г. мне за считанные недели пришлось организовать свой переезд с двумя пони и двумя собаками через Марсель в Ливан. Транспортного сообщения с Россией тогда уже не существовало, взять с собой животных из-за третьего пакета санкций ЕС было невозможно. К тому же Россию в то время занимали собственные проблемы, и понятно, что мой случай не был приоритетным. Тысячи застрявших за границей российских туристов и экспатриантов нужно было доставить домой. Я решила ехать в Ливан, поскольку говорю по-арабски, знаю страну и понимаю, что там происходит.
В Ливане жизнь пришлось обустраивать заново, начиная с налогов и заканчивая машиной. Местное клановое общество хорошо мне знакомо, и было ясно, что в этой стране без государственной власти выжить можно лишь в семье, так как в одиночку с повседневной жизнью там не справиться. Тем не менее справляться пришлось именно в одиночку, в условиях жесточайшего экономического кризиса, полного развала административного управления и мучительных поисков приемлемого жилья. Одновременно влиятельные издания и австрийские политики не покладая рук обвиняли меня в коррумпированности, похищении драгоценностей и государственной измене. Мол, в деревушке на севере страны я якобы даже руковожу русской разведшколой – об этом кричали газеты. Мои ливанские соседи лишь посмеивались, однако немецкоязычная пресса бурлила негодованием. Связавшись с венскими адвокатами, чтобы пресечь поток клеветы, я получила в ответ: «Атмосфера неприязни вокруг Вас настолько сгустилась, что в суд лучше не обращаться, даже если Вы, по всей видимости, и выиграете дело». Стало быть, дело нынче в умонастроениях, а вовсе не в законах. Если нет адвоката, правовой путь для тебя закрыт. Защитник скорее найдется для преступника-педофила, чем для того, кто пришелся не по вкусу коллегии адвокатов. В маленькой Австрии, где, как в деревне, все друг друга знают, никто из избранного круга не станет нарушителем спокойствия, если речь идет о политических или экономических связях. А тех, кто в этот круг не входит, можно по определению обвинять в чем угодно. Это для меня не ново, но все же размах отторжения со стороны общества после моего отъезда из Австрии и связанные с ним правовые последствия меня напугали.
Основы правового государства в Австрии шатки. И причиной тому не только глубокая коррумпированность, которая десятилетиями разъедала политику, СМИ и экономику. Свой вклад вносит и скверная подготовка юристов. По многочисленным полицейским расследованиям и судебным разбирательствам я знаю, как нарушаются процессуальные требования – от вручения повестки до сроков подачи апелляций. На смену административному праву пришел произвол. Что это означает для правового государства, к прискорбию, не ясно даже компетентным юристам. В настоящее время понимание любых последствий нарушения законности отсутствует у многих чиновников, начиная с местных властей и заканчивая федеральными министерствами. Лавина предписаний, таких как запрет на принятие подношений, породила новые подразделения по надзору за их соблюдением. Однако на задний план отступило знание и конституционного права, и основного международного права, и многого другого. Ситуация с законностью в Австрии плачевна, что продемонстрировали противоречивые распоряжения в период пандемии и многое другое. Редактирование федеральных законов постоянно терпит фиаско не только по конституционным, но и по орфографическим причинам, что в дальнейшем затрудняет их применение.
Если прежде центральными в федеральных министерствах были департаменты юстиции, то сейчас их место заняли отделы по связям с общественностью. Упадок австрийской исполнительной власти напоминает мне ситуацию, которую я наблюдала в некоторых арабских странах. Чиновники XXI в. политизированы намного сильнее, чем в прежние времена. В абсолютистской Дунайской монархии, принципами которой были богоизбранность и легитимизм, существовало независимое сословие чиновников, целью которого повсеместно, от Богемии до Боснии, были эффективность и интеграция. В 1990-х гг. мне еще доводилось встречаться на венской площади Балльхаусплатц, цитадели политической власти, с главами департаментов, которым в определенном смысле не был чужд дух йозефинизма, как его понимали в эпоху правления императора-реформатора Иосифа II, с 1780 по 1790 г. Таких людей в административных органах больше нет. С трудностями сейчас сталкивается тот, кто не входит в почти феодальную по сути систему, где смотрят не на то, кто что знает, а на то, кто знает кого. Со мной подобное на протяжении всей моей профессиональной деятельности происходило почти постоянно. Тем более неожиданным для меня стало предложение занять пост независимого министра иностранных дел в федеральном правительстве, сформированном Австрийской народной партией во главе с Себастьяном Курцем и ее партнером по коалиции – Австрийской партией свободы (АПС), возглавляемой Кристианом Штрахе.
Однако поскольку в австрийских умах, не говоря уже о редакциях, слову «независимый» применительно к политике и экономике места нет, меня заклеймили как «правую экстремистку». Когда после выхода АПС из правительства в мае 2019 г. меня вновь принялись восхвалять как независимого министра иностранных дел, государственный радиовещательный канал ORF высказался обо мне так: «Остается лишь член АПС, министр иностранных дел Кнайсль (АПС)». Дело не в том, что журналистам, которые до сих пор называют меня российской пятой колонной, шпионкой, фашисткой, не хватает ума. В гораздо большей степени это типично австрийское стремление навесить на каждого человека ярлык, что, возможно, связано с католическим образом мыслей и очень жестким подавлением протестантской реформации контрреформацией, ведь давнее разделение на «правоверных» и «еретиков» продолжается и по сей день. Ты либо против России и за Украину – либо наоборот, либо против истерии вокруг изменений климата – либо за нее, и так далее. Список параметров истинной веры длинный. Прежде было достаточно просто католического вероисповедания.
Если раньше, чтобы отстоять свои права, нужны были в первую очередь материальные средства, то теперь, кроме достаточной суммы на оплату услуг адвокатов, необходима еще и поддержка общественного мнения. Это я узнала от нескольких юристов, к которым обратилась за помощью. Уделом многих стало полное банкротство, при том что уголовные дела были выиграны в судах всех инстанций. Часто ход процессов определяется мнением прессы. Мне много раз объясняли, что я «на неправильной стороне истории», поскольку не готова осудить Россию и немедленно прервать все контакты с такими российскими институтами, как учреждения высшего образования и пресса.
В июне 2023 г. австрийские дипломаты целую неделю обсуждали, не следует ли лишить меня гражданства, поскольку моя преподавательская деятельность в России может нанести ущерб имиджу Австрии. Бывший декан, руководивший юридическим факультетом в пору моей учебы, двумя руками поддержал это требование. Не нашлось ни одного юриста, чтобы напомнить общественности, как в 1930-е гг. Австрия превратила десятки тысяч своих граждан в апатридов. После 1945 г. были приняты соответствующие международные конвенции, чтобы подобное не повторилось впредь. Дебаты о лишении гражданства не разворачиваются даже в отношении осужденных террористов с двойным гражданством. Несомненно, и в Австрии, и в Германии террористам живется легче, чем гражданам, которые якобы стоят на неправильной стороне истории и потому находятся почти вне закона, то есть беззащитны как во времена, которые предшествовали созданию современного государственного строя в XVII в.
В первобытном родоплеменном обществе человека защищал род, с которым он был связан кровными узами. Буржуазные революции в Европе породили понятие «citoyen» – гражданин со своими правами и обязанностями. Он как индивидуум, независимо от происхождения и сословия, находится под защитой государства и его институтов. Это достижение Нового времени более или менее интенсивно разрушается сейчас во многих западных обществах. По моему опыту, традиционные сообщества имеют больше шансов, поскольку они жизнеспособны и без государства.
В Ливане, вопреки войне и затяжному кризису, больше свободы и безопасности, чем в Европейском союзе. Это многое говорит о настоящем положении в Европе. Некогда в этой самой Европе XVII в., в эпоху религиозных войн и крестьянских восстаний, зародилось современное общество. Его истоками стали скептицизм Баруха Спинозы и умные вопросы Мишеля де Монтеня. Но что осталось ныне от того разума, который был истоком эпохи Просвещения?
Тот, кто задает логичные вопросы «почему», проиграл заранее. Безумие пылает, как пожар. Когда летом 2020 г. меня обвинили в отравлении собак, в том, что формула российского отравляющего вещества нервно-паралитического действия «Новичок» – дело моих рук и что я, таким образом, причастна к отравлению русского блогера Алексея Навального, я поняла, что в центре Европы вновь началась охота на ведьм вплоть до обвинений в отравительстве. Двумя годами позже, с началом СВО на Украине, политические дискуссии свелись к борьбе добра со злом. Во всей Европе, за исключением Венгрии, развернута пропаганда черно-белого мышления. Это больше не Европа договорных отношений и правовых основ. Взрослые люди ведут себя, как строптивые подростки шестидесятых годов.
В восточном обществе можно многое критиковать. Я сознательно прибегаю к старому термину «восточный» вместо «арабский» или «ближневосточный», поскольку есть кое-что, в чем этот регион превосходит Западную Европу. Там есть полутона, поэтому есть консенсус, допускающий сосуществование людей, если уж не получается жить вместе. Европа же, напротив, в последнее время практикует тоталитарное мышление по принципу «свой – чужой». Мерилом всех вещей тут стал русский вопрос. И, к большому удивлению, мне пришлось на собственном опыте испытать, сколь глубока ненависть к России и с какой силой она изливается на все, что хотя бы отдаленно может считаться русским. Как и многое другое, эта ненависть зародилась не в 2022 г., а гораздо раньше. Когда осенью 2019 г. мою книгу для молодежи «Принц Евгений. От безвестности к европейскому признанию» перевели на русский язык, в австрийских газетах появились заголовки «Подозрительные делишки Кнайсль с Кремлем», а комментаторы строили догадки, что же Путин и Кнайсль замышляют в отношении Турции, если уж они сошлись на принце Евгении Савойском, который вошел в историю как победитель турок. Уму непостижимо, сколько злобы вмещает маленькая Австрия[2].
Вскоре стало понятно, что в Европе мне не выжить ни по экономическим причинам, ни чисто по-человечески.
В Ливане, где депутаты, в зависимости от того, к какому политическому клану они принадлежат, получают военную подготовку либо в Израиле, либо на службе у иранских радикалов, есть место для компромисса, который, однако, время от времени нарушается военными столкновениями. Жить и давать жить другим – в этом весь Ливан. Этого главного принципа либерального образа мыслей в Европе более нет.
Начавшись де-факто с Австрии, запрет заниматься своей профессией был вынесен мне во всех странах, входящих в ЕС. Мне запретили заключать контракты, меня исключили из всех организаций, где я с успехом работала многие годы. Анафема – прямой путь к общественной изоляции и финансовому краху. Никакой правовой основы у подобного нет, все это – лишь результат травли в прессе и общественного осуждения. Начинаешь защищаться – делаешься парвеню, изображающим из себя жертву. Такая систематическая травля может довести человека до крайности. Лично я была уже на грани, поскольку не видела другого выхода. Отнюдь не депрессия явилась причиной того, что много бессонных ночей я размышляла, а не лучше ли мне броситься в протекающую неподалеку Рону. Я просто перестала понимать, где и на что я могу жить. Удержало меня лишь то, что я в ответе за своих животных.
Кампании в СМИ губительны, они всегда полны вздорных упреков и клеветы. Удручает, что в твоей собственной стране некому поднять голос в твою защиту. Нет смысла даже в обращении к бывшему главе государства. Столкнувшись с полным извращением законов, я обратилась к бывшему федеральному президенту Хайнцу Фишеру, при котором была министром иностранных дел и которого всегда поддерживала. Он лишь кратко ответил, что помочь ничем не может.
В середине мая 2022 г. я стала первой гражданкой ЕС, попавшей в санкционные списки Европейского парламента. Под санкции подпадало любое сотрудничество с российскими организациями. Австрийские журналисты и политики потирали руки, ожидая конфискации моего имущества. Имущество это – маленький домик, который я приобрела в 2009 г., взяв кредит в 100 000 евро.
Я никогда не знала, в каких списках значится мое имя и, главное, почему. На мою долю выпали лишь последствия в виде расторгнутых договоров и отказа в открытии банковского счета. Я до сих пор ума не приложу, что же я натворила. Европейский парламент говорил о «дестабилизации ЕС» и «дезинформации», которыми я якобы занимаюсь. Мне непонятно, каков состав моего преступления. Обвинения – очевидный результат травли со стороны австрийских журналистов. В отличие от уголовного процесса, где оглашается состав преступления, о том, что ты попал в какие-то списки, в наше время узнаешь по чистой случайности.
Процессы, которые велись над ведьмами в XVII в., представляются мне в исторической перспективе даже более прозрачными. Будучи студенткой юридического факультета, я сдавала экзамен по церковному праву, к которому готовилась с интересом, изучая процессы инквизиции, продолжавшиеся в Центральной Европе до XVIII в. и унесшие жизни десятков тысяч человек, преимущественно женщин.
От теперешней охоты на ведьм в СМИ они отличаются в следующем. Тогда тебя официально вызывали в суд и информировали об обвинении, будь то составление ядов или пляски с дьяволом. В моем случае соответствующий «состав преступления» СМИ обнародовали уже в 2020 г.[3] Пародии на фотографию вальса, который я танцевала с российским президентом Владимиром Путиным на моей свадьбе, с 2018 г. выходили с подписью «Пляска ведьмы с дьяволом». Эти нападки усилились с 24 февраля 2022 г., когда на Украине началась специальная военная операция.
Еще за два года до этой даты, в сентябре 2020 г., я решила покинуть мою родную Австрию и перебраться во Францию. Мне пришлось бросить все, что я заботливо создавала на протяжении всей жизни, потерять многое – маленький деревенский домик, родной кров, репутацию писательницы и преподавателя университета. С 1998 г. я стала независимым автором, публицистом и часто балансировала на краю пропасти, если говорить о финансовой стороне вопроса. В декабре 2017 г. я заняла пост министра иностранных дел Австрии, руководствуясь исключительно желанием служить своей стране. Я понимала, что проще писать книги и комментировать политические события в качестве стороннего наблюдателя, чем приводить в движение бюрократическую машину. Я взяла неделю на размышления. Не принять такой вызов было бы трусостью.
O своем пребывании на посту министра мне никогда не хотелось писать с личных позиций. Упадок дипломатии я во всех подробностях описала в книге «Дипломатия. Власть. История» (Хильдесхайм: Ольмс Ферлаг, 2020)[4]. Однако ввиду систематических преследований и разрушения правового государства в Австрии в частности и в ЕС в целом я решила написать о тогдашних событиях. Так возникла эта книга.
Когда началась откровенная травля, я, хотя и с опозданием, поняла: Гитлер совсем не случайно оказался австрийцем. То же справедливо и в отношении многих преступников из СС и гестапо – в сравнении с небольшим населением Австрии их было непропорционально много на руководящих постах во время Второй мировой войны. И они не прибыли с Сицилии или из Ирландии, они были родом из той самой Центральной Европы, где особая смесь трусости и неискренности веками приносила людям много горя. В 1933 г. Гитлер не появился из ниоткуда, да и одинок он не был. Гитлер и его окружение были частью той самой Дунайской монархии, где подлость и порочность чувствовали себя как дома[5]. В литературе «Прекрасной эпохи» Австрии той поры посвящено много примечательных романов и пьес, более глубоких и честных, чем большинство научных трудов. Врач и писатель Артур Шницлер был, вне всякого сомнения, одаренным лекарем душ. Его современник Зигмунд Фрейд прекрасно это понимал. Фрейд, хотя и дал миру методики лечения, частично позаимствованные у коллег, заслуживающим упоминания литератором не был. Напротив, Шницлер убедительно и тонко описал зияющие глубины венской души. Фрейд и Шницлер жили всего в нескольких километрах друг от друга, но никогда не встречались. Фрейд, возможно ощущая собственную неполноценность, сторонился Шницлера[6].
Меня саму удивляет тот суровый приговор, который я, на пятьдесят девятом году жизни, выношу моей стране и ее народу. Прежде я всегда защищала австрийское общество от упреков в пережитках национал-социализма. Например, учась в Израиле в период, когда Австрией руководил Вальдхайм, я постоянно оправдывала события 1930-х гг., когда жили мои бабушки и дедушки, бедностью и безработицей. Однако, в конце концов, когда во время пандемии среди соседей вновь объявились квартальные надзиратели, строчившие доносы по зову сердца, мне пришлось переосмыслить многие явления как австрийской, так и немецкой общественной жизни. Как тогда, так и теперь это в большей степени проблема умонастроений, а не идеологии. У большинства есть и работа, и пропитание, многие могут позволить себе поехать в отпуск – однако как изменится умонастроение, если все это станет невозможным?
К тому же мы, вне всякого сомнения, живем в эпоху, когда политические взгляды, а вместе с ними и идеология оказываются оттеснены на задний план. Нормативные основы сменились двойной моралью и квазирелигиями. Теперь верховные жрецы сидят в редакциях, решают, кто хороший, а кто плохой, и потому последний подлежит расстрелу.
Травля в СМИ привела к тому, что ко мне стали враждебно относиться даже в деревне и мне пришлось срочно искать место, где можно было бы спокойно жить. Когда на улице и в публичных дебатах тебя обзывают русской свиньей и путинской девкой, жизнь становится невыносимой. Сначала меня уличали «только» в живодерстве и отравлении животных. Далее последовали годы обвинений в коррупции и похищении драгоценностей, дошли даже до соучастия в военных преступлениях и государственной измене. Все эти клеветнические обвинения распространяли и журналисты, и совершенно незнакомые мне люди в новостных чатах, и даже австрийские и немецкие политики, ничуть не опасаясь последствий.
Не считаясь с обычной практикой, я, занимая пост министра иностранных дел, пресекла миллионные выплаты издательствам, чтобы финансировать за счет этих средств внешнеполитические инициативы и выплачивать взносы в международные организации. В дополнение к регулируемым законом дотациям СМИ австрийские редакторы ждут от соответствующих властных структур так называемых правительственных дотаций. Речь тут идет о деньгах, которые министерства, без каких-либо законных оснований, вкладывают в работу со СМИ для получения благоприятных отзывов в прессе. С точки зрения уголовного законодательства такие платежи являются уголовно наказуемой коррупцией. Приняв решение сократить этот «бюджет» на 80 процентов и освещать в прессе только отдельные вопросы деятельности консульств, я столкнулась с сильным противодействием и в министерстве, и в правительстве. Было понятно, что коррупцию в этих выплатах вижу лишь я. Для остальных же, в том числе и для многих юристов, это было обычным делом. В мае 2021 г. я разъяснила конкретные моменты парламентскому комитету по расследованию[7].
Уже в декабре 2017 г. несколько главных редакторов пригрозили мне, что я буду уничтожена, если лишу их миллионных выплат. Я сравнила это с действиями мафии и уплатой отступных. Будучи министром, я нанесла встречный удар, заявив, что подобных выпадов не боюсь. Тогда я не ожидала, что после отставки австрийские журналисты накинутся на меня со звериной злобой.
Я начала свою маленькую одиссею и увезла своих боксеров, пони и кое-какие личные вещи сперва из Австрии во Францию, а потом, сама никак того не ожидая, в ливанские горы, в Алей. Угрозы покончить со мной приходили из Австрии общинным властям и в префектуру. Это было бегство со многими препятствиями, которые мне пришлось преодолеть ради моих животных и ради себя самой.
С осени 2019 г. Ливан находится в ситуации глубокого экономического упадка. Энергоснабжение минимально, люди измучены войнами, кризисом власти и, в довершение всего, последствиями разрушительного взрыва в порту Бейрута летом 2020 г. Учитывая австрийские нападки и запрет на занятие своей профессией во Франции, я приняла решение ехать в Ливан, поскольку давно его знаю. Меня с юности интересовала эта маленькая страна с непростой судьбой. Я говорю по-арабски, что позволяет мне легко ориентироваться в этой местности: я могу понимать не только саму речь, но и контекст разговоров. Я путешествую по Ливану с 1980-х гг., а во время войны неоднократно преподавала в Библосе и Бейруте.
Поросшие кедрами горы Ливана служили убежищем жертвам политических и религиозных преследований во все времена. Со всех сторон сюда стекались и христианские, и мусульманские отступники. В наше время еретиком скорее назовут того, кто не подчинится навязываемому мнению. Если столетия назад папа римский отлучал кого-то от церкви, то отлученный лишался всех прав, любой мог лишить его жизни. В наше время анафеме предают самые что ни на есть либеральные партии и СМИ. Хотя в Ливане почти ничего не работает, мне дышалось там легко. В отличие от Европы.
С тех самых пор как я приехала в Россию, меня не покидает ощущение, что здесь я живу в своего рода «заповедной Европе». Едва ли где-либо еще найдется больше признаков европейской жизни, чем в Санкт-Петербурге.
Я добиралась до России на грузовике и транспортном самолете через Сирию. Прибыв в Санкт-Петербург в сентябре 2023 г., я открыла междисциплинарный центр в Санкт-Петербургском государственном университете. Я благодарна за то, что теперь могу жить в России вместе со своими животными. Мне пока не хватает знания языка, но с такой теплотой меня мало где встречали прежде. Здесь, в «России-матушке», я впервые за много лет снова чувствую себя в безопасности. Та Европа, из которой меня прогнали, осталась далеко-далеко. А эта, в которой я отныне могу жить и работать, напоминает мне о лучших временах другой – «моей» – Европы, в которой я выросла.
Между Дфоуном и Йраном в Ливане, а также в Петрушеве и Санкт-Петербурге в России.
2022–2024