Дизайнер обложки Инна Эверли
© Кара Линн, 2019
© Инна Эверли, дизайн обложки, 2019
ISBN 978-5-4493-9225-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
«Что я здесь делаю?..»
Мои ноги по щиколотку провалились в рыхлый сухой снег. Казалось, что ледяной ветер завывает со всех сторон. Он пробирался под тонкую ткань моей осенней куртки, под пушистый серебристый свитер с узором из улыбающихся оленьих голов под треугольным воротом. Еще немного – и он бы смог проникнуть даже под мою кожу, сковав все мое тело ледяным оцепенением.
«Зачем я сюда приехала?.. Что я здесь делаю?..»
Я стояла посреди заснеженного поля, а позади сероватой полосой убегала куда-то за непроглядную январскую пелену лента узкой загородной трассы. С натужным сердитым ревом по ней изредка спешили легковые автомобили или неспешно ползли ленивые потрепанные грузовики.
Справа чернела глухая стена из огромных сосен. Она тянулась вдоль линии всего горизонта и плавно перетекала в такую же дремучую стену слева. Небо над этим суровым лесом уже начинало подергиваться сумраком, а я до сих пор не могла собраться с мыслями и решить, что мне делать дальше. Я даже не могла выбрать, в какую сторону мне теперь двигаться.
«Что я… Кто я?»
И правда ведь – кто я? Молодая женщина в расцвете лет, про таких в моих краях говорят «Птица, упорхнувшая к облакам»… Только я себя таковой давно не ощущала… Вам встречались когда-нибудь люди, доведенные до отчаяния? У них такой особый, потухший взгляд, они будто выпиты изнутри, как смятый пакет апельсинового сока. Они тусклые, словно выгоревшие на солнце некогда красочные плакаты. Я – одна из них.
Но такой я была не всегда. Нет, конечно же нет.
Когда-то я была полна сил, преисполнена жизнью и ее энергией. Она бурлила не только во мне, но и вокруг. У меня была семья, была любимая работа. Даже до смешного далеко идущие планы. Наверное, в те времена мне можно было даже позавидовать. У меня было все, чего только может пожелать обыкновенный человек: заботливый и надежный муж, веселые и верные друзья, очаровательный ребенок, достаток в доме… Но все оборвалось, когда мы узнали, что наша дочь больна.
Рак… Какой распространенный и набивший оскомину диагноз. Но я никогда не могла бы и предположить, что эта беда постучится и в мой дом, сможет разрушить и мою жизнь.
Мы похоронили дочь… Наш брак начал распадаться на глазах. И вся моя такая слаженная и стабильная жизнь рушилась, как карточный домик. Я начала выпивать, по вечерам меня все чаще можно было застать в компании заполненного до краев бокала. Я бросила работу, оборвала все связи с друзьями. Теперь их жизнь казалась мне чуждой, словно посторонней. Слишком яркой, слишком полноценной и пестрой для моего темного, наполненного болью мирка…
Через несколько месяцев я подала на развод и съехала на съемную квартиру. Тогда мои дела пошли совсем плохо. Я осталась совершенно одна, наедине со своими черными мыслями и своей усугубляющейся день ото дня депрессией.
А вскоре… А вскоре настал этот момент. Тот самый, ну вы знаете… Когда люди просто решают покончить со всем этим. Когда все уже настолько безнадежно и доходит до той точки невозврата, где улучшения или новая жизнь тебе уже просто не нужны. Когда ты ничего не хочешь и постоянно ощущаешь лишь смертельную усталость.
В тот момент у меня было всего два варианта. Сделать то, о чем я мечтала с того дня, как вернулась в свой опустевший дом после похорон… Или вытворить нечто совершенно безумное, нелепое и абсурдное, что могло бы в корне изменить мою жизнь, заставить меня встряхнуться.
Я просто валялась на диване в гостиной перед уныло бубнящим телевизором, задумчиво поглядывая на блестящие упаковки таблеток, грудой сваленные на краешек журнального столика. Я даже было потянулась за первым блистером, но… Моя ладонь внезапно схватила вместо этого мобильный телефон.
Несколько минут – и я уже мчусь на заднем сидении такси. Оранжевые фары резво разгоняют ночной мрак, по бокам мелькают огни разноцветных витрин, из колонок автомобиля завывают популярные хиты…
В аэропорту я почти полчаса топталась у окна кассы, не в силах придумать хоть что-либо. Куда мне лететь? На отдых мне явно не хотелось. Да и возиться сейчас с визами и документами – слишком муторное занятие. Нет, мне нужно что-то… Что-то особенное… И прямо сейчас!
На меня уже начали косо поглядывать охранники. Люди в зале ожидания томились у своих чемоданов, дети с криками бегали между металлических кресел, а я все переминалась с ноги на ногу у заманчиво белеющего окошка кассы.
И тут я вспомнила! Меня словно озарило… Или громом ударило, называйте, как хотите.
Когда-то в детстве у меня была любимая сказка. Притча о далеком народе, проживающем на северных пустошах, у подножия величественной горы… Да! Именно туда я и отправлюсь.
– Добрый вечер. Могу я вам помочь?
Оказывается, я уже несколько минут стояла прямо перед удивленной сотрудницей аэропорта, упершись грудью в бортик кассового окна. Поглощенная своими мыслями и неожиданным озарением, я даже не заметила, как добрела сюда.
– Да, будьте добры… Как я могу добраться до горы Маталлар?
Кассирша удивленно приподняла густую темную бровь. Затем попросила подождать пару минут, и принялась что есть сил бить пальцами по клавишам своего компьютера, что-то выискивая. Ее безупречно выглаженная униформа с красным платочком на шее заняла все мое внимание и скрасила время ожидания. С тупым интересом я разглядывала на ее жилете блестящие металлические пуговицы с тиснением, где был изображен парящий самолет.
– К сожалению, в это время года никаких прямых рейсов нет, потому я могу предложить лишь один вариант.
– Хорошо, предлагайте.
Я уже давно вытащила из своей небольшой сумки портмоне и паспорт. Все люди в зале толклись с огромными баулами, безразмерными чемоданами… У меня же на плече болталась единственная тощенькая сумка, в которую я положила лишь сменную одежду и предметы личной гигиены.
– Вы можете долететь до самого северного города, куда сейчас отправляются самолеты. Ближайший отходит через пять часов. Из него каждый день идут по маршруту туристические автобусы, но все они останавливаются у первой горной гряды. Маталлар находится за третьей грядой, и туда сейчас добраться возможно лишь своим ходом.
Кассирша развела руками в стороны. Всем своим видом она явно демонстрировала, что вообще не понимает, кому и зачем может понадобиться туда ехать.
– Хорошо, давайте билет.
Когда я протянула нужную сумму, забрала и спрятала обратно в недра сумки свой паспорт, а затем принялась изучать купленный билет, кассирша внезапно снова подала голос:
– Вы ведь знаете, какие сейчас в тех краях погодные условия?
– Не переживайте, мне мороз не страшен, – презрительно фыркнула я.
…Никогда в жизни мне не было так холодно. Я не ощущала ни своих посиневших кистей рук, ни побелевшего от ледяного ветра лица.
«Господи, зачем я сюда вообще приехала? Что я здесь надеюсь найти?..»
Автобус уехал почти сорок минут назад, оставив меня один на один с этим невозможно суровым климатом. Все пассажиры были облачены в горнолыжные костюмы, закутаны с головы до ног. И лишь я была одета, как обыкновенный городской житель с юга страны – ни шапки, ни рукавиц, да еще и джинсы с дырками на коленях, надетые прямо на голые ноги.
Демисезонные короткие ботинки, явно не предназначавшиеся для подобных вылазок, давно забились до краев снегом, который теперь таял, делая мои носки насквозь сырыми. Я находилась здесь менее часа, а уже успела пожалеть раз триста о том, что так легкомысленно отнеслась к путешествию. Я даже не подумала о том, что следовало подготовиться. Не побеспокоилась о подходящей одежде и обуви.
Приближалась ночь, а я осталась совсем одна на пустующем снежном поле, в своем нелепом одеянии. Без еды, без маршрута или карты, без каких-либо идей насчет того, что мне делать дальше.
Даже без мобильного телефона или возможности хоть как-нибудь связаться с внешним миром, случись со мной что. Потому что я нарочно удалила все контакты с карты памяти, ожидая свой рейс в зале аэропорта… А перед посадкой просто оставила мобильник лежать на прохладном металлическом сидении кресла.
Я бы могла сейчас повернуть назад, потоптаться на оледенелой трассе, поймать попутку, добраться до ближайшего придорожного мотеля, заночевать там, а утром вернуться домой. Но…
Я сделала еще несколько шагов вперед, преодолевая порывы ветра.
Конечно, я прекрасно понимала, чем все это может для меня закончится. Если в ближайший час-два я не найду укрытия или какого-либо сухого и теплого убежища, то просто замерзну насмерть. Я не дотянула бы даже до полуночи. Кожа на руках и на лице, а также на тех открытых частях ног, где в моих джинсах зияли рваные дыры, начинала очень подозрительно белеть и терять всякую чувствительность.
Чтобы хоть как-то подбодрить себя, я принялась бормотать себе под нос отрывки из маталларской детской сказки, стараясь припомнить весь сюжет и собрать его воедино.
Я высоко поднимала ноги, чтобы сделать очередной шаг. Приходилось с усилием вынимать одну ступню из снежной пасти, затем ставить немного вперед, переносить равновесие на нее, с кряхтением вытаскивать вторую, и так до бесконечности. У меня сбилось дыхание, я вымоталась и кошмарно устала, преодолев всего лишь несколько сотен метров.
Природа щедро припорошила эту пустошь, и двигаться быстро здесь было просто невозможно. Со лба у меня катились крупные капли пота, спина под свитером покрылась испариной. Но конечности заледенели и замерзли до такой степени, что грозили вскоре отморозиться напрочь. Это было странное и контрастное состояние, полное физического дискомфорта. Все больше меня одолевало раздражение и какое-то тупое, ноющее чувство досады.
– Подохну тут… Ради чего все это было вообще, могла бы давно валяться дома на диване, мирно и тихо наевшись таблеток… – я с трудом сделала вдох, едва не подавившись стылым воздухом, неугомонный ветер постоянно сбивал дыхание. – Ну, зато умру на природе… Так сказать, не ищу легких путей… Оригинальный и творческий подход…
Я сделала еще несколько шагов вперед, невероятным усилием снова и снова переставляя свои увязающие в снегу, окоченевшие ноги. В моем сознании вспыхнула печальная картина: вот я, наконец, падаю без сил, жизнь покидает мое измотанное тело. Затем снегопады плотным белым одеялом укрывают мой безжизненный труп.
Когда меня найдут?.. Быть может, пройдет несколько месяцев прежде, чем кому-либо придет в голову искать меня здесь. Или кто-то наткнется на мои останки весной, отправившись в лес за ягодами или грибами.
– По крайней мере, к тому моменту моя одежда успеет разложиться до последней нитки, и никто в интернете не станет оставлять язвительные комментарии в новостной ленте… Отправиться на север в разгар зимы без шапки, снаряжения и в порванных джинсах – это гарантия прославиться.
Приблизительно через полчаса трасса полностью скрылась где-то позади, затерялась за бесконечными темно-зелеными соснами, обступившими меня со всех сторон. Небо над ними становилось все темнее с каждой минутой, и меня начал одолевать тоскливый предсмертный страх. Да, еще вчера я хотела умереть, я была готова, но… Совсем другое дело, когда это происходит вот так!
В полном одиночестве, в незнакомой глуши, под покрывалом наступающей жутко морозной ночи… Здесь нет привычного монотонного голоса диктора, который всегда сопровождал мои одинокие вечера в гостиной. Нет унылых стен, которые я так возненавидела, едва переехав в квартиру, но которые мне сейчас показались даже уютными и по-домашнему привлекательными. Наверное, дома умирать все же было бы веселее.
Я уже и не думала о том, что смогу добраться до подножия горы. Сейчас мне было совершенно очевидно, что мое путешествие окончится, так и не начавшись. Прямо здесь, этой же ночью. Не было ни единого шанса, ни малейшего лучика надежды. Как здесь выжить? Как скоротать ночь, не имея даже спичек или зажигалки, чтобы распалить костер? Каким образом сохранять тепло в минусовую температуру, если на тебе всего лишь синтетический нелепый свитер с оленями, осенняя тонкая парка и зауженные порванные джинсы?
Когда я выходила из автобуса, кто-то из пассажиров обмолвился, что сегодня ночью температура опустится до двадцати градусов ниже нуля… Я бы не выжила даже в том случае, если бы было градусов на десять-пятнадцать теплее.
У меня оставался совсем небольшой шанс – прямо сейчас повернуть назад, как можно быстрее вернуться к трассе. Пока еще не слишком темно, пока я могу хоть что-то разобрать в стремительно сгущающемся мороке соснового леса.
Но почему-то это мне казалось еще большим абсурдом, чем уперто продолжать свой путь дальше, погружаясь все глубже в бескрайний океан из безжизненных деревьев. Вернуться куда?..
Я прилечу назад, в свою съемную двушку. Выпью кофе, приму душ, отогреюсь. Наверное, включу телевизор по привычке. А что потом? Для меня там жизни больше нет. И делать мне в этом городе совершенно нечего. Может, я худо-бедно протяну еще пару недель. Или месяцев. Но это лишь отсрочит то, что должно произойти сегодня. Зачем?..
Непроглядная темнота обрушилась неожиданно и резко. Минуту назад еще были влажные сумерки, где можно было с усилием различить очертания соседних деревьев и заснеженных кочек, а уже сейчас мрак стал густым, черным, всепоглощающим. Идти дальше было невозможно.
Я буквально свалилась грудой под какой-то пень, мягко погрязнув в снежной перине.
– Мудрый медведь и суетливый олень однажды бродили по лесу…
Мне стало очень страшно. Кажется, этот страх даже забил все остальные мои чувства и ощущения. Настолько, что сам холод на какое-то время перестал меня донимать, и я лишь болезненно и напряженно прислушивалась к звукам черного леса.
Где-то высоко над головой похрустывали ветки, должно быть, под тяжестью налипшего на них снега. Внизу между голых стволов сосен завывали порывы ветра. Меня с головой поглотило жуткое, беспросветное уныние.
– Бродили они, бродили…
Я всеми силами старалась отвлечься, сконцентрироваться на чем-то ином. Нужно вспомнить мудрую причту племени маталларов. Нет ничего более успокаивающего, чем добрая детская сказка. Особенно, рассказанная вслух в таком ужасающем месте.
– И наткнулись на хижину, в которой жил лесной дух…
Я отчаянно ругнулась в пустоту. Эту притчу я читала очень, очень давно. И совсем забыла о том, что в мою память она врезалась не потому, что была хорошей и поучительной. А потому, что впервые заставила ощутить мистический трепет, настоящий суеверный ужас. И сейчас, когда образы этой полузабытой древней легенды, прочитанной мною на пожелтевших страницах детской книжонки, ярко вспыхнули и вновь ожили перед моими глазами, я в полной мере осознала свою роковую ошибку.
…Вот медлительный медведь и прыткий олень поднимаются по кривым, скрипучим ступенькам, отворяют дверь покосившейся хижины…
Внутри совсем пусто, и лишь на стенах висят странные фигурки лесных зверей. Они сделаны из травы и веточек, а на голове у каждой красная нить, за которую они к стене и подвешены. Одни фигурки висят, а другие, без ниточки, валяются внизу, на поросшем мхом корявом дощатом полу.
Олень первым бросается к этим жутким куклам. Глядит – а там и его фигурка есть. Висит с красной ниточкой. И медведь там тоже есть. И заяц, и филин… И все-все жители этого леса. Странным и любопытным показалось это оленю. Решил он свою фигурку снять и рассмотреть поближе, узнать в чем тут секрет. Тянется за ней, а медведь его останавливает, просит не спешить. Не кажется ему хорошим делом совать свой нос в дела духов. Опасливо он косится на фигурки, просит оленя последовать за ним и уйти прочь.
Но легкомысленный олень не внимает наставлениям, уж слишком он любопытный, а потому хватает свою фигурку, снимает со стены, и вдруг падает замертво на пол. А рядом падает и его кукла из веточек и травы…
Середину и концовку этой душещипательной легенды так детально вспомнить мне не удалось, и лишь фраза «Вот почему медведь мудрый и живет долго» всколыхнулась в моей памяти.
Живет медведь долго, потому что не суется, куда не следует. Чего не скажешь обо мне.
И как будто этого было мало, следом на меня обрушилось еще одно воспоминание. Когда моя дочь родилась, я повязала ей и себе на руку красную нить. Таинственный символ жизни, как и в маталларской легенде, и я свято верила, что она защитит меня и моего ребенка от зла и беды.
И в день, когда я вернулась домой после похорон и снимала в прихожей свое пальто, нить на моем запястье неожиданно разорвалась и мягко приземлилась на кафельный пол. Столь символичный, недобрый знак, о котором я почему-то совсем забыла… Глупый, опрометчивый олень!
А пока в моей голове сгущался черный мрак жуткой потусторонней тоски, вокруг меня темнота становилась еще более непроницаемой. Это невозможно выразить словами или объяснить логически, но такой темноты в городе просто не существует и никогда не бывает.
Я впервые переживала настолько всепоглощающую ночь. Мне даже на ум не приходило, что тьма может обретать такую форму. Она словно была каким-то живым существом, имеющим плоть, объем и даже текстуру. Ее практически можно было потрогать рукой, вдохнуть в себя вместе с морозным воздухом.
И мне внезапно подумалось, что даже если бы я могла сейчас распалить костер, то это, наверное, было бы еще хуже. Потому что на контрастном фоне живого и яркого пламени я бы смогла воочию лицезреть всю степень этой чудовищной черноты, что окружала меня со всех сторон.
Я не помню, как провалилась в состояние полного забытья. Я сидела в кромешной тьме посреди ледяного леса, затем произошел какой-то провал, словно кто-то нажал на тумблер и отключил мое сознание. Очнулась я уже от того, что кто-то настойчиво пинал меня носком ботинка в живот.
– Эй! Э-э-эй! Ты померла, что ли?
Я с огромным трудом приоткрыла глаза. Вокруг была ночь, но где-то над моей головой качался и поблескивал робкий желтый свет фонаря. Внезапно он направился прямо в мое лицо, зрачки резко и болезненно сжались, я тихо ойкнула и зажмурилась изо всех сил.
– Ты либо умирай, либо приходи в себя. Мне надоело здесь торчать, – прогремел в ушах хрипловатый мужской бас.
Этот бас мне не понравился сразу. Такой наглый, своенравный. Знаете, есть такие люди, чей дурной характер сквозит даже в интонации их голоса. Тот самый случай!
Я не могла говорить, видимо, холодное оцепенение лишило меня последних сил. Лишь промычала нечто невнятное в ответ, давая понять своему нежданному собеседнику, что умирать бы мне не особо хотелось.
– Встать-то можешь?
Мужчина снова ткнул меня носком ботинка. По всей видимости, иначе обращаться с женщинами он не умел, потому что ему и в голову не пришло подать мне руку или помочь подняться с заледеневшей земли.
Напротив, когда я, собрав всю волю в кулак, кое-как смогла расправить окоченевшие ноги и вяло на них подняться, он вдруг отступил на шаг, а затем вновь посветил своим фонариком мне прямо в глаза.
– Может, ты все же прекратишь слепить меня?
Мой голос прозвучал неестественно сипло, а в конце фраза оборвалась, потому что меня начал душить сухой кашель.
Я стояла, полусогнутая, практически не владея своим телом. Кажется, холода я не ощущала, потому что все мои клетки разом потеряли чувствительность. Ноги и руки стали совершенно ватными, не слушались меня. Дышать было тяжело и больно, как будто в легких плескалась раскаленная лава.
Мужчина присвистнул:
– Ты откуда свалилась?
Его ужасная провинциальная манера растягивать гласные звуки с первой же секунды знакомства начала меня раздражать. Он был высокий и широкоплечий, я бы даже сказала – типичный амбал. Коротко стриженный, но с довольно длинной бородой, которая была на несколько тонов светлее волос, растущих на его голове. И это меня тоже раздражало.
Сейчас на этой кошмарной бороде белели крупные хлопья снега.
– С юга.
– А здесь что забыла?
Нет, это уже начинало переходить все границы допустимого и все рамки приличия! Он не подумал спросить, как я себя чувствую и не нужна ли мне помощь, он лишь с интересом и мещанской пристальностью пялился на меня, все так же сохраняя дистанцию.
– Отдыхать приехала, – с нескрываемой злостью выпалила я.
Он окатил меня взглядом сверху вниз, на мгновение задержав его где-то в области моих дырявых джинсов, а потом громко хмыкнул.
– Я бы предложил тебе помощь, но мне кажется, что тебе нужна помощь совсем другого рода.
Мне стоило больших усилий обуздать свое раздражение и закипающий внутри гнев, ведь я понимала, что если как-либо задену чувствительную душу этого деревенщины, то он попросту уйдет и бросит меня здесь. И тогда я непременно скончаюсь.
– Пожалуйста, помоги мне…
Колени начинали дрожать. Сейчас мое тело напоминало неловко состряпанную марионетку, которая тряслась и ходила ходуном, грозя расшатать свои хлипкие шарниры.
Несколько секунд мужчина молча и пристально изучал мое лицо. Я уже всерьез начала беспокоиться. Сейчас он просто повернется и оставит меня тут.
– Ладно, иди за мной, – великодушно согласился он, затем развернулся и стал продираться через лес.
Я думала лишь о том, что должна как можно скорее следовать за ним, чтобы не отстать и не потеряться. Что-то подсказывало мне, что искать он меня бы не стал и вряд ли бы вернулся.
Но путь наш оказался гораздо короче, чем я предполагала. Уже спустя пару минут мы неожиданно уперлись в бревенчатую стену какой-то хижины. Мужчина поднялся на узкое крыльцо, громко потопал ногами, сбивая с сапог снег, а затем отворил скрипучую дверь и вошел внутрь.
Я огляделась по сторонам. Что сказать… жутковатое местечко! Вокруг снег да сосны, ни души. Кто знает, что ждет меня внутри этой хижины? И кем вообще является мой нерадивый спаситель?
Может быть, он какой-то сумасшедший отшельник. Или даже людоед? Или скрывающийся преступник?..
Но, как бы там ни было – выбора у меня не было никакого. Остаться в лесу и умереть, либо же рискнуть и заночевать в хижине, уповая на милость господню…
Внутри было светло и тепло. Весело полыхал огонь в камине, с хрустом пожирая огромные поленья. Приятно пахло едой… Я вспомнила, что ничего сегодня не ела.
Спаситель успел уже снять с себя безразмерный тулуп и разуться. Сейчас он стоял лишь в толстых темно-серых штанах и шерстяном свитере, который натянулся в плечах и на ребрах мужчины до такой степени, что грозился лопнуть по швам.
Он сложил руки на груди и внимательно за мной наблюдал.
– Пошевеливайся, плотно закрой дверь. Выпустишь все тепло из избы, потом пойдешь в сарай за дровами.
– А сарай далеко? – Непонятно зачем спросила я, с усилием запирая за собой дверь.
– Нету сарая.
– Что?
Мужчина отмахнулся от меня, словно от назойливой мухи. Я успела заметить, что у него были темно-серые глаза, прямой широкий нос и обветренные пухлые губы. В целом, он мог бы показаться довольно привлекательным, если бы не его ужасные манеры. Он словно являлся живым воплощением всего того, что я терпеть не могла в мужчинах: грубый, неотесанный, бестактный, эгоистичный… Я могла бы продолжать этот список до бесконечности.
Мне показалось, что он был ненамного старше меня. Ну, может лет на пять-шесть. Не более.
– Есть хочешь? – Спросил он вдруг, с явно неодобрительным видом рассматривая мои худые посиневшие ноги.
– Конечно!
– Так приготовь.
Он уселся на табурет у камина, вытянув вперед стопы в толстых вязаных носках. Несколько мгновений я раздумывала над тем, что ему сказать в ответ, но затем просто вздохнула и принялась выяснять, где и что здесь лежит.
Овощи я увидела сразу, они мирно возлежали в мешках рядом с камином. Посуда скромно пристроилась сверху на массивной деревянной полке.
– А что готовить?.. Вода в доме есть?
Мужчина снова молча отмахнулся. Он с крайне важным видом продолжал восседать на своем табурете, то почесывая бороду, то ковыряя мизинцем у себя в ухе. Казалось, эти занятия всецело поглотили все его естество.
Я быстро начистила и нарезала картофель. На скорую руку сделала поджарку из большой золотистой луковицы, добавила в нее немного сушеных грибов, найденных в одной из самодельных кухонных тумбочек. А затем забросила все это в огромный почерневший казан и подвесила его на крюк, поблескивавший над пламенем камина.
– Я Тамара, кстати.
Котелок задорно кипел и громко шипел на огне, а тем временем я решила присесть на второй табурет, стоявший неподалеку от моего молчаливого спасителя.
Он на секунду поднял глаза, без какого-либо интереса скользнул взглядом по моему лицу и вновь вернулся к аутичному подергиванию собственной бороды.
Я поняла, что ответа ждать не стоит, разочарованно выдохнула и шагнула к табурету.
– Ножки нет, – неожиданно буркнул мужчина, все так же глядя куда-то в сторону.
– Что?
Свой вопрос я произносила уже в полете, срываясь на визг. Моя филейная часть внезапно начала проваливаться куда-то в пустоту, табурет с грохотом улетел в сторону. Падая, я успела схватиться за край стола, развернуть туловище в бок, и теперь я летела прямиком на своего угрюмого спасителя, выставив вперед обе руки.
Мужчина среагировал мгновенно. Он резво уперся пятками в дощатый пол и отъехал на шаг назад вместе с табуретом. Я больно ударилась коленями о пол, а затем начала заваливаться вперед. Мое падение, наконец, завершилось.
Я стояла на коленях, которые саднили и ныли от сильного удара, руками я крепко ухватилась за плечи мужчины, а тот невозмутимо смотрел на меня сверху вниз, и в его взгляде сквозило что-то неодобрительное.
– Ты начинаешь меня раздражать, – глухо выдал он.
Затем одним рывком разжал мои пальцы, и развел обе руки в стороны.
Давясь тихим возмущением, я молча поднялась на ноги, доковыляла к большому жестяному тазу, из которого несколько минут назад черпала воду для овощей. Наспех обмыла разбитые колени и обиженно замерла в противоположном углу хижины.
«Пусть сам готовит дальше. Не хочу я есть. Ничего не хочу. Дождусь утра и уйду отсюда, как только хотя бы немного рассветет…»
Я была зла, как никогда. Уставшая, замерзшая, голодная, едва как оставшаяся в живых. Мои силы были на грани истощения, а про моральную сторону своего состояния на тот момент и говорить не нужно было.
Пока я обиженно и злобно сопела, стоя у деревянной стены, мужчина равнодушно продолжал возвышаться на табурете. Я демонстративно отвернулась и принялась изучать глазами содержимое многоярусной полки над изголовьем высокой кровати, что пестрела своим лоскутным одеялом неподалеку.
Ну надо же! С неподдельным изумлением я прочла знакомые названия классической прозы на корешках потрепанных книг. Лучшие поэтические сборники, увесистые томики научной литературы… Здесь были и те книги, которые я пока что не решалась открыть даже для себя… Кто же это все читает?
– Прекрасная библиотека. Чья она?
Я решилась нарушить гробовое молчание, царившее в избе. Что толку таить злобу на таких людей, как он? Все равно они слишком толстокожие, непрошибаемые и недоразвитые, чтобы осознать собственную невоспитанность и убогость.
Но мой угрюмый спаситель продолжал игнорировать мое присутствие. Я с невольной досадой поглядывала в его сторону, стараясь сдержать подступавшее раздражение, и только спустя несколько минут я сделала воистину ошеломляющее открытие… Рядом с подборкой книг скромно поблескивали в тусклом освещении грамоты и дипломы, а на некоторых из них… Нет! Это же просто смешно!
В центре щедро осыпанного позолотой сертификата маячило улыбающееся лицо неприветливого ныне хозяина хижины! Неудивительно, что я не сразу узнала его. Гладко выбритый, с искрящимися добротой глазами и широкой улыбкой…
Я осторожно обернулась и как бы невзначай посмотрела на него, чтобы обнаружить, что же еще ускользнуло от моего пытливого взгляда, и в чем именно он успел заметно подурнеть. Мужчина внезапно поднял глаза и окатил меня ответным взором.
– Смотрю, ты прежде был значимой фигурой, – с нескрываемой издевкой проговорила я.
Вот только сейчас смешно мне совсем не было. Мужчина вынул кончик мизинца из своего уха, с озабоченным видом изучил его, а затем резко гаркнул:
– Что значит был?
– Ну, я имею ввиду… Сейчас ты живешь здесь, в этой глуши. Наверное, у тебя настали не лучшие времена.
– Я всегда жил в глуши, я исследователь. Это моя работа.
Он внезапно выпрямил спину, с некоторой долей гордости подбоченился и важно раздул ноздри. Мне едва удалось сдержать смех, но все же один писклявый и предательский смешок вылетел наружу.
Исследователь-спаситель тут же нахмурился до такой степени, что в моей голове мгновенно сам собой образовался термин «максимальное сближение межбровных дуг». Если выживу и вернусь домой, то обязательно внесу это словосочетание в Википедию, снабдив фотографией этого амбала.
– Ты начинаешь меня раздражать, – сердито просипел он, а затем тут же неожиданно впал в состояние полного равнодушия, вернув мизинец в свое ухо.
– Ты говорил уже.
Разговор прервался, так и не начавшись. Мне оставалось только заняться ужином. Я вернулась в самопровозглашенный кухонный уголок, худо-бедно накрыла на стол, а затем из чистой вежливости позвала хозяина дома ужинать.
Когда он, наевшись и откинувшись спиной о бревна избы, устало вытянул голые ноги вперед (и когда успел стащить носки?), то я помимо воли заметила, какие длинные и широкие у него ступни. Эта мысль зацепилась за другую, и тут понеслось!.. Долгое время без мужчины дало о себе знать.
Хотя, справедливости ради отмечу, что ноги у него были страшно волосатые, будто кто-то извалял их в рыжей шерсти. А ногти на ногах и вовсе имели какой-то нездоровый, коричневатый оттенок, как когти у животного.
От разглядывания уродливых ног меня отвлек их хозяин. Он с недовольным видом убрал стопы под табурет, затем на пару секунд замешкался, встал и выдал:
– Спать пора. Я сплю на кровати. Хочешь – ложись со мной. Не хочешь – стели себе на полу.
– Мне бы не очень хотелось…
– Я на самок вроде тебя никогда бы не позарился, – вдруг резко оборвал он.
Я обиженно затихла. Вообще, я и не собиралась поднимать этот вопрос. Если на то пошло, то перспектива провести ночь рядом с горячим амбалом меня даже не пугала, я собиралась сказать, что мне бы не хотелось ложиться в постель, не приняв душ.
Но после его грубого замечания я твердо решила, что никогда в жизни не позволю ему к себе прикасаться. Никогда! Даже если он останется последней особью мужского рода на планете!..
…Спустя пару часов я напряженно возлежала на кровати, стараясь унять дрожь и, наконец, вырубиться. Так и не назвавший себя спаситель (а я резко потеряла всякий интерес выискивать его имя на грамотах) уже с полчаса бодро похрапывал.