– Можно сказать и так, – протянул Бернард. – Отснятую пленку следует проявить. Еще это называют «получить негатив», иными словами, мы извлечем пленку и обработаем ее специальными реактивами. На данном этапе пленка в катушке чувствительна к свету, поэтому дальнейшие манипуляции будем производить в темноте. Закрой, пожалуйста, дверь.
Секунды две Юэн стоял неподвижно, смотря на горстку катушек с пленкой, затем посмотрел на Бернарда, будто только-только понял, чего тот от него хотел, и, прикрыв дверь в проявочную, вернулся к столу. Бернард размял пальцы, собираясь с мыслями и ощущая себя почти учителем, который должен с полной ответственностью показать новичку, что и как. Он взял небольшой черный бачок, снял с него крышку и вытащил белую деталь с несколькими плоскими кругами.
– Это проявочный бачок, в котором находится так называемая спираль, на нее необходимо накрутить нашу пленку.
– Которая светочувствительна и поэтому ее надо накручивать в темноте? – уточнил Юэн с серьезным видом.
– Именно, – кивнул Бернард и, заметив растерянность на лице парня, добавил: – На самом деле все не так сложно, как кажется. Надо просто вскрыть катушку, обрезать пленку и, касаясь только краев, вдеть ее в спираль и аккуратно намотать. Неверное движение – и можно испортить хороший кадр. А еще всегда надо надевать перчатки.
– Ага, ничего сложного. «Одно неверное движение – и все пропало». И на этом начальном, самом ответственном этапе я бы потерпел фиаско. В полной темноте надо как-то умудриться быть столь аккуратным, – Юэн покачал головой, смотря на катушку, которую держал Бернард. – У меня бы точно не получилось стать настоящим фотографом.
Бернард в задумчивости покосился на Юэна.
– Когда я только начинал, – сказал он, сомневаясь, стоило ли об этом рассказывать, – и делал первые самостоятельные шаги, я тоже боялся все испортить. И портил, конечно же. Я был так взволнован в первый раз, что забыл даже выключить свет. Мне было, кажется, девять лет, и отец, наблюдавший за процессом, только в самом конце, когда я уже накрутил пленку и поместил ее в бачок, спросил: «Ты ничего не забыл?» Я даже не сразу сообразил, был слишком рад, что так умело намотал пленку на спираль, а потом осознание ошибки навалилось лавиной – я испортил пленку, которую старательно отснимал в течение дня. Это было трагедией. Но отец вдруг достал из кармана катушку и протянул мне. Он предвидел нечто подобное, поэтому вовремя заменил мою катушку на пустую.
– И ты получил в итоге свои фотографии?
– Они все равно вышли посредственными. Потом я немного напортачил с температурой растворов, да и в целом те снимки нельзя было назвать удачными, я фотографировал все подряд. Но… то было хорошее время.
Бернард перевел взгляд на Юэна, который смотрел на него задумчиво и с легкой улыбкой на губах. В его глазах Бернард словно бы увидел отражение себя маленького.
– Начнем, – сказал он. – Выключай свет.
Когда свет погас, Бернард выждал несколько секунд и только после этого приступил к работе. Все проводимые вслепую операции были давно изучены, но сегодня они приобрели некий сакральный смысл. Бернард воспринимал их иначе, будто смотрел на свои действия со стороны, в данном случае – глазами Юэна.
Специальной открывалкой он вскрыл катушку и, вытянув пленку, отрезал ее у самого основания, сопровождая свои действия комментариями. Юэн молча стоял рядом, из темноты доносилось только его дыхание, ставшее почему-то более глубоким и частым, как только свет погас.
– Чтобы было удобнее вдевать кончик пленки в спираль, – пояснил Бернард, – острые края можно скруглить, срезав лишнее ножницами.
– Угу, – пробормотал Юэн. Он не мог видеть, как именно происходил данный процесс. Можно было бы показать при свете на пустой пленке, но Бернард посчитал, что в этом нет необходимости. В конце концов, он просто рассказывает, делится, а не учит.
Расправившись с острыми краями, которые обычно цеплялись за спираль, и положив ножницы, Бернард ощутил, как Юэн плотно прижался к нему боком, едва слышно напевая что-то себе под нос.
– Необязательно стоять ко мне так близко.
– Извини, – откликнулся Юэн. – Не пойми меня неправильно, просто помещение мне незнакомо, и я опасаюсь, как бы при выключенном свете не разгромить тут все случайно. Вот и стараюсь держаться подальше от стола и прочего оборудования и инструментов.
– Верное решение, но так стоять не надо.
– Тебя это смущает?
– Мне как-то привычнее и свободнее, когда никто рядом не мешается. Так что отойди.
– Ладно, – без пререканий и шуток ответил Юэн и действительно отодвинулся.
Накрутив пленку на катушку, Бернард не спешил включать свет. Его проявочный бачок мог вместить сразу две пленки, поэтому он наугад взял одну из катушек, лежавших на столе, и начал проделывать с ней те же операции. Юэн стал напевать мелодию. Он все еще стоял близко, но к Бернарду не прижимался.
– Я правильно тебя понял, ты ведь сейчас поешь, да?
– Что-то вроде того. Я… эм-м… распеваюсь.
Бернард, в общем-то, ничего не имел против. Это было лучше неловкой тишины. К тому же он иногда включал радио, пока занимался проявкой, поэтому продолжил работать. Юэн напевал мелодию неизвестной Бернарду песни, а может, это была композиция собственного сочинения – он не стал спрашивать. Когда Бернард начал наматывать на спираль вторую пленку, ощутил, как его тянут за край толстовки.
– Что такое? – спросил Бернард.
– Что? Ты о чем? – невозмутимо отозвался Юэн.
– Ты дергаешь меня за толстовку. Что-то хочешь сказать или спросить?
– Нет, не дергаю, – с сомнением произнес Юэн.
– Конечно, а кто тогда, если мы здесь одни? – проворчал Бернард. – К чему эти глупые шутки?
– Я не дергаю, просто… эм-м… держусь.
– Подожди, у тебя что, зубы стучат?
– Тут как-то холодно, не чувствуешь?
– Нет, здесь нормально.
– Горячий ты парень, однако, – сказал Юэн дрогнувшим голосом, а потом как-то судорожно вздохнул.
– Ты действительно мерзнешь?
– Возможно, я немного приболел.
– Тогда зачем пришел сегодня?
– Я ощутил только сейчас! – вспылил Юэн, но голос его звучал слабо, будто из последних сил. Бернард ощутил, как на мгновение Юэн снова к нему приблизился. – Короче, скажи, нам долго еще тут заниматься этим всем в полной темноте?
– Нет, уже заканчиваем, – ответил Бернард, как раз накрутив пленку до конца и поместив спираль внутрь бачка, плотно закрыл его крышкой. – Включай свет.
Однако никакого действия не последовало, Юэн словно пропустил его просьбу мимо ушей. Он продолжал стоять рядом, тяжело дыша, словно ему не хватало воздуха, и уже не тянул Бернарда за край толстовки. Бернарду пришлось самому нажать на выключатель, и, когда свет зажегся, стоявший у стола Юэн посмотрел на него с растерянным видом.
– Прости, я забыл, где выключатель.
Бернард вернулся к столу и тяжело вздохнул.
– Ничего страшного, – он посмотрел на Юэна, который скрестил руки на груди и, опустив голову, устремил взгляд на проявочный бачок и другие инструменты на столе. – Что сейчас было? Ты себя плохо чувствуешь? Выглядишь бледным.
– Нет, все в порядке, давай продолжим, – ответил Юэн, не поднимая взгляда.
«Что-то здесь не так».
– Эй, скажи, что происходит, – настойчиво обратился Бернард к Юэну, потянув его за плечо в попытке развернуть к себе, однако тот резко дернул плечом и бросил суровый взгляд из-под нахмуренных бровей.
– Мы тут болтать будем или работать? – передразнил он. В его голосе вновь проклюнулась легкая хрипотца, а серые глаза напоминали грозовые тучи, которые вот-вот начнут метать молнии.
– Ла-адно, – протянул Бернард, ощущая дискомфорт. – Как угодно. Продолжим так продолжим, – ему потребовалось несколько секунд, чтобы настроиться на прежний лад и перестать концентрироваться на неприятном осадке. – Как только намотанные на спираль пленки оказались внутри светонепроницаемого бачка, можно работать с включенным светом.
Бернард снова проверил температуру воды в тазике со стоявшими в ней бутылями и, одобрительно кивнув, взял одну из них в руки.
– Первый раствор – это проявитель.
Бернард взял секундомер и начал заливать проявитель в специальное отверстие в фотобачке. Юэн, все еще со скрещенными на груди руками, наблюдал за тем, как Бернард поворачивал и переворачивал бачок в течение определенного времени для равномерного контакта реактива с пленкой. «Аполлон» уже не выглядел настолько суровым, лишь молча следил за его манипуляциями.
Бернард постучал по корпусу бачка, это было необходимой процедурой, чтобы избавиться от возможных пузырьков. Когда на секундомере появилось значение 3:25 – Бернард уже мог вполне обходиться и без секундомера, ему подсказывало внутреннее чутье, выработанное за годы работы, – он слил проявитель из бачка обратно в бутыль.
Дальнейшие операции с пленками были похожи друг на друга: залить, выдержать определенное время, не забывая поворачивать бачок, слить. Отличались они только продолжительностью по времени и названиями реактивов.
Напряженные плечи Юэна расслабились, он опустил руки по швам и снова начал напевать себе что-то под нос. Предложенный Бернардом фартук Юэн так и не надел, впрочем, он только наблюдал за процессом, а потому почти не рисковал испачкаться. Не вдаваясь в подробности, Бернард объяснил, что после проявителя следует заливать отбеливающий раствор, затем можно промыть теплой водой и залить фиксирующий раствор или фиксаж, который делает пленку невосприимчивой к свету, потом снова промывка и, наконец, раствор-стабилизатор для лучшего сохранения пленки. Одной из самых важных особенностей была постоянная проверка температуры воды и растворов.
– Изменение температуры хотя бы на один градус может привести к появлению дефектов на пленке, если только подобная цель не преследуется изначально. Однако всеми экспериментами лучше заниматься, когда уже отточен навык проявки пленок по инструкции.
Юэн выглядел подозрительно молчаливым, задал только пару общих вопросов и в целом производил впечатление сосредоточенного ученика, однако все еще оставался болезненно-бледным.
Промывая пленки в последний раз, Бернард заметил, что Юэн немного раскачивается из стороны в сторону, будто у него закружилась голова, но при этом он продолжал что-то тихо напевать. Бернард знал, что некоторые реактивы могут вызывать такую реакцию. Он-то давно привык, а вот новичку явно нездоровилось.
– Для первого раза тебе будет достаточно, – обратился Бернард к Юэну, попутно извлекая спираль с пленками из бачка. – Иди подыши свежим воздухом. Все эти запахи в первый раз могут вызывать головокружение.
Юэн попытался улыбнуться, но вышло натянуто.
– Да, пойду, здесь как-то дышать нечем, – сказал он и странной пружинящей походкой подошел к двери.
– Справишься? Или тебе помочь?
– Справлюсь.
Когда Юэн вышел из проявочной, Бернард приоткрыл дверь и на несколько минут замер в напряжении на случай, если вдруг услышит грохот падающего с лестницы тела. Мало ли что. В первые разы после проявки он сам долго отсиживался на крыльце, вдыхая свежий воздух, но со временем привык. Хоть Юэн и считал себя везунчиком, однако его способность влипать в разные ситуации уже не выходила у Бернарда из головы. Конечно, ведь если парень поранится на его территории, то за него придется отвечать. Бернард Макхью все-таки его шеф, а это означало долю ответственности.
Не услышав никаких подозрительных звуков, Бернард плотно закрыл дверь и решил проявить еще пару катушек. Спустя время, развесив пленки на просушку и убравшись в комнате, Бернард почувствовал, что ему самому необходим свежий воздух. Рядом с дверью в проявочную, прислонившись к стене, стоял Юэн. Выглядел он посвежевшим, а в руках держал телефон.
– Я не рискнул заходить, боясь случайно засветить пленку и помешать работе, – пояснил он.
– Правильно, – кивнул Бернард. – Теперь пленке надо высохнуть. Обычно на это уходит часа четыре. Я планировал сегодня сделать с нее фотографии. Если есть желание посмотреть, как это происходит, то оставайся.
– Заманчивое предложение, – сказал Юэн и, отлепившись от стены, последовал за Бернардом. – Что будем делать четыре часа? У тебя есть джойстики? Можно было бы поиграть в какой-нибудь файтинг, чтобы убить время.
– Мне кажется, мы уже сыграли вчера, – усмехнувшись, сказал Бернард и обернулся через плечо. – Не хватило?
– Неплохая шутка, – прищурившись, ответил Юэн. – Один – ноль в твою пользу. Кстати говоря, пока я ждал, хотел посмотреть пару роликов, но не смог найти места, где ловил бы интернет. Здесь все совсем туго или ты знаешь определенные места, где хороший сигнал?
Бернард остановился.
– Есть одно место, где сигнал ловит на удивление хорошо.
– У меня плохое предчувствие. Судя по твоей ехидной улыбке, это место – морг в подвале.
– Не совсем. Но ты близок к разгадке, – Бернард выждал несколько секунд. – На кладбище.
– Нет, я не могу понять: зачем мертвым такой хороший интернет? – в третий раз воскликнул Юэн, держа телефон перед собой.
Бернард посмотрел в небо: на мчащиеся облака, заслонявшие солнце, на летящих высоко птиц, затем перевел взгляд на парня в черной ветровке, перемещавшегося от одной покрытой мхом и лишайниками могилы к другой.
– Здесь же практически везде отличный сигнал, – Юэн обернулся к Бернарду, не скрывая своего искреннего удивления, щеки его тронул румянец. – А я думал, это шутка.
– Я не так часто шучу, как ты уже мог заметить. – Бернард провел ладонью по высокому надгробию, ощущая под пальцами неровности камня.
– Серьезно, почему так?
– Многие вопросы остаются без ответов, – загадочно пожал плечами Бернард.
– Ладно, – сказал Юэн и убрал телефон в карман ветровки. – Теперь хотя бы буду знать. Однако какая-то неподходящая обстановка для просмотра бестолковых роликов, – стоя шагах в пяти от Бернарда, он тоже дотронулся до надгробного камня, проверяя мягкость мха. – Скажи, а так ли важно сейчас было брать с собой фотоаппараты? Мы же вроде не планировали устраивать фотосессию на кладбище.
Бернард взялся за один из фотоаппаратов, автоматически положив указательный палец на кнопку спуска затвора.
– К чему упускать время? Пока нет дождя, можно сделать хорошие снимки, – он осмотрелся в поисках интересного кадра и, посмотрев на Юэна, кивнул вперед, предлагая пройти дальше.
Отделяемые одним рядом могил, они медленно шли параллельно друг другу. Тонкие ветви проросших то тут, то там кустарников цеплялись за одежду, трава норовила обхватить щиколотки, земля под ногами – неровная, с остатками прошлогодней листвы. Многие памятники и массивные каменные кресты покосились, кое-где и вовсе упали или наполовину провалились под осевшую землю.
– Мне казалось, эффектные фотографии кладбища, это когда туман стелется среди могил, – сказал Юэн, завороженно посматривая то на Бернарда, то на надгробия вокруг себя. – И на фоне проступают зловещие очертания засохших деревьев. А еще впечатляет вид ночного кладбища: могилы в лунном свете, вороны на крестах, неупокоенные души выглядывают из-за деревьев, черные собаки с горящими красными глазами мчатся куда-то…
– Можно прийти и ночью, – ответил Бернард и остановился, чтобы сделать несколько фото. – Не уверен, правда, что ты увидишь именно то, что перечислил.
Юэн тоже остановился и облокотился на один из памятников, наблюдая за действиями Бернарда. Впереди виднелась пара небольших склепов, на один из которых упала крупная ветка. Сделав снимки с разных ракурсов, Бернард посмотрел на Юэна через объектив фотоаппарата. Тот подпер рукой голову, уткнувшись локтем в мягкое пятно мха. Подавив желание его запечатлеть, Бернард опустил фотоаппарат.
– Прогулки под луной на кладбище, – усмехнувшись, пропел Юэн. – А что, звучит романтично. Помню, в детстве мы с друзьями хотели пробраться сюда ночью, но смелости так и не хватило. Как же давно это было, чувствую себя старым.
Бернард сделал шаг вперед, кивнув подбородком в сторону отделявшей их могилы.
– Смотри не завали памятник. Уже вижу, что он накренился под твоим весом.
– Я не настолько тяжелый, как ты думаешь, – язвительно пробурчал Юэн, показав кончик языка. – К тому же ты сам вчера сказал, что ожирение мне не грозит, – запустив руку в волосы и откинув их назад, он обаятельно улыбнулся. На фоне крестов и могил такая театральная улыбка выглядела странной, но цветовая гамма окружения поразительно шла его лицу.
– После вчерашних круассанов ты точно стал тяжелее.
– Да ладно, – недовольно цокнул Юэн, но все-таки выпрямился. – Этот памятник простоял тут лет сто, если не больше, и простоит еще столько же, – он подошел к соседнему надгробию, присел и с заинтересованным видом посмотрел на выгравированный текст с датами. – Однако какие же старые здесь захоронения. Почему-то никогда не задумывался об этом кладбище. Ну, есть оно и есть, а тут, оказывается, такая древность.
– Самые ранние захоронения датируются тысяча восемьсот тридцатыми годами. Они находятся в другой части кладбища, – Бернард тоже прошел вперед, не убирая пальца с кнопки. – Самые поздние – шестидесятыми годами двадцатого века. Однако в западной части встречаются еще более старые надгробия, побитые временем настолько, что сложно определить дату. Есть предположения, что они могли появиться в конце восемнадцатого века.
– У этого кладбища такая долгая история? Откуда ты все это знаешь?
– Находил информацию в нашей библиотеке и просто… гулял, смотрел, фотографировал.
Юэн выпрямился и посмотрел на Бернарда.
– Интересные у тебя увлечения. Хотя для того, кто открыл фотостудию в здании похоронного бюро с холодильной камерой для покойников в подвале, должно быть нормально, – Юэн огляделся по сторонам, сделал маленький шаг вперед и, понизив голос до шепота, будто кто-то мог их подслушать, спросил: – Кстати, ты спускался туда?
– Несколько раз, – кивнул Бернард, заметив, как за спиной Юэна, на расстоянии в несколько рядов могил, на один из памятников сел белый голубь. Откуда он мог здесь взяться?
Юэн приблизился еще на шаг и спросил тише, чем прежде:
– И фотографии делал там внизу? То есть не фотографии трупов, а просто…
– Нет, не делал. Зачем? – спросил Бернард, отвлекшись от голубя и взглянув на Юэна.
– Не знаю, – пожал плечами Юэн. Голубь за его спиной исчез, будто и не было вовсе. – Морг, кладбище – разве примерно не одно и то же? Места, где находятся мертвецы. Только в одном месте они пребывают временно, в другом остаются до тех пор, пока их кости не обратятся в пыль.
Бернард понимал, что имел в виду Юэн. Он с легкостью прихватил с собой фотоаппарат, отправляясь на кладбище, но, спускаясь в подвал с Чилтоном и пару раз без него, предпочитал обходиться без аппаратуры. Холодильная камера, где прихорашивал мертвецов владелец похоронного бюро, воспринималась иначе. Бернард не мог сказать, что ничего не испытывал во все те разы, что ему доводилось побывать в местном морге. Смерть буквально сочилась из стен, однако кладбища не вызывали подобных гнетущих эмоций. Может, влияло открытое пространство и природа, и аура смерти будто бы рассеивалась. В подвале похоронного бюро больше думаешь о том, что в одной из холодильных камер может находиться покойник, а то, что их на кладбище под ногами сотни, воспринимаешь как что-то обыденное.
Снова облокотившись на надгробие, только теперь одной рукой, Юэн выжидательно посмотрел на Бернарда.
– Кладбища выглядят живописнее, чем холодильные камеры для мертвецов, – наконец ответил Бернард, оглядываясь по сторонам и начиная сомневаться, действительно ли он видел того голубя или ему просто причудилось. – Я фотографирую память, высеченную на камне. За каждым памятником стоит история, которую уже никто не расскажет, но она существовала. И она растворяется во времени. – Бернард замолк на секунду и посмотрел на свой фотоаппарат. – С фотографиями так же. С каждой фотографией связана история или какой-либо момент. Я пытаюсь удержать постоянно убегающий миг, сохранить его в вечности, хотя, – он обвел рукой надгробия вокруг себя, – кажется, ничто не вечно, и все в итоге исчезает. И надгробный камень, когда связанная с ним история человеческой жизни стирается временем, становится просто камнем. Что можно сфотографировать в морге? Разве только инструмент.
Юэн с нахмурившимся лицом отлип от памятника.
– С ним ведь тоже может быть связана история.
Бернард пожал плечами.
– Думаю, да. Но если выбирать из двух мест, то как фотограф скажу, что мне интереснее кладбище.
– Слушай, ты сказал, что это старое кладбище, но оно не выглядит запущенным. Местами, конечно, остро чувствуется, что не хватает руки человека, – Юэн недовольно цокнул, заметив небольшое пятно на своей ветровке.
– Официально на нем запрещено делать новые захоронения, но городские службы обязаны содержать его в порядке. Однако все, что они могут, это убрать лишнюю ветку или распилить повалившееся дерево. И то не всегда, – сказал Бернард, кивнув в сторону склепа, на куполообразной крыше которого лежала большая сухая ветвь.
По всей видимости, Юэн посчитал этот жест призывом к действию и направился в сторону усыпальницы. Бернард последовал за ним. Он и сам был не против сделать несколько снимков вблизи, хоть уже бывал тут. В кладбищенской тишине раздавался только звук шагов и шелест листвы.
Бернард поднял взгляд на старое дерево, от которого отвалилась ветка. Одна часть его массивного ствола отсутствовала, ее уже давно убрали, но до сих пор с той стороны дерево щетинилось клыками щепок, напоминавшими, что когда-то оно было цельным. Однако, присмотревшись, Бернард заметил, что дерево выглядело наполовину засохшим, по стволу уже пролегла трещина, словно скоро оно развалится пополам и обрушится на усыпальницу и другие могилы.
– Интересно, что внутри, – произнес Юэн и, поднявшись к двери склепа, попытался ее открыть, однако та, разумеется, оказалась заперта.
– Все то же самое, что и в обычных могилах. Ничего особенного, – сказал Бернард, оставшись стоять в шаге от ступенек. – Их же строили в основном для защиты от кладбищенских воров или просто, чтобы ничто не тревожило тело после смерти.
– А что может тревожить мертвецов?
– Например, люди, которые из-за любопытства пытаются выломать двери в склеп.
Юэн усмехнулся.
– Вообще я за кремацию. Не хочу, чтобы мое тело ели черви.
Бернард вздрогнул и повел плечами. Он мог спокойно находиться на кладбище и в здании похоронного бюро, но когда Юэн начинал вот так свободно говорить о собственной смерти, становилось неприятно, внутри все холодело и хотелось срочно сменить тему.
Потому что это напоминало мать, Инесс. Одна из озвученных причин, пока она делала так много амулетов, ярко отпечаталась в памяти Бернарда: «Когда я умру, вас будут защищать они». Мать будто знала, что смерть ходила за ней по пятам. И всякий раз, когда маленький Бернард беспокоился из-за ее слов, она отмахивалась и смеялась, будто сказала глупость: «Конечно же, это все для красоты и уюта, Берни. Не переживай и не обращай внимания». Но знала ли она, что именно на те слова ее сын и будет обращать внимание и что будет помнить их много лет спустя?..
Бросив попытки отпереть склеп, Юэн подошел к Бернарду и встал напротив него. Глаза его цвета надгробных камней вновь сияли какой-то наивной детской заинтересованностью. Явно задумал что-то.
– Кстати, я тут недавно вычитал, что на пленочных фотографиях часто появляются призраки, – сказал Юэн, убрав руки в карманы ветровки.
– Ты интересовался пленочными фотографиями? С чего бы?
– Я же теперь твой ассистент, – улыбнулся Юэн. Он в задумчивости прикусил губу и опустил взгляд на фотоаппараты на шее Бернарда. – Ты уже много фотографий сделал тут, на кладбище. Как думаешь, у нас сегодня хороший улов?
– Не хочу тебя расстраивать, но все так называемые призраки на фотографиях есть не что иное, как дефекты пленки, полученные либо случайно, либо намеренно. При проявке можно достичь разных эффектов, если знать, как их делать. Молчу про возможности фоторедакторов, как и растущее с каждым годом мастерство людей.
– А я-то думал, что хоть раз в интернете наткнулся на что-то правдивое, – с наигранным огорчением вздохнул Юэн и снова улыбнулся. Он вдруг посмотрел Бернарду за спину и спросил: – Что это там за статуя такая?
Бернард оглянулся, однако не успел ничего ответить, как мимо, мягко стукнув его по плечу, прошел Юэн.
– Пойдем посмотрим.
Сделав несколько снимков склепа вблизи, Бернард догнал Юэна. Заинтересовавшая его статуя была установлена над могилой, в которой покоилось, согласно надписям, три человека. Она отличалась ото всех тех, что встречались до этого на кладбище: высокий, больше человеческого роста ангел, опустив голову, смотрел на надгробную плиту у себя под ногами. Правая рука его была протянута ладонью вверх, левая же вытянулась под одним расправленным и выставленным вперед крылом. Создавалось впечатление, что ангел прикрывал что-то или кого-то либо поддерживал сломанное крыло.
Бернард остановился перед статуей – он уже ее видел в предыдущие визиты на кладбище, но каждый раз сердце его замирало от одного только взгляда на нее. Обычно ангелов на могилах изображали иначе. Они не прикрывались крыльями, руки часто сложены в молитвенном жесте, а взгляд устремлен в небо. Этот ангел был другим. И был ли это вообще ангел? Юэн с заинтересованным видом обошел статую по кругу и остановился рядом с Бернардом.
– Жутковато. Кажется, именно из-за этой статуи мы так и не решились в детстве заглянуть на кладбище. Кто-то говорил, что она оживает и может утащить.
– Да, было что-то такое.
Юэн устремил взгляд на текст надгробной плиты.
– Три человека – семья – умерли в один день. Что же с ними случилось? – он вопросительно посмотрел на Бернарда.
Конечно, Бернард читал о старом кладбище, но уже давно, и он не помнил, чтобы ему попадалась история, связанная с этой статуей. А специально он ничего не искал.
– Несчастный случай, авария или, может, пожар, – пожал плечами Бернард. – Не знаю. И не уверен, что хочу знать.
– И кто-то установил такую жуткую статую, – вздрогнул Юэн. – Будто одного того, что у всех троих одна дата смерти, недостаточно, – он повернулся к Бернарду. – Слушай, пока у меня не пропал аппетит от всей этой кладбищенской обстановки, может, вернемся в студию? Я хотел сбегать в магазин и купить что-нибудь на перекус.
– Да, пойдем, – кивнул Бернард, полностью поддерживая Юэна. – Мы уже нагулялись.
Но стоило им сделать пару шагов в обратную сторону, удаляясь от статуи ангела, Юэн внезапно остановился у одной из могил. Бернард по инерции прошел чуть дальше.
– Как интересно, – пробормотал Юэн, присаживаясь на корточки. – Я будто собственную могилу нашел.
– Что? – прошептал Бернард и вперил взгляд в надпись на надгробии.
Большая часть текста была нечитаема, включая даты жизни и смерти, зато на неровной поверхности камня удивительно отчетливо проступали складывающиеся в имя буквы – «Юэн», и всего одна заглавная буква фамилии, начинающейся на «Г». У Бернарда задрожали руки, и он крепче сжал фотоаппарат. Юэн, однако, не выглядел обеспокоенным. Он потянулся к надгробию и провел пальцами по своему имени.
– Ю-э-н Г.
«Всего лишь случайность», – мысленно успокаивал себя Бернард, но в голову лез образ матери, которая тоже сначала просто говорила о собственной смерти, а потом этими словами словно только привлекла ее. А еще она часто говорила про знаки судьбы и разного рода предостережения, однако детали забылись, но Бернард прекрасно помнил общий посыл и к чему в итоге это все привело.
Не отдавая себе отчета, он вскинул фотоаппарат и сделал снимок, в кадр также попал затылок Юэна. Вместе со щелчком Бернард выдохнул, осознав, что до этого не дышал вовсе.
– Ты сфотографировал меня? – Юэн обернулся с округлившимися от удивления глазами.
Бернард помедлил секунду или две, постепенно осознавая, что вопрос предназначался ему. И почему листва вдруг так громко зашелестела? Ветер, что ли, поднялся? Или это кровь так сильно шумела в ушах? Руки до сих пор немного дрожали, Бернард опустил фотоаппарат, мысленно представляя ловец снов, который остался в студии вместе с рюкзаком. Образ амулета успокаивал.
– Не тебя, а камень с лишайником. Надпись и ты чуть-чуть попали в кадр, – у Бернарда даже нашлись силы на простенькую шутку.
Тем лучше. Навязчивый образ матери постепенно рассеивался, возвращая ему спокойствие.
Юэн выпрямился и сурово посмотрел на Бернарда.
– Теперь с тебя две мои фотографии, – требовательно сказал он. – И вообще, здесь сеть, конечно, хорошо ловит, но как-то все жутко. Не думаю, что в ближайшее время выберу это место для прогулок.
Бернард перевел взгляд на статую ангела, оставшуюся за спиной Юэна. Та вдруг окрасилась в черный, с протянутой руки свисал ловец снов из деревяшек и белых перьев. Бернард инстинктивно сделал шаг назад, под ногой хрустнула ветка. Снова кошмар наяву?
«Ангел, который делает амулеты из собственных перьев», – подумал Бернард, не осознавая, произнес это мысленно или вслух.
– Что ты сказал? Ангел что делает? – спросил Юэн и тоже посмотрел на статую. – Да, эта статуя наводит жути.
– Ты тоже это видел?
Юэн повернулся к нему с приподнятой бровью.
– Видел что? Статую? Ну да, я ее и сейчас вижу. Или ты о чем-то другом?
Бернард отрицательно мотнул головой, и наваждение рассеялось. Снова перед ними просто статуя как статуя. Вскинув фотоаппарат, Бернард нацелил объектив на ангела. Сделав снимок, он заметил на заднем плане среди могил фигуру. Не убирая фотоаппарата, он принялся настраивать фокус. Когда, наконец, картинка стала четкой, Бернард увидел, что то была женщина в коричневом пальто в клетку. Руки в перчатках соединены перед собой, опущенную голову величала аккуратная шляпка в тон пальто.
«Сейчас мало кто так одевается», – подумал Бернард, ощутив, как внутренности скручиваются в узел, и нажал на кнопку.
Его обдало холодом, как тогда, в библиотеке, когда он увидел девочку среди стеллажей. Будто услышав, что ее фотографируют, женщина подняла голову, лицо оказалось скрыто вуалью. Бернард опустил фотоаппарат, но потерял незнакомку из виду. Только что была тут и вдруг исчезла.
– Эй, на что ты там уставился? – будто сквозь плотную завесу донесся голос Юэна.
– Пойдем, – бросил Бернард и стремительно двинулся вперед, ловко маневрируя между надгробиями.
– Куда пойдем? Зачем пойдем? Почему вдруг пойдем? Что происходит?
Однако Бернард был чересчур сосредоточен на таинственной незнакомке, поэтому оставил град вопросов без ответов. Он быстро добрался до места, где, как предполагалось, стояла женщина с вуалью, но никого не обнаружил.
– Бегаешь ты хорошо, – сказал запыхавшийся Юэн. – Мне бы такие длинные ноги.