Карен М. Макманус
Вы станете моей смертью
Глава 3
Кэл
– Он оранжевый, – говорю я Виоле, когда она ставит передо мною тарелку с пончиком.
– А то! – Виоле уже, пожалуй, за сорок, но она закатывает глаза не менее агрессивно, чем любой подросток Карлтонской школы. – Это же крошки от «Читоса».
Я неуверенно тыкаю пончик с одной стороны. Подушечка пальца тоже становится ярко-оранжевой.
– И это можно есть?
– Милый, ты знаешь девиз нашего заведения. – Она кладет одну руку на бедро и склоняет голову, призывая меня самому закончить это предложение.
– «Чем чуднее, тем вкуснее», – покорно говорю я.
– Вот именно. – Она хлопает меня по плечу, а потом поворачивается и уходит к кухне. – Хорошенько распробуй: пончик покрыт «Читосом», а внутри баварский крем.
Я разглядываю оранжевое кольцо на тарелке со смесью нетерпения и страха. «Пончиковое безумие» – мое любимое заведение для завтрака в пригороде Бостона, но я давненько сюда не заглядывал. Найти того, кому хочется попробовать таких пончиков на самом деле, а не на спор, довольно сложно. Моя бывшая девушка, Ноэми, отвергала все, что содержит глютен, так что она даже заходить сюда отказалась, как я ее ни умолял. В конечном итоге она бросила меня в «Веджи Гэлакси»[2].
– Не понимаю, что с тобой происходит. Ты вообще на себя не похож, – сказала она мне на прошлой неделе за тарелкой салата с кейлом и сейтаном. – Как будто настоящего Кэла похитили пришельцы, а взамен оставили странную оболочку.
– Ясно. Жестоко, – забормотал я, чувствуя удар под дых, хотя уже давно этого ждал. Конечно, не именно этого, но чего-то подобного. Мы всю неделю почти не виделись, и вдруг она пишет: «Давай сходим завтра в «Веджи Гэлакси». У меня сразу появилось нехорошее предчувствие, и даже не потому, что я ненавижу кейл. – Я был немного занят, вот и все.
– А впечатление такое, будто ты не занят, а… – Ноэми перекинула косички через плечо и, раздумывая, сморщила носик. Она и правда очень красивая, и в тот момент я ощутил острую боль от осознания, как сильно она мне когда-то нравилась. Она мне по-прежнему нравилась, но… теперь все очень запуталось. – Будто ты не занят, а перестал стараться. Ты делаешь что-то только потому, что вроде как должен делать. Ты посмотри на себя, – добавила она, указывая на мою тарелку. – Съел почти целую тарелку кейла и ни разу не пожаловался. Ты приспособленец.
– Я и не думал, что критика вкусовых предпочтений – залог крепких отношений, – проворчал я, в очередной раз набивая рот салатом. И тут меня чуть не стошнило, потому что, ну честное слово, такую хрень могут есть только кролики. Через несколько минут Ноэми попросила счет, настояла на том, чтобы его оплатить, – и вот я снова один. Вроде как. Конечно, Ноэми могла догадаться, что меня уже давно интересует другая, но необязательно же в отместку загонять мою самооценку ниже плинтуса.
– Побудь пока наедине с самим собой, Кэл, – сказал мне потом папа. Вернее, один из моих пап. У меня их два, а еще биологическая мама, с которой мы видимся несколько раз в год, – она была подругой моих отцов по колледжу, а семнадцать лет назад стала еще и суррогатной матерью. Я обоих зову отцами, что кажется мне вполне естественным, хотя для некоторых моих одноклассников это почему-то невероятно сложно. Например, для Бони Махони, который в начальной школе постоянно меня спрашивал: «Но как они понимают, с кем из них ты говоришь?»
Все просто. Каждого из отцов я зову с немного разной интонацией. Однако такими вещами не делятся с парнями вроде Бони, чьи навыки общения сродни кирпичу. Поэтому я сказал ему, что называю их по именам – Уэс и Генри. На самом деле я называю их по именам только в разговоре с посторонними.
В общем, именно к папе Уэсу я иду со всеми душевными переживаниями.
– Жизнь – это не только романтические отношения, – сказал он мне, когда мы с Ноэми расстались. Он декан Карлтонского колледжа и наверняка боится, что свидетельство о браке я могу получить быстрее, чем диплом об окончании университета. – Сосредоточься пока на друзьях.
Да уж. Сказал человек, который никогда не встречал моих друзей, потому что у меня довольно специфические отношения со сверстниками. Все мы легко бросаем друг друга, как только находим что-то получше, а когда это что-то заканчивается – так же легко сходимся снова. В последний раз настоящие друзья у меня были в средней школе. Уэс, знающий о моей общественной жизни гораздо больше, чем может допустить уважающий себя семнадцатилетний подросток, считает, что я слишком рано начал ходить на свидания. А по-моему, как раз наоборот. Но это разговор из разряда, что появилось раньше – курица или яйцо.
По крайней мере, моя новая девушка любит то же самое, что и я: искусство, комиксы и калорийные завтраки с нулевой полезностью. Возможно, статус «новая девушка» звучит слишком громко. Мы с Ларой пока не определились. Тем не менее я, не задумываясь, сорок минут гнал по пробкам, чтобы съесть с ней по странному пончику.
Десять минут спустя мой пончик уже черствый. Вибрирует телефон, рядом с именем Лары высвечивается ряд грустных эмодзи.
«Прости, все-таки не получилось! Есть дела».
Я стараюсь побороть разочарование: с Ларой всегда так. Неожиданно появляются какие-то дела. Только садясь в машину, я уже знал, что шансы на встречу пятьдесят на пятьдесят.
Придвигаю к себе тарелку, откусываю большой кусок посыпанного «Читосом» пончика с баварским кремом и задумчиво жую. Сладкий, соленый и с сильным привкусом плавленого сыра. Чудесный! Остальное я поглощаю в три укуса, вытираю руки о салфетку и смотрю на часы на стене. Обратная дорога до Карлтона, куда нет пробок, займет меньше получаса, а еще нет и восьми. Времени полно.
Сумка стоит рядом на полу, наклоняюсь и достаю ноутбук. Браузер уже открыт на моем старом сайте на «Вордпресс», и я в несколько кликов захожу в первый созданный мною веб-комикс.
«Лучший день в жизни». Текст и иллюстрации Кэлвина О’Ши-Уоллеса.
Пару недель назад я показал все свои веб-комиксы Ларе, и она тут же заявила, что этот самый лучший. Что было немного обидно, ведь я нарисовал его в двенадцать лет. Она сказала, что в моих новых работах не хватает «энергетики». Что ж, не исключено. Я начал его в тот день в шестом классе, когда мы с Айви Стерлинг-Шепард и Матео Войциком сбежали с экскурсии и бродили по Бостону, так что в каждой картинке комикса царит какое-то особое радостное опьянение, отражающее мои чувства от побега с той скучной лекции.
И сходство героев там, уж поверьте, разительное. Айви вообще как живая: ее светлые волосы – при карих глазах – развеваются на ветру, собранные в хвост (она до сих пор убирает их точно так же), а выражение ее лица одновременно взволнованное и радостное. Грудь, конечно, можно было бы нарисовать побольше, чем была у нее тогда, да и сейчас, но чего вы хотите? Мне едва стукнуло двенадцать.
Матео я нарисовал менее правдоподобным. Главным героем «Лучшего дня в жизни» должен был стать я, а он – моим другом и помощником. Изобрази я его печальным и задумчивым, ничего бы не вышло – девчонки сходили от этого с ума даже в шестом классе. Так что в моем комиксе он был пониже. И покостлявее. Плюс проблемы с кожей. Зато, как и в жизни, он был немногословен и остроумен.
– Эй! Ты еще здесь? – Возле меня материализуется Виола и забирает пустую тарелку. Я как раз остановился на окошке, в котором несусь по парку Бостон-Коммон во всем великолепии двенадцатилетнего подростка: с развевающимися рыжими волосами и в рубашке в цветочек. – Это кто нарисовал?
– Я, – отвечаю я, переходя к следующему окошку, где мое лицо выделяется не так сильно. Здесь со мной еще и Айви с Матео. – Когда мне было двенадцать.
– Вот это да. – Виола теребит череп, болтающийся у нее на шее поверх футболки с логотипом группы Ramones. В моем возрасте она была барабанщицей панк-рок-группы, и я очень сомневаюсь, что ее видение прекрасного за прошедшие тридцать лет как-то изменилось. – Да у тебя талант, Кэл! А эти двое кто такие?
– Друзья.
– Не припоминаю, чтобы вы приходили сюда вместе.
– Они тут никогда не были.
Я произнес это спокойно, даже пожав плечами, но у самого от этих слов внутри все сжалось, словно от тирады Ноэми о том, что я «ненастоящий». Хотя с восьмого класса мы с ними едва парой слов перекинулись, таких друзей, как Айви и Матео, у меня больше не было. Наверное, отдаляться от друзей вполне нормально, когда переходишь в старшую школу. Да и не сказал бы, что конец нашей дружбы стал для меня особо драматичным событием. Мы не ссорились, не обижались друг на друга, не говорили слов, которые невозможно потом взять назад.
Но меня все равно не покидает чувство, что все это случилось по моей вине.
– Хочешь еще пончик? – спрашивает Виола. – Наверняка тебе понравится наш новый вкус – фундук с беконом.
– Нет, спасибо. Пора ехать, а то в школу опоздаю. – Я закрываю крышку ноутбука и засовываю его обратно в сумку. Деньги оставляю на столе – их хватит и на три пончика. Компенсация за то, что у меня нет времени ждать нормальный счет. Закидываю сумку на плечо. – Еще увидимся!
– Надеюсь, – откликается Виола, а я уже проношусь мимо парочки хипстеров с одинаковыми стрижками и в колоритных футболках. – Нам тут тебя не хватало.
* * *
В целом я не верю в концепцию судьбы. Но на обычное совпадение это мало похоже: только я выхожу из машины на школьной стоянке, как сталкиваюсь с Айви Стерлинг-Шепард.
– Привет, – говорит она, а ее брат Дэниел, пробубнив что-то себе под нос, проходит мимо. Этот парень здорово вымахал с девятого класса: на днях я едва узнал его, вышагивающего по школе в форме для лакросса.
Айви провожает брата таким взглядом, словно сама в этот момент думает о том же, а потом поворачивается ко мне.
– Ого, Кэл! Сто лет не виделись.
– Да уж. – Я прислоняюсь к своей машине. – Разве ты не уезжала в Шотландию?
– Да, на шесть недель летом. Мама ездила туда читать лекции.
– Здорово, наверное. – Возможно, Айви уехала подальше после фиаско на шоу талантов. Я наблюдал его со второго ряда вместе с Ноэми и ее друзьями, загибающимися от хохота. Да я и сам хохотал. Никак не мог сдержаться. А потом подумал, что Айви увидит, и мне стало стыдно. От этих воспоминаний я начинаю ежиться и быстро добавляю: – Так странно! Я как раз думал о тебе.
Мы с Айви всегда были только друзьями, так что я не переживаю, что она может неправильно меня понять. Мол, черт возьми, детка, я только о тебе и думаю. Однако я искренне удивляюсь, когда она говорит:
– Правда? Я тоже. В смысле думала о тебе.
– Да ладно?
– Да. Пыталась вспомнить, когда последний раз прогуливала школу, – говорит она, нажимая на кнопку брелока и блокируя свою черную «Ауди». Я помню эту машину со средней школы, так что это определенно старая машина ее родителей, однако тоже неплохо. Особенно для выпускницы старшей школы. – Знаешь, когда? В тот день, когда мы сбежали с экскурсии.
– Поразительно! Как раз тот денек я и вспоминал, – говорю я, и мы понимающе ухмыляемся. – Кстати, поздравляю твою маму.
Она смотрит на меня удивленно.
– Что?
– Она ведь стала в этом году почетным жителем Карлтона?
– Ты в курсе?
– Мой папа член совета. Уэс, – добавляю я. Когда мы дружили, Айви всегда понимала, которого папу я имею в виду, и уточнять не требовалось.
– Серьезно? – Ее глаза расширяются. – Мама совершенно не ожидала. Она говорит, что те, кто занимается статистикой, сродни героям невидимого фронта. К тому же награду обычно дают за какие-то местные заслуги, а доклад об опиоидах… Не сказать, что это больная точка Карлтона.
– А я бы с тобой поспорил. Эту дрянь стали находить по всему кампусу. Уэс даже собрал специальный комитет, чтобы разобраться с проблемой. – Айви ничего не любит так, как всякие специальные комитеты, и я быстро меняю тему, пока она не начала выдвигать свои предложения. – И проголосовал именно за твою мать. Они с Генри тоже придут на сегодняшний вечер.
– Мои родители чуть его не пропустили. Они улетели в Сан-Франциско отметить годовщину свадьбы, так что пришлось постараться, чтобы поменять обратные билеты и прилететь вовремя.
Типичный жест семьи Стерлинг-Шепард: им всегда и во всем хочется быть лучшими. Мои отцы просто записали бы благодарственную речь на видео и остались бы в Сан-Франциско.
– Здорово, – говорю я, и эта фраза звучит как сигнал к окончанию разговора. Но мы оба продолжаем стоять, пока мне не становится настолько неловко, что я заглядываю ей за спину. А потом заглядываю внимательней, заметив, как через заграждение вокруг стоянки перемахивает высокий темноволосый парень. – Черт! Звезды-то как сегодня сошлись! Вот и третий член нашего тайного трио!
Айви оборачивается как раз в тот момент, когда Матео нас замечает. Он смотрит в нашу сторону и собирается идти дальше, в класс, однако я поднимаю руку и машу ему что есть сил. Проигнорировать такое может только настоящий говнюк, а Матео – хоть он и из тех, кто скорее будет глотать ножи, чем впустую трепать языком, – все-таки не говнюк, поэтому подходит к нам.
– Что тут у вас?
Айви вдруг начинает нервничать и накручивать конец своего хвоста на палец. Мне тоже становится неуютно. Подозвать-то я его подозвал, а что сказать ему, понятия не имею. Говорить с Айви несложно, надо лишь избегать таких неудобных тем, как шоу талантов, или то, как она провалилась вчера на школьных выборах и проиграла Бони Махони. Но что сказать Матео? Теперь я знаю о нем только то, что его маме пришлось закрыть свой боулинг. Не лучшее начало разговора.
– Мы как раз обсуждали «Лучший день в жизни». – Я внутренне морщусь, потому что такое название казалось отстойным, даже когда нам было по двенадцать. Но вместо того чтобы пренебрежительно фыркнуть, Матео устало улыбается. Впервые я замечаю круги у него под глазами. Как будто он неделю не спал.
– Да, было время, – соглашается он.
– Что угодно отдала бы, лишь бы не идти сегодня в школу. – Айви все еще теребит свои волосы, глаза блуждают по школьному двору. Можно не спрашивать почему. Торжественная речь Бони будет невыносима всем нам, но ей особенно.
Матео проводит рукой по лицу.
– Та же беда.
– Так давайте не пойдем! – Я вообще-то шучу, однако все кивают. Тут я понимаю, что и сам не прочь. Сегодня у меня два общих урока с Ноэми, тест по истории, к которому я не готов, и никакой надежды увидеть Лару. В общем, ничего лучше буррито на обед. – Серьезно, почему нет? – повторяю я, все больше воодушевляясь. – Вы в курсе, как сейчас просто сбежать с уроков? Никто и проверять не станет, если родители позвонили до первого звонка. Вот смотрите. – Я достаю из кармана телефон, ищу в своих контактах «Школу Карлтона» и нажимаю на появившийся на экране номер. Прослушиваю главное меню, пока автоматизированный голос не начинает свою монотонную речь: «Если вы хотите заявить о пропуске…»
Айви облизывает губы.
– Что ты делаешь?
Я нажимаю на телефоне цифру три и удерживаю палец, пока не слышу громкий звуковой сигнал.
– Доброе утро. Это Генри О’Ши-Уоллес, звоню насчет своего сына Кэлвина. Сейчас восемь пятьдесят утра, вторник, двадцать первое сентября, – говорю я спокойным и уверенным голосом своего отца. – К сожалению, у Кэлвина небольшая температура, так что мы на всякий случай оставим его сегодня дома. Он выполнит все задания и принесет их на проверку в среду.
Когда я жму на отбой, Матео усмехается:
– Я и забыл, как хорошо ты имитируешь чужие голоса.
– Это еще цветочки, – говорю я, многозначительно глядя на Айви. Мой взгляд говорит сам за себя: если ты против, пора бы меня остановить. Но она этого не делает, и я набираю номер снова, только включаю громкую связь, чтобы они с Матео все слышали. После гудка я говорю глубоким баритоном:
– Здравствуйте, это Джеймс Шепард. Боюсь, Айви сегодня не придет, у нее недомогание. Спасибо и хорошего дня! – Я отключаюсь, а Айви приваливается к своей машине, прижав руки к лицу.
– Поверить не могу! Я думала, ты блефуешь…
– Не думала, – усмехаюсь я.
Ее полуулыбка говорит о том, что я прав, и все же она реально нервничает.
– Не уверена, что это хорошая мысль, – тянет Айви, водя носком ботинка по земле. Она по-прежнему одевается, как прилежная ученица, но теперь выбирает более темную цветовую гамму: черный свитер, серая мини-юбка в клетку, черные колготки – и выглядит лучше, чем в средней школе. – Может, получится выдать все это за шутку…
– А я? – перебивает Матео. Мы поворачиваемся к нему, а он, приподняв брови, наклоняется ко мне. – Сможешь изобразить мою маму, Кэл?
– Уже нет – спасибо пубертату. – Я снова набираю школьный номер, а потом передаю трубку Айви.
Она, уставившись на меня, делает шаг назад.
– Что? Нет. Я не могу!
– Нет, это я не могу, – говорю я, пока записанный на автоответчик голос заводит свою пластинку. Никто не поверит, что Матео отпрашивает его отец. Он никогда не вмешивался в школьные дела сына. – И Матео не может. Или ты, или никто.
Айви бросает взгляд на Матео.
– Мне попробовать?
– А почему нет? – Он пожимает плечами. – Выходной не помешает.
Раздается длинный гудок, и Айви выхватывает у меня телефон.
– Да, алло, – говорит она осторожно. – Это Елена Вой… Рейес. – Когда она ошибается, Матео закатывает глаза. – Я звоню насчет сына. Матео Войцика. Он болен. У него… стрептококк.
– Айви, нет! – шепчу ей я. – После такого нужна будет справка от врача.
Она замирает.
– Ах, нет, не стрептококк. У него болит горло. Это я так, на всякий случай. Если результат анализа будет положительным, я перезвоню, но я уверена, что ничего серьезного нет, так что не ждите моего звонка. Так или иначе Матео сегодня не будет, до свидания. – Она отключается и кидает телефон обратно мне.
Я в ужасе смотрю на Матео. Настоящий провал. Тот, кто будет слушать это сообщение, может сразу перезвонить его маме. Мне кажется, он сейчас вспылит… А он начинает хохотать! И вдруг весь преображается: смеющийся Матео уже не похож на парня, который делает вид, будто не замечает меня, проходя мимо по школьному коридору; он снова похож на моего старого друга.
– Я и забыл, что ты не способна соврать даже под страхом смерти, – говорит он Айви, все еще улыбаясь. – Это, конечно, провал.
Она кусает губы.
– Я могу позвонить еще раз и сказать, что тебе уже лучше.
– От этого станет только хуже, – отвечает ей Матео. – Но я серьезно: выходной не помешает. – Стоянка обезлюдела, а в школе звенит звонок. Если мы намерены сбежать с уроков, то сейчас самое время.
– А куда мы вообще поедем? – спрашивает наконец Айви, когда раздается второй звонок на урок.
– Конечно, в Бостон, – ухмыляюсь я, открывая свою машину. – Я за рулем.
Глава 4
Айви
Мне хватило и пятнадцати минут, чтобы понять: зря мы все это затеяли.
Когда Кэл увозит нас со школьной стоянки, я чувствую облегчение. Мои мысли такие же радостные, как этот солнечный сентябрьский день: я свободна! Мне не придется слушать речь Бони! Мне не нужно терпеть жалостливые взгляды знакомых и учителей! Кэл включает плей-лист с альтернативной поп-музыкой, которая нравится нам обоим, и мы болтаем о музыке, фильмах и нашей первой остановке.
Когда темы для бесед исчерпаны, я заглядываю в зеркало заднего вида – вдруг сидящий на заднем сиденье Матео хочет внести свой вклад в наш разговор. Похоже, он уснул. Или притворяется: помню, он говорил, что от сна в машине его начинает мутить. Неужели он уже жалеет о том, что поехал?
Меня начинают мучить сомнения: вдруг моим родителям позвонят из школы, чтобы проверить мое присутствие? Не могу вспомнить, какой номер указан в документах. У родителей все еще есть стационарный телефон, хотя им никогда не пользуются. Если из школы позвонят на него – ничего страшного: папа отключил его еще несколько лет назад, чтобы нам перестали звонить из телемагазинов. Но если в школе есть телефоны моих родителей – мне крышка.
А даже если из школы никто не позвонит, кто-то из учителей может спросить о моей болезни у Дэниела. Он не догадается мне подыграть, а если и догадается – давайте смотреть правде в глаза, то все равно не подыграет. Дэн любит наблюдать, как я изворачиваюсь. Может, все равно стоит написать ему и предложить взятку в обмен на молчание? Но что я могу ему предложить? Кроссовки? Ага, как будто у меня в заначке как раз лежат сотни долларов на очередную пару «Найков» из лимитированной коллекции, по которой он сейчас сохнет.
Написать друзьям?.. Достаю телефон и вижу сообщение от моей лучшей подруги, Эмили. «Где ты? Ты заболела?» Ни она, ни я не пропускали школу с самого начала нашей дружбы в девятом классе, так что подобных прецедентов нет.
Пульс начинает неприятно учащаться. Что сказал утром папа? «Тебе остается лишь идти с высоко поднятой головой». А я поступаю как раз наоборот: сбегаю, прячусь и показываю, что Бони победил меня во всех смыслах этого слова.
В машине становится душно. Воздух словно высасывают. Кондиционер вообще включен? Я смотрю сначала на приборную панель, потом на свой телефон, на Кэла, в окошко, потом поворачиваюсь на сиденье, чтобы посмотреть на Матео. Хотя его глаза по-прежнему закрыты, он вдруг начинает бормотать:
– Три… Два… Один…
Это бормотание прерывает мой внутренний наполненный паникой монолог.
– Что? – переспрашиваю я. – Я думала, ты спишь.
Он открывает глаза, и мы встречаемся взглядами.
– Ломка.
– Что, прости? – испуганно переспрашиваю я.
– Я про тебя. У тебя ломка – оттого, что ты пропускаешь школу.
– Нет у меня никакой ломки! – Не понимаю, что меня злит больше: что он все время притворялся, что спит, пока мы с Кэлом болтали, или что он угадал мое душевное состояние с закрытыми глазами. – Я и слова не сказала.
– Это необязательно. – Матео зевает и ерошит руками свои темные волосы. – Я слышал, как ты ерзала на своем месте.
– Ничего я не ерзала!
– Ребята, хватит! – Голос Кэла то ли весел, то ли на грани отчаяния. – Классное приключение! И не будет у нас никаких неприятностей. Если бы что-то пошло не так – нам бы уже позвонили.
Не хочу, чтобы кто-то снова сказал, что у меня ломка, так что просто спрашиваю:
– Куда мы едем?
– Начнем с торгового центра «Квинси». Там большая парковка, много кафешек и все такое. А рядом есть океанариум, если вдруг мы захотим куда-то сходить. Например, посмотреть на пингвинов.
– На пингвинов? – повторяю я за ним.
– Мне нравятся пингвины… Ну, раньше точно нравились. Может, и сейчас понравятся.
Я все еще сижу лицом к Матео, и мы с ним обмениваемся недоуменными взглядами.
– Сомневаюсь, – говорю я.
Я не уверена, что это верный ответ, потому что Кэл тяжело вздыхает.
– Вот и проверим.
Матео беспокойно барабанит пальцами по колену.
– А я тут недалеко работаю.
– Ты? Где? – спрашивает Кэл.
– В баре «Гарретс».
– Разве семнадцатилетним можно работать в баре? – спрашиваю я.
– Если не работаешь с алкоголем, то можно.
– Как-то далековато от Карлтона, нет? – спрашивает Кэл.
Матео пожимает плечами.
– Я езжу на метро. Тут платят больше, чем у нас, оно того стоит.
Матео в серой футболке с логотипом «Запасной шар», затертым так сильно, что, если бы я не видела его половину своей жизни на фасаде здания, ни за что не смогла бы распознать.
– Как дома дела? – спрашиваю я. – Чем занимается Отем?
– Все трудится, – отвечает он.
Я не уверена, что он имеет в виду колледж, но переспрашивать не хочу – вдруг это какая-то больная тема.
– Она до сих пор встречается?.. – Никак не могу вспомнить его имя. Он был одним из тех парней из старшего класса, которым доставляло особое удовольствие хватать себя за пах каждый раз, когда я проходила мимо по коридору после фиаско на шоу талантов.
– С Гейбом Прескоттом? – Матео словно сплюнул кусок тухлого мяса. – Да. К сожалению.
– Странная парочка, – вставляет Кэл. – Это же Гейба выбрали в номинации «Скорее всего совершит преступление, но его не поймают»? – В нашей школе давно отменили ежегодные альбомы с лучшими выпускниками – типа «Самый красивый» и «Самый перспективный» ученики года, – назвав эту традицию «нездоровым навешиванием ярлыков». Старший класс теперь составляет свой список, и номинации в нем меняются каждый год. Честно говоря, я понятия не имею, какую номинацию весной могут приписать мне. К слову о нездоровом навешивании ярлыков.
– Нет, – отвечает Матео. – Он выиграл в номинации «Скорее всего проиграет в реалити-шоу».
Я смеюсь, потому что номинация действительно забавная и очень ему идет. Однако выражение лица Матео ясно говорит о том, что тему лучше сменить, поэтому я спрашиваю:
– А как дела у твоей мамы?
– Нормально. Бывало и лучше, – отвечает он кратко.
– Как же фигово, что «Запасной шар» закрыли, – говорит Кэл. – Мои предки считают, что Девитты хватили через край. Патрик даже ничего не сломал, да?
– Вывихнул плечо, – отвечает Матео.
– Он же вернулся к лакроссу, – говорит Кэл, будто это все решает.
Боже мой… Прежде чем я успеваю придумать, как сменить тему, Матео спрашивает меня:
– Ну и как там Карлтонский единый комплекс, Айви? КЕК? – Губы Матео кривятся в усмешке. – Твой отец вроде так его назвал?
Новая тема. Новая тема. Увы, в голове совершенно пусто.
– Вроде да, – буднично отвечаю я. – Он обычно не рассказывает о своих проектах…
– Ты-то наверняка знаешь больше, чем я. – Матео наклоняется вперед, натягивая ремень безопасности, чтобы заглянуть в мои глаза. Я и забыла, какой у него проницательный взгляд.
Выложу все карты на стол: Матео был моей первой любовью. В восьмом классе я полгода отчаянно по нему сохла, однако тщательно это скрывала, уверенная, что мои чувства не могут быть взаимны. А как-то, гуляя вдвоем, без Кэла, мы поцеловались. Это был самый чудесный момент в моей жизни, но после мы с ним никогда это не обсуждали. Видимо, он решил, что нам лучше остаться друзьями, а я попыталась убедить себя, что меня это устраивает. Притворяться, что мне все равно, было нелегко, и очень скоро наше трио распалось.
Я вдруг чувствую, что готова отдать все, что угодно, лишь бы сидеть сейчас на истории вместе с Эмили, даже зная, что потом придется слушать речь Бони. Еще чуть-чуть – и я снова начну ерзать на сиденье… Нет, нельзя, а то Матео заметит, что эта тема вызывает у меня панику.
– Возможно, – говорю я. – Ты хочешь знать э-э… что-то определенное?
– Да нет, – отвечает Матео, резко откидываясь назад. Резкие черты его лица, такие напряженные буквально мгновение назад, снова расслабляются. – Это все равно ничего не изменит.
– Отлично! – врывается в разговор Кэл. – На парковке есть место. – Не понимаю, намеренно он игнорирует нарастающее напряжение или слишком сосредоточен, чтобы его ощутить. Я поворачиваюсь вперед, и мы с Матео сидим в тишине, пока Кэл берет на въезде талон, едет по четырехуровневой парковке и занимает свободное место на самой крыше. – Можем оставить вещи в багажнике, если хотите, – говорит он, глуша мотор и ставя машину на ручник.
Вот сейчас меня подташнивает по-настоящему, и мне действительно лучше было бы лежать в своей затемненной спальне, отпросившись из школы. Я готова просить Кэла отвезти меня домой, но, заглянув в его полное надежды лицо, я сдерживаюсь. Можно сначала выпить кофе, а уже потом потребовать сократить намеченную программу.
– Да, давай, – говорю я, доставая из рюкзака небольшую сумку. Перекладываю в нее кошелек, телефон и солнечные очки, затем перекидываю сумку через плечо и открываю дверцу машины.
Мы в неловком молчании кидаем в багажник свои рюкзаки и уходим с парковки. Самый лучший день стал волшебным, возможно, потому что мы тогда оказались на празднике фанатов в честь «Ред Сокс». Теперь я осознаю, что, если бы нам в тот день пришлось самим решать, чем заняться, мы бы, скорее всего, развернулись и пошли обратно на экскурсию.
И никогда не стали бы друзьями.
– Ну что? Выпьем кофе? – спрашиваю я. – Тут есть «Старбакс»?
– Не знаю… – Кэл оглядывается по сторонам. – Тут недалеко есть одно место, куда я иногда захожу с другом. Оно немного в стороне, если вы не против прогуляться.
– Конечно. – Я иду рядом по тротуару, доставая из сумки телефон. На ходу быстро пролистываю кучу новых сообщений и вздыхаю с облегчением, понимая, что от родителей или из школы нет ни одного. Мне еще надо подписаться на уведомления о рейсе родителей, что я и делаю. Посадка начнется в восемь утра по местному времени, то есть где-то через час.
Я коротко молюсь про себя, чтобы родители никогда не узнали, что я сбежала из школы, и не отвлекались на меня от Великого для мамы вечера. Надо было думать об этом до того, как я прикинулась больной, но еще не поздно все исправить. Я возьму кофе, попрошу Кэла подбросить меня обратно до школы и скажу школьной медсестре, что мне уже лучше.
И тут каким-то магическим образом мне действительно становится лучше. Я делаю глубокий вдох и снова смотрю в телефон.
Эмили: Привееееет, есть кто?
Эмили: Бьюллер? Бьюллер?[3]
Я улыбаюсь. Не так давно Эмили стала фанатом кино 80-х.
Дэниел: Эмили постоянно спрашивает, где ты.
Дэниел: Ты сбежала или как?
Дэниел: Мама с папой будут в бешенстве.
Я в возмущении и уже готова ответить: «Лучше заткнись», однако сдерживаюсь. Это его не остановит. Я вернусь в школу еще до обеда – вот это точно его остановит. Надеюсь.
Я уже собираюсь убрать телефон и присоединиться к разговору Кэла и Матео, когда на экране высвечивается новое сообщение.
Эмили: Бони тоже нет.
Эмили: ВЫ ВМЕСТЕ?
Эмили: Шучу. Знаю, что нет.
Эмили: Так ведь?
Я хмурюсь. Наверное, Эмили что-то перепутала. Скоро Бони должен выступать с речью; разумеется, он должен быть где-то в школе! Я начинаю печатать ответ, но тут кто-то тянет меня за локоть.
– Айви, – зовет Кэл.
– Что? – Я поднимаю глаза. Где мы? Вокруг больше зданий в индустриальном стиле, чем было несколько минут назад.
– Там большая очередь, – говорит Кэл, показывая на кафе через дорогу. Он прав: очередь тянется от входа даже по тротуару. – Хочешь зайти сначала куда-то еще?
Я хочу домой, но выговорить эти слова мне так и не удается.
– Куда, например? – спрашиваю я.
– К пингвинам, – одновременно со мной говорит Матео.
Мы с Кэлом оборачиваемся к нему: он показывает налево.
– Океанариум в той стороне. Ты же вроде жаждал на них посмотреть, Кэл.
– Ну да, – произносит Кэл. Выражение лица у него при этом какое-то унылое. – Нам необязательно идти туда прямо сейчас. – Светофор загорается зеленым, и мы, не задумываясь, переходим улицу. Кэл ведет нас непонятно куда. – Я просто хотел… Кажется, у меня что-то типа личностного мини-кризиса. И дело тут не совсем в пингвинах.
– А я и не подумала, – говорю я, как раз когда Матео невозмутимо произносит:
– Так обычно и бывает.
Я хихикаю, но Кэл никак не реагирует.
– Тогда в чем дело? – спрашиваю я.
Он одергивает рубашку – голубую, в нежный зеленый горошек, не такую кричащую, какие он носил в средней школе, но все равно поинтересней обычной одежды парней нашей школы. У Кэла очень своеобразное чувство стиля, унаследованное точно не от его отцов. Уэс и Генри – оба фанаты свитеров и хаки, обожают нейтральные цвета.
